В ПАМЯТЬ О ТРАГЕДИИ НАРОДА 60-ЛЕТИЕ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА 80-ЛЕТИЕ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАМЯТИ
ИСТОРИКО-АРХИВНЫЙ АЛЬМАНАХ
Редактор-составитель канд. ист. наук И.В. Павлова
Новосибирск Издательство Сибирского отделения Российской академии наук 1997

Меня в Норильск привезли по спецнаряду НКВД летом 1939 г. Спецнаряд - это документ такой (я его, конечно, не читал, но мне объявили: "Ты по спецнаряду этапируешься"), который определяет командировку заключенного из одного лагеря в другой с назначением "для работы по специальности".

Вначале-то я был в Карагандинском лагере; сперва в Аратахском лаготделении - на юг от Караганды - занимался гам топографической съемкой плотины и поливных каналов дли прокладки трассы, потом принял на себя переделку шлюза этой плотины. Зона была только для уголовников, остальные передвигались по всей территории свободно, а так как мы были на отшибе, то я себя чувствовал, как расконвоированный. Затем и попал в этап: нас собрали на пересыльном пункте в Карабасе, готовили к отправке на строительство Томско-Асинской железной дороги. Но этот этап по распоряжению Москвы расформировали и распределили по ближайшим лаготделениям Карлага. Я попал в пос. Долинское - недалеко от центрального лаготделения - в угольную шахту. Лаготделение было строгого режима: двойная зона, собаки, вышки, вся жизнь: барак~шахта- барак; на крышах по ночам часовые, на оправку ночью - только в белом, накрывшись белым чем-нибудь (кричишь: "Разрешите выйти до туалета!" - и если пойдешь без разрешения, можешь получить пулю в спину). Я попал туда не в наказание, а просто так, попал - и все, многие так попали. Пережив несколько обвалов в шахте, решил: хватит играть со смертью. И написал заявление в Главное Управление Лагерей горно-металлургической промышленности о том, что я металлург-цветник, окончил Томский технологический институт, работал на Беловском цинковом заводе и т.д., и что могу принести больше пользы, работая по специальности.

Через несколько месяцев (шахту уже стало затапливать подъемными водами) я получил извещение об этапировании по спецнаряду ГУЛага НКВД. Это меня и выручило.

По прибытии в Норильск нам дали три дня отдыха, а потом нас по одному стал вызывать Завенягин. Мне он сначала предложил работу мастера на Малом металлургическом завоеа - первый металлургический объект там был - я согласился. "Ну хорошо, идите к себе в зону, вас вызовут." А потом спрашивает: "А что у вас такой цвет лица зеленоватый, как вы себя чувствуете?" — " Ничего, - говорю, - что-то с кишечником". - ":>то дело серьезное, обратитесь в медпункт. А я вам вот что: все таки работа на металлургическом заводе тяжелая... Вы пробирное искусство знаете?" — "Конечно, я металлург, знаю: это определение благородных металлов в рудах, концентратах и т.д." - "Ну вот, я вам предлагаю идти в пробирный отдел центральной химлаборатории (ЦХЛ) комбината". Так я попал туда.

Завенягин был крупнейшим специалистом и отличным организатором. Орджоникидзе назначил его своим заместителем, но когда он приехал в Москву, Орджоникидзе уже был мертв (ходили слухи: застрелился). Он стал заместителем Л.М. Кагановича. Тот вскоре поручил ему составить своего рода "обвинительное заключение" на академика И.М.Губкина (того самого, что предсказал "Второе Баку" на Южном Урале). Завенягин отказался - Каганович его выгнал. Через два месяца его вызвал Молотов: "Мы решили вас не добивать, предлагаем взять на себя Норильск". Он согласился, понимая, что будет как бы заложником. Задача, за которую отвечал головой. Но не боялся. Если видел, что перед ним специалист, не боялся вытаскивать заключенного с "общих работ", даже если они вменялись ому приговором или "режимщиками". Очень много бывал на объектах, вникал во все. И был прост, доступен.

Первое, что он сделал, - создал Опытный металлургический цех (ОМЦ) с крошечным котлом и вагранкой, поставив его директором О.Н. Лукашевич - прелестную, образованнейшую женщину с великолепной памятью, благодаря которой ОМЦ освоил для НГМК агломерацию и плавку. С началом войны сюда прибыло много специалистов из Мончегорска, в их числе - Ф.Т. Теряенко, который после отъезда Лукашевич с 1941 1956 г. руководил ОМЦ. Здесь я с 1943 до 1946 г. (освобождение) был руководителем группы по гидрометаллургии. На ОМЦ почти все инженеры, даже сменные, были заключенные.

По разработанной нами технологической схеме проектам контора (металлургическая группа под руководством заключенного Гамазина) сделала проект Кобальтового завода.

В Норильске в то время, не считая горных предприятий (они все были в горах - шахты, рудники 3/6, 7/9 - это все под земные, но были и открытые - как "Медвежка" на "Угольной), промпредприятия - Механический завод (многокорпусной, полный профиль: литье, прокат, механическая обработка), Малый металлургический завод, Малая обогатительная фабрик (МОФ), плюс площадки, где начинали строиться Большой металлургический завод (теперь - плавильный цех), ЦЭМ (электролиз никеля), Аглофабрика и многое другое - все были взяты в огромную зону - "Промплощадка". Вблизи было только одно лаготделение - "Медвежий Ручей", вначале это было 2-е л/о - на стыке улиц Горной и Заводской (теперешний Норильск), там были дома из бутового камня для вольнонаемных, Но тут пошли этапы, масса заключенных - так эти дома переделали в секции (дом - 2 секции), уставили их 2-ярусными нарами "вагонного" типа. Все это взяли в зону 2-го л/о. На восточном склоне Рудной горы - 6-е л/о. Эти два лаготделения обслуживали всю нижнюю часть Норильска, в основном - Промплощадку. На горе были другие лаготделения, они обслуживали POP (рудник открытых работ), шахты, верхний мехзавод. 6-е л/о, кроме Промплощадки, обслуживало шахты горы Шмидтихи, добычу рассыпной платины по Угольному Ручью (сезонно: зимой невозможно промывать). В этих же зонах - Центральная химическая лаборатория, Опытный металлургический цех, Проектная контора - очень крупное объединение, Геологическая партия (камералка), причем геологи, включая Урванцева, жили во 2-м л/о, там же - Центральная лагерная больница.

Огромная степень автономности. Свой уголь, своя энергетика, цемент, кирпич - простой и кислото- и огнеупорный, свои Лесоповалы в Красноярском крае, деревообработка, свой водный транспорт, свои причалы в Красноярске и в Дудинке (здесь я и знакомился с Жаком Росси, будущим составителем 'Справочника по ГУЛагу", и Л.Н.Гумилевым - они позже были и н 6-м л/о), своим авиаотрядом (платиновый концентрат выводился самолетами).

Единственное, в чем нуждалась эта империя, - это рабочая сила, заключенные. (Заявки на новые этапы составлялись каждый год, как нечто само собой разумеющееся - НГМК был в поставе НКВД, Завенягин считался работником этого ведомства, его заместитель назывался: заместитель по ИТЛ). Смертность среди них была огромная. Особенно гробили людей этапы, баржи Каждый этап привозил не только новых работников, но и новых покойников, дистрофиков, цинготников. Свирепствовали кишечные заболевания, чему немало способствовала норильская питьевая вода. По утрам возвращавшихся из ночной смены встречали на вахте автомашины и подводы с покойниками; их везли в навал, прикрыв брезентом.

Из этапов особо запомнились наши военнопленные после финской кампании: как они шли, перевязанные, огромными колоннами. Ими заполнили только построенный огромный гараж. В 1940 году прибыл большой этап из недавно "присоединившейся" Прибалтики, почти все они погибли в лагпункте для "доходяг" на Ламе. Еще вспоминается пересыльный лагерь в Злобино (под Красноярском). Мы же этот лагерь и строили. Легкие фанерные бараки. Со всего Союза этапы шли сюда. На них было страшно смотреть. Один, например, весь ослеп: куриная слепота. Лагерь был забит. Днем работали в порту, грузили суда, направлявшиеся в Дудинку с грузами для Норильска. (Особенно много было колючей проволоки.

Вечерами пели песни. Грузины особенно красиво пели.

На строительстве ЦЭМ работали заключенные, несколько тысяч. Работали круглосуточно. Днем - монтаж, бурение, по ночам - взрывали. Заключенных к буровзрывным работам, конечно, не допускали.

Хочется помянуть коллег, с которыми сдружился в Норильске: Зенюк, Гамазин, Тамара Сливинская ("кавэжэдинка"), Шикова, Бухарин - москвич, киевляне - Михайлов и Станкевич, доцент Томского политехнического института К.П. Шнийт, детский врач Кудрявцев, получивший без суда срок за финский плен, хирурги Родионов, Шишкин, Кузнецов, Розенблюм, Бабушкин. Отдельно вспоминаются Исаак Кон и Виттен Крупский, П.П. Краснобаев, Ташкус - литовец. Всех не перечислить.

Перед войной 2-е л/о раскассировали, одноэтажные дом* переделали для вольнонаемных. Я попал в 6-е л/о, а после начала войны в л/о на Медвежьем Ручье. Уголовники и политические содержались в одних лаготделениях, тут же были и женщины. Особый уголовный мир, который даже в условиях лагери нуждался в изоляции - либо в закрытых бараках, либо в отдельных строгорежимных лагпунктах.

Работали ли уголовники? Работали. Были и отказчики. Это в основном "профессионалы", имевшие колоссальные суммарным сроки, им было все равно. А остальные работали. Тем более - бытовики.

Году в 1948-м был создан Горлаг с лаготделениями в районе кирпичного и деревообделочного заводов. Дальше - только знаменитый и таинственный Норильск-2. Говорили, что это лагерь для доходяг - веники, корзинки... Но шла страшная слава, что туда отвозят людей для физического уничтожения, приговоренных.

Научно-исследовательской обогатительной лабораторией (маленькое деревянное здание, несколько раз горело) при МОФе руководила Никонова - интеллигентная, эрудированная, она задала хороший ритм. В 1939-м с одним из этапов прибыл известный обогатитель Михаил Аметов, которого я знал по Лениногорску. Они да еще вольнонаемный специалист Бочаров нанимались технологией обогащения норильских руд, разработали селективное и коллективное обогащение. В конце концов победило первое. Проектная контора (в которой Завенягин собрал лучших специалистов - от инженеров до академиков, 600 человек (все они после создания Горлага были переведены туда)) спроектировала БОФ (Большая обогатительная фабрика), куда перешел главным технологом Аметов, вскоре умерший от опухоли мозга. Первым директором БОФа стал вольнонаемный инженер Б.А.Логинов (потом он некоторое время был директором НГМК), главным инженером - вольнонаемная Антонина Петровна Волкова, потом она стала директором, а главным инженером - О.Н. Малицкий, эвакуированный вместе с оборудованием из Тернауза.

Отношение со стороны охраны и надзора можно охарактеризовать только как бессмысленно жестокое при полной бесконтрольности и заведомой безнаказанности. Стрельба с вышек в зону была явлением рядовым. При мне охранники (их на вышке двое было) просто так, без всякого повода, пальнули в человека (не знаю, остался ли он жив). Он шел по тропинке, по которой мы ходили всегда на работу и с работы, он впереди, а я несколько позади, так что видел хорошо, что ничего противорежимного он не делал. Раз, помню, летом сидим мы у себя в комнате на Севастопольской при открытых окнах. Вдруг слышим - окрик и тут же выстрел. Выглянули в окно, смотрим - рядом остановилась колонна заключенных, они как-то расступились, и видно: на дороге лицом вниз лежит человек в поношенном плаще, прижимает к себе папку с бумагами; из головы или из шеи у него течет кровь. Заключенные кричат: "Вы за что бригадира нашего убили!" А конвой: "Ложись!".

Вскоре после этого случая горлаговские лаготделения забастовали. Я сам видел черные со скрещенными костями флаги над бараками. Они требовали приезда комиссии из Москвы. Это продолжалось довольно долго, несколько недель. Потом приехал какой-то чин (генерал, что ли), вызвали войска, ворвались со стрельбой в зону на танках, бортовых машинах; на эти машины бросали трупы, а, может, и живых, накрывали брезентом и увозили.

Про "восьмерку" речь шла или нет, не знаю, но о том, что одно из горлаговских лаготделений в ходе "усмирения" было полностью уничтожено, разговоры такие были. Где находилилась "восьмерка", не знаю. Если это "Цемстрой", то, по-видимому, в районе кирпичных и цементных заводов - на юго-восточной стороне Промплощадки.

Об Н.Н. Урванцеве. Я познакомился с ним в Красноярским пересыльном лагере в 1939 г. Там через зону протекал ручей, я любил вечерком развести возле него костерок, почаевничать, В такое время ко мне как-то и подошел Н.Н. (рост выше среднего, худощавый, темноволосый, некрасивый, но располагающий и себе) со своим припасом, представился, присоединился. Посетовал, что, мол, открыл эти норильские богатства на нашу и свою шею. Потом к нам подошел еще один человек, оказалось, Лурье - бывший главный инженер Кузбассугля. Такая вот компания подобралась. Все выпускники Томского технологическиго о института.

В Норильске он как-то пригласил меня с женой к себе и гости. Это было уже после войны, году в 1949-м. У него еще не было квартиры, он жил в гостинице. К нему только что приехала жена Елизавета Ивановна, военный врач, ее китель с погонами висел на вешалке, и юбка на ней была военная. Сам он всегда одевался очень просто, по-походному, так что те, кто не знал его, вполне могли счесть расконвоированным заключенным. У нас с ним состоялся тогда профессиональный разговор об обогащении добываемых руд. Он был озабочен низкой, и к тому же падающей, продуктивностью норильских обогатительных фабрик.

Еще о Завенягине. Помню, как-то зимой на Промплощади» он шел со свитой, увидел вдалеке какого-то высокого заключенного, видимо, узнал, или ему показали. Подозвал его, поздоровался за руку, о чем-то стали разговаривать. Тем временем подъехала легковая машина, они сели в нее и уехали. Это был Потапов - тот самый легендарный Михаил Георгиевич Потапов, который предложил остроумное инженерное решение проблемы снежных заносов, то и дело грозивших парализовать Норильск и отвлекавших на борьбу с ними огромные массы народу. Он : поставил вдоль дорог высокие - метров пять - щиты, оставив снизу сравнительно узкие просветы; в них врывался норильский ураганный ветер и сметал с дорог весь снег. Вот тогда и состоялась та его встреча с Завенягиным, свидетелем которой я оказался.

Публикация JI.C.Tpyca

P.S. Наши беседы, которые мы вели с Александром Петровичем с 1990 г., оборвались. 30 сентября 1995 г. в возрасте почти 88 лет он скончался.