Керн Рудольф Николаевич
Керн Рудольф Николаевич (р.1924 (?))
преподаватель
1924 (?). — Год рождения. Предки из Швейцарии, золотых дел мастера. Отец – Николай Керн (1887 г.р.) окончил Юрьевский университет, специалист по герменевтике.
1937. — После репрессий среди ученых отец чудом уцелел и стал директором неполной средней школы в приволжском райцентре.
1941. — В начале Великой Отечественной войны семья подверглась репрессии по национальным мотивам и была выслана из места проживания в Северный Казахстан.
1942, январь. — Мобилизация в трудовую колонну НКВД № 1900, которая базировалась на станции Атбасар Акмолинской области. Участие в строительстве железной дороги Акмолинск – Карталы.
1942, 17 ноября. — Прибытие на Узловскую шахту № 2 в составе колонны № 1900.
1942–1943. — Работа в две смены по 12 часов. Смерть шахтеров от истощения.
1943, весна. — Определение в стройгруппу прораба Павла Павловича Пикина на строительство овощехранилища.
1943, август. — Перевод на шахту №6.
1948, начало. — Выдача паспорта с правом проживания только в Узловском районе Московской области.
1948, 6 сентября. — Женитьба.
1949, январь. — Арест.
1949–1950. — Два года следственной тюрьмы. Отправка на вечную ссылку в Красноярский край этапом через четыре пересыльных тюрьмы: Краснопресненской (Москва), Свердловской, Новосибирской и Красноярской.
1951, конец августа. — Из Красноярской тюрьмы на «воронках» перевозка в речной порт. Этап вниз по Енисею в трюмах однопалубного парохода «Владимир Маяковский». Знакомство с Олегом Васильевичем Волковым – ныне известным русским писателем, с журналистом и работником Киевской киностудии им. Довженко Семеном Михайловичем Бурдянским, с химиком Вилом Осиповичем Зейфманом.
1951, 2 сентября. — Прибытие в плотбище Старый Городок. Работа на лесоповале, трелевке, вязке плотов.
1951, 21 октября. — Приезд жены.
1952, зима. — Болезнь из-за неприспособленности к Туруханскому климату.
1952, 14 января. — Рождение дочери Татьяны. Помощь продуктами от директора Нижне-Шадринской больницы ссыльного биохимика Александра Александровича Баева и его жены Екатерины Владимировны.
Рождение сына. Спасение его от гибели врачом А.А. Баевым.
1955, начало. — Отъезд жены с детьми в Узловую к матери.
1955, август. — Получение в Красноярском краевом УВД перевод в ссылку в Томск, а в Томском УВД – в Узловую.
1959. — Окончание экстерном томского вуза.
До 1983. — Работа в школе в Узловой.
Я прожил трудную, но интересную жизнь. Предки мои приехали в Россию в 1698 году из Швейцарии по приглашению сподвижника Петра I Франца Лефорта. Они были золотых дел мастера. Работали при дворе Петра и, очевидно, вполне успешно, ибо неоднократно поощрялись. Следующие поколения, благодаря смешанным бракам, окончательно обрусели и пренебрегли профессией своих отцов. Были в нашем роду военные, даже один дивизионный генерал и один контр-адмирал, были теологи и ученые, был изобретатель, пытавшийся построить перпетуум мобиле. Отец мой окончил Юрьевский университет, специализировался по герменевтике и работал у академика Бартельса. В 1937 году почти вся группа была репрессирована. Отец чудом уцелел и в 50 лет стал директором неполной средней школы в приволжском райцентре, сохранив свою огромную библиотеку и кое-какие средства на жизнь.
Детство у меня было безоблачным. Любил географию. С 13 лет читал Карамзина, Тургенева, Чехова, Шекспира, Гете и Шиллера. Рылся в энциклопедиях.
В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, семья подверглась репрессии по национальным мотивам и была выслана из места проживания в Северный Казахстан. В январе 1942 года меня мобилизовали в трудовую колонну НКВД № 1900, которая базировалась на станции Атбасар Акмолинской области и участвовала в строительстве стратегически важной железной дороги Акмолинск — Карталы.
