Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Я иду к тебе с поклоном


И слава их высокая

 

Мы в жизни и легенде

Воспоминания Федора Михайловича Писарева

В ярцевских местах я оказался в девять лет, когда моих родителей из Забайкалья по статье «кулаки» привезли в Никулино. С 1935-го по 1940 год я учился в Ярцевской средней школе, с шестого по десятый класс. Директором школы сначала был Николай Иванович Фролов, затем Рябов (имя, к сожалению, забыл). Учителями нашими: Варвара Александровна и Никита Прокопьевич Малышевы, Николай Константинович Попов, Петр Иванович Вилков, Ян Валерьянович и Эльфрида Яновна Стокроцкие, Эмма Ивановна и Генрих Иванович Шилеры, Михаил Иванович Кулик, Львовы. Классный руководитель - Глафира Александровна Попова (Власенко).

Вспоминаю, как мы встречали новый, 1940-й год. Наш 10а класс был ответственным за проведение карнавала. Глафира Александровна пригласила меня домой, а жила она рядом с нашей школой, и мы подготовили с ней сценку и костюм «Черт». Вечер прошел весело, с танцами, песнями. Мне жюри присудило за костюм второй приз, премировало, за что я был благодарен Глафире Александровне.

А до этого, весной 1939 года, наш девятый класс под руководством Генриха Ивановича Шилера посадил первые саженцы тополей. Было нас в классе восемнадцать мальчишек и девчонок: Георгий Золотуев, Анатолий Комогорцев, Константин Комогорцев, Евгений Комогорцев, Федор Писарев, Михаил Батырев, Петр Куликов, Тимофей Золотухин, Александра Золотухина, Вера Кривоносова, Константин Мальцев, Василий Высотин, Павел Горяев, Николай Жданов, Петр Игнатов, Александр Селин, Федор Чередниченко, Боровой, Евгений Комогорцев.

В селе, да уже и в крае, сложилось под влиянием публикаций о тополиной роще, песен и стихов, написанных о ней, впечатление, что все участники первой посадки тополиных прутиков погибли на фронте. Этому способствовало и то, что на меня и на моего одноклассника и друга Костю Комогорцева пришли в Никулино похоронки... Но мы оба выжили.

Константин Васильевич прошел муки ада в плену и, когда ему, как и всем освобожденным союзниками, предложили выбор: американский рай или возвращение в неизвестность, возможно, в лагеря, но на Родину, - он сделал шаг вперед - на Родину, к родителям в Никулино. Но сначала было продолжение службы в армии...

Константин Васильевич сейчас живет в Лесосибирске. Написал цикл стихов о нашей жизни в родном Забайкалье и на спецпоселении в Никулине. Из «Книги Памяти», тома третьего, в котором опубликован список всех погибших на фронте жителей Енисейского и бывшего Ярцевского районов, его имя перед сдачей книги в печать успели убрать, когда журналистка Тамара Городнова, его родственница, сказала, что он жив, и он сам успел письмом подтвердить ее слова. Так в книге появилась публикация «Я жив!», в которой приведены строки из его письма: «...в том же 1942 году на меня пришла «похоронка», что я убит и похоронен 3 сентября в Землянском районе Воронежской области. На самом деле я был контужен, захвачен в плен и пробыл в лагерях военнопленных в Германии до апреля 1945 года. Когда меня освободили, то снова взяли в Советскую Армию, и я прослужил до начала 1946 года, после чего меня демобилизовали. А в архивах Министерства обороны я, видимо, так и числился убитым... «Похоронку» до сих пор храню, как напоминание о прошедших годах, но в «Книгу Памяти» павших меня вписывать не надо...». Но он до сих пор числится погибшим на Енисейском мемориале и в печати, пишущей о ярцевцах...

Я же остался «увековеченным» как погибший в «Книге Памяти», о чем мне Константин Васильевич и сообщил. Но позднее я позвонил Тамаре, и она «воскресила» меня в книге «Никто не забыт...», томе четвертом, в котором собраны имена ярцевцев, никулинцев, танковцев и жителей других деревень «ярцевского куста», вернувшихся с фронта.

