1.
В печально памятных 30-х годах в Магадане отбывали ссылку многие известные всей стране певцы и музыканты, драматические артисты, писатели, поэты - подлинный цвет творческой интеллигенции. Естественно, что ссылка не только перезнакомила их друг с другом, но и сблизила многих на весь оставшийся (иногда весьма короткий) период жизни, поэтому стоит назвать лишь одно имя, как оно, словно по цепочке, вытянет за собой с добрый десяток других.
Не миновал Магадана и Шварцбург Ананий Ефимович, широко известный в Красноярском крае талантливый пианист-исполнитель, концертмейстер и художественный руководитель краевой государственной филармонии. О многом может рассказать его личное дело № 6452, заведенное еще в Москве в конце 1937 года.
Отправная точка в биографии Анания Ефимовича (Хаимовича) Шварцбурга - г.Харбин. Его отец, Хаим Борисович, из мещан, выходец из Белоруссии, поселился в Манчьжурии еще до начала первой мировой войны. Здесь, в Харбине, служил на Китайско-Восточной железной дороге (сокращенно КВЖД). Она тогда принадлежала Советскому Союзу. Работал бухгалтером в различных советских профсоюзных организациях. Мать, Рахиль Леонтьевна, урожденная Тышкова, занималась домашним хозяйством.
После окончания средней школы Ананий учился в музыкальном техникуме для граждан СССР и в Высшей музыкальной школе им. И.Глазунова. Уже с 1935 года стал заниматься концертной деятельностью. В следующем году вместе с матерью выехал в Москву, мечтая о поступлении в консерваторию. В кармане лежало рекомендательное письмо советского генерального консула в Харбине на имя председателя Всесоюзного Комитета по делам искусств при СНК СССР. Видимо, консул уже тогда распознал недюжинные способности молодого музыканта.
Мечта осуществилась. Ананий - студент прославленной Московской государственной консерватории! Его преподаватели - знаменитые профессора, признанные всем миром исполнители. Стены консерватории увешаны портретами великих композиторов. Это было подлинное царство музыки.
Правда, вскоре по семейным обстоятельствам пришлось переехать в Ленинград, но Ананий успешно продолжил учебу в местной консерватории, одновременно занимаясь концертной и педагогической деятельностью. Впереди открывался весь мир...
И тут случилось страшное. 31 января 1938 года последовал арест. Обвинение - хуже не придумаешь: шпионаж в пользу Японии. Естественно, что любой невиновный человек не признается в подобном злодеянии добровольно, чтобы выбить нужные "признания", потребовались "особые" методы ведения следствия...
- Я органически не выношу физической боли. Начни меня сильно бить - и я подпишу любую бумагу. Любую: что я немецкий шпион, японский шпион, что я хотел убить кого-то, - с какой-то обезоруживающе-виноватой улыбкой признался мне однажды Ананий Ефимович. - Что, не веришь?
Отчего ж не верить. Тогда, в конце пятидесятых годов, когда мы с ним познакомились, стране уже стали известны "методы работы" ежовско-бериевских костоломов...
Особое совещание при НКВД приговорило А.Е.Шварцбурга к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Так он и попал на Колыму. Вначале работал, как большинство зеков, на лесоповале. Потом появилась возможность трудиться по специальности.
2.
 |
А.Шварцбург (крайний слева) с участниками спектакля "Майская ночь". г. Енисейск |
Интересные подробности пребывания А.Е.Шварцбурга в ссылке поведала его дочь, Наталья Ананьевна, проживающая ныне в Израиле:
"Папа был хорошо знаком со знаменитым в ту пору певцом Вадимом Козиным. В нашем семейном архиве имеются две, к сожалению, маленькие и не очень четкие его фотографии. На той из них, где певец сидит с кошкой на руках, есть надпись: "На добрую память чете Шварцбург о совместном житие-бытие", на второй - В.Козин запечатлен на сцене Магаданского драматического театра, по всей вероятности, в 1947 году. За роялем - молодой человек. Это мой папа.
К сожалению, папа не рассказывал, как часто он аккомпанировал Козину, какие сольные произведения играл в тех концертах, встречался ли с певцом после того, как, отбыв заключение, покинул Магадан навсегда.
Вообще, по понятным причинам, много распространяться о своем знакомстве с Вадимом Козиным, о совместной работе с ним было небезопасно даже после 1956 года. Никаких записей, как его ни убеждали, папа не оставил, хотя великолепно владел пером, постоянно печатался в газетах и был впоследствии принят в Союз журналистов СССР".
