Булах Иван Рудольфович родился 11 апреля 1941 года на Украине, в Одесской области, в Раздельнянском районе, селе Кандель. Отец, Булах Рудольф Михайлович (1916 года рождения), был черноморским рыбаком, а мать, Булах Мария Бернгардовна (1916 года рождения), была домохозяйкой. В семье было 8 человек. Жили в большом кирпичном доме, были большие земельные угодья, только виноградника было 60 соток, сами делали домашнее вино, сеяли хлеб на своем поле, была корова, лошадь. Иван Рудольфович вспоминает: «Я очень любил молоко, и рано утром, когда мама доила корову, я просыпался и топал к ней в хлев с кружкой, она наливала мне полную кружку еще теплого парного молочка, я пил…». Село Кандель было большим, население только немецким. Говорили на немецком языке, русский язык жители знали плохо, а некоторые вообще не знали. Жизнь в селе была насыщенной немецкими традициями, в селе была Kirche (кирка) - церковь. Семья была верующей, соблюдали посты: каждую среду и пятницу мясного не ели.

Во время Великой Отечественной войны село Кандель оккупировали войска фашистской Германии. По мере наступления советских войск фашисты отступали с оккупированных ими территорий и за собой вели и жителей. Когда уходили с немецкими войсками, взяли все самое необходимое – постельное белье, подушки, одеяла, одежду… В телегу запрягли лошадь, корову привязали позади. Ехали долго, путь лежал через Польшу, Чехословакию. По дороге умерли 2 бата Ивана Рудольфовича от голода. Так семья Булах попала в Германию в 1945 году. Поселили в городе Хале. После Победы семью Булах репатриировали в Россию. Иван Рудольфович рассказывает: « Когда сказали о том, что нам нужно уехать, мы обрадовались, потому что хотели в Россию, все думали, что нас отправят к себе на родину – в село Кандель. Мечтали, что вернут и корову, и лошадь, думали, что все возместят…»

Ехали долго поездом, а потом на пароходе, и наконец-то попали они в Сибирь - в город Енисейск. В Енисейск привезли осенью, уже было холодно. Их поселили сначала в церковь. Вместе с ними были семьи Шмидтов, Гайзеров. Жили дружно. Потом поселились на Каштаке (район г. Енисейска), в бараке.

Отец Ивана Рудольфовича устроился работать на судоверфь, на склад сырья. Работа была очень тяжелая. Он выкатывал лес из воды, и затем дерево поступало в лесоцех для обработки. Была зима. Топить в доме было нечем, было так холодно, постоянно мёрзли. Хоть и работал отец «на лесе», но взять ничего нельзя было, даже вязанку дров. При предприятии была комендатура, территорию охраняли овчарки, строго пресекалось малейшее воровство. если поймают - давали от 3 до 5 суток. Отец ходил домой по берегу Енисея, чтобы собрать щепу.

Мать болела, и на работу ее не брали. Вот тут-то и начались для их семьи черные дни. Дети часто голодали - прямо пухли от голода. Так в Енисейске умерли 2 сестры Ивана Рудольфовича : в 1947 году умерла Тереза, ей было 2 года, в 1949 году умерла Магдалена, ей было 5 лет. Дети постоянно плакали, потому что хотели кушать. «…А болеть было некогда и лечиться-то было нечем, про лекарство даже не думали, потому что все мысли были заняты тем, чтобы где-нибудь раздобыть корочку хлеба». Как только появлялись первые травы – дети начинали их собирать, чтобы сделать из них лепешки. Мать променяла все вещи, которые с собой везли – обменяла на ведро картошки, оно стоило в то время 300 рублей. И в один ужасный день менять уже было нечего, а дети хотели кушать. И пошли они вместе с матерью просить милостыню. « Ходили по миру вместе с мамой, шли плакали, просили хлеба, в руках драная холщовая сумочка…Кто даст корку хлеба, а кто и картошки»

Позднее выделили под огород 10 соток – начали садить картошку. Благодаря тому, что купили в долг корову у соседей, выжили. С Буренкой дела пошли лучше.

