Федор Романюк. Мысли и воспоминания
В связи с появлением смуты в церкви с возникновением обновленческого течения и различных церковных многих разделений православные люди насторожились, боясь, чтобы так или иначе не уклониться от чистого православия. Так как во главе церковных разных так наз. ориентаций стояли лица из духовенства и притом из высшего духовенства, то нетрудно было понять, что не все они от истины, ибо истина только одна. Авторитет духовенства пошатнулся. Стали бояться самих епископов, чтобы не принять волка в овечьей шкуре. Боязнь принять обновленца в лице присланного Патриархом Тихоном еп.Варлаама коснулась и духовенства гор.Лебедина на Украине. Недоверчиво и почти враждебно стали лебединские батюшки относиться к своему архипастырю. Когда же священники увидели, что еп.Варлаам строг и требователен, то и совсем вышли из повиновения. Сторону духовенства принял и правящий еп.Константин, у которого были личные счета с еп.Варлаамом. Возникла неприязнь, и народ был в недоумении, за которым из епископов идти, кого держаться. Духовенство Лебединское стало бойкотировать еп.Варлаама и вышло из повиновения. Об этих неполадках стало известно Патриарху Тихону и еп.Вардаал был переведен к гор.Богучар Воронежской епархии. Лебедин остался без епископа. Варлаам был первым епископом этого города, и люди полюбили его и не даром. Еп.Варлаам был муж благоговейный и довольно красноречивый. Удаление еп.Варлаама из Лебедина простой народ приписал проискам священников и охладел к своим пастырям и к церкви. В этом греховном пиру церковной смуты и вражды и разделения оказался и я и вот каким образом. Еп.Варлаам по просьбе прихожан хотел сменить священника Николаевской церкви гор.Лебедина по той причине, что он ранее был обновленец, а может быть и еще по какой-либо иной причине. Причин много может быть, так как ни один священник всем в приходе угодить не сможет. Еп.Варлаам предложил мне занять это место. А когда я несколько стал смущаться, то разъяснил мне, что если не пойду я, то пойдет кто-либо другой, а о.Иоанн Пестряков все равно в Николаевской церкви больше служить не будет. Подумав, я дал свое согласие и при помощи еп.Варлаама и большей части прихожан я был водворен в приход при ожесточенном сопротивлении сторонников о.Пестрякова. Сторону Пестрякова приняло и все духовенство и когда еп.Варлаам выбыл из Лебедина, и я лишился защиты со стороны епископской власти, я почувствовал себя совершенно одиноким и всеми отверженным. Меня защищали только мои прихожане. Священники бойкотировали меня, презирали и требовали через благочинного от правящего еп.Харьковского моего удаления из прихода. Двухкратная поездка представителей от прихода к еп.Константину не дала благоприятных результатов. Еп.Константин в согласии с другими 6 епископами предложили мне оставить приход под угрозой запрещения в священнослужении и лишении сана. Хотя я не чувствовал за собой вины и являлся только жертвой церковной смуты, я вынужден был оставить Николаевский приход и даже всю Харьковскую епархию. Делал попытку просить еп.Константина преложить гнев на милость примирить меня с духовенством и хотя просил со слезами, он остался неприклонным, и я вынужден был с ним расстаться. Меня тяготило неприязненное отношение ко мне духовенства, тем более, что за меня ведь был и весь приход. Я решился идти к духовенству, воспользовавшись их собранием в помещении церковной школы, что в ограде соборной церкви и просить прощения и примирения. Но не тут-то было. Отец Андрей Еппатский благочинный 1-го Лебединского округа, завидев меня, дал место своему гневу и свободу рукам. Схватив меня за ворот моей рясы, вытолкнул их помещения школы и дверь захлопнул. С тяжелым чувством вышел я из церковной ограды и как оплеванный пришел к себе на квартиру и рассказал о поступках о.благочинного, постоянно вопиющего в церкви за литургией: "возлюбим друг друга". Вот наши слова и вот наши дела. Слова Христовы, сказанные современным Ему книжникам и фарисеям: "все, что они вам говорят, делайте, а по делам их не поступайте, потому что они говорят и не делают", не потеряли своего значения и в отношении к нам, христианским пастырям. Руководствуясь словом Христовым: "гонят в одном городе, бегайте в другой", я убежал в Ленинград и примкнул к о.Иосифу и его заместителю еп.Димитрию Любимову.
