Буря над Притубиньем

К истории коллективизации в районе

Тридцатые годы. Они вошли в историю нашего государства размахом первых пятилеток, пробудивших в лапотной России жажду преобразований. Это было время стремления понять все то новое, что несет социализм. Очень трудно было выйти на новую дорогу, кинуться в омут преобразований, решиться на перемену всего уклада жизни. Все это манило основную крестьянскую массу и одновременно порождало страх за будущее.

Трудно сегодня, спустя почти 60 лет, всем нам рассуждать о коллективизации. Она и сегодня вызывает противоречивые мнения. Ведь в те годы мелкие крестьянские хозяйства далеко не исчерпали своих возможностей, в то же время они были ограничены с точки зрения потребностей индустриализации страны. Коллективизация положила конец всем источникам эксплуатации в деревне, и созданные колхозы вместе с совхозами сыграли большую роль в строительстве индустрии, укреплении обороны страны, и, наконец, выдержали тяжелейшие испытания в годы войны.

Пытаясь ответить, как это было у нас в Притубиньи, мне пришлось встречаться с большим количеством людей — очевидцев событий тех лет. Мнений было много, много и рассуждений. Некоторые и сегодня еще не сумели дать ответ на вопросы, которые их волновали столько десятилетий.

Но все они сходились в одном. Коллективизация и ликвидация кулачества шла в обстановке форсирования и сопровождалась насилием по отношению к крестьянству, что, в конечном счете, привело к многочисленным человеческим жертвам. Безудержно разрушались сложившиеся производительные силы сельского хозяйства. Попробуй сегодня подсчитай, сколько крестьянских дворов оказалось порушенными, сколько мужчин, женщин, стариков, детей, сорванных с насиженных мест, погибло в Томской тайге, на золотых рудниках и других местах?

Как и по всей стране, в Притубиньи колхозное движение сопровождалось разнохарактерными явлениями, вытекающими из обстановки обостренной борьбы в деревне, столкновения различных масс крестьянства. Движение за сплошную коллективизацию развернулось с лета 1929 года. Вот динамика по району:

Таким образом, 1931 год не был завершен сплошной коллективизацией, и она продолжалась в 1932-33 годы. В этот год в районе был всего 1 трактор мощностью в 25 лошадиных сил. Работало 6 маслозаводов с производительностью 512 центнеров масла в год.

По данным Западно-Сибирского Краевого Управления Нархозучета по состоянию на начало 1932 года в районе числилось 105800 гектаров пашни, 48700 — выгонов, 30000 — сенокосов. Лес и кустарники занимали 3030400 га. Неудобиц было 76000 га. Вся территория составляла 32943 кв.км (обжитая часть 3187 кв.км). На 1 кв.км обжитой части приходилось 16,7 жителей. Из населения 53065 только 4979 человек относились к служащим, рабочим, кустарям. 87 процентов всей продукции в ценностном выражении падало на сельское хозяйство.

Благоприятные почвенные и климатические условия обеспечивали производство зерновых культур, в северной и восточной части — технических. В зерновом хозяйстве пшеница занимала 40,33; овес - 25,19; рожь - 21,06 процента. Из общей площади посевов в 1931 году (45792 га) зерновые занимали 80, технические – 9,5 процента.

На 15 февраля 1932 года было 7 молочно-товарных ферм на 2275 голов крупного рогатого скота, 10 свиноводческих (2298 свиней), 16 овцеводческих (15859 овец) и 11 ферм молодняка (1288 телят).

В 1931 году заготовки хлеба составили 11332 тонны (3723 колхозы и 7603 — единоличники), 2840 центнеров масличных семян, 967— волокна и 16204 центнеров мяса.

Сегодня неверно отрицать наличие сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Это были представители бедноты и часть середняков. Без них коллективизация и ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного хозяйства не мог осмыслить и принять того разгула насилия и бюрократизма, творимого в 1928-1930 годах.

