Составной частью процесса «сталипизации» советской историографии, превращения ее в послушное орудие формирования угодного вождю политического сознания масс являлись репрессии в отношении историков. О них в последние годы написано немало. Но наряду с ростом внимания к делу «Русского национального союза» (академическое дело) как-то в тени оказалась судьба тех, кто активно участвовал в разгроме и травле старой профессуры, а затем сам попал под безжалостную пяту карательной маши¬ны, т.е. историков школы М.Н.Покровского. Их жизненный путь в литературе освещен далеко не полно, многие из них не знакомы современному читателю. Между тем эти ученые в советской исторической науке занимали ведущее положение, которое с конца 20-х годов, когда при их активной поддержке были насильственно отрешены от творчества виднейшие представители старой школы, стало монопольным.
О судьбе этих историков говорят материалы уголовных дел репрессированных, хранящихся в Центральном архиве бывшего Министерства безопасности Российской Федерации. Особенности содержания этого вида источников в какой-то мере определяют специфику их использования. Обычный состав уголовного дела не зависит от его объема. Почти в каждое из них, включает оно один или несколько томов, содержатся следующие документы: справка органов НКВД об изобличающих будущего арестанта показаниях других лиц или, что гораздо реже, утвержденное прокурором обвинительное постановление в его адрес; ордер на арест; протокол обыска в который входит список изъятых архивных материалов и литературы заполненная подследственным биографическая анкета (анкета арестованного); конверт с двумя тюремными фото в фас и профиль; постановление об избрании меры пресечения в отношении обвиняемого; протоколы его допросов и очных ставок; протоколы допросов других лиц; обвинительное заключение, иногда вместе со справкой органов НКВД об окончании следствия и передаче материалов в суд; протокол подготовительного заседания судебного органа; расписка арестованного об ознакомлении с обвинительным заключением; протокол судебного заседания; приговор; справка о его исполнении. В отдельных делах имеются постановления о переквалификации обвинения, о продлении срока следствия, справка о состоянии здоровья арестованного, написанные им в камере показания или обращения в партийные и государственные инстанции. К делу бывают также приобщены рецензии и отзывы на научные труды подследственного, материалы проверок учреждений, где он работал, копии решений партийных органов о взысканиях и исключении его из партии, обличительные письма в ЦК ВКП(б) и органы НКВД от бывших сослуживцев. Очень редко встречаются изъятые при обыске документы личного архива, так как по завершении дела они чаще всего уничтожались.
Последовательность расположения в уголовном деле документов, как правило, совпадает с хронологией следствия. Однако часто справки об обвинениях и даже ордера на арест оформлены задним числом, когда следствие уже вовсю развернуло свою работу.
Особое место в деле занимают протоколы допросов. В зависимости от сроков следствия, важности арестованного, его готовности сотрудничать с органами НКВД их число варьируется от двух-трех до нескольких десятков. Протоколы допросов подследственного перемежаются протоколами допросов других лиц. Последние, представляя деятельность арестованного в негативном свете, служили зачастую главным обоснованием его вины. Редкий, но по своему характерный для тогдашних уголовно-процессуальных норм факт: протокол допроса «разговорчивого» подследственного может отсутствовать в его уголовном деле, но найдется в делах его знакомых или сослуживцев.
Действующее архивное законодательство, исходя из интересов защиты прав личности, предусматривает ограничения на пользование подобным специфическим материалом. В соответствии с «Регламентом доступа к материалам прекращенных уголовных и фильтрационно-проверочных дел в государственных и ведомственных архивах Российской Федерации» использование таких документов ранее 75 лет со времени их создания разрешается в основном с согласия самого бывшего обвиняемого и его ближайших родственников. Допущенный к этим делам не должен разглашать сведения, составляющие тайну личной жизни гражданина (его семейные и интимные отношения, здоровье, имущественное положение), а также сведения, угрожающие безопасности его семьи. Руководствуясь этими правилами, автор данной статьи не считал для себя приемлемой, как с правовой, так и с нравственной точки зрения, роль прокурора с вынесением обвинительных вердиктов или выяснением, кто из историков кого тогда оговорил.