Да, А.Е.Шварцбурга спасло на Колыме искусство. Помог счастливый случай. Однажды магаданские артисты, вернувшиеся из поездки по трассе, рассказали А.Р.Гридасовой, жене начальника местного ГУЛАГа, большой любительнице искусства и покровительнице артистов, что в ее владениях обнаружился молодой пианист, и пока он окончательно не отморозил свои руки на лесоповале, хорошо бы вытащить его оттуда. Что и было вскоре сделано.
Так А.Е.Шварцбург и оказался в Магаданском театре. Работал солистом, концертмейстером. Исполнением Моцарта и Шопена, Чайковского и Прокофьева услаждал слух различного калибра начальников Управления Северо-Восточных ИТЛ. Позже встал и за пульт оркестра, заменив погибшего друга П.Ладирдо.
Не только коллегой, но и близким другом стал ему сосед по нарам режиссер Леонид Варпаховский. Разумеется, после спектаклей и концертов они вновь из артистов превращались в зеков, меняли фраки на телогрейки и возвращались в лагерный барак, за колючую проволоку. И как ни разбросала потом жизнь невольных обитателей Магадана, со многими из них А.Е.Шварцбург поддерживал связь, гордясь своими друзьями, среди которых были, например, знаменитый мхатовский артист Юрий Кольцов (сценический псевдоним Розенштрауха) и известный еще с 20-х годов художник В.И.Шухаев.
"Моя мама, - пишет Наталья Ананьевна, - Инна Рудинская, тоже харбинка и тоже по счастливой случайности попала в костюмерный цех театра, где заодно обшивала всесильную Александру Романовну Гридасову. Власть, которой та обладала, в моей детской памяти как-то связывалась с таинственными словами "дом Романовых". Кстати, надо отдать должное моим родителям, сохранившим чувство искренней благодарности этой женщине. Да, она была частью системы, которая в конечном итоге отыгралась и на ней. Лишившись чинов и достатка, жила она последние годы в Москве, не вылезая из нужды и болезней и прося помощи у своих же бывших зеков!"
Но вернемся в сороковые годы. Помимо совместных концертов с В.Козиным были поездки по Магаданской области с бригадами разных составов. Пианино, понятно, находилось далеко не в каждом лагпункте, так что Ананию Шварцбургу приходилось хотя бы отбивать ритм какой-нибудь опереточной сцены, о чем потом многие годы не могли без смеха вспоминать все участники представления.
" В одной из таких гастрольных командировок, - продолжает дочь Анания Ефимовича, - участвовал известный болгарский музыковед Д.Гачев, отец популярного ныне философа, искусствоведа и писателя Гачева. Он играл на флейте в небольшом оркестре, которым руководил А.Шварцбург. Об этом эпизоде я узнала совершенно случайно из публикации в одной из сибирских газет. Автор статьи был слушателем того навсегда врезавшегося ему в память концерта. Еще бы! Ведь за пять лет на прииске им. Чкалова не то что живых артистов - газеты в глаза не видели.
Будучи в Москве, я разыскала сына Д.Гачева - Георгия Дмитриевича, интервью с которым, помнится, было опубликовано в "Окнах", и пересказала ему содержание статьи-воспоминания. Это оказалось для него новостью, так как, готовя к публикации письма своего отца, он нашел в них только слова дружеской симпатии, обращенные к коллеге-пианисту, но не встретил никаких сведений об их совместной работе".
Магаданский период своей жизни Ананий Ефимович, как это ни покажется странным, всегда вспоминал с какой-то особой теплотой и даже нотками ностальгии. Что ж, ведь он был тогда молод, полон сил, а главное - он мог отдавать себя целиком любимой работе, своему главному божеству - Музыке!
- Ты знаешь, - сказал он мне однажды, - ведь тогда в Магадане сосредоточился подлинный цвет советской музыкальной культуры, здесь отбывали срок лучшие исполнители, которым могли позавидовать многие консерватории и филармонии страны!
3.
... После досрочного освобождения в июле 1947 года А.Е.Шварцбург некоторое время еще оставался в стенах магаданского театра. Через несколько месяцев уволился и по путевке окружкома профсоюза, полученной за хорошую работу, уехал лечиться в санаторий г.Сухуми. Затем устроился в г.Кутаиси преподавателем местного музыкального училища по классу рояля.
Так бы и прижился на Кавказе, если бы не "бдительность" местных органов госбезопасности. Узнав, что за птица прилетела к ним из дальних краев, здесь, чтобы избавиться от persona non grata, быстренько состряпали новое "дело". Опять зловещая 58-я статья. Опять упоминание о "шпионаже". Арест последовал в январе 1949 года, а уже в апреле того же года особое совещание при МГБ СССР проштамповало привычное: в ссылку! На сей раз в пос. Мотыгино Красноярского края.
