В конце ХХ века в жилах красноярцев скопилась энергия для рывка в информационную цивилизацию. Люди опять ломают голову над дерзкими проектами. Однако идеи долго витают в воздухе, у каждой из них своя судьба и громкие имена. Сегодня мы публикуем страницы из книги доцента Анатолия Ильина “Каинова печать: доцент, матрос и другие в котле сибирской индустрии”, победившей на конкурсе, посвященном 370-летию Красноярска.
Старые областники. Доктрина сибирского областничества родилась в середине прошлого века. Ее отцами стали Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев, А.В. Анучин и Л.И. Шумиловский. Красноярскими знаменитостями стали братья Крутовские. Эти патриоты открыто называли Сибирь штрафной колонией Российской империи.
Время меняло их взгляды, но неизменными оставались главные тезисы. Среди них рачительное отношение к природным богатствам, порицание буржуазного пути развития, осуждение уголовной ссылки, озабоченность судьбой коренных народностей и яростное обличение произвола колониальной администрации.
Областники старательно изучали и рекламировали самобытность края. Они приглядывались к природным недрам, быту и нравам старожилов и коренных сибиряков, над которыми повисла угроза исчезновения. В конце века люди протянули через реки и тайгу стальную нитку Транссибирской магистрали. Издатель газеты "Восточное обозрение" Николай Ядринцев посвятил железной дороге около сорока статей, называя ее не сибирской, а "через Сибирь". Он со страхом писал о нашествии железнодорожной цивилизации.
По мере сооружения магистрали усиливался грабеж природных ресурсов. На месте развивалось только производство строительных материалов, добыча и первичная обработка сырья. За Урал хлынул поток массовых товаров, вытесняя местное кустарное ремесло. Дорога несла в патриархальную Сибирь вкусы и пороки европейской России.
Однажды Григорию Потанину привиделся кошмарный образ будущей Сибири. "Фабрики дымят и покрывают копотью дворцы, свистят паровозы, жандарм выкрикивает: станция Зашиверск, 15 минут. На морском берегу доки, груды выгруженных товаров в ящиках и бочках, лес мачт, вымпела реют; капитал растет, рабочие же умирают с голоду. На Ушакове возник своего рода Уайт-Чапл, бледно-желтые лица женщин, голые дети, не выходящие из-под лохмотьев, служащих вместо одеял".
Пророческие видения Потанина сбылись в 30-е годы. Только вместо жандарма по причалам Игарского заполярного порта прохаживался чекист в кожаной куртке, грозно покрикивая на нищих ссыльных. Они лениво глазели с мостков на разгулявшуюся матросню с иностранных лесовозов, а из-под их ног в никуда уходила насыпь мертвой дороги Нордвик - Салехард - Игарка.
Областники мечтали об индустриальном могуществе края, но боялись ужасов первоначального накопления. Они надеялись на некапиталистический путь индустриализации, с опорой на свободную федерацию крестьянских общин. В своей ненависти к "чумазому" они сходились с российскими народниками и верили в особенную форму развития Сибири под знаменем общинного социализма.
Эти розовые сепаратисты взывали ко всем сибирякам без различия в богатстве, славе и убеждениях. Интеллигенты свято верили, что образованием можно пробудить демократические инстинкты народа. При развале империи областники не смогли создать собственной партии, а их региональная Дума не дотянула до авторитета государственной структуры. Они не отважились опереться на любимый крестьянский сепаратизм, разглядев его звериный оскал в зареве пожаров гражданской междоусобицы.
Хотя движение областников не выплеснулось за рамки интеллигентской фронды, его с завидным согласием душили белые и красные власти. Последнее дело красноярских областников раскручивали ежовские хваты в лихие времена “Великой чистки”.
Лейтенант госбезопасности из Красноярского
управления НКВД настукал одним пальцем на
раздолбанной машинке с грязным шрифтом: “гр.
КРУТОВСКИЙ Всеволод Михайлович 1860 г. рождения.
Уроженец г. Красноярска, беспартийный, б/член
комитета Сибобластников, садовод-опытник,
дворянин, проживает в г. Красноярске, достаточно
изобличается в том, что является активным
участником к-р фашистской
повстанческо-террористической организации и
ведет к-р работу против ВКП(б) и Советской
власти”.
Вместе с 78-летним садоводом погибли его старые товарищи - учителя и врачи, бывшие восторженные монархисты и безусые прапорщики русской армии.
Областническая тенденция. О новых областниках впервые заговорили в конце 20-х годов. Гигантская территория от Урала до Забайкалья была формально объединена в единый Сибирский край. Однако реально регионы связывали лишь стальная магистраль, да бумажная лента телеграфа. Первый натиск централизаторства обрушился на администрацию Иркутского округа и стал предупреждением всем удельным князьям.
Летом 1928 года там разразился финансовый кризис. Большинство предприятий работали с убытками, старое оборудование износилось, росли себестоимость продукции, накладные и торговые расходы. Рабочим и служащим месяцами не давали заработной платы, заменяя ее продуктовыми пайками и кредитами в закрытых распределителях.
Секретарь окружкома Николай Зимин и ученые Иркутского университета разработали антикризисную программу. Они хотели сразу начать реконструкцию всех предприятий для производства массовых товаров и сохранения рабочих мест. Председатель окрисполкома Кучмин обратился за средствами к местным нэпманам, которые согласились помочь городу, но потребовали отменить 107-ю статью уголовного кодекса, запрещавшую спекуляцию хлебом.
Тогда в переговоры вмешался секретарь Сибкрайкома Сергей Сырцов, а ему на подмогу примчалась комиссия ЦК. Инструктор ЦК ВКП(б) Седельников грамотно обличал кризисные явления. При этом столичный эмиссар прямо назвал антикризисную программу областнической и сепаративной.
Окружную администрацию разогнали, но Зимина вскоре назначили председателем исполкома нового Восточно–Сибирского края. Позднее он стал наркомом земледелия республики. Видимо, прагматичность старого партийца тогда еще ценилась дороже идеологических заклинаний.
Стройки пятилеток. По мере укрепления сталинского режима начали обретать реальность заветные мечты сибирских областников о собственной индустрии без рыночной экономики. Вдруг ожили и расцвели самые фантастические проекты. Большинство проектов великих сталинских, хрущевских и брежневских строек были задуманы на рубеже ХХ века и достались коммунистам в наследство от имперской администрации.
Довольно курьезную историю рассказал выслужившийся в графы премьер-министр Владимир Коковцев. В октябре 1912 года он вел солидные переговоры с французским правительством о злосчастном железнодорожном займе. На заключительном совещании в МИДе Франции ему неожиданно показали проект Генерального штаба России, который успел подписать император Николай Романов. На схеме туристического путеводителя жирным синим карандашом от руки была прочерчена линия Мурманск–Архангельск–устье Оби.
Теперь только остается гадать: или военное министерство вело секретные изыскания по северной трассе, или это был маленький бизнес большой романовской семьи?
Еще в 1869 году братья Ситниковы разобрали церковь в Дудинке, из этого кирпича сложили печь и выплавили первые 200 пудов норильской меди. При Романове впервые заговорили о вторых путях Транссибирской магистрали и появилась рабочая гипотеза трассы Тайшет–Лена, как начала Байкало–Амурской магистрали. Об этих проектах вспомнили в середине 30-х годов и вынули пухлые крепкие папки из архивов.
По-разному сложилась судьба великих проектов. Вторые пути Сибирской магистрали, в том числе и второй железнодорожный мост через Енисей, достроили еще до войны. Тогда же заложили БАМ, но достраивать его пришлось брежневским комсомольцам. Норильский комбинат дал первые полуфабрикаты перед самой войной.
В тоже время, дорога Салехард–Игарка превратилась в легендарный призрак, вроде “Летучего голландца”. Туда бойко согнали зэков и вербованных, да скоро стройку забросили. Там до сих пор между деревьев торчат ржавые костяки паровозов, принесенных на руках.
Новые областники. Кремлевский горец и его свита жадно прислушивались к хвалебным гимнам в честь сибирских богатств, звучавших с трибуны каждого партийного съезда. Тогда и возникла идея поднять экономику страны за счет дешевого сырья. Сталинские пятилетки стали инструментом промышленной колонизации Восточной Сибири.
Хозяев высоких кабинетов стали осаждать одержимые чудаки. Внук первооткрывателя Норильского месторождения урядника Сотникова ходил еще к адмиралу Колчаку, но больше повезло его товарищу по Томскому университету Николаю Урванцеву. Первой казенной экспедицией на Таймыр заправлял свояк Сталина Павел Аллилуев.
“Профессор Красноярского
края” Косованов организовал массовое движение
краеведов, изучавших природные кладовые Приенисейя. Без его экспертизы не обошелся ни
один крупный проект 30-х годов.
Инженер Александр Субботин
построил Красмаш и заложил основу для всей
промышленности правобережья. От его энергии
загорелись лампочки в новых квартирах
соцгородка и побежал первый красноярский
трамвай. Он первым получил удостоверение
пилота-любителя.
Типичным неообластником можно считать Ивана Обносова, скончавшегося летом 1936 года. Он в 1909 году начинал техником на стройке, затем стал помощником главного архитектора Красноярска, а с 1930 года заместителем председателя горплана. Обносов курировал изыскательские работы и в 1934 году, уже совсем больным, защищал на межведомственной комиссии Народного Комиссариата тяжелой промышленности проекты большого строительства на правом берегу, гидростанций Енисейского каскада и объездного железнодорожного кольца.
Однако наследники областников отступили от главных заповедей доктрины. Они, как и их предшественники, брезговали рынком и частной собственностью. Но получив мизерные средства от центральных ведомств, неообластникам пришлось терпеть окрики наркоматовских чиновников, мириться с нищетой и бесправием населения, закрыть глаза на рабский труд каторжан и ссыльных.
Компромисс не помог им претворить в жизнь наиболее смелые проекты (Ангаро-Енисейский каскад гидростанций, Красноярский алюминиевый комплекс, Северная железная дорога) и привел к острому кризису областнической идеологии. Большинство неообластников погибли в годы Великой чистки, так и не достроив местную “Вавилонскую башню”. Их технические идеи вспомнили в 60-70 годы.
Сегодня фанатичные энтузиасты вновь мечтают перегородить Берингов пролив, проложить автобан Брест–Владивосток и уже экспериментируют с автономными поселениями для Луны и Марса. Жизненные реалии жестоко корректируют смелые футуристические проекты. Однако печальные судьбы былых мечтателей не спасают дерзкие умы от прежних ошибок.
Областнические иллюзии снова ожили с распадом советской империи. Вместо областной Думы возникло Сибирское соглашение. Красноярск из губернского города превратился в Центр России, широко распахнув двери в большой свет. Вероятно, местный сепаратизм глубоко зарыт в натуральном хозяйстве, геополитическом и административном единстве региона.
Однако сегодня во всем мире бушует коммунальная революция. Из областного сепаратизма выросла теория местного самоуправления. Дай Бог, чтобы третье пришествие областников хоть чуть-чуть осчастливило красноярцев.
Анатолий Ильин
// Экономика и жизнь – Сибирь. 1998. №15. Июль. С.16.