Вчера вечером Красноярск покинул Анатолий Чубайс, находившийся в городе менее суток. Особого гостеприимства на улицах города “мистер Ваучер” не встретил. Дело даже не в опереточных пикетах на простекте Мира – просто нет к нему любви у простого русского человека. Как, вообще-то говоря, не было и нет любви к другим начальникам. Трудно сказать, насколько полезна или вредна для края была эта поездка Чубайса. Но на ее фоне вполне уместно вспомнить об опыте подобного рода поездок в далекие времена.
В августе 1936 года Красноярск посетил Народный комиссар связи Алексей Рыков. Кремлевскому сановнику устроили пышную встречу на вокзале. Под окнами его салона-вагона толпились нарядные партийные функционеры, начальник крайсвязи Марков с группой стахановцев и многочисленная охрана.
Но протокольную встречу омрачала неясность положения бывшего премьера. Души администраторов метались между гордостью, любопытством и страхом. Второму секретарю крайкома Семену Голюдову пришлось дважды вызывать зампреда крайисполкома Горчаева на станцию.
Алексей Иванович Рыков был старым большевиком. В 1898 году круглый сирота еще гимназистом примкнул к рабочему движению и с 24-х лет состоял в ЦК партии. За его плечами остались баррикады Красной Пресни, 9 арестов и побеги из ссылок. Революция вынесла нелегала из Нарымского края в президиум Моссовета. Там проявил себя мастером компромисса, умело сглаживая острые разногласия. В октябре 1917 года он несколько дней был наркомом внутренних дел, но демонстративно ушел в отставку из-за отказа лидеров большевиков поделиться властью с другими социалистами.
Весной 1918 года его назначили председателем ВСНХ, а после смерти Владимира Ульянова он занял его кресло председателя Совнаркома. Еще Рыков председательствовал в Совете труда и обороны и часто вел заседания политбюро. Он погрузился в хозяйственную работу, став приверженцем нэповской либерализации. Пять лет Рыков боролся за рыночную конкуренцию, твердую национальную валюту и сокращение расходов государственного аппарата.
Кризис 1928 года надломил карьеру влиятельного политика. Рыков верил, что не люди нужны для индустриализации, а индустрия для людей. Поэтому премьер брезговал феодальными поборами со всего населения на промышленные нужды и поддерживал частное крестьянское хозяйство, на котором держалась экономика страны. Он попытался урезать хозяйственные планы, которые “регульнул мужик”, придержавший хлеб до весны. Однако в январе 1928 года Иосиф Сталин телеграммой из Красноярска запретил повышать закупочные цены, а велел даром отбирать продовольствие у крестьян. Два года тянулась ожесточенная схватка в коридорах власти. Сталин обвинил защитников Нэпа Алексея Рыкова, Николая Бухарина и Михаила Томского в правом уклоне и выгнал их со всех постов.
Только в марте 1931 года, после унизительной процедуры публичного покаяния, Рыкова вернули в правительство заведовать связью. Он замкнулся, оборвав дружеские связи, стал попивать и ждать расправы. Опальный премьер отдавал все свои знания и опыт развитию почты, радио и телефона, стараясь забыться в работе. Но тучи сгущались над его головой. В августе 1936 года он отправился с инспекцией по городам Сибири и Дальнего Востока, прихватив с собой двадцатилетнюю дочь.
В Красноярске нарком внимательно осмотрел все городские отделения связи, а вечером выступил с докладом. Он сильно критиковал местное начальство за волокиту и пренебрежение жалобами населения. Связистам досталось за грязь и запущенность аппаратуры, за медленное строительство новых узлов связи. Но в конце своей речи Рыков посулил выделить средства на второй передатчик радиоцентру и дополнительное оборудование для телефонизации города.
Нарком не зря выговаривал местным чиновникам и связистам. В Красноярске строили новую телефонную станцию. Стройка медленно разворачивалась, а половина старых номеров уже остались без связи. Какие–то злоумышленники оборвали дефицитный провод.
Днем 27 июля 1936 года на улице Маркса монтеры снимали проводку телефонной сети. На мостовой валялся моток оголенных проводов. На него наступил босыми ногами подросток Нинель Иванов. Он 8 часов пролежал без сознания. Затем опасность миновала, но следы ожогов на лице и руках остались на всю жизнь. Перепуганные монтеры сразу убежали. Начальник телефонной станции Ильченко заявил милицейским, что никого на эту работу не отправлял, хотя подозревал своих работников в краже провода на продажу.
