Плыви, плыви, венок.
Туда, где был их срок.
Пусть немало прошло уже лет,
Не забыть ни печали, ни бед.
Помнит, помнит заря
Лагеря, лагеря, лагеря...
Без вины кто, с виной —
под расстрел...
У траншеи, у стенки — предел.
Предел жизни поэтов, артистов...
Где могилы их?
В полюшке чистом...

Тойво Раннелю

Какому Богу? Будешь ты молиться.
Какой звездой? Взойдёшь ты из земли.
А стоило — для этого родиться,
Чтоб засиять, на млечном том пути.

Взойти звездой, на чистом небосклоне,
Когда тебя — уже никто не ждал.
А чувствуешь — себя ты в не законе.
По документам — всё ты потерял.

И отчий дом, где мать тебя родила
Где бегал пацаном ты по росе.
И девушку, которая любила,
Тебя в тот час, на утренней заре.

***
Эхо далекого детства...
Как мне здесь прежде жилось?
Горечь сиротства в наследство
Здесь испытать довелось.

Есть ли что горше на свете?
Голод и холод, нужда.
Мы, «незаконные дети»,
Собраны вместе сюда.

Мать уж давно на погосте.
Дом мой — приютский детдом.
Или сходить к маме в гости?
Нет угла в доме родном.

Кто-то посажен, расстрелян.
Кто и за что — не понять.
Что за дела, в самом деле?
Мне, сироте, не узнать.

Детство, сиротское детство.
Как ты теперь далеко!
Так бы хотелось согреться,
Чтоб снова дышалось легко!

Мне не спится, мама

Красная рябина
Над рекой росла.
Песни я ей пела,
Матерью звала.

Вспоминаю детство,
Сиротой росла.
Мне не спится, мама,
Вот таки дела.

При отце, в детдоме,
Сиротой росла,
Красная рябина
Знала лишь одна.

Как мне горько было,
Вспоминать тогда.
С братом разлучили
В малые года.

Мне четыре было,
Тётка умерла.
Нас в детдом забрали,
Там я и росла.

Буду в жизни биться
Сиротой одна.
Красная рябина,
Ты меня ждала.

Сирота

Незаконно рождённый ребенок,
Что могу о себе я сказать?
Лишь успела сойти я с пелёнок, Нас камнями могли закидать.

Мы с сестрою на острове жили,
Когда семью покинула мать.
С младшим братом росли — не тужили
Нас, сирот, все могли обобрать.

Забралися злодеи в ограду, Что могли, на санях увезли.
В огороде сломали преграду,
В яме начисто всё подскребли.
Мы остались в избушке холодной,
Нашу мать на погост увезли. А была ведь беда всенародной,
Мужиков всех волной подскребли.

До войны их по тюрьмам сгноили,
Расстреляли, сослали, сожгли.
А детей во сирот превратили
И по детским домам развезли.

***
Пишу стихи — пока горит свеча,
Нам электричество не дали.
Самодержавие как власть
Почти уж век мы не сдвигали.
По деревням — амбары подскребли.
И вывели всех сильных мужиков.
Крестьянки по миру пошли,
Соседи превратились во врагов.
Зато они косили всё подряд,
То в тюрьмы, то в ГУЛАГи убирали
Кто против них сказал упрямо «Нет!»,
Таких чекисты сразу расстреляли.
Была — народная ведь власть,
Об этом только говорили.
Богатых, работящих мужиков
В тридцатые волною смыли.
Нам братство, равенство внушали,
И мы смиренно на работу шли.
А сами всё за нас решали
И к коммунизму нас вели.
Учёных, всех инженеров,
Они с пути убрали.
А что творилося в стране,
Они сто лет молчали.
Прошли голодные года,
Сейчас об этом пишут.
Винят все Сталина они,
Что говорят, не слышат.
Не только Сталин виноват,
Что руки вымазаны кровью,
Насупившись, в углах сидят
И не ведут ведь бровью.
Прошедший век — нам не вернуть,
Историю по новой пишут.
Уходят старые, а молодёжь, —
Они такого — не услышат!