П. Соколов. Ухабы
Р Ы Ц А Р И П Л А Щ А И К И Н Ж А Л А.
ГЛАВА 27.
"Но внезaпно настали суровые дни,
След да будет их в этой тетради,
Пусть всегда говорят о неправде они
Справедливости будущей ради.
Пусть везде говорят о бесчестных умах,
О карьере на жизни другого,
О разбитых надеждах, несбывшихся снах,
О потере всего дорогого.
Наша гибель пусть многим откроет глаза,
Остановит не знающих меры.
Наших близких пусть будет проклятьем слеза
Этим людям без чести и веры. "
(Б. Ходолей, 1944 г. )
Поезд двигался, оставляя за собой годы какой-то вязкой пустоты, и приближаясь к долгожданной цели и исполнению еще неясных и тревожных надежд. Впервые мне приходилось пересекать границы многих государств. Мне казалось, что за каждой из них должен открываться новый незнакомый мир. Вначале как будто это подтвердилось. За границей Венгрии резко изменился ландшафт, представляющий из себя обширную до горизонта равнину, необычную для гористых Балкан, сменился облик сел и их населения. На ж. д. станциях ходили железнодорожники в головных уборах, какие мне приходилось видеть только в кинокомедиях из жизни Штрауссовской Вены и Будапешта. Попадались военные в незнакомой форме табачного цвета. Столь же резко произошла смена декораций, когда из Венгрии поезд переехал в Чехословакию, точнее в Райхспротекторат Чехию и Моравию. Здесь все дышало добротностью и чистотой. Аккуратные черепичные крыши домиков, ухоженные поля и сады. Переезд в Австрию, а затем и в Германию остался незамеченным, настолько они мало отличались от Чехии. В Вене пришлось делать пересадку. С вокзала на вокзал нас перевезли в крытом тентом грузовике. Но и через щели и задний борт удалось увидеть великолепный город, какого мне еще не приходилось видеть. Ночью поезд прибыл к месту назначения г. Бреслау. Пусть меня простят ревнители послевоенных реалий, но я буду так называть этот "исконно польский" город Вроцлав. В то время это был центр немецкой земли Верхняя Силезия (Ober Schlesien), и польским духом там не пахло, разве что в отголосках его истории, завпечатленной в росписи стен старой ратуши, в то время служившей пивной, в немецкой жизни весьма почтенном и добротном заведении. На вокзале нас встретил представитель нашего нового начальства, Хауптштурмфюрер СС (капитан войск СС). Это был мужчина лет 40, с аристократической физиономией и в безукоризненно сидящем обмундировании. Он стоял бесстрастно как статуя, а наши, стоящие вокруг, вслух комментировали, зачастую в непарламентских выражениях, эту, пока загадочную, фигуру. Вдруг "фигура" заговорила на чистейшем русском языке, что повергло в смятение особо усердных комментаторов. Она оказалась дальним отпрыском того самого Кочубея, который был богат и славен, по утверждению Александра Сергеевича. От предков он унаследовал свою изысканную внешность и способность поглощать нелимитироваанные объемы горилки. Впрочем, для нас он был просто гидом, дающим нам некоторую информацию о нашем статусе, и который должен был нас доставить к месту расквартирования. Это место находилось еще часах в 4-х пути на поезде в сторону Катовице, первого по-настоящему польского города. Недалеко от захолустной станции располагался большой лагерь "За"ндбе'рге", состоявший из двух или более десятков сборно-щитовых бараков, разного размера. Лагерь был окружен добротным забором из нескольких рядов колючей проволоки. У входа стоял такой же барак - караульное помещение, и монголовидный часовой. Мы расположились в большом бараке. Мало-мало устроившись, мы вышли чтобы оглядеться. Лагерь был окружен сосновым лесом, который уже с первого взгляда отдавал немецкой аккуратностью. Среди населения лагеря встречались люди самого разного облика. Были и люди в немецком военном обмундировании, без погон и в погонах, восточного облика всех модификаций, с какими то мечетями на нарукавных эмблемах, и просто военнопленные в затертом и выгоревшем красноармейском обмундировании. Во всем разнообразии этого населения я разобрался намного позже, но чтобы картина была яснее, расскажу об этом сейчас. Кстати в одном из "шпионских" фильмов нашего времени упоминался лагерь Зандберге, и даже изображался, как центр подготовки диверсантов, с разнообразным оборудованием, строгим режимом, и инструкторами - ассами. На деле в лагере располагалось множество формирований, где они оформлялись организационно, проходили кое-какую подготовку, а затем отправлялись по назначению. Были они независимы друг от друга, и общим для них было лишь "шефство" со стороны SS. Cейчас ходит много басен о "самостийности" Власова и его чуть не равноправном партнерстве с немцами. На деле это была довольно жалкая марионетка. Здесь формировались пополнения для "Туркестанской" дивизии. Для немцев все они были на одно лицо, и всех киргизов, узбеков и прочих, они сводили в одну кучу. Занимались с ними такие же широколицые офицеры и унтерофицеры. Команды они отдавали по немецки, переговаривались на своем языке, а ругались на русском. Тут же были курсы радистов, возможно и диверсантов, но без киношной бутафории. Была отдельно и караульная рота, состоящая сплошь из бурятов, якутов и других сибирских народностей. Большинство же разношерстной публики были кадры нашего будущего батальона. Возглавлял лагерь немецкий майор-СС-овец. Фамилии его я не помню. Был он видной внешности. На левом рукаве пониже погона у него был медный щиток с тисненым изображением карты Крыма и соответствующей надписью. Подобные щитки носили участники наиболее памятных сражений. Я видел такие за Африку, Нарвик, Крит, Старую Руссу, с надписью "Крепость Демьянск", и др. Жил он в том же лагере. Кроме него был еще большой штат из немцев и русских, в том числе и Особый отдел, возглавлямый бывшим чекистом. Контакты с аборигенами лагеря начались сразу, но откровенно говоря, оставили удручающее впечатление. Лучше всего его характеризует стихотворение Б. Ходолея, относящееся к этим дням:
"Ваши мысли о России - Все вы жалкие плебеи,
Достижений похвальба Чужд вам сердца перезвон.
И разнузданной стихии Ваши высшие идеи -
бесшабашная гульба. Девки, мат и самогон. "
Это конечно слишком категорично, и со временем под этим, в целом довольно точно подмеченном "культурным слоем", мы нашли и просто людей с их индивидуальностью, пороками и добродетелями. Наше с Алешкой пребывание в Зандберге на этот раз ограничилось несколькими часами. Под вечер вызванных по списку человек 30, куда попала и вся наша компания, собрали отдельно, и пришедший СС-овский майор предложил на добровольных началах записаться вгруппу "особого назначения", предназначенную для работы в тылу противника. От этого известия у меня даже дыхание остановилось. Вот она, удача! Мы переглянулись с Вальхом, и одни из первых вышли вперед. Ходолей и Сосиска последовали за нами. Среди волонтеров оказались и обе Змеи, и ряд других, среди которых самым пожилым был Папа Мейер. Лет ему было под 45, но был он молод душой и органически вписался в нашу шебутную компанию. На следующее утро мы снова поездом вернулись в Бреслау, и расположились на его окраине. в пригороде Освитц, связанном с городом трамваем. В Освитце, в старом буковом лесу, был маленький лагерек, тоже из сборно-щитовых домиков. Было их штук 8. В центре лагеря стоял барак-столовая, где вечером было подобие кантины, в которой противная парочка стариков торговала жидким пивом. В двух бараках располагались мы со своими будущими подчиненными , в одном жила "инженерная группа"-советские инженеры, чья деятельность так и осталась для меня неясной, да впрочем меня она не шибко и интересовала. В остальных жили работники лагеря, рабочая команда из военнопленных, а также располагались хозяйственные и административные службы. Нас соединили с уже бывшими там курсантами из военнопленных, разбив нас по тройкам : один наш + двое курсантов. Подбор проводился "командно-административным методом". В моей группе оказались Пашка Козин, парень лет 20, бывший лейтенант Красной Армии, а до этого ученик портного, или что то вроде этого, и Илья Григорьич Головин, очень неуклюжий толстозадый мужчина лет под 35, рабочий из Новосибирска. Первый был недалекий франт, очень озабоченный своей внешностью. Он постоянно охорашивался перед зеркалом, расчесывал свой чубчик. Ходил он в отглаженных тщательно брюках, заправленных в офицерские хромовые сапожки гармошкой, а форменный СС-овский китель подпоясывал советским офицерским ремнем со звездой, серпом и молотом. Это выглядело достаточно нелепым, но почему то никого не трогало. Второй, наоборот, был неопрятен. Недостаток ума он восполнял мужицкой хитринкой, относился к нам отечески-покровительственно. Из начальства с нами, но в отдельном домике, располагался сам капитан Семенов, похожий на лису лейтенант Вильд, русский, а также два унтера из югославских сподвижников Семенова - Скворцов и Челпанбаев. Последний, несмотря на "черную" фамилию, был чистым русаком, маленьким, с очень голубыми глазами. Нас в который раз переобмундировали. Выдали форму войск СС, с черепом на пилотке, черными петлицами и погонами. При этом преображении я получил звание унтершарфюрера. Выдали нам и оружие - пистолеты "Вальтер", калибра 7, 65 мм, такие, которые я когда то, в качестве недосягаемого сокровища, видел на витрине оружейного магазина в Софии. Вскоре выдали и документы. Вместо обычной "Зольдбух" (солдатской книжки) дали "Айнзатцбух" , что то вроде служебной книжки, где удостоверялось, что мы являмся сотрудниками VI отдела СД, того самого, где, якобы, подвизался Штирлиц, и который возглавлял его приятель Вальтер Шелленберг. Наше подразделение получило название Группа "Ульм". По замыслам нашего руководства, навеянным неистощимой фантазией Семенова, Группе "Ульм" ставилась задача десантироваться с воздуха на Урале, мелкими группами (тройками) разойтись по намеченным маршрутам, держа связь с Центром по радио, а затем в назначенное им время, одновременно вывести из строя линии высокого напряжения, питающие энергией промышленность Уральского региона. Это должно было вызвать не только временную остановку заводов, но и выход из строя многих производств металлургического профиля. Идея эта нам сразу же представилась беспочвенной авантюрой, нацеленной разве на внешний эффект, выгодный только для авторов замысла. Указанным целям соответствовало и направление подготовки. Она была далека от киношных стандартов, но в целом довольно основательна. Тщательно изучались карты предполагаемой местности действий (Карты были отменные, в цвете, очень крупного масштаба), учились ориентироваться и передвигаться по компасу, изучались разные виды взрывчатки, капсюли и взрыватели разного назначения. Проводилась физическая подготовка, стрельбы из пистолетов и автоматов английского производства. Автоматы эти, крайне простые по устройству и грубые по отделке, легко разбирались на три части, и становились удобными для скрытной переноски. Имели они прямые магазины на 20 пистолетных патронов 9 мм. Изучали также советские документы, бланки, способы их заполнения и подделки. Подготовкой занимались инструкторы из немцев, а иногда и советских инженеров, о которых я упоминал ранее. У ворот лагеря имелся часовой из персонала обслуги лагеря, но вход и выход был свободным для всех, включая военнопленных из рабочей команды. Питались мы все из одного котла, но мы получали дополнительно сухие продукты, вроде сыра, колбасы, повидла.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава