Роберт Ридель. Ограничения
В детском доме были дети разных национальностей – русские, украинцы, татары, башкиры, мордва, удмурты, а из немцев я был один. Но дискриминацию как немец я не чувствовал. Многие просто не знали, что я немец, а которые знали, не принимали всерьёз – я был такой же, как все, а немцами для них были те, которые воевали против нас на фронте (о том, что есть советские или российские немцы здесь вообще не знали - в тот район Урала их почему-то не высылали). Единственно, что их удивляло - моё имя и моя фамилия:
И Роберт, и Ридель, где у тебя имя, где фамилия? Не разберёшь!
Не последнюю роль здесь сыграло и то, что среди ребят у меня был определённый авторитет. Складывался он ещё тогда, когда я, только что приехавший новичок, разучивал с ребятами песни, рассказывал им книги. Прибавил мне авторитета и случай в столовой, который произошёл тогда же. Мы стояли в очереди к кухонной раздаче, и один из пацанов грубо оттолкнул меня в сторону. Я остервенело кинулся на него, сбил с ног и стал дубасить, пока меня не остановила воспитательница. Про эту драку почему-то ещё долго говорили, она обросла разными подробностями и, возможно, поэтому никто со мной больше не задирался. А когда я стал «гармонистом», мой мальчишеский авторитет вырос ещё больше.
Учился я охотно и считался лучшим учеником. За хорошую успеваемость нас иногда (обычно по праздникам) награждали ценными подарками – новыми ботинками, сапогами, а однажды мне вручили даже костюм. После торжественного вручения подарки забирал стоявший за сценой кладовщик («для хранения»). Больше мы их не видели...
Как-то меня и ещё двоих ребят наградили поездкой на зимние каникулы в Свердловск (теперешний Екатеринбург). Нас сопровождал последний наш директор Степан Разумович Белобородов. Билетов на поезд, как всегда, не было, и все двести километров до Свердловска (а потом и обратно) мы ехали на подножках или на площадках вагонов ещё довоенной конструкции. При этом мы проезжали несколько туннелей...
В Свердловске нас сводили в драмтеатр на героическую пьесу про военных моряков. В музыкальном театре нас поразила весёлая и яркая оперетта. В красочно оформленном Дворце пионеров ( бывшем дворце уральского заводчика Демидова) мы участвовали в новогоднем празднике вокруг огромной нарядной ёлки. Нам вручили подарки с простыми конфетами и даже с одним мандарином. Домой мы вернулись, как говорится, до краёв наполненные впечатлениями.
На общем собрании детдома и школы, посвящённом завершению учебного года, наш директор торжественно объявил, что за отличную учёбу воспитанник детского дома ученик теперь уже седьмого класса Роберт Ридель награждается путёвкой в пионерский лагерь Артек. Такой же путёвкой наградили дочь завуча школы. Были громкие аплодисменты, нас поздравляли. Я уже представлял, как побываю в солнечном Крыму, как увижу Чёрное море, о котором так много читал.
Через неделю меня вызвали в воспитательскую. Там уже находился директор детдома, несколько воспитателей и наша медсестра. Мне предложили раздеться до трусов и медсестра стала придирчиво осматривать меня со всех сторон. Наконец она нашла у меня несколько ссадин и громко сказала, что с такими ссадинами я не могу ехать в Артек, меня там не примут. Все дружно согласились с ней. Такие ссадины можно было найти у любого детдомовца и я сразу понял, что это повод отказать мне в поездке в Артек. Ясно понимая разыгранную комедию, мне стало неловко за сидящих передо мной взрослых. Я поспешно оделся и, не глядя на них, вышел из воспитательской.
В пустом коридоре подступила горечь:
- Это всё из-за того, что я немец, просто они не говорят в открытую. Выходит, что я не такой, как все, что я хуже всех и что это будет всегда!
Мелькнула мысль, которая приходила ко мне не раз - надо сбежать, взять другую фамилию и никто не узнает, кто я и откуда. Но тогда я не увижу родителей, а о встрече с ними, о жизни в родной семье, я мечтал все эти годы...
А с путёвкой в Артек было так – наши простые и честные воспитатели присудили её мне, считая, что я её заслужил, а где-то наверху меня не пропустили как немца.
А вместо меня в Артек поехал другой наш детдомовец – башкир Валерий Галин, далеко не лучший наш ученик. Он сам мне говорил, что это не настоящее его имя, настоящее он сменил, как это делали многие беспризорники. Но он не только сменил имя, но и сильно занизил свой возраст – рядом с ним мы были совсем детьми. Руководство детдома, видно, догадывалось, что он старше нас - нему благоволили, на какое-то время даже устроили на платную работу - воспитателем одной из младших групп. А у меня с ним всегда были непростые отношения, особенно после истории с Ваней Межняковым, Межняком. У Галина был с ним конфликт, они даже подрались в лесу и Галин сделал всё, чтобы Межняка отправили в ФЗО, не дав доучиться в школе.
Межняк был простым и добрым пацаном и когда мы об этом (уже потом) узнали, ребята невзлюбили Галина, хотя никто не хотел с ним связываться.
На внутридетдомовской жизни, на отношениях ребят между собой я подробно не останавливаюсь. Только скажу, что ничего экстраординарного у нас не происходило, ситуация была как в обычной школе. Но конфликты конечно были. Ещё в детдоме я прочитал книгу «Старшины Вильбайской школы». В ней описывалась жизнь закрытой школы-интерната конца Х1Х века. И я был потрясён, насколько ситуация в этой школе совпадала с ситуацией, сложившейся у нас в детдоме. Да и главного героя, похожего, как мне казалось, на меня, звали, насколько я помню, Риддель... (Автора я тогда не запомнил и только недавно узнал, что его зовут Тальбот Бейнс Рид и по-английски книга называется «The Captains of Willoughby School»).
* * *
Успехи в учёбе приносили мне не только приятные и неприятные подарки, однажды они спасли меня от отправки в ФЗО.
Летом 1947 года мы были на сенокосе, когда в Кленовское приехал представитель военкомата для мобилизации подростков в ФЗО. Пришёл он и в детский дом, просмотрел наши списки и всех, кому уже исполнилось четырнадцать лет, наметил для отправки в ФЗО. Среди таких «переростков» оказался и я. По своему возрасту я уже должен был закончить семь классов, но я закончил только шесть, так как один учебный год пропустил в Сибири. Если бы меня взяли в ФЗО, я бы лишился возможности закончить семилетку и, соответственно, учиться дальше. А я собирался поступать в техникум.
Список воспитанников, отобранных в школу ФЗО, обсуждался на детдомовском педсовете с участием представителя военкомата. Когда очередь дошла до меня, ему сказали, что это очень слабый ученик, что он не совсем нормальный и, вообще, дебил, умственно отсталый. От «дебила» он, конечно, отказался.
Таким необычным способом меня оставили в детдоме. Воспитатели, идя на такое, преследовали и свои цели – им был нужен сильный ученик, так как успеваемость была главным показателем их работы.
Обо всём этом я узнал только осенью - Василий Сидорович рассказал мне под очень большим секретом.
Первого сентября я пошёл в седьмой класс и следующей весной закончил семилетку. В тот же год, сдав вступительные экзамены, я поступил в техникум. Но это уже другая история.
Оглавление Предыдущая Следующая