17 ноября 1942 года я в составе колонны № 1900 прибыл на Узловскую шахту № 2. Начальником там в то время был Воробьев, главным инженером — Тимофей Иванович Рыжков, парторгом ЦК — рыжеволосый крепыш Хватов с револьвером на боку. Поселили нас на Красной Узловой, в двухэтажном особняке на нынешней улице Мира. Было нас больше полтысячи. К весне 1943 года осталось меньше двухсот. Умирали прямо на ходу, когда нас водили строем на шахту. Умирали от истощения. Трупы привозили назад, раздевали догола и клали штабелем в сарае во дворе особняка. Когда накапливалось 20 трупов, их увозили зарывать. Ямы копались неглубокие. Места захоронения находятся где-то между Северным городком и бывшей шахтой № 2.
Продукты из ОРСа в шахты завозились в колонну, там они попадали в руки начальствующего состава из тех же мобилизованных немцев, которые, устроив на кухне своих родственников и прихлебателей, проедали львиную долю этих продуктов, обрекая тем самым на голодную смерть своих соплеменников.
С 1942 по 1943 год работали в две смены по 12 часов. К весне я оказался в слабосильной команде, меня временно «вывели из-под земли» и определили в стройгруппу прораба Павла Павловича Пикина на строительство овощехранилища. А в августе 1943 года вернули в остатки колонны № 1900, но уже на шахту №6.
Кончилась война, была введена спецкомендатура. В начале 1948 года нам выдали паспорта с правом проживания только в Узловском районе Московской области.
В июле я встретил девушку, очень своеобразную, полюбил ее, и мы поженились б сентября 1948 года. Свадьбы не было. Невеста 17-ти лет, надев единственное приличное платье, и я, в пиджаке, взятом на-прокату приятеля, попросили благословения у ее матери и получили его.
А в январе 1949 года меня опять арестовали и после двух лет следственной тюрьмы отправили на вечную ссылку в Красноярский край.
До места назначения в Туруханский леспромхоз Ярцевского района гнали этапом. Я прошел по главной магистрали ГУЛАГа, побывав в четырех пересыльных тюрьмах: Московской Красной Пресни, Свердловской, Новосибирской и Красноярской. Вскоре после прибытия в Красноярскую тюрьму в конце августа нас на «воронках» перевезли в речной порт, упрятали в трюмы однопалубного парохода «Владимир Маяковский», и он пошлепал вниз по Енисею.
В трюмах сгрудились политические вперемежку с урками. Меня несколько раз пытались «тряхануть» — уголовников привлекал мой объемистый и тяжелый деревянный чемодан-самоделка. Очень удивились воры, обнаружив в чемодане только книги. Потом попросили почитать, и вскоре человек 50 перестали рыскать по трюму — занялись чтением. (В день прибытия все книги до одной возвратили в чемодан.)
Плыли мы четверо суток. «Фокус» с книгами привлек внимание политических. Я познакомился с Олегом Васильевичем Волковым — ныне известным русским писателем, автором книги «Погружение во тьму», с журналистом и работником Киевской киностудии им. Довженко Семеном Михайловичем Бурдянским, с химиком Вилом Осиповичем Зейфманом.
На место назначения — плотбище Старый Городок — прибыли 2 сентября 1951 года. Это было маленькое селение, 13 рубленых домов барачного типа, контора, баня, магазин и так называемый клуб. Население — около 80 потомков раскулаченных и депортированных россиян, а также несколько семей высланных литовцев и латышей. Все работали на лесоповале, трелевке, выводе древесины на лесосклад, штабелевке, вязке плотов и отправке их, а также на молевом сплаве.
21 октября приехала моя жена. Я ее встретил в Ярцеве, получив на это разрешение коменданта Нагорного.
Зима 1952 года для нас была архитрудной. Я много болел, больше всего из-за простуды и неприспособленности к Туруханскому климату. 14 января 1952 года жена родила девочку — дочку Таню. К этому времени мы совсем обнищали. Кроме хлеба, есть было нечего. И вот однажды ночью, жена с дочкой были еще в больнице, а я из-за громадного флюса освобожден от работы, раздался стук в дверь. Вошли мужчина и женщина в тулупах и спросили меня. Я провел их в свой закуток, зажег лампу. Оказалось, что женщина — заведующая «Петушком» (так называли закусочную) из Щерчанки, центрального плотбища лесопункта,— Валентина Ивановна Савинкова, а ее спутник — возчик этого заведения.
Ехали они из единственного во всей округе села Нижне-Шадринска, везли товары для закусочной. Валентина Ивановна рассказала, что заведующий Нижне-Шадринской больницей Александр Александрович Баев попросил ее заехать ко мне и передать мешок продуктов. Я очень удивился, так как не был лично знаком с Баевым. Оказалось, прослышав, что в Старом Городке терпит бедствие молодая семья ссыльных, он и его жена Екатерина Владимировна решили помочь. Позже мы познакомились, я иногда бывал у них в Нижне-Шадринске, пользовался их библиотекой, и беседы с ним были для меня очень интересными. После рождения моего сына он спас его и мою жену от верной гибели. Для этого ему пришлось, рискуя жизнью, 1 ноября перейти реку по слабому еще льду и проехать около 40 километров верхом.
Александр Александрович окончил два университета — Казанский и Московский. Он стал биохимиком и работал ученым секретарем в институте биохимии имени Баха. В 1937 году в соавторстве с доктором Крамовым опубликовал книгу о рационе питания рабочего человека. Чем-то эта книга кому-то наверху не понравилась, и авторы были осуждены на 10 лет. Во время войны А.А. Баев работал в одной из «шараг» Академии наук Коми АССР. Прибыв в 1949 году в ссылку, он возглавил Нижне-Шадринскую больницу. Впоследствии, после реабилитации, Баев вернулся в Москву, руководил лабораторией, а затем институтом биохимии, в 1969 году стал лауреатом Государственной премии за работу в области молекулярной биологии. С 1970 года — действительный член Академии наук СССР и академик ВАСХНИЛ. Этот человек, находясь в сибирской ссылке, помог многим людям.
В начале 1955 года моя жена с детьми уехала в Узловую к матери. А в августе я сумел, побывав в Красноярском краевом УВД, осуществить комбинацию с переводом на ссылку в город Томск, а в Томском УВД получил перевод... в Узловую. Удалось это мне потому, что в воздухе уже веяли реабилитационные ветры 1956 года, и подходила к концу эпоха сталинских репрессий.
Мой путь в новую жизнь был немудреным. В 1959 году экстерном за 2 года и 3 месяца окончил томский вуз и с небольшим перерывом работал в школах до 1983 года. Кое-какие трения с властями предержащими спорадически возникали еще и в восьмидесятые годы. Но синяка на душе у меня не осталось.
Я уверен, что общение с людьми, о которых я рассказал здесь, помогло мне выстоять в те трудные годы и сохранить нравственный облик человека. Мысль о человеческом облике в его разных ипостасях выразить в стихотворении:
Мы все пришли из ниоткуда.
Мы все уходим в никуда.
И в этом естестве — причуда
и человечества беда.
Пришел, ушел — в балансе этом
велик иль мал — мы все равны.
Но чем и как прожить на свете,
тут варианты нам даны.
Да, чем и как прожить на свете
и как покинуть этот свет,
Во цвете или не во цвете,
тут всякий держит свой ответ.
Одни живут немного трудно,
другие по уши в труде.
Одним все светит отовсюду,
другим затмение везде.
Одни живут, как попугаи,
они на затверженный лад,
окраскою пера сверкая,
всегда хозяину вторят.
Есть индюки. Давясь и дуясь,
дают возможности узреть —
мол, с юных лет рекомендуюсь
на важных должностях сидеть.
Есть люди-гуси. Беспардонно
гогочут всем наперекор,
своею глупостью бездонной
подкармливая свой напор.
Бывают дятлы. Монотонно
чужие выкладки долбят,
всю жизнь умело-пустозвонно
стучат без толку, все стучат.
Так и живем на белом свете
на птичьих вроде бы правах.
И в цвете или не во цвете
уходим в пыль, уходим в прах.
Мильоны гибнут от металла,
а кто-то гибнет за металл.
Кому-то жизнь обузой стала,
а кто обузой жизни стал.
Мы все идем из ниоткуда
и все уходим в никуда,
Единым способом — оттуда
И всяк по-своему — туда.
Рудольф Николаевич Керн: синяка на душе не осталось // Книга памяти жертв политических репрессий Тульской области. 1917–1987. Том 3 / сост. и ред. С. Л. Щеглов. – Тула : Гриф и К. – С. 88–90.
Компьютерная база данных "Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы" составлена Сахаровским центром.
Региональная общественная организация «Общественная комиссия по сохранению наследия академика Сахарова» (Сахаровский центр) решением Минюста РФ от 25.12.2014 года №1990-р внесена в реестр организаций, выполняющих функцию иностранного агента. Это решение обжалуется в суде