Заключительный раздел уголовного дела – материалы о реабилитации относящиеся ко второй половине 50-х или к концу 80-х годов. Здесь обычный набор документов состоит из заявления родственников или самого репрессированного, справок и заключений прокуратуры о пересмотре дела, определения суда об отмене прежнего приговора, наконец, копии справки отдела загс о дате смерти реабилитированного лица, выдаваемой на руки членам семьи. Этот последний документ в отличие от находящейся в деле справки о расстреле обычно является фальшивым и имеет свою подоплеку, восходящую к трагическим 30-м годам. По тогдашней, санкционированной сверху «гуманистической» практике родственникам, если приговор о высшей мере наказания был приведен в исполнение, сообщались другие сведения, например, что их муж и отец осужден к нескольким годам исправительно-трудовых лагерей без права переписки. Позднее в ответ на их настойчивые просьбы о затянувшемся молчании репрессированного отделы загс по поручению органов НКВД выдавали липовые справки о его смерти.
Эта процедура, преследовавшая цель скрыть истинные масштабы репрессий, сохранялась до 80-х годов и широко использовалась в период массовой реабилитации во второй половине 50-х годов. Семье историка П.П.Парадизова, как сообщает Е.Н.Никитин, прокуратурой в 1944 г. и отделом загс в 1982 г. были выданы справки о смерти ученого 30 октября 1940 года. Копия этих справок аккуратно подшита в его уголовном деле. В действительности согласно другой справке из этого же дела он был расстрелян еще 20 июня 1937 г. на следующий день после вынесения приговора. Схожая ситуация со смертью историка Б.Н.Тихомирова, брату которого акад. М.Н.Тихомирову была выдана справка о его гибели 5 мая 1939 года. И здесь установить реальную дату смерти ученого можно лишь при непосредственном обращении к материалам его уголовного дела.
Итак, уголовные дела даже при наличии законных ограничений на их использование дают богатую пищу для анализа механизмов организации репрессий, в деталях раскрывают прежде закрытый для науки «тюремный» период жизни пострадавших тогда ученых, уточняют с помощью самих репрессированных (анкета арестованного) вехи их деятельности. Особенно возрастает значение уголовных дел в связи с гибелью личных архивов этих людей, позволяя восстановить хотя бы в общих чертах биографическую канву их жизни. Судьбы историков «школы Покровского», чьи архивы за редкими исключениями не сохранились, невозможно осветить без привлечения материалов уголовных дел.
Понятие «школа Покровского» впервые и сразу в негативном толковании появилось в официальном сообщении «В Совнаркоме Союза ССР и ЦК ВКП(б)» 27 января 1936 г., где осуждались «ошибочные исторические взгляды, свойственные так называемой «исторической школе Покровского» . Это, конечно, была не научная дефиниция, а броский, запоминающийся ярлык, удобный для очередной политической кампании, и шельмования неугодных. К вредительской «школе» не возбранялось причислять – и причисляли – любого, кто оказался «врагом народа», даже если он имел весьма отдаленное отношение к Покровскому. Представителями «школы» были объявлены активные критики Покровского при его жизни молодые историки Э.Я.Газганов, А.И.Ломакин и П.С.Дроздов, вечно фрондировавший против него С.А.Пионтковский. Спустя год после ареста к ней отнесли соратников В.И.Невского П.И.Анатольева, В.3.Зельцера, П.П.Парадизова.
В послесталинский период, утратив первоначальный обличительный оттенок, сохранилось привычное расширительное толкование «школы» в советской историографии. Это произошло, быть может, из-за того, что большинство историков действительно учились у Покровского в Институте красной профессуры (ИКП) или в аспирантуре Российской ассоциации научно-исследовательских институтов (РАНИОН). Или потому, что Покровский долгие годы являлся главой историков-марксистов, и всех их – его сподвижников и противников, ортодоксов и сомневающихся – при многих различиях объединяли воинствующий материализм, гиперклассовый подход к изучению прошлого, стремление связать исследовательскую работу с политическими требованиями дня. В данной статье используется именно это широкое понятие «школы Покровского», подразумевающее под нею большую группу историков-марксистов, занимавших в середине 1930-х годов руководящее положение в советской исторической пауке.
Материалы уголовных дел не позволяют найти общую причинно-следственную связь, объясняющую почему в конкретный момент брали именно этого историка, а не другого. Специальных процессов по типу процессов «Промпартии» и «Трудовой крестьянской партии» для разгрома «школы Покровского» не было. Совпадение дат осуждения и гибели Н.Н.Ванага, С.А.Пионтковского, А.Г.Пригожина, Г.С.Фридлянда представляется скорее случайным. Ученых арестовывали по мере накопления компрометирующих показаний, вслед за исключением их из партии, выявлением старых оппозиционных контактов или в связи с другими политическими следствиями. Репрессии разрастались и вовлекали в свою орбиту все новых людей.
После убийства С.М.Кирова в числе большой группы участников зиновьевской оппозиции 18 декабря 1934 г. был арестован и по делу «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других» осужден один из ближайших сподвижников Покровского лектор центральной школы НКВД И.Л.Татаров. Как бывшие оппозиционеры, 15 декабря 1934 г. были высланы из Ленинграда в Саратов директор местного отделения Института истории Комакадемии, декан исторического факультета Ленинградского университета Г.С.Зайдель и в феврале 1935 г. в Алма-Ату – директор Историко-археографического института АН СССР С.Г.Томсинский. 5 февраля 1935 г. арестован и осужден к 5 годам исправительно-трудовых лагерей заместитель директора Ленинградского отделения Института истории Комакадемии А.И.Малышев.
В Москве в ходе фабрикации дела о «контрреволюционной группе В.И.Невского» органы НКВД арестовали 12 января 1935 г. научного сотрудника Института Маркса, Энгельса, Ленина (ИМЭЛ) при ЦК ВКП(б) A.С.Бернштейна, 2 февраля – ведущих сотрудников группы по истории пролетариата Института истории Комакадемии П.И.Анатольева и П.П.Парадизова, 7 февраля – инструктора Института массового заочного обучения при ЦК ВКП(б) М.Л.Циписа, 26 февраля – самого Невского, 5 марта – старшего научного сотрудника Института истории Комакадемии, редактора-консультанта издательства «История фабрик и заводов» B.3.Зельцера, 6 марта – заместителя директора Государственной библиотеки СССР им. В.И.Ленина по науке И.Г.Кизрина. 5 мая 1935 г. Особым совещанием при НКВД СССР они были приговорены к различным срокам заключения.
В Казани в феврале-марте 1935 г. широкий резонанс получило «дело» троцкиста Н.Н.Эльвова, в ту пору декана исторического фа¬культета местного пединститута. В Смоленске в эти же дни был арестован профессор истории пединститута выпускник ИКП Г.В.Ладоха. 11 апреля арестовали директора Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ) А.Г.Пригожина, в декабре 1935 г. – заместителя декана исторического факультета Московского университета М.И.Лурье (А.Эмеля).
В следующем году начавшуюся кампанию критики Покровского сопровождала новая волна репрессий. Ее жертвами стали 11 февраля бывший директор Смоленского пединститута Э.Я.Газганов, 29 апреля заместитель председателя Казахстанского филиала АН СССР С.Г.Томсинский, 5 мая профессор Саратовского пединститута Г.С.Зайдель, 31 мая декан исторического факультета Московского университета Г.С.Фридлянд, 21 июня бывший заместитель директора Института истории Комакадемии Н.Н.Ванаг, 3 июля профессор Ленинградского института истории, философии и литературы З.Б.Лозинский. Весной и летом 1936 г. были арестованы также руководители Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК) С.Н.Быковский, Ф.В.Кипарисов и М.М.Цвибак, директор Института истории партии Ленинградского обкома ВКП(б) О.А.Лидак, заместитель директора Международной ленинской школы З.Л.Серебрянский, профессор истории Сталинградского пединститута Г.Е.Меерсон, историки В.М.Далин, Л.Г.Райский, И.М.Троцкий, И.П.Токин, Е.И.Ривлин и др.
В конце 1936 г. научная общественность узнала об арестах профессора МИФЛИ С.А.Пионтковского, декана исторического факультета Азербайджанского университета и исполняющего обязанности директора Институ¬та истории партии при ЦК КП(б) Азербайджана Б.Н.Тихомирова, декана исторического факультета Ленинградского университета С.М.Дубровского и его жены профессора Б.Б.Граве. В канун Нового года 30 декабря, прямо на праздничном вечере в ИКП истории был арестован его директор Г.М.Дубыня.
В 1937 г. репрессии охватили не менее широкий круг историков. Были арестованы в марте преподаватель ИКП истории И.В.Фролов, в июне заместитель директора Института истории АН СССР А.Г.Иоаннисян, директор историко-партийного ИКП В.Г.Кнорин, преподаватели этого института Н.М.Войтинский и А.И.Уразов, 26 июля руководитель кафедры истории народов СССР ИКП истории П.С.Дроздов и научный сотрудник Института истории АН СССР Е.П.Кривошеина, 10 и 20 августа старшие научные сотрудники того же института А.И.Ломакин и Д.Я.Кин, 23 августа заместитель председателя Комитета по заведыванию научными и учебными учреждениями ЦИК СССР, руководитель кафедры истории СССР Московского университета П.О.Горин. 22 сентяб¬ря бывший научный сотрудник Института истории АН СССР Б.М.Фрейдлин, 24 сентября новый директор ИКП истории В.И.Зеймаль, в октябре руководитель кафедры всеобщей истории ИКП истории Ф.Ф.Козлов, 22 ноября сменивший Зайделя на посту директора Ленинградского отделения Института истории Комакадемин С.С.Бантке.
Как сообщил 31 марта 1937 г. на партийном собрании недавно образованного Института истории АН СССР его директор Н.М.Лукин, институт по числу выявленных «вредителей» занял первое место в системе Академии наук. Только в Ленинградском отделении института из 20 сотрудников аресту подверглись 14 человек. Самого академика Лукина постигла та же участь – в феврале 1938 г. без каких-либо объяснений он был снят с должности директора института, а спустя полгода 22 августа арестован и умер в заключении.
После 1937 г. такого массового репрессирования историков не было. Его организаторы достигли своих стратегических целей и продолжение репрессий угрожало проведению новой политической кампании по созданию новых учебников по истории. Но случавшиеся время от времени аресты напоминали оставшимся на свободе о возможности и для них такой же трагической судьбы. В ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) была выявлена «контр¬революционная группа», за принадлежность к которой арестовали 26 апреля 1938 г. ответственного секретаря журнала «Пролетарская революция» Л.И.Рыклина, 29 октября заместителя директора института Е.И.Короткого, 21 апреля 1939 г. другого заместителя В.Г.Сорина, и еще ряд ученых.
Примечательны биографии и судьбы ряда репрессированных историков «школы Покровского». Бывший ответственный секретарь Общества историков-марксистов (ОИМ) и журнала «Историк-марксист» И.Л.Татаров (Каган), согласно материалам уголовного дела и написанной для РАНИОН автобиографии, прожил короткую, но бурную жизнь. Он родился в мае 1901 г. в Вильно в семье мещан. До 1917 г. учился в гимназии, затем поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Но вскоре учеба была заброшена, и студент целиком погрузился в политику. Осенью 1919 г. он был избран секретарем Петроградского комитета комсомола, а спустя год – секретарем ЦК РКСМ, членом исполкома Коминтерна молодежи. Политическая карьера, однако, неожиданно оборвалась, т.к. во время чистки 1921 г. за завышение своего партстажа он был на год исключен из партии. Пришлось вернуться в Ленинград, продолжить учебу в университете.
Поначалу вчерашний комсомольский вожак, сменивший к тому времени прежнюю фамилию, усиленно занимался в семинариях С.В.Рождест¬венского, Б.Д.Грекова, А.И.Заозерского и М.Д.Приселкова, проявлял повышенный интерес к таможенной политике и вотчинному хозяйству России XVII-XVIII веков. Но темы эти с точки зрения современности были не очень актуальны, и постепенно Татаров переориентировался на новейший период истории. Смене научных интересов способствовали преподавание истории партии в Комуниверситете им. Г.Е.Зиновьева и Военно-политической академии им. Н.Г.Толмачева, работа в качестве заместителя заведующего архивом Департамента полиции, секретаря ленинградских журналов «Красная летопись» и «Борьба классов».
