Записаны членом общества "Мемориал" 17 мая 1989 r. во время Учредительного собрания общества "Мемориал" в ДКиТ  им.Ильича г. Ачинска.

(И.Д.Перегуд вышел к микрофону, но ничего не смог рассказать, заплакал. К нему подсел член общества "Мемориал" Холкин В.В.)

Вопрос: вы хотели что-то рассказать? Как вы себя чувствуете?

Перегуд: Ничего, все прошло уже.Шел на собрание, раньше не мог, болят ноги. Слышал ой обществе "Мемориал" в Ачинске по радио и о собрании тоже. Хотел прийти в "Мемориал",кажется, вы собираетесь в библиотеке? Хотел, но сейчас разболелся, все откладывал. Да  и сегодня опоздал немного.

Вопрос: Вы тоже были репрессированы? Жили в Ачинске?

Перегуд: Нет, стал жить после освобождения. Всего отсидел почти 18 лет. Рассказать - всего не перескажешь. Пятьдесят лет молчал, никому не говорил об этом. Сегодня решил - надо все рассказать, можно уже. А вот вышел и горло перехватило. Я и по Ачинску много чего знаю. Работал бухгалтером и часто ездил по деревням. Одважды, лет десяток назад ,ехали в д.Симонове вместе с тогдашним начальником рыбнадзора Амелькиным. Был поздний вечер, темно. Проезжая р. Салырку по Красноярскому тракту, мне Амелькин сказал, что здесь неподалеку находится место ,где закопаны расстрелянные в 1937.

Вопрос: А где точнее это место? Этот Амелькин жив?

Перегуд: Нет, Амелькин умер уже .место это за аэропортом, на девятом километре. Он мне говорил, что людей там лежит очень много. Очень много, в нескольких рвах. Говорил, что привозили, заставляли ложиться вниз лицом на край ямы и расстреливали в затылок из пистолета.

Вопрос: Он что, ,Амелькин,сам видел это? Был заключенный? Откапывал ямы?

Перегуд: Не знаю, но рассказывал так подробно, будто видел сам, а может и сам участвовал. Я еще тогда подумал, что он когда-то работал в НКВД. я еще знаю, как звали палача, который в тюрьме расстреливал. Кличка у него была "Пробочник".

Вопрос: Как? Пробочник? А фамилию не знаете?

Перегуд: Нет, фамилии не знаю. знаю, что он потом работал инкассатором в банке.

Вопрос: А он сейчас жив?

Перегуд: Наверно, нет. Давно было... Тройка тогда судила. В нее входили :начальник НКВД, Начальник милиции и председатель райисполкома. Это везде так было.

Вопрос: Вас тоже судила "тройка"?

Перегуд: Нет. Меня в армии арестовали в 1940 году...

Вопрос: Извините .А вы знакомы с Замощиком?

Перегуд: Нет.

Вопрос: вот он сейчас говорит (На собрании председатель собрания - Запольская Л.М. предоставила слово бывшему репрессированному Замощику М.Л.). Он нам тоже говорил о том же месте, на девятом километре по Красноярскому тракту, что там находится захоронение значит, вы его не знаете?

Перегуд: Нет, я его не знаю. А об этом месте многие знают, только молчат.

Вопрос: А за что вас арестовали?

Перегуд: Сначала арестовали моего знакомого Чернявского Максима. Мы тогда стояли возле границы с Турцией .Может помните, тогда много говорили о проливе Босфор-Дарданел1|,о его значении .Вот мы его, как бы стерегли. Чернявский был хорошим боксером, сильным, не поладил со своим комиссаром. Что у них там вышло не знаю, но скоро и меня - 14 ноября 1940 года - взяли. Обвинили в том, что хотели мы с Чернявским перейти границу, у строить диверсию. С этим комиссаром я тоже не ладил, поэтому и меня тоже заодно. Сидел в Ленинакане, в одиночке. Который недавно разрушило, знаете, в Армении. Камера была 18 кв.м., цементный пол, половина камеры заполнена фекалиями. Уже шел снег, а я был в одной гимнастерке. правда, с детства был закаленный, в камере гимнастику делал, пережил это. Наше дело вел следователь Гусаков. Мне предъявили обвинения по статье 58,пункты 1-а, 6, 7, 8, 10, 11 (измена родине, шпионаж, диверсия). В камере просидел около трех месяцев. Я-то выдержал, а вот Максим сошел с ума, признал всё после пыток.