В жизни каждого крестьянского двора были определенные неписаные традиции, выработанные веками. А здесь все перевернулось. Никто колхозника не спрашивал, с его мнениями и традициями не считался. Один за другим уполномоченные, нередко постукивая об стол кулаком или наганом, нисколько не разбираясь в крестьянском деле, командовали, что и как надо делать. А чуть что, на любое замечание о своей некомпетентности вешали осмелевшему лычку чуть ли не преступника или врага народа. В разгар уборочных работ людей и лошадей брали на отбытие дорожной повинности, на валку и сплав леса и т.д.

Особенно волновала людей досрочная сдача хлеба. Не успели собрать в скирду — молоти и вези хлеб с Покровки, Тагашета и других мест на лошадях или плотах в Курагино. Отрывались из села люди и лошади. Стали хозяйства опаздывать с уборкой из-за нехватки рабочих рук и транспорта.

Жизнь стала непривычной. И верили, и не верили, что дальше будет лучше. Уж больно много развелось командиров над деревней. Вертели ею, как могли. Хлеб выгребали, иногда даже на семена и на трудодни не оставляли. Один из быстрянских старожилов рассказывал, что у них в Верхней Быстрой, чтобы как-то народ держался, вели двойную бухгалтерию. Одна ведомость на хлеб официальная, а другая «подпольная». Нужда людей так сплачивает, что ни под каким ружьем никто не признался бы в этом. И эта тайная ведомость кормила и сберегала людей. Районное начальство об этом догадывалось, но один делал вид, что не знает этого, второй лишь для порядка пошумит. Ну, а раз иного выхода не было, гнула деревня свою линию.

Немало молодежи почти насильно, иногда с нарядами милиции забирали в ФЗО и отправляли в Черногорск, а позднее и Артемовск. Все это было оскорбительно, подростков отрывали от земли, не считаясь ни с желанием, ни с наклонностями, не говоря уже о любви к земле. И делали из крестьянского паренька рабочего. И многие из них так до гробовой доски тосковали о земле, о деревеньке, но ничего изменить не могли.

Каких только перегибов не испытала притубинская деревня! Пришла «в верхах» идея, что крестьянин должен иметь поменьше усадьбу, чтобы больше сил и времени вкладывал в колхозное хозяйство. Единым махом отсекли добрую часть усадеб. Ну и что? Через год-другой все затянулось дерниной, пошла крапива, всякие лопухи. Проще говоря: ни себе, ни людям. Такие участки российской бесхозяйственности и расточительства были словно памятники командного нетерпения и рушили веру в справедливость.

Трудности заключались и в том, что крестьянство слабо информировали о положении дел в стране, оно плохо разбиралось в политике партии и правительства. Высок среди них был процент малограмотных и совершенно неграмотных. Так, по состоянию на 1 мая 1931 года в районе было 9630 неграмотных, а ликбезы посещало лишь 2388 человек. 98 процентов детей от 8 до 11 лет в 1931 году не посещали школу. В те годы крестьянин никак не мог всю эту сумятицу связывать с именем И.В.Сталина, с его неправильной политикой, сваливая все на плохую работу местных органов власти.

Уже в резолюции «О народнохозяйственном плане на 1931 год» были указаны контрольные цифры по коллективизации для всех групп районов страны. В марте 1931 года Сталин в телеграмме Восточно-Сибирского наркому Леонову указывал, что местным организациям не только не возбраняется, но наоборот рекомендуется перевыполнять задания. Все это, конечно, имело свои последствия. А ранее тон был задан поездкой Сталина по округам Сибири в январе-феврале 1928 года.

До Москвы было далеко. Крестьянство и местный актив «варились» в собственном соку. С одной стороны — вроде бы правильные решения из центра, с другой — многие местные работники обвинялись в мягкотелости и примиренчестве с кулачеством. Все это нагоняло обстановку нервозности и административного бюрократизма. Росло насилие. Практиковалась система повальных обысков, подчас хлеб забирали не только у кулаков, но и середняков и даже бедняков. Фактам протестов против произвола давалась оценка как саботаж, производились аресты.