А «погиб» я на подступах к Кенигсбергу. Там шли такие бои, что все смешались, не понять было, где свой, где враг, где раненый, где погибший. Я остался лежать раненым, а подразделение мое было направлено на войну с Японией. Всех погибших похоронили в одной могиле, в общем списке захороненных оказалась и моя фамилия... А меня тем временем увезли в Тулу, в госпиталь, где я и встретил День Победы. Домой вернулся лейтенантом (сейчас имею звание майора), инвалидом, дважды раненным (первый раз под Спас-Деменском, на Западном фронте), награжденным орденами и медалями. Сразу встал на учет в Ярцевском военкомате. И как я до сих пор числюсь в Енисейском районе среди погибших?

Анатолий Комогорцев, двоюродный брат Константина, тоже «по легенде», просочившейся в печать, погиб. Но и он, форсировавший Днепр, освобождавший Будапешт, до недавнего времени был жив. Вернувшись на енисейские берега, начал учительствовать в Никулинской школе. А затем судьба забросила его в Краснодар. Он приезжал, кажется, еще так недавно -вместе с нами, друзьями юности, хлопотал об установлении памятника нашим родителям, пострадавшим от репрессий, в Никулине, издании альбома о жизни в ссылке... Дважды съездил на родину, в Зюльзю Нерчинского района, переписывался с нами, мечтал: «Еще приеду, потому что суровый енисейский край обладает такой властной притягательной силой, которую не способны побороть никакие выверты судьбы». Но когда Тамара Городнова отправила ему к Празднику Победы 2003 года только что вышедший из печати том четвертый книги «Никто не забыт..», где внесена и его фамилия, почта вернула его с пометкой: «Адресат умер». Анатолий Голобоков, наш земляк, прошлым летом был в Краснодаре - в доме Анатолия Вениаминовича, оказалось, живут уже чужие ему люди...

Завершая рассказ о погибших, якобы, братьях Комогорцевых, сажавших тополя, скажу, что действительно погибли их ближайшие родственники -Михаил Пантелеймонович и Дмитрий Пантелеймонович Комогорцевы (их фамилию на памятниках и в воспоминаниях обычно искажают, добавляя букву «л»), но они были много старше нас, приехали на енисейскую землю взрослыми, имели детей...

Георгий Гаврилович Золотуев по возвращении с фронта инвалидом первой группы, без ноги, стал работать бухгалтером в Ярцевском леспромхозе, его там помнят. Потом он уехал в более теплые края. Но вторую малую родину, никулинско-ярцевскую землю, не забывал. Был вместе с Константином Васильевичем Комогорцевым инициатором установления памятника в Никулине - сколько писем мы по стране посылали, чтобы найти, восстановить имена всех забайкальцев, кто отбывал «наказание» в Никулине! Его не стало в 1996 году...

В школе мы были закадычными друзьями: Гоша, Костя, Толя и я. Константин даже по поводу нашей первой попытки поступить в Красноярский пединститут позднее написал стихи:

...И вот удар от девушки в приемной:
«Вначале вам всем надо прописаться,
Чтобы экзамены потом сдавать.
Так постарайтесь до НКВД добраться...»

А в этом грозном учреждении нам сказали: «Сначала сдайте экзамены...». Побродив по замкнутому кругу, мы поняли, что детям спецпереселенцев учеба в краевом вузе «не светит», и на лодке, питаясь размоченным в енисейской воде сухим хлебом, через несколько суток возвратились домой... Впереди у нас была война... И все-таки трое из нас стали, как мечтали, учителями, четвертый тоже достойно прожил жизнь.

Но вернусь к рассказу ° других наших одноклассниках.

Михаил Петрович Батырев после войны работал в Норильске, приезжал в Никулино. Потом Жил в Твери, сильно болел... Петр Артемьевич Куликов стал учителем, работал в Пировском районе директором детдома, умер в Большом Улуе в 1990 году. Тимофей Алексеевич Золотухин живет в Москве, прошлым летом гостил у сестры Татьяны Алексеевны в Енисейске. Вера Кривоносова, выйдя замуж, уехала, кажется, в Кемеровскую область. Константин Мальцев работал учителем в Ярцевском районе - в Никулине, Луговатке. Потом до кончины жил в Волгограде. Павел Горяев, о котором были сведения, что он исчез в горнилах войны, тоже вышел из него, жил в Твери. Александра Ефимовна Золотухина - учитель, живет в Красноярске, она сама о себе напишет. Мы с ней звоним друг другу, с радостью общаемся.