В феврале 1927 г. по предложению Покровского Татаров переехал в Москву, где был назначен сотрудником Истпарта ЦК ВКП(б) и ответственным секретарем журнала «Историк-марксист». С этого времени он – активный участник главных событий на историческом фронте, последовательный сторонник Покровского в его борьбе с Е.М.Ярославским за лидерство в марксистской историографии. Имя Татарова часто встречается на страницах исторических и общественно-политических журналов, он является подготовителем проектов тезисов Культпропа ЦК ВКП(б) о I съезде партии и о «Народной воле», автором (под псевдонимом И.Нарвский) брошюры «К истории борьбы большевизма с люксембургианством».
В 1932 г. в связи с рассмотрением ЦКК ВКП(б) вопроса о «бытовом разложении» и последовавшим исключением из партии Татаров был отстранен от занимаемых постов, его перестали печатать. Партийная реабилитация в марте 1933 г. не вернула утраченного положения, и накануне ареста бывший руководитель ОИМ занимал скромную должность преподавателя истории партии Центральной школы НКВД.
К числу обвиняемых по делу «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и других» Татаров был привлечен как активный зиновьевец периода XIV съезда ВКП(б). В письмах Я.Э.Рудзутаку от 26 мая 1932 г. и Сталину от 27 февраля 1933 г. Татаров признавал, что это «крупнейшая политическая ошибка. Я только протестую против утверждений, что вел фракционную работу, ибо не вошел в троцкистско-оппозиционный блок». Но признание не помогло. Арестованный на московской квартире Татаров был препровожден в распоряжение управления государственной безопасности УНКВД по Ленинградской области. Следствие велось формально и заняло меньше месяца. Единственный протокол допроса Татарова и два протокола его очных ставок с другими обвиняемыми датированы 25 января, когда приговор Особого совещания при НКВД СССР от 16 января 1935 г. о 5-летней высылке Татарова в Дудинку (Красноярский край) уже состоялся. Материалы о дальнейшей судьбе Татарова отсутствуют. Можно предположить, что, как и большинство осужденных по делу, в том числе его друг Я.С.Цейтлин, он погиб в местах лишения свободы.
Историк рабочего движения П.И.Анатольев родился в семье развозчика пива 12 октября 1897 г. в Екатеринославе (Днепропетровске). По окончании реального училища работал статистиком в земстве, давал частные уроки. Революционные события перевернули привычный уклад его жизни: в июне 1917 г. Анатольев стал членом местной организации Бунда, был избран секретарем Бердянского, а через несколько месяцев Екатеринославского губернского профсоюза кожевников. Затем – вступление в 1919 г. в РКП(б), политработа в рядах Красной Армии, редактирование партийных газет в Житомире и Екатеринославе, учеба на историко-экономическом отделении Института народного образования, трудовая деятельность в издательствах «Пролетарий» и «Молодая гвардия».
Желание продолжить образование привело Анатольева в аспирантуру РАНИОН по отделению русской истории, учебу в которой он закончил в 1929 году. Занимался в историографическом семинаре Покровского, но близко сошелся с другим преподавателем – Невским, с которым его объединяли общие исследовательские интересы. По распределению Анато¬льев некоторое время работал в Ростовском комвузе. С июня 1930 г. его научная деятельность связана с Институтом истории Комакадемии, где он являлся старшим научным сотрудником. Хотя Анатольев был избран секретарем парткома института, он старался держаться в стороне от острых дискуссий и конфликтов, посвящал главное внимание творчеству. Много печатался, готовил две книги – о Морозовской стачке и о предистории марксизма в России, которые из-за ареста 2 февраля 1935 г. оказались неоконченными.
Следствие по делу Анатольева велось в тесной связи с делами других членов «контрреволюционной группы В.И.Невского». Анатольев на допросах держался достойно, обвинения в антисоветской агитации и пропаганде отрицал. Тем не менее Особым совещанием при НКВД СССР 5 мая 1935 г. он был приговорен к 5 годам лишения свободы и отправлен и Верхнеуральский политизолятор. Оттуда 18 октября 1936 г. он написал руководству НКВД СССР о своей невиновности и просил пересмотреть дело. Трудно сказать, это ли письмо, приобщенное к уголовному делу, или другие обстоятельства (новое следствие по делу Невского) послужили основанием для перевода его в Москву, где начался заключительный круг его мучений. На этот раз Анатольеву предъявлялись более серьезные обвинения – участие в контрреволюционной группе правых оппозиционеров, якобы готовивших террористические акты против руководителей партии и правительства, – и следователи не гнушались пользоваться любыми методами дознания.
Отчаявшийся Анатольев накануне завершения следствия 12 мая 1937 г. обратился к Н.И.Ежову из Бутырской тюрьмы: «Я писал Вам в первых числах января 1937 г. После этого я прошел через 35 допросов, сводившихся к настойчивому требованию подписания, что я, якобы, участник контрреволюционной организации реставраторов капитализма – правых. ...В ноябре 1936 г. я, доведенный после двадцатимесячной сидки в тюрьме до состояния полного нервного истощения, в истерике (полуторачасовой) подписал совершенно абсурдные вещи. ...Все мои уточнения были отвергнуты. Далее мне предъявили статью 58 пункт 8. Это чудовищная нелепица. ...Зачем арестована моя жена Жемчужина Ольга Ивановна? Где она? Зачем разрушена моя семья? Зачем уничтожена моя научно-исследовательская десятилетняя работа? Зачем? Почему верят разной клевете людей, изолгавшихся перед партией…? Доколе мне нужно быть в тюрьме среди клоаки людских отбросов? Доколе?!»
Обвинительное заключение по делу Анатольева было утверждено А.Е.Вышинским 17 июня 1937 года. Через день Военная коллегия Верховного Суда СССР в закрытом заседании, продолжившемся немногим более 20 минут, приговорила Анатольева к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение па следующий день.
Схожая судьба – у его товарища по историографическому семинару Покровского в РАНИОН и Институту истории Комакадемии, заместителя руководителя научно-исследовательской группы по истории пролетариата, заместителя редактора сборников «Литературное наследство» П.П.Парадизова. Первоначально Особым совещанием при НКВД СССР 5 мая 1935 г. он был осужден к 5 годам лишения свободы. Находясь в Челябинском политизоляторе, он переписывался с женой, она приезжала к нему. Надежда на пересмотр дела подтолкнула Парадизова 19 апреля 1936 г. обратиться к заместителю наркома внутренних дел СССР с заявлением, в котором он попытался охарактеризовать прожитую жизнь и свое видение ситуации в советской исторической науке.
«Я родился в горнозаводском селе Людинове Калужской губернии в 1906 г., – писал Парадизов. – Отец мой – до революции земский, а затем заводской фельдшер... Мать домохозяйка... – Собственности они не имели, и вся семья жила только на скудный заработок отца. В комсомол я вступил в 1920 г.; с 3 декабря 1923 г. кандидат и с 2 июня 1926 г. член ВКП(б). В 1922 г. поступил в Московский институт гражданских инженеров, где был ответственным секретарем комсомольской организации. ...Комиссия по чистке партии (весной 1924 г.) нашла нецелесообразным мое пребывание в техническом вузе и внесла постановление о целесообразности переброски меня в комвуз. Осенью 1924 г. Агитпромом ЦК партии был направлен в... Академию коммунистического воспитания, которую окончил экстерном в 1925 г. В 1926 г. поступил в РАНИОН на историческое отделение. ...Преподавал ленинизм в I МГУ. В 1930 г. закончил аспирантуру в Институте истории Комакадемии и был оставлен ...для научной работы. Но осенью того же года в связи с острой потребностью провинции в преподавательских кадрах был направлен ЦК ВКП(б) в распоряжение обкома ВКП(б) Центрально-черноземной области. В Воронеже в облкомвузе вел курс истории народов СССР и аспирантский семинарий. ...В мае 1932 г. Культпропом ЦК был отозван в Москву для научной работы в Институте истории Комакадемии».
В своем письме Парадизов признавался, что в начале 30-х годов его мучили сомнения в правильности курса партии на сплошную коллективиза¬цию сельского хозяйства, и далее давал оценку состояния советской историографии. Годы накануне постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 15 мая 1934 г. «О преподавании гражданской истории в школах СССР», – отмечал он, – это «критическое время в судьбах самой исторической науки», когда «масштабы и сложность задач находились в резком противоречии с малочисленностью кадров квалифицированных историков, отсутствием продуманного плана исторических исследований и прежде всего с наличием элементов теоретической путаницы у академического руководства историческим фронтом». Эта путаница, по мнению Парадизова, была связана с отсутствием самокритики и господством взглядов Покровского. «Классиков марксизма-ленинизма М.Н.Покровский плохо изучал, а отсюда его основные теоретические ошибки. Но он лично обладал широким историческим кругозором, недюжинной эрудицией и редким литературным талантом. Ближайшее же его окружение, имевшее значительное влияние на историческом фронте и при нем и после него, намного уступало ему в этих отношениях».
