Как цепко память сердца вобрала…
Что значит Родина для нас?
Земля и солнце. Это раз.
И чистый атмосферный газ
Без всяких атомных зараз!
Металлы все, что есть у нас,
Нужны для строек на земле.
Сталь, алюминий и чугун
Служили б миру – не войне.
А воды чистые земли,
Без них прожить бы не могли
Ни зверь, ни птица, ни растенье,
Ни человек – венец творенья.
А, во-вторых, то – государство,
Где родились и ты, и я.
Ему, дано святое имя –
Россия – Родина моя.
Россия, Русь моя родная,
На свете ты была одна,
Когда родной народ спасала
От смерти, нечести и зла.
Мужала Русь родная, крепла,
Другой град стольный заняла –
Она была тогда деревней,
Народ назвал ее "Москва".
Татар, поляков, немцев, шведов
Всегда громили наши деды,
Поскольку русский дед особый –
В боях не ропщет он на годы.
И доброты не занимаем,
Друзей заморских приглашаем.
Недаром наш поэт сказал:
"Все флаги в гости будут к нам".
А, в-третьих, место, где однажды
Вдруг появился я на свет, –
Оно особенно прекрасно,
И лучше мест на свете нет.
И тоже Родиной зовется...
Она у каждого одна,
Она в сердцах живущих бьется
И помнит предков имена.
...Деревня древняя была,
Зюльзою называлась.
Вокруг объехать – версты три,
Домов триста, считалось.
Моя Зюльзя, моя деревня
Стоит в долине между гор,
А мимо в русле каменистом
Нерча стремится на простор.
Как благодатны те долины,
Своей высокою травой
Они порою покрывали
Стада и всадника с главой.
Хотя я был еще мальцом,
Но помню, как весной, бывало,
Со старшим братом и отцом
Мы любовались на увалы.
Какими яркими они
Усеяны цветами были.
И чувства детские мои
Тех дивных красок не забыли.
А летом маки зацветут...
Вот поле разноцветное,
Вот поле желтое, а вот,
Вот алое – рассветное.
Ну чем же можно заменить
Все то, что с детства полюбить
Мне, слава Богу, довелось
И с телом, и с душой срослось?
И аромат цветущих трав,
И красоту долин,
И шум ключей, бегущих вниз
Из вечноталых льдин.
И куст черемухи, что рос
Перед окном в саду,
Как будто охранял наш дом
И в радость, и в беду.
Каким нарядным был в цвету,
Покрытый шалью белой,
И вешний ветерок в ветвях
То, робкий был, то смелый.
Всю жизнь тот куст, что под окном,
Стоит передо мной,
И жить нам вместе столько лет,
Покуда я живой.
На главной улице деревни
Наш пятистенный дом стоял
(Построен неженатым дедом –
Его мой прадед отделял).
В нем мы росли – братишки, сестры,
Мое родное место там,
Где родился и начал ползать,
Где первый шаг я сделал сам,
Где пили мы досыта молока,
Где дружно ели ячневую кашу
И как добавку ко всему всегда
Хлебали всей семьей простоквашу.
Как цепко память детства вобрала
С чем так я неожиданно расстался:
И как коров в Нерче поить гонял
И лошадей, как помогать старался.
Во двор загонишь, сена дашь,
А сам быстрее в дом,
Шубенку с плеч, а сам на печь
И ну играть с котом.
А кот мурлычет, сладко так
Все сказки говорит...
Зовут работничка к столу,
А он с котенком спит.
Еще огромный помню камень –
Он был тогда блестящею плитой,
Когда Нерча большой бывала,
С него в нее ныряли мы гурьбой.
(Теперь он серым мхом покрылся весь
И солнца луч уже не отражает,
И реки мрут – в верховьях этих рек
Леса нещадно губят-вырубают)...
Но вдруг на нас обрушилась беда
Да не на нас одних – на всю страну.
Три брата отошли от нас тогда –
Отец-крестьянин брошен был в тюрьму.
Считались мы тогда в селе
Семьей середняка,
С конца двадцать девятого –
Семьею кулака.
И в первый класс я не попал
Как отпрыск кулака.
Пришлось всю зиму напролет
На печке мять бока.
Лишь через год зачислен был –
И сразу во второй:
Писать, читать, считать умел,
Был, видно, с головой.
Вот тридцать первый год. Весна.
Отца опять арестовали.
Что было в доме, во дворе –
Все разом описали.
Что описали – увели,
Что не ходило – увезли.
В обмен на все, что было взято,
Кобылу-клячу привели.
Отец терпимым был к властям,
Но не был подпевалом,
Умел в хозяйстве счет вести
В большом деле и малом.
И той весной деревня вся
В колхоз идти решила.
Остались те, кого как класс
Прав всех их власть лишила.
Остались те, кого как класс
Должны везти на ссылку,
Не разрешили даже слать
Отцу в тюрьму посылку.
С момента ареста отца
Уже прошло почти полгода,
Переживали за него,
Терпя сиротские невзгоды.
...Двадцать второе июня.
Солнце еще не взошло –
Всадник с недоброю вестью
К нам постучался в окно.
Когда мать подошла,
Он бумагу достал:
"Всех на ссылку", – сказал
И приказ зачитал.
В телеги посадили,
Сгрузили все мешки
И весь обоз на ссылку
С конвоем повели.
Всего и проучился год
В своем селе родном,
А через месяц были мы
Уже в краю чужом.
Как страшно было уезжать
С родимого приволья...
Из старших – бабушка да мать,
Отец сидит в неволе.
...А мой отец веселым был,
И в праздник, на гуляньях
Он нежно пел и не любил
Крикливых и буянных.
А сын его, мой брат Петро,
Пел, как отец, прекрасно,
Он песню грустную запел,
Когда тот день был ясным:
"Последний нынешний денечек
Пою для вас, мои друзья.
А завтра, когда солнце встанет,
Здесь не будет уж меня...
Заплачут горы и долины,
Заплачут сестры и родня,
А запевалы здесь не будет,
Лишь голос свой оставлю я.
Заплачет Люба дорогая –
Три года с нею я гулял,
Ее вчера я целый вечер
С собой поехать умолял"...
Здесь оставались две сестры
И брат стоял в сторонке.
И мне жутко стало вдруг,
Что запричитал я громко.
И все ж мой голос потонул
Во звуках грустной песни,
В которой брат мой воспевал
Наш отчий край чудесный.
"Прощайте, милые увалы,
И реки, и степной ковыль,
Лесисты горы, остры скалы –
Вас больше не увидим мы".
Какой же вопль поднялся здесь –
Так по умершим плачут.
А брат закончил песню петь
И уж другую начал:
"Отец мой был природный пахарь,
И я работал вместе с ним"...
...И шел обоз наш под конвоем –
Возов с полсотни с небольшим.
Как неприветливо, сурово
Нас встретил старый Енисей:
Полоска узкая песка,
На ней полтысячи людей,
Тайга дремучая в округе
И "к небу лишь одна дыра" –
Так, плача, горько говорила
Про это место мать моя.
Лишь выгрузить успели
Все вещи на берег пустой,
Как солнце скрылось, ливень хлынул
И зашумел весь лес густой.
Гроза прошла, и дунул ветер,
И облака умчались прочь,
А люди мокрые под небом
Вокруг костров сидели ночь.
Вот чем крестьянин наш живуч –
Умом, трудом, сноровкой,
Навес из бересты, жердей
Соорудил он ловко.
И тем довольны были все,
Что ребятишки спали...
Так ночь прошла на берегу
В чужом и жутком крае.
Лишь утром солнышко взошло –
И прибыл наш начальник,
Набрал бригаду вальщиков
И плотников вначале.
А на окраине деревни,
Что рядом с нашим местом,
Сарай для лошадей стоял –
В него свозили вещи.
В нем за день печь сложил печник –
Теплее детям стало.
А рядом прямо на глазах
Уж зданье вырастало.
Построив к осени барак,
Туда переселились.
Кроватей не было у нас –
На нарах все теснились.
Мать часто плакала тогда,
Особенно ночами:
Все, что посеяли весной,
Мы так и не собрали.
А здесь река в два километра,
Луг в триста сажен шириной
Да глубь тайги непроходимой –
Трудись, крестьянин, плачь, да строй.
Я снова в школу не попал –
Мне не хватило места...
Чего уж тут мудрить, гадать –
Причина-то известна.
...Что значит Родина для нас?
О ней – большой и малой –
Что смог, вместил я в свой рассказ...
Чуть-чуть еще – о маме.
Ведь мать, как Родина моя,
Душою широка,
Как океаны и моря,
Любовью глубока.
Я плоть ее и кровь ее –
Что по сей день во мне.
С ней вырос я и выжил я
В плену и на войне.
Свой разум мне она дала,
И веру, и любовь
(В Россию верил я всегда
Без лишних громких слов).
Она мне совестью своей
Дорогу указала
И наставлять меня в пути
Всю жизнь не уставала,
Все наставления ее
Я помню и сейчас,
Хотя прошло уж пятьдесят,
Как нет ее средь нас.
Мать смуглая лицом была,
Зато с душою светлой,
Среди своих односельчан
Она была заметной.
Не видел я, когда она спала,
Когда она вставала.
Ложился спать – она пряла
И песни напевала.
Когда вставал – она пекла.
А я все время думал:
Когда же спать она легла
И сколько же она спала?
Я помню ее утром рано
С ведерком, полном молока,
А вечер – ляжет спать последней,
Когда все скроет темнота.
Работу всякую любила,
А удавалось посидеть –
Любила тихо, нежно-нежно
Детишкам песенку пропеть.
Любила в праздничное время
Гостей принять в своем дому.
И как, когда могла все сделать –
Известно Богу одному.
А как уж было нам приятно
Сидеть на кухне за столом
И ждать, когда поставит мама
Горшочек каши с молоком.
Как хорошо потом нам было
С братом старшим быть в ночном,
Пасти коней, есть хлеб с картошкой
Вприкуску с горьким мангиром.
...Всю жизнь мою во мне хранился
Рассказ о том, как я родился,
То матери моей рассказ –
Пишу его я без прикрас:
Каким тревожным был тот год –
Двадцатый год столетья.
Мой дед в то лето умирал –
Восьмидесятилетний.
Когда соборовать пришел
Поп Афанасий Громов,
В соседней комнате большой
Так много было стонов.
Но вот и таинство свершилось,
К губам святой приложен крест,
Как стоны сразу прекратились –
Раздался детский крик окрест.
Мой дед, услышав это крик,
Сумел перекреститься
И взглядом "Кто?" отца спросил
И понял – внук родился.
Отца он знаком подозвал,
Чуть движимой рукою,
Свое мне имя передал
И душу успокоил.
Так оказался этот день
Печальным и счастливым.
С его я именем живу –
Как дед, стал Константином.
...А школу все ж закончил я,
Хоть было мне уж двадцать.
И кто же знал, что через год
Грядет войне начаться...
А там особая статья –
Войны время настало,
И все законы для страны
Она переписала
Константин Комогорцев,
г.Лесосибирск,
3 мая 1996 года