Не лучше обстояли дела с почтовыми отправлениями. Жители правобережья получали газеты и телеграммы через 2–3 дня. Один машинист из депо направил заказное письмо в редакцию "Красноярского рабочего", которое несколько кварталов преодолело всего за 10 дней.
Краевой центр держал устойчивую связь только с 21 из 57 своих районов. В деревнях о телефонах знали понаслышке. Из 1012 сельских советов телефонизировали 265. Сидели без телефонов политотдельцы, следившие за крестьянами из машино-тракторных станций. Связь с районами поддерживали лишь 45 из 72 форпостов режима. Оборудования не хватало даже 141 новому почтовому отделению.
Поэтому не успел нарком отъехать от станции, как его подарок кинулись делить на бюро крайкома. Партийцы вызвали Маркова и потребовали установить радио–телефонную связь с Игаркой, Турой, Дудинкой и другими районами. Связист обещал к ноябрю провести линию до Енисейска, а к остальным центрам в начале 1937 года.
Спустя две недели подтвердились самые худшие опасения. В это время Рыков разглядывал искореженные и обожженные вагоны на Байкале. Искренне считая железнодорожную катастрофу вражеской диверсией, он сказал дочери “Вот до чего доводит ненависть”. Но 19 августа в Москве начался процесс “16-ти” и нарком из газет узнал, что Лев Каменев и Григорий Зиновьев рассказали суду о своих тайных связях с лидерами правых. 21 августа прокурор Андрей Вышинский распорядился начать расследование против Рыкова, Бухарина и Томского. Прочитав ядовитые заголовки “Правды”, старый профсоюзник Михаил Томский не стал ожидать публичного позора и застрелился на даче. Потрясенный Рыков обозвал покойного друга дураком, но позднее изменил это мнение и сам стал думать о самоубийстве.
Рыков и Бухарин (отдыхал на Памире) срочно вернулись в столицу и отчаянно защищались против ложных обвинений во вредительстве и терроре. Не обнаружив достоверных фактов, 10 сентября Вышинский вынужден был объявить о прекращении следствия. Однако новый нарком внутренних дел Николай Ежов упорно шел по следу и 27 февраля 1937 года оба либеральных коммуниста прямо с трибуны пленума ЦК скатились в лубянские подвалы. Перед началом рокового заседания Рыков шепнул Бухарину, что самым дальновидным из них оказался Томский.
В трудные годы лидеры правых помогли сталинцам разгромить леваков. Теперь бывшие соратники яростно обвиняли их в заговоре, сотрудничестве с иностранными разведками и торговле национальными интересами в угоду западных и восточных интервентов. Рыков закричал в ответ осатаневшим цекистам, что он теперь конченный человек, но зачем же так зря издеваться?!
Не прошло и года, как сибиряки горько пожалели о своем гостеприимстве. Зампред крайисполкома Горчаев на июльском (1937 г.) пленуме крайкома громко каялся перед номенклатурой за слепое подчинение врагам народа. Но его шофер напомнил как бандита Рыкова угощали на “Удачном”. Тогда Горчаев “вспомнил”, что вечером обнаружил на своей госдаче целый банкет. Там пировали Голюдов с женой, прокурор Дорофеева, секретарь горкома Степанов, крайисполкомовец Кокрятский и связист Марков. Горчаев не посмел разгуляться на опасной вечеринке и потихоньку сбежал.
Верного сталинского опричника Матвея Шкирятова, руководившего погромом красноярских властей, ужасно раздражала беспечность провинциальных коммунистов. Они радушно принимали матерого врага Рыкова. Правда, встречу организовали уже разоблаченные вредители, но на ней присутствовал и ротозей Горчаев. Партийцам надо было сразу кинуться искать грязные вражеские следы.
Всю веселую компанию расстреляли много раньше их высокого гостя и без лишних церемоний. Ловкий Горчаев стал председателем крайисполкома, но и его следы вскоре затерялись.
Горькая доля досталась всем, кто встречался с обреченным наркомом на Великой сибирской магистрали. Но в народной памяти бережно хранится образ доброго и сутулого русского человека с бутылкой “рыковки” на столе.
Анатолий Ильин
Опасные гости // Вечерний Красноярск. 1997. 14 мая.