«Я мечтал о том, чтобы молока досыта напиться. На покос ходили за 7 километров, он был в д. Прутовой. Я очень уставал, приходил и уже ничего делать не мог, был без сил, а отец говорил, что корову обратно отдаст, и появлялись силы, я так боялся, что отец и вправду корову продаст…»

На всю жизнь запомнил Иван Рудольфович этот голод. «Шел я по улице, а впереди меня шел парень и ел огурец, а кожуру от него выплевывал на дорогу, а я крался за ним следом и подбирал остатки кожуры и ел…А ещё очень я любил сладкое. Сахар кусковой мама давала нам по счёту, я съедал быстро, и мне хотелось еще, а кусочки посчитанные , я то от одного откушу, то от другого, а они все меньше и меньше становятся… Поймали меня родители за этим и наказали…»

На немецком языке говорить боялись, научились на русском, но все равно было заметно, что немец. Боялись говорить на родном языке - не приветствовалось это среди русских. С местным населением отношения были накаленные. «Мы, ребятишки, дрались, нас страшно ненавидели и называли «фашистами», мы научились хорошо драться: иначе не выжили бы…» Эта ненависть к «фашистам», по мнению Ивана Рудольфовича, была даже у учителей в школе .

С 11 лет Иван Рудольфович летом работал пастухом. Но сначала нужно было в течение 2 недель пройти обучение у пастуха. Здесь тоже есть свои тонкости, как сказал И.Р. Впереди стада должен ехать подстарший, по бокам- два подпаска, а сзади – старший пастух. Научился играть на трубе, играл на танцах в духовом оркестре, на похоронах…

Когда ему исполнилось 15 лет, в 1958 году утроился на работу в столярный цех, работал вместе с мастером-учителем на одном верстаке, обучался столярному ремеслу, получал ученические 27 рублей.

На Новый год елку украшали «конфетами» (картошку заворачивали в бумажки), позднее настоящей «дунькиной радостью»¹. Каждую неделю соблюдали пост, отмечали Рождество, Пасху, стряпали немецкую выпечку. А вот дней рождения не отмечали.

Иван Рудольфович не был ни октябренком, ни пионером, только когда стал работать в цехе столяром, стал комсомольцем, а когда вступил в партию, мать с отцом стали его ненавидеть, упрекая в том, что он захотел легкой жизни. Родители были против того, чтобы Иван женился на русской, хотели, чтобы женился на немке, дочери друга отца. И даже не пошли на свадьбу к сыну.

На Украину так и не съездил. Знакомые семьи по пути заехали в их село, говорили, что места даже и узнать нельзя, а виноградники и поля заросли бурьяном. В 2000 году уехал жить в Германию, но вернулся. Иван Рудольфович рассказывает, что жизнь там совсем другая, другое отношение к русским. «Мне не надо ни Москвы, ни Санкт-Петербурга, ни Берлина - Родины у меня нет нигде…»

------------

¹ дунькина радость – в русскоязычной среде народное название наиболее, наряду с сахаром в чистом виде, дешевой и доступной сладости типа карамель. Килограмм такой карамели в СССР продавался дешевле килограмма сахара-песка. Уменьшительное от женского имени Евдокия (Авдотья) имя Дуня - почти нарицательное имя простой, глупой женщины. Скорее всего, в таком образном развитие имени сыграло роль созвучие Дуня – дура.
В описываемый в воспоминаниях период дунькиной радостью называли продаваемую без обёртки и на развес карамель светло-коричневого (естественного) цвета с начинкой -повидло, квадратной формы со слегка вытянутыми углами, обсыпанную сахаром. (комм.В.Фридман)

Ольга Крушинская. Сибиряки поневоле