Вот таким образом и попал впервые на берега Енисея Ананий Ефимович. Сначала перебивался случайными заработками. Потом, когда в Мотыгино приехали жена с ребенком, жить стало совсем невмоготу. В августе 1949 года А.Е.Шварцбург обращается с письмом к начальнику УМГБ Красноярского края, в котором описывает свое бедственное положение и просит перевести его в г.Енисейск, где он мог бы работать по специальности. Вскоре просьба была удовлетворена.
Так в жизни А.Е.Шварцбурга начался новый этап. Любопытные подробности о нем мы узнаем как из рассказов Натальи Ананьевны, так и из писем самого Анания Ефимовича своей старинной приятельнице Нелли Михайловне Субботовской (переводчица и преподаватель немецкого языка. Родилась в Сибири. С 30-х годов проживает в С.-Петербурге - К.П.).
"Воспоминания детства , - пишет Наталья
Ананьевна, - мне подсказывают: на окраине
Енисейска в каком-то недостроенном домике, в
ужасном хаосе из опилок и книг жили
профессор-историк Сергей Митрофанович
Дубровский с женой. Иногда вместе с папой я
бывала у них.
Имя этого ученого было весьма известно: любой мог прочесть о нем в Большой Советской Энциклопедии, в данный же момент он был пораженным в правах ссыльным. Из папиных знакомых по Енисейску Дубровские были, пожалуй, самыми немолодыми людьми, а значит, и жилось им значительно трудней. Тем не менее они пытались разводить всякую живность, чтобы прокормиться. А покидая Енисейск, они, несмотря на свою немощь, везли с собой двух собак: не могли оставить их на произвол судьбы...
Одной из самых неординарных
личностей был, без сомнения, музыкант из Латвии
Филипп Осипович Швейник. По возвращении в Ригу он
развернул бурную организаторско-культурную
деятельность, стал директором республиканской
филармонии, на протяжении многих лет являлся
известнейшим далеко за пределами республики
деятелем на этом поприще. Благодаря его
организаторскому таланту буквально расцвели
местные симфонические сезоны в Юрмале. Все, кто
когда-либо отдыхал на взморье, должны помнить,
что там можно было услышать всех музыкальных
звезд Москвы и Ленинграда, а также лучшие
симфонические оркестры страны.
А в Енисейске, подружившись семьями (и оставив эту дружбу, скорее напоминающую родство, своим детям и даже внукам, которых им не суждено было увидеть), папа и Ф.Швейник стали играть в четыре руки".
А вот отрывок из письма самого Анания Ефимовича Н.Субботовской от 10 февраля 1951 года:
"Я вчера играл концерт Чайковского на вечере, который мы устроили в Пед. училище - лекция-концерт о творчестве Чайковского. Был прочитан доклад. Затем исполнялись ф.т.миниатюры, затем пела одна певица (почти настоящая) романсы и Полину, затем я играл Концерт в сопровождении моего коллеги (один рижский пианист). Не буду ломаться, а скажу, что я очень доволен, хотя бы тем фактом, что я работал, что выучил никогда прежде не игранный мною концерт, да и тем, как его слушали и приняли. Так как зал у нас в училище крохотный, то для того, чтобы могли посетить концерт все учащиеся, придется его повторить в течение пяти-шести вечеров подряд".
А теперь - вновь слово дочери:
"Еще об одном удивительном человеке , до
старости остававшимся по-детски застенчивым и
скромным, хотя был ученым с мировым именем,
хотелось бы сказать в этих воспоминаниях. Это
Юрий Абрамович Крейнович, автор книг по языкам
народов Сибири и Дальнего Востока. Из его трудов,
стоявших в нашей домашней библиотеке,
естественно, с авторской надписью, хорошо помню
"Словарь юкагирского языка", который он
составил и где записал весь словарный запас
этого исчезающего с лица земли народа. Последние
годы жизни Юрий Абрамович провел в Ленинграде, в
коммунальной квартире в старом доме рядом с
Адмиралтейством, где было так уютно пить чай и
вспоминать далекий Енисейск..."
Но вернемся к письмам А.Е.Шварцбурга Н.М.Субботовской. "Юр.Абр. делает чудеса. Совершенно потрясающая энергия, преданность науке, работоспособность и настойчивость. Продолжает работу над своими трудами, съездил в Красноярск и в кратчайший срок сдал экзамены экстерном и государственные на фельдшера, получил диплом и назначение в маленький пунктик..."
А это из письма от 5 июня 1952 года:
"Юрий Абрамович кланяется Вам нижайше. Он живет недалеко от Енисейска, работает зав. медпунктом в маленькой деревне. Сдыхает от скуки. Работу свою закончил и послал в Ак.наук. Я абсолютно уверен в том, что он - один из крупнейших и талантливейших советских лингвистов. В Енисейск он приезжает реже, чем раз в месяц. Всегда говорим о Вас. Он приглашает Вас приехать к нему в гости (совершенно серьезно).
Нелличка, если будет время и желание, пошлите ему как-нибудь томик Пушкина - для него это будет большой радостью.
Тут следует сказать, что А.Е.Шварцбург познакомился с Ю.А.Крейновичем еще на Колыме...
4.
" Прежде, чем я назову эту женщину, чья судьба также была связана с маленьким городом на Енисее, расскажу небольшую предисторию так, как я ее помню с папиных слов.
Большой удачей родители считали разрешение перебраться в Енисейск из поселка Мотыгино, где не было никакой возможности заработать на жизнь. С первых же дней на новом месте папа стал искать работу, но для начала получил доступ к инструменту. Пианино находилось на сцене Дома культуры. И до сих пор он размещается в том же старинном, добротной красно-кирпичной кладки особняке неподалеку от пристани.
Так однажды, играя в полутьме кулис, он заметил, что немолодая изможденная женщина, на первый взгляд весьма непрезентабельного вида, перестала возиться с декорациями и слушает музыку. Когда звуки стихли, она поблагодарила, сказав, что музыка значит для нее очень много, ведь она из семьи музыканта. Занятый своими мыслями, папа невнимательно слушал собеседницу.
Но при следующей встрече Анна Васильевна, как представилась новая знакомая, вернулась к разговору о музыке и о своей семье. Она принесла старое фото: на фоне Московской консерватории расположилось большое семейство. "В этом доме я провела детство, а это - мой отец, Василий Ильич Сафонов", - пояснила она.
Казалось бы, после всего пережитого трудно было удивиться чему-то. Но тут папа не смог сдержать волнения: перед ним стояла дочь ректора консерватории тех славных для российского искусства лет на рубеже веков. Дочь главы Московской консерватории, учебного заведения, о котором он мечтал еще в Харбине и куда был принят в том страшном 1937-м! В.И.Сафонов - известный пианист и дирижер, основатель русской фортепианной школы.
Другими подробностями биографии в те времена обычно не было принято интересоваться. В Енисейске Анна Васильевна занималась оформительской работой в клубе. Была она довольно замкнутым и одиноким человеком (причины этого родители поняли, лишь когда А.В. уехала из Сибири). Приходила к нам не часто, но сидела подолгу, за что получила прозвище "Каменный гость". Наверное, ей просто хотелось посидеть в семье, где что-то варилось на печке и стрекотала зингеровская машинка... Всего этого Анна Васильевна была лишена большую часть жизни. У нас она чаще всего молчала, курила, составляя компанию маме, а уходя, брала простенькую пластмассовую посуду для моих кукол и возвращала ее, украсив золотыми ободочками.
Постепенно ссыльные стали покидать Енисейск. Попрощалась однажды и Анна Васильевна. И тут кто-то поинтересовался у папы, знает ли он, кто она такая.
- Ну, конечно, дочь известного музыканта!
- А кто был ее первый муж, вы знаете? Князь Тимирев, командовавший царской яхтой.
Это сообщение, понятно, не очень обрадовало. Еще не хватало быть обвиненным в дружеских связях с "бывшими"!
- Ну, а имя ее второго мужа - тоже секрет для вас? - продолжал экзекуцию товарищ по несчастью. - Адмирал Колчак!
Папа был добит окончательно. Поэтому никакой переписки, никаких упоминаний и контактов не было до того самого дня, когда в конце 60-х мы случайно оказались рядом с Анной Васильевной в вагоне московского метро...
Последние годы своей долгой жизни, переполненной всеми мыслимыми и немыслимыми событиями (о чем в последнее время написано немало), она провела в кругу друзей и почитателей ее поэтического дарования..."
5.
Книпер-Тимирева Анна Васильевна... Автору этих строк довелось ознакомиться с ее личным делом № 20529, хранящимся в одном из архивов.Еще одна трагическая судьба...
"Обязательство
Мне, Книпер-Тимиревой Анне Васильевне, 8 октября 1950 года, проживающей в пос.Ходовом Енисейского района, объявлено, что я не имею права никуда выезжать (хотя бы временно) из указанного мне постоянного места жительства без разрешения органов МГБ и обязана периодически лично являться на регистрацию в место и сроки, которые мне будут указывать органы МГБ.
Об уголовной ответственности предупреждена."
Бумага напечатана типографским способом,
свободное место оставлено лишь там, где нужно
вписать имя, отчество, фамилию человека и указать
дату. Это значит, что таких, как Анна Васильевна,
тысячи, сотни тысяч. Заполнять такую бумагу для
каждого в отдельности слишком хлопотно. Гораздо
проще запустить типографский станок. В стране
давно уже отлаженно работает огромный конвейер,
методично и беспощадно перемалывающий судьбы
людей...
Родилась А.В.Книпер-Тимирева в 1893 году в Кисловодске. Отец ее, В.И.Сафонов, был преподавателем музыки, дирижером и пианистом, много лет возглавлял Московскую консерваторию. То есть был человеком, широко известным в столичном мире. Здесь, в Москве, и прошло детство Ани. Музыка, можно сказать, вошла в ее душу с самых пеленок. Затем - гимназия в Петербурге и три года учебы в частной студии профессора Академии художеств Зейденберга.
Итак, музыка и живопись - вот ее основные пристрастия. Плюс к этому прекрасное домашнее образование.
В 1911 году Анна вышла замуж за офицера флота С.И.Тимирева. Их брак продолжался вплоть до бурных событий 1917 -1918 годов. И вот тогда...
Тогда-то и решила она связать свою судьбу с адмиралом Колчаком Александром Васильевичем, с ненаглядным Сашей, которого любила уже давно. И он в угаре охватившей его страсти тоже забыл, что где-то в Крыму остались у него жена и сын, что он уже несколько раз собирался забрать их к себе.
О Колчаке написано много, нет смысла повторяться. Скажу лишь, что А.В.Тимирева не пожелала расстаться со своим возлюбленным и в самые трагические дни. Она тоже сидела в тюрьме, только в другой камере. Ее тоже водили на допросы.В своей автобиографии, хранящейся в ее личном деле, Анна Васильевна пишет, что персональных обвинений к ней тогда не было предъявлено, так как в политической жизни она не участвовала, однако к двум годам лагерей ее на всякий случай приговорили. Пробыла там недолго, выпустили по амнистии.
Сначала проживала в Иркутске, не в силах покинуть место гибели возлюбленного. Работала в университетской библиотеке. Весной 1921 года последовал новый арест, ее доставили в Москву, освободили в апреле 1923-го.Тогда же она вышла замуж за инженера-практика В.К.Книпер (умер в Москве в 1942-м).
Судьба Анны Васильевны была определена раз и навсегда - беспрерывная череда арестов, допросов, этапов, ссылок,вплоть до 8 октября 1950 года, когда она очутилась сначала в п. Ходовом, затем - в Енисейске. Опять ссылка, опять мучительные поиски работы, наконец, устроилась в мастерскую какого-то Кусткомбината. Она давно уже не выбирала профессию или специальность, бралась за любую работу, лишь бы выжить.
Однажды руководство артели (мастерской), учитывая способности Анны Васильевны, хотело командировать ее в Красноярск в краевой краеведческий музей, чтобы она могла составить эскиз "уголка природы" для Енисейского музея.
В просьбе было решительно отказано. А вдруг, как сказано в одном из документов ее личного дела,"находясь на свободе, может скрыться от следствия и суда"?
И вообще с такими, как Книпер-Тимирева, надо ухо держать востро. Написал же начальник Казачинского райотдела МГБ в январе 1951 года начальнику Енисейского райотдела МГБ под грифом "совершенно секретно" такую бумагу (обратите внимание на стиль и написание имен и фамилий):
"Разрабатываемая нами по подозрению в ш/п
Капнист Мариста Ростиславовна, 1914 г.р.,уроженка
г.Ленинграда, русская, беспартийная, образование
н/з высшее, по специальности актриса, имеет
письменную связь с Кипнер-Темерязевой Анной
Васильевной, проживающей в г.Енисейске, по
ул.Фефелова, 30.
Прошу установить Кипнер-Темерязеву, взять ее под агентурное наблюдение с целью установления характера связи Кипнер-Темерязевой с Капнист М.Р. Одновременно прошу сообщить, не располагаете ли вы компр. данными на Кипнер-Темерязеву. По агентурным данным известно, что Кипнер якобы является женой Колчака. Ответ прошу, как можно, ускорить".
Ах, как это захватывающе-интересно - следить за ссыльной актрисой, которая переписывается тоже со ссыльной, некоей Кипнер-Темерязевой, которая, говорят, была женой самого Колчака! А вдруг и эта артисточка тоже окажется шпионкой? "Разработать" ее надо, "разработать"!
Так невинная переписка двух несчастных женщин, оторванных от родных мест, лишенных хотя бы капельки человеческого внимания и сочувствия, заброшенных в сибирскую глухомань, становится предметом пристального внимания недремлющих органов, якобы охраняющих "государственные интересы". Да и агентура хороша, даже установить правильную фамилию Книпер-Тимиревой не может...
Лишь в середине пятидесятых годов, когда в стране широкой волной прокатилась реабилитация невинно осужденных, освободилась А.В.Книпер-Тимирева от ссылки и покинула Енисейск, В кармане лежала справка-характеристика: "На учете с 1950 г. Режима спецпоселения не нарушала, на регистрацию является своевременно, склонности к побегу не проявляла. Занимается общественно-полезным трудом. Компрматериалами Енисейский РО МВД на нее не располагает".
6.
Что и говорить, судьба ссыльных была не из легких. Поэтому не приходится удивляться, когда в одном из писем Н.М. Субботовской А.Е.Шварцбург писал (конец 1949 года):
"И как бы ни была кисла или сладка моя жизнь - надо молить судьбу, чтоб только не было хуже. А я только и живу в страхе за завтрашний день - это Вы не понимаете и не пытайтесь понять".
Как всегда, поддерживала, выручала в самые драматические моменты жизни неистребимая любовь к искусству. Средоточием всего самого светлого и прекрасного был городской Дом культуры. Коллективными усилиями ссыльных (не только профессионалов, но и просто любителей) и с участием местной молодежи, которая, надо отдать должное, не только уважительно относилась к "врагам народа", но и с удовольствием поддерживала все культурные начинания, была поставлена опера. "II апреля выпустили "Майскую ночь". Наконец-то! Вчера был последний шестой спектакль. Успех большой. Все довольны". (письмо 1952 г.)
Видела в те годы енисейская сцена и красочную постановку детской оперы "Морозко".
Все это делалось на фоне скудного, иногда нищенского быта. Строчки из мартовского письма 1950г.: "Вы спрашиваете - что мне прислать? Самое нужное сейчас в связи с наступлением весны и дикой грязью, которая будет (Вы даже не представляете, что это за грязь) и с невеселыми перспективами - это резиновые сапоги, а без Фауста я вполне сейчас проживу".
А в другом письме - опять рассказ о концертах и учениках. Например, по случаю приезда краевой комиссии, которая признала, что "во всем Красноярском крае нет такой постановки муз. преподавания". По окончании проверки был дан концерт. "Пел хор, выступал вокальный ансамбль (8 девушек, поющих четыре-пяти-шести-семиголосые вещи), пели дуэты и квартеты (1-я картина из "Евг.Онегина"), один малый мой играл на рояле "Муз.момент" Шуберта и т.д."
Следует заметить, что концерты эти проходили не в музыкальном училище, а в педагогическом, где училась молодежь из самых глухих сибирских деревень.
Нельзя удержаться, чтобы не привести отрывок из еще одного письма: "Ездили в район группой в 4 человека (два актера, актриса-полупевица и я), получил от поездки колоссальное удовольствие - дышал таежным воздухом, трясся на грузовике, мчался на виллисе, пересек Енисей и Ангару на глиссере. За три года я столько не смеялся, сколько за один день этой гастроли - так было много приключений, недоразумений и нелепостей в пути. Когда мы возвращались, то пришлось из-за отсутствия транспорта застрять в одном поселке. Решили дать концерт, заранее зная, что это будет величайшая халтура, т.к. там не было пианино. Я выступал в качестве... конферансье. Играли водевиль (старинный, "Дочь русского актера"), без музыки, под тру-ля-ля!"
7.
Среди тех, кого принадлежность к искусству, может быть, спасла если не от смерти, то во всяком случае от каторжного труда на строительстве железной дороги, которую собирались прокладывать по северной тундре, была и выпускница московской консерватории скрипачка Левия Гофштейн, дочь известного еврейского поэта.
С группой ссыльных, среди которых были и проходившие по знаменитому делу "антифашистского комитета", Левия прибыла в Енисейск в марте 1953 года. Семья Швейника приютила ее у себя и помогла в дальнейшем устройстве.
Круг знакомых А.Е.Шварцбурга в период его пребывания в Енисейске непрерывно расширялся.Среди них оказался и ставший впоследствии очень знаменитым Роберт Штильмарк, автор приключенческого романа "Наследник из Калькутты".
Теперь, когда у меня в руках
оказалось личное дело Р.А.Штильмарка под № 5002,
появилась возможность рассказать о нем чуть
подробнее.
Родился Роберт Александрович Штильмарк в Москве в 1909 году в семье инженера-химика, в 1929 году окончил Высший литературно-художественный институт им.В.Брюсова по языковедческому и редакционно-издательскому отделениям.
Казалось бы, судьба благоволила ему. Работал референтом и зав. отделом скандинавских стран во Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей (ВОКС) и одновременно редактором отдела печати. Был допущен к совершенно секретной государственной документации. Затем журналистика и литература властно позвали его к себе. Р.А.Штильмарк работает в иностранном отделе газеты "Известия", в ТАСС, редактором в журналах "Иностранная литература", "Молодая гвардия", издает пару сборников стихов и очерков.
С первого же дня Великой Отечественной войны Р.А.Штильмарк уходит на фронт, сражается под Ленинградом, после третьего, наиболее тяжелого ранения, в звании капитана демобилизуется и продолжает работу в издательствах, на Высших тактических курсах Советской Армии. Был отмечен рядом боевых орденов и медалей.
Арестовали Роберта Александровича в апреле 1945 года за месяц до окончания войны. Обвинение тяжкое - "за антисоветскую агитацию", "за клеветнические высказывания о советской действительности".
Как известно, в годы советской власти к людям, носившим иностранные, особенно "западные" фамилии, относились особенно подозрительно. Штильмарка сразу отнесли к немцам (так в личном деле и записано), хотя род его в действительности имел корни в Скандинавии, уже много поколений Штильмарков верой и правдой служили России и в паспортах значились русскими. Видимо, припомнили Роберту Александровичу судьбу и его отца, Александра Бруновича, трагически погибшего в подвалах Лубянки в 1938 году.А ведь Штильмарк-старший в чине штабс-капитана царской армии храбро сражался на полях первой мировой войны против немцев, был награжден многими орденами и почетным оружием, а потом отдал весь свой талант и способности служению молодой Советской республики.Имел ряд научных трудов, читал курс лекций в Московском текстильном институте и промакадемии им. В.М.Молотова.
Увы, для тех, кто всюду искал "врагов народа", эти бесспорные факты биографии Штильмарков, подлинных патриотов России, не играли никакой роли...
Особым совещанием при НКВД СССР 27 июля 1945 года Р.А.Штильмарк был приговорен к десяти годам ИТЛ. Так он, после нескольких лет пребывания в других лагерях страны, попал в наш край, в район Игарки.
В деле подшит документ, который невозможно читать без содрогания, это "расписка", и есть в ней такие зловещие строки: "...я предупрежден о том, что выселен на спецпоселение навечно, без права возврата к месту прежнего жительства и за самовольный выезд /побег/ с места обязательного поселения буду осужден на 20 лет каторжных работ" ( Подчеркнуто мной - К.П.). Такой свирепой жестокости и бесчеловечности мы не знали, пожалуй, со времен расправы с декабристами...
Р.А.Штильмарк не по своей воле побывал и в Норильске, и в Игарке, и в Енисейске, где и свел, пусть и краткосрочное, знакомство с А.Е.Шварцбургом. И всюду за ним внимательно следили, ловили каждое неосторожное слово. Все это фиксировалось в доносах "стукачей", а потом и в официальных документах. Например, следующее:"0н отрицал успехи СССР в экономическом и индустриальном строительстве, говорил, будто они слабые, направлены на дезинформацию населения","клеветал на избирательную систему в СССР, восхвалял "демократию" в буржуазных странах". Приведено и такое характерное суждение Роберта Александровича, в правдивости которого нельзя усомниться: "Будучи на воле, я имел возможность читать в достаточном количестве иностранную литературу, газеты и журналы. Я хорошо знаю немецкий, английский и французский языки. К тому же у меня дядя много прожил за границей и кое-что порассказал мне".
Летом 1950 года Р.А.Штильмарка перебросили на знаменитую стройку 503. Здесь-то и был написан роман "Наследник из Калькутты".
8.
В прошении на имя начальника УМГБ Красноярского края о переводе в г.Енисейск у А.Е.Шварцбурга есть такая строка: "занимаясь физическим трудом, я могу повредить руки..."
Его руки... Я их хорошо помню. Крупные, мягкие, теплые, с длинными чуткими пальцами пианиста. Помню, как приносил он в редакцию "Красноярского рабочего", где я в ту пору работал заведующим отделом культуры /было это уже после переезда А.Е. Шварцбурга в Красноярск/, свои заметки, статьи, рецензии. Они были написаны на небольших узких листках бумаги мелким красивым почерком, безукоризненно грамотным языком. В отличие от некоторых других рецензентов, любящих щегольнуть витиеватостью слога и мудреными музыкальными и театральными терминами, Ананий Ефимович всегда писал просто, ясно и лаконично.
Именно тогда мы особенно сблизились с ним, стали захаживать друг к другу в гости. Ананий Ефимович обладал добрым, незлобивым характером, никогда не отказывал в помощи.И когда я однажды обмолвился, что собираюсь купить для подрастающих сыновей пианино, да боюсь "пролететь", нарваться на плохой инструмент/в магазинах их тогда не было/,он запросто сказал:
- Изучи объявления. Я помогу тебе выбрать пианино. Только вызывай такси, без него, сам понимаешь, не могу.
Так и сделали. Объехали несколько адресов, побывали даже в Покровке. И каждый раз Ананий Ефимович величественно, словно на концерте, усаживался за инструмент, брал несколько аккордов, внимательно вслушивался в льющиеся звуки.
В конце концов пианино было выбрано. Известной немецкой фирмы.
В другой раз я очутился у него в квартире, что по ул. К.Маркса. Ананий Ефимович только что вернулся домой после длительной поездки вместе с семьей. В свое отсутствие он пустил в квартиру какого-то знакомого, тоже музыканта. И сейчас мы с немым удивлением взирали на учиненный здесь беспорядок - передвинутую мебель, грязные пятна на ковре и на полу, разбитую посуду...
Но особенно его поразили оторванная наполовину оконная штора и сломанная деревянная гардина.
- Ну, мебель сдвинули, намусорили, чашку разбили - это я еще понимаю, - произнес он. - Но как они могли сломать гардину? Они что, как обезьяны, качались на ней, что ли? Ведь вроде культурные люди...
И столько в этих словах было чисто детской наивности и растерянности, что стало ясно: нет, истинному интеллигенту, каким и был А.Е.Шварцбург, интеллигенту с младых ногтей, никогда не было суждено понять или хотя бы объяснить мотивы той бесцеремонности и беспардонного хамства, коими наделены, увы, многие из окружающих нас людей. А ведь Ананий Ефимович прошел колымские лагеря и енисейскую ссылку, нагляделся всякого, знал, почем фунт лиха...
9.
... Как всегда в подобных случаях, завершает уголовное дело А.Е.Шварцбурга документ о его полной реабилитации. Мелькают знакомые по тысячам подобных дел фразы : "не подтверждается", "без достаточной проверки" и т.д. и наконец: "Постановление особого совещания... отменить, и уголовное дело за отсутствием состава преступления прекратить". Вы свободны, гражданин Шварцбург! Что вы говорите? Шестнадцать лет исковерканной жизни? Просим пардону! Скажите спасибо, что не шлепнули!
Два десятка лет отдал Ананий Ефимович служению искусству на красноярской земле. Хотя и нелегким, сноровистым характером обладает она, все же отогрела, приняла как родного сына. Не торопясь, солидно и даже немножко вальяжно расхаживал Ананий Ефимович по улицам Красноярска, обзавелся кучей друзей, пользовался успехом у женщин, был всегда полон оптимизма и дружелюбия. Анекдоты любил очень и мастерски их рассказывал.
А потом судьба нанесла ему жесточайший удар - умерла жена. Он сидел у ее гроба, установленного в зале пединститута, отрешенный и совершенно беспомощный.
Вскоре скончался и сам.
А дочь Наташа всего несколько лет назад покинула Красноярск навсегда. Уехала в Израиль. Да и не только она сорвалась с места. Оглушенные обрушившимися на них житейскими невзгодами и передрягами, покинули родину тысячи и тысячи людей, не будем осуждать их за это...
"Я, конечно, тоже мечтаю когда-нибудь побывать в Красноярске, - пишет Наталья Ананьевна, - который был и остается мне родным, т.к. с ним связаны все важнейшие - и печальные,и радостные - моменты жизни. Собственно, и жизнь-то вся прошла в нем.
Впрочем, я редко ностальгирую, т.к. последние годы потребовали немало энергии, усилий, чтобы обустроиться и попытаться влиться в другую жизнь..."
10.
Что ни говорите, а прошлое Красноярского края еще долго будет ассоциироваться с тюрьмами, этапами, ссылками. "В Сибирь, на каторгу" - говорили при царе. "В Сибирь, в ссылку" - говорили при советской власти.
Вот и наш Красноярск. Кто здесь только не перебывал! Юный престолонаследник, будущий император "всея Руси" Николай Второй и - будущий вождь Октябрьской революции, принесшей гибель всей царской семье, В.Ульянов-Ленин, и даже на одном и том же пароходе /правда, в разное время/ плыли. Только первый совершал увлекательную прогулку, а второй отбывал в щушенскую ссылку.
Были в Красноярске Сталин и - младший сын его заклятого врага Троцкого, Сергей Седов. И тот, и другой отбывали ссылку. Разница лишь в том, что одного загнала сюда царская охранка, а второго - уже сам Сталин, перенявший власть от Ульянова-Ленина.
Наконец, еще одно поразительное совпадение. В 50-е годы, одновременно, в одном и том же городе Енисейске мыкали горе две женщины - бывшая жена Колчака Анна Васильевна Книпер-Тимирева и... подлинная жена маршала Буденного Ольга Стефановна Михайлова, когда-то их мужья яростно сражались друг с другом на полях гражданской войны и, конечно же, не могли предвидеть горькой участи своих жен.
Воистину, неисповедимы пути господни...
Попов К. Музы в снегах Сибири // День и ночь. – 1998. - №4-5. – с. 270 – 277.