Не искажая историю

Если когда-нибудь будут делать герб для города Норильска, рекомендую включить в качестве его компонентов обоюдоострый лом, кайло и лопату в тачке. Это будет символично и так же соответствовать действительности, как серп и молот на гербе нашей страны.

Если историю Норильска писать по  воспоминаниям первых комсомольцев на Севере, которые брали на себя «повышенные обязательства»» — прожить еще одну зиму и уехать на «Большую Землю» только с навигацией следующего года» («Красноярский комсомолец», VI-1977 г.), история будет неполной, больше того — недостоверной, неизбежно извращение действительности. Из таких воспоминаний трудно и даже невозможно представить себе прошлое Норильска, особенно его роста.

Не умаляя роли комсомола в строительстве Норильского комбината, следует сказать, что в первые годы комсомольцы встречались здесь редко,  исчислялись единицами или, в лучшем случае, — десятками, а строителей было несколько тысяч. Вот о них-то, об этих тысячах, никто не вспоминает, будто их и не было, будто заполярный комбинат рос по мановению руки начальника или на основании протокола комсомольского собрания.

У комсомольцев Норильска 1937— 1938 г.г., безусловно, были свои трудности. Уверен, однако, что не самые большие. Если в 1937 году им еще можно было дебатировать — остаться в Заполярье на зиму или уезжать обратно на Большую Землю, то основным контингентом строителей Норильска такой вопрос не обсуждался. Надо было строить независимо от морозов, не обращая внимания на черную пургу, на недостаток одежды и продуктов питания, Цинга, куриная слепота и другие болезни лечились на ходу — куском сырой печенки, ложкой соленой черемши, зеленым листом капусты.

В сороковые годы все норильчане справедливо считали себя фронтовиками. Они добывали металл, без которого не могли обойтись страна, армия, самолето- и танкостроение. Непрерывно строились заводы, открывались новые рудники, совершенствовался транспорт, начал строиться город, В Норильске и Дудинке появились совхозы. Выдала первые киловатты ТЭЦ. Хорошо помню, как среди ночи над всей пригородной тундрой взревел сильный, как-то особенно тосжественны, ранее здесь не слышанный гудок. Это был сигнал ТЭЦ: она могла сообщить о своей готовности только так. Строители не митинговали: на это не хватало времени.

А нормы выработка на всех объектах выполнялись, перевыполнялись — и не за счет совершенствования станков, машин и оборудования. Орудиями производства на многих объектах были танка, лопата, лом, кайло. Так называемая «десятичная» система мер широко применялась на земляных и других строительных работах; десять лопат — тачка, десять тачек — кубометр,  десять кубометров — норма! Разумеете, лопата а этом случае должна быть совковая, по габаритам отвечающая требованиям ГОСТа.

Любимцы и подхалимы, сильные и слабые существуют, наверно», со дня сотворения мира. Были они и в Норильске в те годы, когда качество инструмента определяло возможность выполнения нормы выработки. Я не был подхалимом, но мне здорово везло. В инструменталке работал мой товарищ. Он всегда давал мне самый тяжелый, обоюдоострый лом с победитовыми накопечниками, Можно было хоть три смены подряд долбить вечномерзлую глину с галькой. Это здорово помогало, и я не отставал от очень даже сильных, от передовиков производства.

В годы войны в Норильске одновременно строились сам город, ТЭЦ, БМЗ, МОФ и многие другие объекты. Грандиозная не только для того времени стройка часто обходилась без автомашин, кранов, бульдозеров, скреперов, электромоторов и другой техники, без которой сегодня немыслимо строительстве простого курятника в колхозе. Обязанности кранов и экскаваторов всех мощностей и модификаций выполняли горбуши на спинах. Подъемная живая стрела в этом случае могла быть неограниченно длинной. Кирпич, блоки, цемент, известь и другие материалы подавались на этажи строек непосредственно со склада или с железнодорожных платформ своевременно.

Подвести могла только железная дорога. Действующая а то время узкоколейка не давала гарантий на срочную доставку грузов из Дудинки. Даже не очень сильной пургой поезд иногда заносило так, что сначала надо было найти паровоз с вагонами, потом откапывать их. А если пурга продолжалась 6— 7 дней? Было трудно. Позже инженеры нашли способ борьбы со снежными заносами на железной дороге. Вот молодцы! И совсем оказалось просто: надо , не задерживав снег щитами перед железной дорогой, а создавать своего рода сквозняки, чтобы снег, как в аэродинамической трубе, несло через железнодорожное полотно. И вся мудрость. Гениальное всегда просто!

На территории заводов заносы в отдельных местах сравнивались с крышами зданий. Для пешеходов снег не большая помеха. А для поездов, ходивших от одного завода к другому, рельсы и стрелки должны быть всегда чистыми. Чистили полотно лопатами практически каждый день, рельсы как бы уходили все глубже и глубже на дно траншеи. Потом верх траншеи затягивало снежным потолком, получался туннель, хорошо действовавший до весны. В туннелях было тепло и уютно, как в метрополитене. Недоставало только освещения. И не дай бог встретиться с поездом! Выход один — бежать вперед, Благо, что поезда ходили медленно, и если хорошенько постараться, от паровоза можно уйти.

Иногда такие встречи кончались трагедией. Но здесь уже никто не виноват. Пешеходам всегда запрещается ходить по путям» Не послушался — пеняй не себя.

Современный красавец —. город Норильск — Северная Пальмира, которой гордятся норильчане, и восхищаются канадцы, японцы и прочие, появился не сразу и, как говорится, не на голом месте. Сначала были балки. Обычные, тонкостенные, малогабаритные, приземистые. сугубо временные. Потом—бараки: вместительные, одноэтажные снаружи и многоярусные внутри. Какая стройка первых пятилеток обходилась без бараков? В этом нет ничего удивительного. Дело в том, что столь высокого коэффициента полезного действия квадратною метра пола и стен ни в каком другом типе жилья, ни в какие другие времена за историю человечестве не достигалось.

Барак в этом отношении можно сравнить только со спальным мешком. Здесь «жилплощади» на одного человека можно довести до 0.7—0,8 кв. м. Попробуйте достигнуть таких показателей хотя бы в гробостроении при самой строгой экономии кладбищенской площади. Житель барака, втиснутый на свое месте, вероятно, был похож на патрон а обойме. Он чувствовал себя «уверенно», «уютно», обжатый со всех спором теплом и храпом товарищей.

Был, как водится, «шанхай», а кроме него. — «Пашкина деревня». Теперь от неё и следа не осталось, а в то время, она была одним из значительных жилых своего рола — уникальных микрорайонов города, характерная особенность «деревенской архитектуры»: балки строились впритык един к другому. Для каждого нового жилья достаточно сколотить три стены, а иногда хватало и двух. Здесь не было улиц и переулков, площадей и кварталов Обходились без претензий на стиль  и индивидуальные вкусы. Коммуникации осуществлялись за счет лабиринта закоулков. Найти адресата без проводника практически невозможно...

Я и нынче удивляюсь. почему так редки были пожары я «Пашкикой деревне»? Ведь балки отапливались железными печками и мощными, до трех киловатт, электролампами. Печи сваривались из толстого железа. Если такую «буржуйку» хорошенько раскочегарить, температура в балке поднималась до 50-60^о, и даже при настежь открытых дверях сорокаградусный мороз з жилье не спешил.

В 1947 году два ряда кирпичных многоэтажных домов Горстроя составили Севастопольский проспект нынешнего города. Те, кто долго жил в Заполярье, привык к мерзлоте и пружинящему. как поролоновый матрац, мху тундры, приходили на проспект просто так, чтобы пройтись по асфальту тротуаров, а потом сказать:

— Я вчера ходил п.о тротуару!

Впрочем, в ту пору пешеходам Норильска по правилам уличного движения разрешалось ходить не только по тротуарам, но и по проезжей части проспекта. Они не мешали движению транспорта.  Откровенно говоря, приходили на на знамениты Севастопольский проспеут с Медвежьего ручья и других отдалённых мест не только для того, чтобы почувствовать под ногами твердь. Главная причина в другом. С появлением настоящих городских квартир на улицах появились женщины и... дети

Первые дети я Норильске были столь необычным явлением, что, встречаясь с ними, взрослые мужчины непременно останавливались, некоторые снимали шапку, другие делали вид, что в глаз попала песчинка, третьи отворачивались и усиленно терли щеку.

Так заселялся Норильск. Организованно. по путевкам, но не только по зову сердца — это было, было... только позже, а первые поселенцы попадали дорогами этапов.

Мне пришлось, кроме других объектов, строить будущий никелевый завод, потом работать на нем. С тех пор, как а Норильск с Кольского полуострова прибыло заводское оборудование для электролиза никеля, эта стройка стала самой важной, самой ударной, если, конечно, не считать но менее важного строительства ТЭЦ, баз которой нельзя осуществить электролиз.

Словом, а 1942 году здесь все стройки были ударными, а никелевый цех — самый, самый. Вот почему я оказался на стройплощадке перед прорабом. Наверное, он (прораб) разбирался в агрономии не больше, чем я в ракетостроении. потому мы так скоро нашли общий язык.

— Агроном?
— Да.
—Значит, с землей знаком!
—Это моя, можно сказать, стихия
— Вот и отлично. Будешь десятником по земляным работам.

Мне, не посвященному я инженерную мудрость строительства, было совершен но непонятно, как держатся громадные чаны пачуки фильтро-прессы, будущие электролизные ванны и другое громоздкое оборудование на разных, еще не существующих этажах завода. Сложное переплетение труб и арматуры, бетона и кирпича чудом держалось в пространстве. Эффект «чуда» усугублялся вероятно, плохим освещением стройки.

Глубокие траншеи внизу. вырытые для закладки фундамента здания, подолгу простаивали в ожидании бетона, весь раствор поднимался на гора, к более срочным объектам. Случалось, однако, когда траншея рылась сверхсрочно, ту же устанавливалась опалубка, забивался бетон и, как только позволила технология, на срочно созданном фундаменте строилась стена или опорная колонна.

Земляные работы отставали, разумеется, не по моей вине. Был я десятником не хуже других. Хорошо разбирался в категории вынутого грунта, с одного взгляда определял кубатуру, своевременно подписывал и сдавал прорабу наряды бригадиров, которые, конечно, преувеличивали фактически выполненный объем.

Да простят нам потомки за это — нам, голодным и холодным. Ведь тогдашняя «приписка» была единственным способом материального и морального поощрения. Это знали все — от прораба до главного инженера.

Завод строился быстро, и все-таки работать он начал задолго до окончания строительства. Похоже, очень нужна была его продукция. Некоторые траншеи для фундаментов остались не залитыми бетоном, а меня уже перевели десятником ОТК шламового цеха.

Теперь уже не помню, по какому принципу подбирались мастера и десятники. В свой цех я попал, вероятно, потому, что шлам похож на добротный южный чернозем. А может быть, потому, что бойко, без запинки назвал главному инженеру завода формулу серной кислоты и окиси меди — это почему-то непременно надо было знать среднему комсоставу.

Шламовый цех хорош тем, что здесь не сквозит и так тепло, что от ожогов спасала только суконная спецовка. Но на избыток тепла в Норильске зимой никто не жаловался.

После обжига в муфельных печах шлам упаковывался в двойные хлопчатобумажные сумки, потом в ящики из шпунтованной доски и отправлялся на склад готовой продукции, а оттуда на самолете в Красноярск. Наверное, платина, имевшаяся в шламе, была нужна не меньше, чем никель, иначе к чему  бы столь заботливое и бережное отношение к ней?

Рабочие нашего цеха гордились своим привилегированным положением. Им не надо было, как другим, ввиду отсутствия кранов таскать на себе бочки с каустической содой, мешки с порошками и химикатами или мерзнуть на этажах, где еще не было стен, Впрочем, везде, где плавилась руда и выдавался металл, рабочие держались так, будто они были, по крайней мере, на голову выше других смертных. Профессионалы! Менее знаменитые, например, разгружали шлак с железнодорожных платформ,  - пожалуй, самая тяжелея и неприятная работа.

Хорошо, если шлак окажется рыхлым: набирай а лопату побольше, кидай по чаше, и платформа к вечеру будет пустой. Плохо, когда шлак представляет собой монолитную, сварившуюся массу, похожую на застывшую лаву вулкана. Лопатой а этом случае делать нечего. Со звоном отскакивает лом и кайло. Помочь никто не пытается. Надо рассчитывать только на свое умение, на свои силы. Всей бригадой бьют в одно место, чтобы образовалась трещина, в которую можно загнать острие лома. Потом при помощи рычага глыбу разламывают на 2—3 куска и сталкивают с платформы.

Шлакоотвал БМЗ представляется мне сегодня как место, где работали самые нелюбимые пасынки завода. А на строительстве БОФ кое-кому ежедневно в конце смены девали по 100 граммов спирта. Некоторые им завидовали, считали, что бофовцам з дорого повезло. Дело было, конечно, не в везении и даже не в доброте начальника строительстве, в в том, что глубокие траншеи, вырытые под фундамент здания, постоянно заливало водой. Поэтому прежде чем укладывать бетон или продолжать рытье траншеи, воду откачивали пожарным насосом, выбирали ведрами, отчерпывали лопатами, и как бы вы ни были осторожны, к концу дня промокали насквозь. Особенно неприятно от таких купелей было зимой, в этом случае и выдавалось по 100 граммов в порядке профилактического оздоровления. К сожалению, заданная благая цель не всегда достигалась. Спирт попадал в ведение бригадира, за честность которого не всегда можно было поручиться.

Мои воспоминания о Норильске — всего лишь маленькая справка очевидца, она же — вставка в историю славно го города и комбината.

Николай СУПРУНЕНКО

Статья написана для газеты "Красноярский комсомолец" в 1977 году. Опубликована не была

Оглавление