Николай Одинцов. Таймыр студёный
У вахты уже стояла довольно плотная толпа заключенных. Я протиснулся сквозь нее и стал рассматривать, что на «воле, за бортом творится».
Сквозь железные решетчатые ворота все просматривалось очень хорошо. Мое внимание привлекла молодая женщина, неспешно прохаживающаяся по противоположной стороне дороги, что проходила рядом с вахтой и тянулась вдоль всего забора. Сделав немного шагов в одну сторону, она поворачивалась и шла обратно. При каждом повороте задерживалась на какое-то мгновение и всматривалась через головы заключенных, стоящих возле вахты, в глубь лагеря. Ровная походка, плавность движений, невозмутимое спокойствие к окружающей ее обстановке как бы подчеркивали в ней твердую уверенность и независимость.
Своим поведением и манерами она значительно отличалась от сидящих на обочине дороги других женщин, ожидавших свидания со своими родными или близкими. Некоторых из них я уже приметил. Они приходили и раньше, а я каждый день торчал у вахты из-за простого любопытства. Ждать мне было некого. Эти женщины, вероятно, жили в самом Красноярске или где-то поблизости. Оттого и наведывались почаще. Эту же я видел впервые.
На ней были: простое платье, легкий летний пиджачок, ноги плотно обтягивали мягкие сапоги. После войны так одевались многие женщины. Видно было, что незнакомка очень недурна собой. Густые, каштанового цвета волосы тяжелыми волнами ниспадали на спину и плечи. Она была выше среднего роста, стройная, с грациозной осанкой и фигурой под стать балерине. Римский профиль как бы подчеркивал ее строгую недоступность.
Мне показалось, что она из какого-то не нашего, неведомого мне мира. Словно чужестранка. «Наверное, ожидает кого-то из лагерного начальства, может, самого «опера», — почему-то подумалось мне. И интерес как-то сразу поник и к ней, и ко всему, что было вокруг.
Я уже собрался выбраться из толпы праздноглазеющих заключенных, как вдруг заметил, что женщина резко остановилась, круто повернулась, легкими быстрыми шагами, чуть ли не бегом, подошла вплотную к воротам (у меня закралась тревога: сейчас отгонит ее вахтер, уж больно близко подошла). Сквозь большие решетчатые просветы она была хорошо видна.
Мраморное, с чуть заметным румянцем лицо, правильной формы тонкий нос, маленький подбородок — все это делало ее неотразимо обворожительной. Расплывшаяся радостная улыбка обнажила ровный ряд белоснежных зубов, верхняя губа немного приподнялась, отчего кончик носа чуть вздернулся и делал ее похожей на большого ребенка, который от нахлынувшего счастья захлебывается от восторга.
Большие, широко расставленные, темно-синего цвета глаза излучали очарование и казались такими бездонными, будто в них утонул весь мир. Задорно, по-мальчишески вскинув руку, она громко закричала:
— Андрюша, эгей, я здесь!
Стоявшая со мной рядом пожилая, с приятными манерами женщина удивленно, с восхищением произнесла:
— Господи! До чего хороша! Бывают же такие! Чуть поодаль сзади меня раздался ровный мужской голос:
— Вижу, Оля, вижу тебя! Как вышел из барака, сразу заметил...
Я обернулся на голос. Сквозь расступавшуюся толпу людей пробирался Андрей. Тот самый «Самсон», что защитил недавно старика. Ни на кого не обращая внимания, он продолжал:
— Вчера в комендатуре сказали, что ты придешь сегодня. Я уже два раза был здесь. И все равно опоздал. Все как всегда: дожидаться меня приходится тебе.
— Андрюша! — заговорила Ольга. — Ты иди на проходную, а я сейчас захвачу сумку, тут совсем рядом, и туда же к тебе приду.
Она заторопилась к стоявшим за дорогой женщинам, а Андрей пошел к вахте в комнату для свиданий. Толпа любовно смотрела на них. Я еще немного постоял, выбрался из толчеи и побрел в глубь лагеря. Немного побродил, потом выбрал местечко подальше от бараков (в злобинской пересылке удивительно много было незастроенных площадей), положил под голову телогрейку и разлегся на траве.
По небу медленно плыли редкие облака. Я считал их зачем-то и думал: «Доплывут они до далекого Подмосковья или растают где-то за Красноярском?» Так, в раздумьях и забытье, лежал, пока не натянуло тучи. Начал накрапывать дождь. Идти было не к кому. Страшно чувствовать и сознавать себя одиноким в огромном людском море. Пошел к себе в барак.
Поздно вечером нарядчики с надзирателями начали собирать заключенных на этап.
Оглавление Предыдущая Следующая