Потом меня перевели в камеру смертников. Камера была с деревянным полом, с нарами. Ко мне почему-то хорошо относился надзиратель, давал читать книги. Здесь я за два месяца пристрастился читать книги, всего Горького прочел. До этого не очень любил читать. (вопрос о том, почему посадили именно в камеру смертников, Иосиф Дмитриевич не расслышал, продолжал). Потом меня перевели в Ереванскую тюрьму, зачитали приговор - 10 лет и пять лот лишения прав. Через три месяца, в марте 1941 года этапом, на поезде повезли в Москву. Ехали 8 суток. Загнали на какой-то полустанок и кто-то узнал, что мы в Москве. В поезде были и уголовники, и политические, а вдруг всем поездом запели «Широка страна моя родная". Смешно вспоминать. Очень дружно пели, не сговариваясь. Охранники бегают, кричат, бьют молотками по вагонам, а мы пока до конца не допели - не успокоились. Потом эшелон повезли до Кирова, там по ветке строящейся - Инта - Воркута Везли очень медленно... Я об этом задумал написать, хотел в "Огонек" отправить. На целую бы книгу хватило. Сейчас забросил все. Если надо, приходите ко мне, все подробно расскажу. Одного раза не хватит.

Вопрос: Расскажите все-таки вкратце, как вы жили в лагере?

Перегуд: Строили ветку. Очень трудно было. Вскоре я начал сдавать. Стали опухать ноги. Мог уже ходить с двумя палками, на коленках ползал. Обратился в медпункт, а там дежурный врач, не поглядев даже на меня, сказала, что я симулянт. Когда стало совсем невмоготу, задумал убить начальника лагеря. Была у меня заточка, пришел как-то в контору, на второй этаж, прислонился к стоне и стал ждать.

Вопрос: Разве заключенных пускали к начальнику лагеря?

Перегуд: Был один день в неделю, после работы можно было обращаться к лагерному начальству с личными просьбами. Но в этот день начальника лагеря не было. Мне или ему повезло - не знаю. Постоял я так немного, а идти назад не могу. Упал.Тут переполох поднялся, унесли меня в амбулаторию, Тот врач, у которого я до того был, вдруг стала какая-то внимательная, ужаснулась, увидев мои ноги. А я уже не чувствовал их,только какие-то сплошные иглы. В лагере всем заправляли уголовники, бригадирами, учетчиками были, сплошное воровство. А тут еще в Ухте случилось восстание уголовников .Это перед войной в 1941 году, перебили охрану и на телегах поехали на Москву. Много их было - тысячи три. После этого у нас уголовников прижали, на должности стали назначать из политических. У меня было бухгалтерское образование, маня поставили учетчиком. Стало немного полегче...

(Иа этом И.Д.Перегуд закончил, пообещав все подробно рассказать при следующей встрече.

Записал Холкин Б.В

Воспоминания И. Д. Перегуда.

h родился в Минском области, Стародорожском районе, д. Борки 1 с февраля 1911 года. Мои родители: Дмитрий Яковлевич и Jleoкадия Иосифовна — крестьяне.

Сначала меня учила мать — по-польски и по-русски. В 1-й класс я пошел в 11 лет, но читать и писать я стал лет в 5 и вверх ногами: мать учила сестру, а я заглядывал в книгу сверху.

Из 1-го класса сразу перевели во 2-ё, через полгода — в 3-й, еще через полгода в 4-й класс. Закончил семилетку. Хотел идти учиться в техникум, но обучение стоило 150 рублей. Отцу надо было купить молотилку, и учебу пришлось отложить. Думалось --ненадолго.. .Школу я закончил в 1928 году. Нужно было помогать отцу .ходил на заработки, лес рубить, дрова заготавливать для какой-то государственной организации, работал зиму, заработал 486 рублен. Много истратил на одежду: костюм за 56 рублей (а это было очень дорого, шерстяной костюм стоил28 р.) пальто. Одеваться я в молодости лкх5ил. У отца было 7 га земли,2  из них с лесом, земля требовала расчистки, разработки, я и помогал отцу. Кроме меня были девочки: Ядя, Нэля и Ванда -все младше меня. Хозяйство отца считалось середняцким. Все работы выполняли вручную. В году хозяйство обложили таким налогом, что если весь урожай продать - не хватит денег на уплату. В том же году стали создавать колхозы. Ему предложили: или-или. Отец сказал: "Я еще посмотрю". На него, видимо, донесли - сказали, что осуждал колхозный строй . Посадили на 3 года. Сидел он под Минском. Мать посадили в 1929 году в Слуцке. Она там пробыла около месяца .Там начался мор, тиф, каждый день расстреливали. Мать отпустили. Наш дом заняла другая семья - бедняки. Вырубили наш сад —больше ста деревьев. Отец на жизнь в лагере особо не жаловался: питание было хорошее, обращались с ним по-человечески.