(пропуск - стр.508 - стр.503)
Минусинская тюрьма. Камера 45. Там мне пришлось просидеть, или, вернее сказать, пролежать под нарами, довольно продолжительное время. Мне кажется, что под нарами пролежал я более 70-ти дней. Что же загнало меня под нары? Неимоверная теснота по причине многолюдства. Хотя камера как комната была довольно просторная, но по причине множества людей, в ней содержавшихся, была убийственно тесной. Число людей, правда, постоянно менялось. Одних вызывали и уводили, других впускали. Наибольшее при мне число людей дошло до предела: 126 чел. Вся площадь пола, в том числе и под нарами, и на нарах вплоть до дверей и несчастной параши, была до отказа набита людьми. Духота от скопления людей доходила до того, что люди снимали с себя нательные рубахи, сидели голыми, брали полотенца и платки и как веером или опахалом взмахивая, вызывали ветерок или, раскрыв широко рты, дышали наподобие того, как это бывает с собаками, когда они в летний полдень от жары и жажды, раскрыв пасть и высунув язык, тяжело дышат от изнеможения. Чем же люди занимаются в камере? В общем ничем: курят без конца (это им разрешается), пустословят, рассказывают друг другу сны, а то и всякого рода сказки и небылицы. Иногда рассказывают без стыда о своих преступных похождениях до ареста и даже хвастают бесстыдно своими преступлениями как чем-то вроде подвига; иногда заводят между собой споры из-за самых пустых причин и дерутся. Большое значение в камере имеет параша. Это зловонная кадка, в которую арестанты оправляются. Обычно она стоит сбоку у стены неподалеку от двери. По утрам у параши образуются значительные очереди, как это бывает на воле где-нибудь у ларька или магазина, когда продают населению что-нибудь из недостающих продуктов питания - рис, сливочное масло, сахар, селедку и т.п. Когда параша наполнится, дежурный по камере (там имеется такая должность) имеет право стучать в дверь и вызывать надзор. Дверь открывается и двое из заключенных выносят парашу, освобождают, споласкивают там же в уборной водой из водопровода и возвращаются в камеру, испытывая некоторое освежение. Камера вновь закрывается. Нетрудно заметить в общей камере разделение людей на две группы: на обижающих и на обижаемых. Некоторые, особенно из так называемых блатных, бывают очень дерзки, бесстыдны и гнусны и обижают скромных и тихих: отбирают от них табак или что-нибудь из вещей, особенно из передач. Передачи в камере являются великим соблазном и яблоком раздора. Получают заключенные передачу таким образом: в назначенный день, скажем, в субботу, как это было в Минусинской тюрьме, около обеда отворяется дверь и в дверях стоит один из надзора в белом фартуке и с бумажкой в руке. Ему известно, что адресат сидит именно в этой камере, но нужно, чтобы не получилось недоразумение и не взял бы кто передачу из посторонних. Надзор называет фамилию получателя передачи. Арестант дополняет свое имя и отчество. Подается заключенному сопроводительный листок, в котором перечисляются предметы передачи. Дается и карандаш. Заключенный расписывается, что получил полностью все перечисленное в списке. Иногда бывает и так, что что-либо не допускается в камеру. В таком случае в списке передаваемых предметов в графе "примечание" против изъятого предмета проставляется "изъято", но по неграмотности пишут "зято", был такой пример. Когда в камеру поступает кому-нибудь передача, то получателя сразу окружает толпа завистников, которые с великим любопытством, с завистью и бесстыдством рассматривают присланное. Пожирают все предлежащее и начинают просить полдачки. Получивший становится в невыносимо трудное положение. Нужно было и дать что-либо, ибо все голодны и все нуждаются, но так много просящих и взирающих, что дать всем хоть понемногу не представляется никакой возможности. Часть людей отходит впусте, огорченными, как бы обиженными. Иные угрожают, другие стыдят обижающихся, указывая, что человек не может и даже не вправе отдать другим, что прислано домашними для поддержания его