«Пятнадцатый месяц я в заключении, – взывал в конце письма к милосердию Парадизов. – Впереди еще годы. Тяжело сидеть в советской тюрьме. ...Это тем более невыносимо, что организм мой уже значительно истощен полуголодным существованием в первые студенческие годы и перенесенными болезнями (в 1927 и 1932 гг. я месяцами терял работоспособность)...».
В конце октября 1936 г. из Челябинска Парадизов был доставлен в Москву для нового следствия. Формулировки обвинительного заключения и приговора Военной коллегии Верховного Суда СССР, как и проставленные на них даты, слово в слово копировали аналогичные документы из уголовного дела его друга Анатольева. 20 июня 1937 г. в Бутырской тюрьме Парадизов был расстрелян.
Третий участник историографического семинара Покровского в РАНИОН В.З.Зельцер родился 4 августа 1905 г. в г.Вознесенске Херсонской губернии в семье служащего. Окончил коммерческое училище и профсоюзную школу. В пятнадцатилетнем возрасте начал читать лекции по общественным наукам в Николаевской губсовпартшколе, сотрудничал с местным Истпартом. В 1925 г. издал свою первую книгу «Революционное движение в Николаеве». Не имея высшего и даже законченного среднего образования, поступил в аспирантуру РАНИОН. По ее окончании в 1929 г. ЦК ВКП(б) был направлен в Нижний Новгород, где руководил губернским ОИМ и преподавал в пединституте, комвузе и институте подготовки кадров ИКП. В связи с развертыванием работ по созданию истории заводов по просьбе М.Горького в октябре 1932 г. был переведен в Москву. Будучи ведущим сотрудником Института истории Комакадемии и одним из руководителей издательства «История фабрик и заводов» много печатался, совместно с Парадизовым готовил книгу по истории Трехгорной мануфактуры.
После ареста Анатольева и Парадизова Зельцер 19 февраля 1935 г. был исключен из партии. На партсобрании в Институте истории, обсуждавшем его персональное дело, он мужественно защищал друзей. «Сейчас действует принцип: лучше посадить десять невиновных, чем пропустить одного виновного, – заявил Зельцер. – Неизвестно, какая вина инкриминируется Анатольеву и Парадизову».
Вскоре, однако, обвинения были предъявлены самому Зельцеру. По приговору Особого совещания при НКВД СССР от 9 мая 1935 г. он был осужден к 3 годам лишения свободы. Отбывая срок в Верхнеуральском политизоляторе, он написал письмо в ЦК ВКП(б) с требованием пересмотреть дело, в знак протеста объявил голодовку, которая продолжалась почти 30 дней. В мае 1936 г. из изолятора его переправили на Колымский прииск «Таежник». Но и в суровых условиях севера Зельцер продолжал отстаивать свое человеческое достоинство, открыто говорил окружающим об отсутствии внутрипартийной демократии, о незаконных репрессиях, о фальши публикаций советской прессы. Независимое поведение, смелые разговоры не вписывались в лагерный уклад. Зельцер был обвинен в создании на прииске контрреволюционной группы из заключенных. 10 сентября 1937 г. по сфабрикованному делу он предстал перед тройкой управления НКВД по Дальстрою, которая приговорила его к расстрелу. 8 октября 1937 г. в Магадане этот приговор был приведен в исполнение.
Автор работ по теории исторического процесса, участник известной дискуссии об общественно-экономических формациях А.Г.Пригожин родился 17 октября 1896 г. в Смоленске в семье кустаря-кожевника. До революции учился в гимназии, состоял членом местной организации Бунда.
А.Н.Артизов
Артизов Андрей Николаевич – кандидат исторических наук, член коллегии – начальник отдела Государственной архивной службы России.
Вопросы истории. 1994. № 7. С. 34-48