Комсомолец и член Пойловского сельского Совета тех лет Константин Петрович Дьяченко рассказал, что в основном коллективизация в Пойлове прошла относительно спокойно. Однако в деревне находились лица, которые стремились навредить процессу перестройки сельского хозяйства. В конторе колхоза были выездные лошади и вот однажды пять из них оказались отравленными. Врачи установили, что отравление произошло от зеленки (препарат для протравливания семян), которой посыпали глину у колодца, а лошади там все время, солонцевали. Позднее 7 лошадей были изрублены топорами. Дважды на островах ломали сенокосилку и конные грабли. Конечно, подозрение пало на тех, кто богаче и не шел в колхоз. Хотя вина их так и не была доказана, по этой и другой причинам под раскулачивание попали семья Афониных, Прохор Кудилов, Тимофей Холупов и другие. Где-то в начале 30-х годов в колхозе погибли все пчелы, пчеловоду Артюхе Артемьеву приписали вредительство и арестовали как социально опасного элемента.

Конечно, были и истинные кулаки. Так, на землях нынешнего Курагинского совхоза процветало хозяйство Ремизова, имеющего в своей собственности несколько сот лошадей.

Отсутствие необходимого количества актива в райцентре и на местах заставляло местные власти привлекать к разъяснительной работе школьников. К примеру, учащийся Курагинской школы колхозной молодежи, по рассказу Прохора Петровича Клева, неоднократно бывал в селах и деревнях Детлово, Курганчики, Джирим и других, и вместе с представителями райкома партии организовывали собрания, где разъясняли Политику ВКП(б), внутреннее и Международное положение, распространяли облигации внутреннего займа, книги, проводили читку газет, агитировали за вступление в колхозы.

Ученики, как наиболее грамотные люди, привлекались к работе по описанию имущества у кулаков. Так П.П.Клев был писарем, когда председатель сельсовета Сергей Туренко вместе с активом описывали имущество у курагинского кулака Медведева. Он даже однажды вместе с милиционером ездил на заимку кулака Назарова (ныне с.Маринино), где провели перепись скота, имущества, перемеряли хлеб. По воспоминаниям П.П.Клева удручающее впечатление на них производили торги имущества кулаков, которые постоянно сопровождались плачем.

Искривлений линий колхозного строительства было предостаточно. К примеру, бедняки деревни Федоровки решили создать колхоз, а всех середняков подвести под «твердое» задание (т.е. практически забирали весь скот, инвентарь и т.д.). Тогда середняки во главе с Федором Кузьмичом Сидоровым организовали свой колхоз. А бедняцкий колхоз не имел ничего, весной 1930 года получил даже семена от государства, зимой 1930-1931 года слился с середняцким, образовав единый колхоз имени Комсомола. В названном колхозе многие годы председательствовал бывший красный партизан Ф.К.Сидоров.

В деревне Камешки Иван Струков трудился в поте лица, чтобы как-то прокормить, обуть и одеть многочисленных детей. Однако он был признан кулаком и сослан за то, что имел молотилку.

Ввиду слабой разъяснительной работы и большого напора со стороны районных властей в деревне Большая Ирба только с третьего захода на собрании был решен вопрос об организации колхоза. Ему даже предлагали дать название «Некуда деваться», но местные власти запретили это. В то же время в Малой Ирбе активисты Никита Никонович Курагин и Александр Емельянович Пузанов и его братья сумели организованно провести коллективизацию, и колхоз «Красная Ирба» с первого года стал работать хорошо. Уже в 1931 году многие колхозники получили на трудодни до 40 центнеров хлеба.

Система раскулачивания, набрав силы в ходе коллективизации, еще долго не могла остановить свой ход. Имели место факты, когда до сельских Советов доводился план «поставки» кулаков, и их волей неволей искали среди колхозников. Так, в колхозе имени Комсомола раскулачили колхозников Федоровых (два брата), вспомнив, что когда они жили единолично, то в уборку урожая нанимали 2-3 помощников. В колхозе имени Красных партизан ярлык кулаков навешали на Захара Турчанова, Тимофея Ровных, Федора Козликина и других. Как правило, все они ссылались.

Сильно бурлила Алексеевка. Переселенцы-украинцы, имея слабую информацию, многого не понимали. Собрание селян по созданию колхоза шло два дня. То мужикам никак не хотелось расставаться со своей землей и лошадьми, то женщины упорно сопротивлялись, не соглашались разлучаться со своими буренками и пеструшками. Не раз уполномоченный из района Малых переходил к прямым угрозам, но и это мало помогало. Так уже потемну разошлись алексеевцы, не решив вопроса о колхозе. В семьях, сосед с соседом почти до утра все обсуждали, спорили о том, что дальше делать. Все с тревогой ждали утра. А на следующий день по распоряжению уполномоченного началось раскулачивание тех, кто больше всего упорствовал. В ранг кулаков записали крепкие крестьянские хозяйства Беловых, Моргиных, Леусевых (последний уже был середняком, имел 7 сыновей и 3 дочерей). И только на четвертый день 30-40 процентов крестьян решило создать колхоз «Степной пахарь».

Старожил тех мест, ныне персональный пенсионер Петр Климентьевич Лисица рассказывал, что, в основном, раскулачивали тех, кто крепко жил за счет своего труда. Раскулачивали весь 1929 и 1930 годы. Всех раскулаченных в большинстве сослали в Томскую область, много позднее кое-кто из молодежи вернулся, но, боясь репрессий, уехал в другие места. Остальные сгинули на лесоповалах.

Позднее стали среди колхозников искать врагов народа. Так, уже будучи председателем исполкома Алексеевского сельского Совета, Петр Климентьевич рассказал такой эпизод тех лет. Приехала из района группа людей во главе с работником районного отдела НКВД Тумкиным, заявив, что надо взять 10 врагов народа. Актив во главе с председателем долго и настойчиво доказывал, что таких в селе нет. Пообещав посадить П.К.Лисицу, представители отбыли из села. Благо все обошлось без арестов. Или врагов не было, или в других местах, таких как Шалоболино, Курганчики, Джирим был выполнен «план» по разоблачению врагов народа.

Сегодня, спустя многие десятилетия, трудно судить о тех людях, которых до сих пор мы называли кулаками. В беседе Федор Иванович Петрухин рассказывал, что в Бугуртаке в 1929 году раскулачили и сослали в Артемовский рудник Петыровых, Лидовских, Возжаевых, Купорушкиных, Четвертаковых и других. Все это были середняцкие хозяйства, а мужики крепко любили землю и работали сами до седьмого пота. Никто никого не эксплуатировал.

Интересна судьба Ивана Никифоровича Петрухина, первого председателя бугуртакского колхоза имени Парижской Коммуны, участника партизанского движения, Сначала он руководил названным колхозом, затем еще три объединились в один колхоз. После пятилетнего председательства послали в Курганчики снова председателем колхоза «Клич Сталина», а позднее в колхоз имени Коминтерна. Здесь-то и настигла Ивана Никифоровича рука тех, кто в страшном 37-м году искал врагов народа. Взяли вместе с председателем ревизионной комиссии колхоза Федором Тихоновым и кладовщиком Иваном Коновым, приписав какую-то троцкистскую группу. По суду получил 8 лет, потом после многочисленных жалоб и протестов был пересуд и все-таки дали 3 года. Послали на Колыму. От звонка до звонка оттянул лямку заключенного. В начале войны вернулся, снова послали председателем колхоза в деревню Жербатиха. Недолго председательствовал, взяли в армию. Хлебнул горя и на фронте. Был дважды ранен. Вернулся в родные места. Не дали путем отдохнуть. Теперь уже направили председателем колхоза в село Сидорово.

К середине 30-х годов коллективизация в Притубинье завершилась. В 1939 году сельскохозяйственным производством занимались 76 колхозов, 4 MТС с 210 тракторами и 84 комбайнами. В колхозах насчитывалось 29997 голов крупного рогатого скота, 53 тысячи овец и коз, 11695 лошадей.

Накопленный опыт, хотя даже горький, всегда необходим для правильной оценки нашей истории. И, видимо, сегодня одна из главных задач — вернуть людям сельского хозяйства растерянное чувство хозяина земли, пробудить любовь к земле и, конечно, уверенность в будущее.

А.НЕСТЕРОВ