Были у меня два друга из местных, ярцевских, сверстников - Серафим Высотин и Георгий Высотин. Серафим Григорьевич Высотин, родной брат Василия Григорьевича, прославившего родное Ярцево работой - еще в годы нашей учебы - в Москве, в Министерстве иностранных дел, погиб на фронте. В «Книге Памяти», томе третьем, о нем написано: «Погиб в бою 1 октября 1942 года в Ленинградской (Новгородской) области». С Серафимом я был очень дружен. В его семье часто бывал. Помню, придет сообщение, что его знаменитый брат Василий домой едет, все в семье хлопочут, готовятся к его встрече. Его от парохода на шлюпке довозили до берега.

После войны я, работавший пионервожатым и физруком в пионерском лагере Ярцева, которым руководил, кстати, тоже фронтовик и тоже забайкалец - Павел Михайлович Сафонов, встречал Василия Григорьевича с пионерами на берегу - рядом с родными и друзьями детства.

Друг Георгий Высотин, кажется, тоже погиб, но в списке Енисейского района, в «Книге Памяти», я его имя не увидел, возможно, позднее напечатали, в других томах. Хорошо, если я ошибаюсь, и он не погиб... Вот такова вкратце судьба тех, кто копал первые лунки для тополиных саженцев.

Моим любимым учителем в Ярцевской школе был Михаил Иванович Кулик. Мы в каникулы и праздничные дни обычно вместе добирались до Никулина, а когда я вернулся с фронта, он работал заведующим Ярцевским районо и шутил, что опять мне повезло уехать с его помощью к родителям.


Братья-фронтовики Федор Михайлович (слева)
и Ефим Михайлович Писаревы

Жили мы, ребятишки, приезжавшие из других деревень и поселков учиться в Ярцеве, в интернате, который располагался по соседству с больницей, кстати, ее двухэтажное здание недавно отстроили, и мы во дворе посадили березка По-моему, они и сейчас шумят своей богатой листвой... Интернат содержал леспромхоз, в котором работали многие из родителей учащихся. И для нас, живущих вдалеке от них, было лучшим развлечением пойти на угор и слушать гудки пароходов - «Мария Ульянова», «Энгельс», «Спартак». Они жгли в своих топках дрова, которые Заготавливались для этого в нашем Никулине работниками так называемого Госпара. Дебаркадера тогда еще не было, пароходы гудком извещали о своей «остановке» в Ярцеве...

Часто мы классом уходили в походы на речку Галактиониху. Но времени для отдыха было мало, старались быть полезными взрослым. Учась в десятом классе, например, посильно помогали строить в Ярцеве аэродром.

Ярцевская школа дала мне надежную и верную путевку в жизнь. В 1940 году я поступил в Енисейский учительский институт, но, как я уже говорил, впереди была война... Доучился по возвращении с фронта. Женился я на подруге детства и юности, учившейся тоже в Ярцеве и работавшей в Ярцевской школе во время войны, Лидии Андрияновне Шмакотиной (тоже из «спецов»). У нас пятеро детей, семь внуков, шесть правнуков. В Ярцеве я бывал, когда жил в Кривляке мой старший брат Ефим. Это он помог мне получить образование после трагической гибели отца в Никулине. Он в четырнадцать лет взял заботу о семье на себя - стал работать на трелевке леса, сказав мне: «А ты учись!». Ефим Михайлович с войны тоже вернулся инвалидом. Последние годы жизни он провел в Лесосибирске. Мы оба ездили на открытие памятника репрессированным родителям в Никулино.

Я проплываю и сейчас мимо наших Ярцева и Никулина - по пути в Туруханск, к сыну. На пристани выхожу, снимаю на фотоаппарат наш любимый угор, пристань, тополиную рощу...

Грущу... Всех вспоминаю.

Федор Писарев. Красноярск, 2004

 


В оглавление