жизни, а не для раздачи нуждающимся, им же несть числа. Недоедание, скука, томление и неизвестность будущей своей судьбы угнетают арестантов. Всякий день человек ждет какой-нибудь операции над собой со стороны тюремной администрации. Всегда ждет вызова или к следователю, или на освобождение, или на этап. Этап - это отправление заключенных из одного места в другое место заключения. Арестанты с нетерпением ждут отправления из тюрьмы в исправительно-трудовые лагеря. Правда, самая переброска, перевозка арестантов по железной дороге, сопряжена для заключенных с большими лишениями. Вагон битком набит людьми. Воздух смраден от табачного дыма и от зловонной параши, неизменной спутницы. Пища - сухомятка, кусок черствого хлеба. В воде недостаток. Дают еще кусок соленой рыбы, которая у съевшего ее, вызывает мучительную жажду. Все же арестант готов претерпеть все, лишь бы избавиться от скуки и бездействия, испытываемых в тюремной камере. Вот настает долгожданный засекреченный день отправки людей из тюрьмы в лагеря. Неожиданно отворяется железная дверь камеры и, стоя у порога, начинается выкличка тех, кто предназначен к отправке. "Кого я вызвал, сейчас же собирайтесь с вещами". Начинается в камере суета, возня. Каждый начинает выкладывать в мешок или в какую-нибудь грязную сумку свои вещи: ложку, котелок, что-либо из имеющегося белья, или из съестного, полученного передачей. Затем начинается прощание с теми, кого не вызвали. Люди привыкают друг к другу и иногда расстаются чуть ли не со слезами, и нередко как лица, так и фамилии товарищей по заключению так глубоко врезаются в память, что помнятся всю жизнь. Таким был для меня Яков Никандров, с которым я сидел в Ленинградской тюрьме - Крестах, в камере 594. Меня вызвали в этап. Он оставался. Прощаясь, мы с ним расплакались. Яша плакал. По возрасту он был призывник 1912 г., по профессии - вор, большого роста с подбитым глазом. Проведя некоторое время с ним вместе в камере и в дружеских сердечных разговорах, мы привыкли друг к другу, и расставание было нежелательным и тягостным. На прощание я дал ему большое краснобокое, красивое яблоко. "Вот тебе, Яша, на память", сказал я ему, подавая подарок. Смотрю, у Яши показались на глазах слезы. Преступник, вор заплакал. Что происходило у ожесточенного вора-преступника в душе в минуты расставания со священником - Бог весть. Говорили мы, находясь в камере, только вдвоем весьма о многом. Обо мне, моем прошлом, о том, за что меня посадили, Яков меня не расспрашивал. Я же, подбирая ключи к сердцу и совести этого человека, счел нужным для себя узнать все, что касается всей его жизни, всего его прошлого. Я обстоятельно расспрашивал его о том, где его родина, кто у него там дома, в деревне, какое хозяйство, как проходила его жизнь в родительском доме, что заставило его пойти на преступную работу и т.п. Многие мои с ним собеседования в духе сердечности и с моей стороны доброжелательства принесли добрые плоды. Яков пришел в сознание безрассудства допущенных поступков, за которые он и попал в тюрьму. На мой вопрос, намерен ли он и в дальнейшем идти по преступной дороге или, может быть, теперь он уже, осознав ошибочность своего поведения, изменит свой образ жизни по выходе из заключения. Яша мне ответил: "Если бы по выходе на волю я жил вместе с тобой, находясь под твоим влиянием и присмотром, то я бы не делал всего того, что было до сего времени. Если же соприкоснусь со своими бывшими товарищами или людьми, подобными им, то я могу опять уклониться в сторону жизни преступной".
Однажды у нас с Яшей Никандровым произошел такой разговор. Я ему говорил примерно так: "Яша, вот мы уже с тобой обо всем переговорили. Времени у нас свободного много и делать нечего. Давай мы с тобой сделаем вот что: я буду тебе задавать вопросы, а ты мне на них отвечай. Хорошо?" "Хорошо", - дал свое согласие Яков. Лежа на топчанах, мы начали такой диалог.
- Яша, что у нас ледит на столе? - спрашиваю я.
- Ложка, отвечает он.
- А для чего существует ложка?
- Чтобы ею есть.
