Свидетельствует Karl Kühl (1926 г.р.)

В Красноярске нашу семью: мать Терезию Кюл (1896г.р.), сестру Альбину Хесс (1919 г.р.), сестру Хильду Кюл (1921 г.р.), Карла Кюл (1926 г.р.), сестру Ольгу Кюл (1929 г.р.), в конце августа 1942 года на колёсном п/х «Мария Ульянова» для «освоения» рыбных запасов сибирских рек, по мобилизации местного военкомата направили вниз по Енисею на Крайний Север. Переполненный пароход шлёпал своими колёсами от одного лесного склада до другого, останавливаясь для погрузки нашими руками дров для паровой машины. Было страшно проходить через Казачинский порог- ошибка рулевого стоило бы не одной сотни жертв. Но всё обошлось, т.к. команда и капитан в этот момент были трезвы.

На станке Ананьевское (65 км ниже Дудинки) нас примерно 200 человек в основном женщин с детьми, подростки, старики, немцы из Поволжья, латыши, финны высадили на голый и холодный берег Енисея. Уже северная осень, а жилья нет. Люди стали искать спасение в землянках, которые пришлось строить в вечной мерзлоте. Люди стали болеть особенно дети, хорошо помню, что за зиму 1942 года из-за голода, холода и болезней умерли все дети (за исключением одного) в возрасте до 5 лет. Мы оказались вне нормального снабжения питанием и одеждой, т.к. должны были быть ещё в навигацию 1942 года доставлены на Хатангу. Но морской корабль не прибыл к сроку и наш дальнейший путь отложили на лето 1943 года.

Что же всю зиму делали 200 человек? Часть умерло, сняв заботу власти о себе, другая часть рыбачила и охотилась на песцов, зайцев и куропаток. Недолго думая, образовали колхоз «Заря» и жизнь стала уверенней, целевой. Зима завершилась с потерей 60 человек.

О событиях на р.Хатанга (омывает Таймыр с Востока).

В начале июля 1943 года за нами прибыл морской корабль, в трюмах которого нас разместили и повезли вниз к Карскому морю. В пути получали слабое одноразовое питание. У острова Диксон нас ожидал ледокол и военный сторожевой корабль. Наш путь лежал вокруг Таймырского полуострова с его знаменитым мысом Челюскина, являющийся самой северной точкой Евразийского материка. Но находясь в пути около 2-х суток оказалось, что наш корабль на Диксоне не заправился пресной водой и нам, потеряв при этом 4 суток, пришлось за ней вернуться. Мыс Челюскина является самым труднопроходимым местом по всей трассе Северного морского пути от острова «Новая земля» до Берингова пролива. Он постоянно забит льдами и ледоколу для нас пришлось много потрудиться, чтобы обеспечить проход нашему кораблю. Неудивительно, что этот переход занял 20 суток.

Наш корабль бросил якорь 1 августа 1943 года в 30-ти км ниже райцентра «Хатанга», все были на палубе и увидели пустыню-тундру, покрытую мхом и залитую круглосуточным солнечным светом. Незабываемая картина. Кругом ни человеческого жилья, ни обычного леса только двое стояли на берегу: нас встречал директор моторно-рыболовной станции (МРС) с помощником. Однако команда по корабельному радио «выгружайсь» прогремела и наша группа в 140 человек оказалась наедине с северной природой без жилья, на пустынном берегу, без тёплой одежды и питания. Было страшно видеть, как обречённо выглядели одинокие женщины с детьми. Из берегового кустарника начали строить шалаши, чтобы как-то спастись от миллиардов комаров и мошек. На горизонте виднелась возвышенность и рядом с ней низкий лес. Это внушило нам надежду на возможность иметь стройматериалы.

Директор МРС организовал доставку из райцентра «Хатанги» хлеба и продуктов. Мы с другом мешки с хлебом, на лодке доставили нашим людям. Позже был построен ларёк, чрез который люди стали отовариваться по карточкам и по рулонам. Заработки были очень низкими и денег не хватало, чтобы выкупить все продукты. Поэтому многие семьи голодали и от цинги умирали. Меня спасло от смерти только то, что я работал в рыболовецкой бригаде и мог питаться рыбой. Рыба в первые годы спасла многим жизнь.

Мы на Хатанге ощущали сильное внешнее угнетение из-за того, что ты находишься на «краю света». Как ни как на Енисее ты по реке связан с магистралью и центром, а здесь тупик, где по соседству на острове Нордвик «сидят» люди, имеющие срока 100 и выше лет. Конечно это не политзаключённые - это разбойники, убийцы и воры высшего калибра, набравшие такие срока, будучи в заключении. Районная комендатура нам чётко указала границы перемещения: за пределы поселения только с разрешения председателя колхоза, а за Хатангский район- с разрешения коменданта.

Итак, мы находимся на «краю света», что означает отсутствие какой либо связи с внешним миром. Говорят, что пос. Хатанга имеет воздушную связь с Дудинкой и Игаркой, но для нас она недоступна. Строя шалаши, мы скоро поняли, что они должны быть зимостойкими. Для этого на каркас из прутьев стали укладывать полуметровый слой моха. Это было нововведение по сравнению с «енисейцами», которые лезли в землю, строя землянки. Наши утеплённые «кибитки» (занесённые зимой снегом) были более гигиеничными, тёплыми и удобными, как жильё. На второй год такой конструкции соорудили даже барак с двумя печками по торцам. Нам повезло с колхозным руководством. Администрация организовала рабочие бригады: рыбаков, строителей, транспорт, хоздвор.

При этом в штормовые дни рыбаки переводились на строительные работы. Дело в том, что со временем мы перешли на строительство рубленых домов из находившихся здесь стволов деревьев диаметром 14 см. Помогали нам и аварийные брёвна, которые плыли мимо нас от разбитых в шторм в верховьях р. Хатанги плотов. Однако только 30-40 % людей были обеспечены постоянной работой -появились безработные. Благодаря полученных в кредит от МРС снастей (неводов и сетей) наши рыбаки с помощью местных знатоков кое-как научились добывать рыбу. Был даже случай, когда в одном притонений оказалось 12 центнеров сельди. Очень печально, что рыбаки-спецпоселенцы на Хатанге оказались глубоко обманутыми в цене сдаваемой рыбоприёмному пункту рыбы: по сравнению с енисейскими ценами они в среднем были на 20-40 % ниже и не позволяли рыбакам на сданную рыбу полностью отоварить полученные продуктовые рулоны. В целом уловы рыбы во время её хода (сельди, сига, омуля, чира, муксуна, и реже – нельмы и тайменя) были высокими, что давало возможность нашему колхозу ежегодно выполнять план. С неводами рыбачили босиком до октября месяца, когда берега в снегу, а урез воды покрыт шугой, ледяная вода казалось была теплее, из неё не выходили.

Среди других организаций Хатангского района наш колхоз значился одним из лучших. Именно это обстоятельство стоило нам один год лишнего пребывания в качестве спецпоселенцев - районные власти скрыли от нас нашей реабилитации в 1956 году, сообщив нам об этом только год спустя в 1957 году; терять один из передовых колхозов с прибыльным хозяйством «хозяевам» района не хотелось. При ликвидации в 1957 году колхоза на его счету в госбанке значилась сумма в 1 миллион рублей (по тем временам это была большая сумма), однако эти деньги не были выданы нашему колхозу и не распределены среди колхозников, не законно пополнив лишь собой Хатангский районный бюджет.

Наше относительное к 50-м годам благополучие на Хатанге возникло благодаря большому труду, вложенному нами в 1943-1946 годы в строительство посёлка и постоянной ловли рыбы (2 бригады с двумя 300 - метровыми неводами по 8 человек), хорошей организации труда во всём хозяйстве. Жертвами среди наших людей оказались главным образом женщины с детьми и безработные. У «хатангских» спецпоселенцев процесс освоения нового поселения на «краю света» происходил медленно из-за гнетущей оторванности людей от «света» и худшим снабжением товарами и инструментами. Ведь чем наша группа особенно сильно пострадала это тем, что нам пришлось 2 раза строить жильё и зимовать: первый раз в 42 году в Ананьевском и второй раз в 43 году на Хатанге. Знания о правильном ведении рыбодобычи мы получили после нашего приезда на Хатангу только на третий год - инструкторов не было; люди не имели понятия о конструкции неводов и сетей, не знали о сетевых иголках и как ими плести и чинить невода и сети.

Авторы нашей высылки на Хатангу сильно просчитались в необходимом количестве рабочих мест - их хватило только на 30-40% рабочих рук, что в конечном счёте привело к повышенной смертности людей из-за голода, холода и цинги. Сложность устройства нашей жизни на новом месте заключалась ещё и в плохом демографическом составе нашего населения: женщин с детьми до 16 лет - 90 %, мужчин с 16 и выше лет только 10 %. Какие наружные тяжёлые ручные работы могли эти люди в условиях лютой природы выполнять, когда летом гнус, а осенью и зимой босоногая рыбалка в ледяной воде и мороз, не имея при этом соответствующей одежды. Люди были в отчаянии. Дело дошло до самоубийства: вдруг моя мама кричит - «Карл, скорей беги за ножом, режь верёвку, спасай женщину». Обречённую удалось спасти. В 1957 году она выехала на «большую землю». Особенно пострадали латыши, среди которых вымерло несколько семей. Умерла моя мама в 1946 году. Женщины не могли самостоятельно обеспечить свою семью жильём. Медицинским обслуживанием мы были полностью лишены, да и не удивительно - ведь для организации медпункта требовалось специальное помещение и жильё для медика.

У нас, как и везде, действовал лозунг «Больше рыбы фронту», а это означало жёсткий контроль над рыбаками - с места добычи рыба немедленно направлялась на рыбоприёмный пункт, исключая всякую её утечку на сторону. Поэтому люди без постоянных рабочих мест голодали и буквально семьями вымирали. Очень пострадали семьи немцев и прибалтов, не знавших русского языка. Это являлось серьёзным препятствием в устройстве на работу особенно в тепле. В целом наша группа за 15 лет своего существования (1942-1957), осваивая Хатангский бассейн, заплатила сталинскому режиму сотней жизней (50 %) своих сограждан.

С Хатанги наша оставшаяся семья, две мои сестры и я, выехала в 1957 году в Сухобузимо Красноярского края, отдав 15 своих лучших юношеских лет на бесцельное освоение рыбных запасов Таймырского Крайнего Севера, отнявшее у меня здоровье, мать и сестру. С 1992 года проживаю с семьёй в Германии по адресу: Kühl Karl Bjorringbrostr. 47, 23812 Wahlstedt . Tel. 04554/5934

Со слов Кюл Карла записал Петри Лео.

На оглавление На предыдущую На следующую