Я заочно, с отличием закончил бухгалтерские курсы в Ростове-на-Дону, стал бухгалтером в с/хозе "Весново". Мать месяца 3 жила у соседки вместе с младшими. Потом им вернули дом, наш, боркинский.  Хозяйство запустело. Налоги увеличивались. В 1932 году вернулся отец. В 1932 году паспортизация была, меня разыскивали, но я боялся, что меня посадят, как отца. В 1932 году я женился, в армию пошел в 1933 г. Эо были 3-х месячные сборы. Мне льгота была на 3 года. Прослужил 17 дней батальонным писарем.

Посадили, перепутали меня с другим. Там, в 50 км. жил мой однофамилец — Перегуд — мельницу имел, словом, крепким был хозяином. Меня перепутали с его сыном. Разобрались , отпустили, уехал домой. В начале 40-го кто-то донес на меня, будто я в очереди рассказывал анекдот про темпы. Я этот анекдот знал, но никому не рассказывал: Знал —посадят. Потом в лагере я узнал, что таких, как я, сидящих за этот анекдот, много. Вот он.

Колхозник, делегат съезда, ничего на съезде из речей не понимает, только слышит без конца: темпы, темпы, темпы. После съезда спрашивает у одного начальника. Тот подводит его к окну и говорит: видишь, вон одна машина пошла, вон — другая, а как пятилетку выполним, машины будут идти одна за другой, одна за другой, без перерыва. В деревне делегат рассказывал о съезде, о темпах, подвел своих земляков к окну: вон видите ,покойника несут, через полчаса еще одного понесут, а как пятилетка закончится, так понесут одного за другим, одного за другим, без перерыва.

14 ноября j.940 года меня арестовали. Мы были тогда на сборах в Ленинакане .Там я познакомился с Максимом Чернявским. Мы тогда стояли возле границы с Турцией. Тогда много говорили о проливе Босфор - Дарданеллы, о его значении, наше правительство вело переговоры, а мы тот пролив как бы охраняли. Нас с Чернявским обвинили еще и в попытке перейти границу, устроить диверсию. Нас посадили в летней одежде. Камера была общая, очень грязная, с потолка текли фекальные воды, пол был цементный, спать было плохо Следствие вел Гусаков. Мне предъявили обвинение по ст. 58 10-11 /агитация личная, групповая/. В общей камере просидел около 1-х месяцев. Максим сошел с ума. Меня перевели в камеру смертников. Там я выспался и даже нашел под нарами сигареты и разбросанные спички. С каким наслаждением закурил. Надзиратель попался хороший - носил книги, л перечитал всего М. Горького. Почему в камеру смертников посадили, до сих пор не знаю. Потом перевели в Ереванакую тюрьму, В камере сидел с уголовниками, натерпелся. Зачитали приговор и даже дали копию. Я отправил ее отцу вместе с заявлением о кассационной жалобе. Ему пришел ответ, что дело пересмотрено и оставлен без последствий. Мне дали 10 лет и 5 лет поражения в правах. В марте 41 года нас повезли этапом через Москву. Загнали нас на какой-то полустанок, и кто-то узнал, что мы в Москве. В поезде были и уголовники, и политические. И вдруг всем поездом запели: "Широка страна моя родная". Охранники забегали, закричали, стали бить колотушками по вагонам, а мы пока до конца не допели, не успокоились. От Москвы нас везли до Кирова.

Там шли сплошные лагеря. После Кирова вежду бригады зэков проводили путь Инта - Воркута. Привезли на Унту. А там тундра, трясина. Остальных повезли дальше — на Воркуту» ь км. мы шли пешком до Инты. По обе стороны болото.

Сначала я работал истопником - уборщиком. Жили мы первое время неплохо. Удавалось ловить рыбу и выменивать ее на хлеб в пекарне. Начальник АХО увидел однажды мой каллиграфический почерк, и направили меня было бухгалтером на шахты, за 3 км. Но у меня уже начинался полиартрит, и я не мог много ходить. Тогда меня направили на общие работы, вязать веники для лошадей. Я был бригадиром у девушек-заключенных. Я заметил, что жили они безбедно: консервы, сало-шпиг, хороший хлеб Они были связаны с нарядчиками. А так пайка заключенного была: 700 гр. черного, с мякиной хлеба, 50 г. рыбы, 100 г. крупы. На завтрак — суп с крупой, чай- чуть мутная вода и 40 г. сахара на день. В обед - то же самое. Малолеткам норма была чуть выше. Сажали ведь с 12 лет .

Зав. медсанчастью Мария Перельмутер взяла меня, как бывшего санинструктора, под свою опеку., я стал совсем плохо передвигаться. Меня поместили в стационар. Однажды я стал свидетелем дикой сцены: в палате один из зеков крал пайки у своих же собратьев, ночью они пометили хлеб пылью от химического карандаша, утром у ничего не подозревавшего вора рот был в чернилах. Избили его жестоко, до полусмерти.

Примерно в 42 году меня расконвоировали, я стал работать старшим бухгалтером на 3-х складах. Однажды начлаг Локтев пригрозил отправить меня в шахту, с моей болезнью это была верная смерть. Поэтому я категорически отказался. Это было еще до моей работы в медсанчасти.

В шахте, на глубине трехсот метров, часто заваливало целые бригады.

Я задумал убить Локтева. Была у меня заточка, пришел я как-то в контору на 2-й этаж, прислонился к стене и стал ждать. Это было в тот день недели, когда после работы можно было обращаться к начальству с личными просьбами. Но в этот день начлага не было. Ему или мне повезло - не знаю. Вышел ко мне главбух, спросил, почему я здесь. Я на ходу придумал, что мне не выдавали талоны  в этот день и я голодный. Главбух вынес мне горсть талонов, это было целое богатство. Я с товарищами пользовался почти неделю.

В одном из 24-х интинских лагерей начальником был бывший уголовник Ретюнин. Ночью, в 12 ч., когда была смена караула. он с переодетыми зэками снял караул и поставил на их место заключенных. Арестовали всю охрану, начальников складов и посадили в овощехранилище. Составили обоз и по Ухтинскому тракту вся команда из 270 человек двинулась на Москву, тогда под Москвой были немцы. Отряд под командованием Жогина, бывшего партизана, разбил Ретюнина. Жогин застрелил Ретюшша в схватке.

Было восстание и на Воркуте. Его подняли 27 бывших офицеров Красной Армии, к ним примкнуло 109 человек : Эта "война" шла 2 дня, из зачинщиков осталось человек 6. После лечения (они были ранены) их отправили в Москву.

Меня освободили досрочно, в 1946 году, после пересмотра дела. Семья моя жила в оккупации» тоже натерпелись. В детей моих соседи кидались грязью. Я вернулся в Борки к семье, потом вернулся в совхоз. Проработал 3 года. Потом меня допросили поработать в райцентре (Глузск, Бобруйской обл.) в банке старшим экономистом. Там я тоже проработал 3 года. Потом работал в подсобном хозяйстве.

В 1957 г. приехал в Ачинск вслед за своим знакомым Беляевым. Он работал главбухом в Ачинскалюминстрое. Я стал работать в СУ с 1966 г. работал экономистом и бухгалтером в разных подразделениях треста, 12 марта 1971 года вышел на пенсию.

2  ноября 1966 года Военный трибунал Закавказского военного округа прислал мне документ о реабилитации. В нем говорится:

"Дело по обвинению Перегуда Иосифа Дмитриевича, 1911 года рождения, до ареста 14 ноября 1940 года санинструктора 456 корпусного артиллерийского полка, пере.смотрено военным трибуналом Закавказского военного округа 29 сентября 1966 года.

Приговор военного трибунала 23 стрелкового корпуса от^1 января 1941 года в отношении Перегуда И. Д. отменен и дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления. Перегуд И. Д. реабилитирован."

3аписала со слов Перегуда И. Д. Пушканова Е .В.

15-16 ноября 1991 года.

Архив Ачинского «Мемориала». Муниципальное бюджетное учреждение культуры «Ачинский краеведческий музей имени Д.С.Каргополова»