- Так. А еще что на столе у нас?
- Миска.
- А она для чего?
- А чтобы из нее есть.
- А для чего стол? Табуретка? Топчан? Дверь, окно, решетки, волчок, надзор, часовые, тюрьма; для чего животные, рыбы, птицы, растения, земля, вода, солнце, месяц и т.д.
На все эти вопросы Яков ответил хоть просто, по-своему, но удовлетворительно.
- Вот видишь, всякий предмет имеет цель своего существования. Для чего он существует, ты сказал. Теперь я тебя, Яша, спрошу: для чего сам, Яша Никандров? Ты-то сам для чего существуешь? Кому ты нужен и для чего? Для чего ты живешь на свете? Уж не для того же, чтобы лазить по арсеналам на наганами, не для того же, в самом деле, чтобы красть, чтобы тебя ловили, сажали в тюрьму, судили, наказывали? Так вот, подумай, Яша, хорошо пошевели своими мозгами и скажи мне свое мнение. С ответом не спеши. Ответить на этот вопрос не так то просто. А сказать так что-либо, что придет в голову, не нужно.
- Нет, не знаю, я не придумаю и ответить не могу.
- Может быть кто-либо когда-нибудь тебе говорил, для чего человек живет на земле? Может тебе говорили отец или мать, учитель в школе или священник в церкви; или кто-либо другой случайно.
- Нет, никто и никогда мне этого не говорил, и сам я об этом не думал. А Вы-то сами знаете это? Для чего живет на свете?
- Да, я знаю, как я понимаю. Если бы я не знал, то я тебе бы не задавал такого вопроса, а то когда бы ты попросил тебе объяснить, и я бы не смог ответить, то мне бы стыдно стало. Конечно, я сам, как и ты, не додумался бы до этого, но есть такие люди, они - люди святые. Им сам Бог открыл это, а они уж нам рассказали.
На вопрос о том, для чего же в самом деле человек живет на свете, я как мог изложил ему верование св.церкви в том смысле, что жизнь человека на этом свете есть школа для приготовления к жизни вечной по смерти тела.
За что мы должны быть благодарны нашему Создателю? За то, что Он нас создал, что даровал нам жизнь и создал условия для поддержания нашей жизни. Нам хочется жить, мы не хотим смерти и боимся ее. Мы боимся потерять жизнь и обратиться в небытие, т.е. возвратиться туда, откуда мы изошли для жизни. Если же мы дорожим жизнью, хватаемся за нее, ценим ее и мы ее получили от Создателя даром без всякой заслуги с нашей стороны, то мы, прежде всего, должны быть благодарны Создателю нашему за создание нас. Даровав нам жизнь, он тотчас приставил к нам блюстителей, хранителей нашей жизни - наших родителей, снабдив их чувством великой любви к нам. Он тот час же открыл и отверз источник питания в соответствии с возрастом нашим, со степенью нашего развития и с удобоприемлемостью для нежного состава нашего. Создав нас, не стал держать нас в тьме, но озарил нас светом, создав нам глаза как орган для получения света от солнца. Он утвердил Солнце, повесив на недосягаемую высоту, чтобы мятежная тварь в безумии своем не достигла его, не разбила и не повредила его. В соответствии с потребностями существа нашего даровал и всегда дарует род пищи. Есть и еще много разных утешений, которыми утешаемся в жизни. Величие природы, твердость и непоколебимость ея законов - восхитительное постоянное зрелище для удивленного человека.
Дети и законы супружества и чадородия и половая любовь разве не есть радость для человека и утешение, если все это будет в том виде, в том порядке, каков он требуется. Разнообразие тварей и их различные способности, и инстинкты, которые являются постоянным предметом удивления для человека. Разнообразие плодов земные и различие вкусов, различие цветов, запахов и форм строения, смена времен года и т.д. - все это и много другое служит утешением для человека разумного и наблюдательного. Восхищаясь всем тем, что он видит, что человека окружает и его пользует разумно, готов воскликнуть в чувстве восторга и благодарности: "Слава Ти, Господи, сотворившему вся! Дивны дела Твои, Господи, вся премудростию сотворил Еси".
(пропуск - стр.518 - стр.684 - до конца 1-ой книги)
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава