И 66 лет назад ночной Красноярск
принадлежал хулиганью
Современные защитники полицейского государства утверждают, что при Сталине был порядок. Однако укрепление режима и расширение карательных органов в 30-х годах не обеспечили безопасности жителей
Сегодня Уголовный кодекс считает хулиганством умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение обществу. Но общественные нравы не родились вместе с сотворением мира, а взрослели и мужали с человеческой организацией. Еще в 1926 году 176-я статья УК РСФСР видела в хулиганстве только бесшабашное озорство.
Между тем городские обыватели уже кричали во весь голос, что страшно выходить на улицу. Газетные плосы были забиты портретами злостных хулиганов, приговорами общественных судов нарушителям спокойствия и объявлениями байкота паренькам из рабочих слободок.
В столичном Политехническом музее даже организовали молодежный диспут. Какой-то товарищ Членов выкрикнул из зала волне риторический вопрос: “Кто господин на улице - хулиган или милиционер”?! Он попытался возвести вопрос о личной безопасности в ранг политического бытия. Граждане привыкли оценивать собственной безопасностью силу государственной власти и прочность режима.
Нэповское правительство поспешило успокоить напуганных горожан. ВЦИК и СНК Союза разразились призывами усилить культурно-воспитательную работу профсоюзов и народного образования. Под пропагандистский шумок выросла ответственность за хулиганские действия. На первый случай нарушителям грозил штраф или трехмесячная отсидка. За повторное и злостное нарушение можно было угодить в тюрьму на 2 года.
Многим эти меры показались совершенно либеральными. 29 октября 1926 года “Известия” напечатали статью наркома юстиции Николая Крыленко. Грозный обличитель пожалел озорничавшую рабоче-крестьянскую молодежь. Их мировозрение сложилось в бурную эпоху, когда вихри революции и гражданской войны смели традиционные моральные, этические и, даже, политические нормы и авторитеты. Поэтому не стоило строго судить молодую разрушительную энергию пролетариев, которая в рыночных условиях приобрела антиобщественный характер.
Крыленко хотел обрушить раскаленное железо на хулиганскую головку, чье поведение становилось преступным, попадая под более серьезные статьи уголовного законодательства. Опытный юрист советовал “не цацкаться” с такими молодчиками в судах и не тратить на них народные деньги.
Власти решили административными мерами напугать хулиганов и успокоить обывателей. Эти временные меры вместе с кодексом действовали до 50-х годов, а принципиальная основа сохранилась в современном законодательстве.
В тот же день глава советских профсоюзов Михаил Томский заступился за рабочую молодежь. С высокой трибуны XY партийной конференции он ругал безымянных газетчиков и советовал им присмотреться к дебоширившим по кабакам нэпманам, а не раздувать проблему.
Старый профсоюзник напомнил, что “сколько пишут во всех газетах за неделю, в любом рабочем районе (возмем хотябы Питерский или Нарвский) можно было увидеть в дореволюционное время за одну субботу и воскресенье. А тут, видити ли, такую Америку открывают, что русский рабочий пьет, что пьяный поет песни, что он иногда покроет, насчет родителей чего-нибудь вспомнит”.
Затем он поднял на смех постановление Владимирского губернского адмотдела, где были подробно расписаны хилиганские действия и наказания за них. Может быть, лидер либеральных коммнистов тонко почувствовал за административным нажимом грядущую вакханалию внесудебных расправ и судебного фарса?
Давайте не будем гадать, а просто посмеемся вместе с членом могущественного политбюро, предварительно заглянув в родной “Красноярский рабочий” за 24 октября 1930 года.
На серой газетной полосе обязательное постановление горисполкома “О борьбе с хулиганством”. В целях борьбы с проявлением озорства, пьянства и бесчинства на территории Красноярска воспретили:
а). Шум, крики, брань нецензурными словами, пение песен циничного содержания на улицах, в театрах, кино и других публичных местах как днем, так и в ночное время; обманные звонки в квартиры и отправление естественных надобностей в неустановленных для того местах.
б). Приставание к прохожим, подставление ног и толкание на улицах и в общественных местах.
в). Обрызгивание водой, бросание грязью и окурками, плевки на платье.
г). Протягивание веревок, бросание палок и других предметов, мешающих движению по дорогам и тротуарам; умышленное задержание гуляющих в садах, театрах и других публичных местах.
д). Неожиданные пугающие крики и выстрелы.
Председатель горсовета Казаченко разрешил милиционерам на месте штрафовать красноярцев на 3 рубля, а крестьян в сельской местности на 1 рубль, но с обязательной квитанцией.
Этот подробный перечень типичных нарушений вполне характеризует общественные нравы в промышленных центрах 30-х годов.
Уличная преступность заметно выросла вместе с острым кризисом 1933–1934 годов. Вот банальная история трех бронеподростков. Винников, Жердев и Пристрельский кое-как учились на курсах поваров и пьянствовали в общежитии. Вечером 27 ноября 1933 года они затеяли уличную драку и подкололи взрослого мужчину. Но какой-то прохожий выстрелил вверх, тогда напуганные хулиганы разбежались. Только после этого случая курсантами заинтересовалась милиция, которая с удивлением обнаружила, что за этой бандой уже числились пять нападений.
Обыватели не рисковали покидать вечером жилища, но опасности подстерегали их и среди белого дня. Домохозяйку Лалетину потрясло варварское преступление на городском рынке.
Один колхозник поймал за руку и ударил карманного вора. К нему на выручку подбежали пятеро дружков. Кто–то из них трахнул крестьянина камнем по голове и тот упал без сознания. За него вступился односельчанин, но получил ножом в живот. Многочисленные свидетели не посмели задержать бандитов. Добрая женщина взывала к властям и общественной совести.
Тему беззащитности горожан подхватил журналист Кублицкий. Ночной город освещался только луной и полностью принадлежал хулиганам. Престарелые сторожа старались не связываться с буйной молодежью. По улицам с песнями и матом бродили готовые на все банды молодчиков. Очереди за билетами в парк, кино и театр не обходились без краж и драк. Администраторы умоляли выделить дежурных милиционеров, но городской отдел посоветовал им самим наводить порядок.
Городские рестораны официально назывались коммерческими столовыми, а людская молва прозвала их “Дыра”, “Кодло” и “Вертеп”. Из них до поздней ночи доносилась брань и часто завязывались драки. Журналист искренне считал хулиганство уродливым пережитком и мечтал скорее с ним покончить.
Однако три года спустя ночная жизнь города мало изменилась. Вечером 6 июня 1936 года пятеро хулиганов “просто так” избили работника Крайпотребсоюза Сы–Сан–Чана на центральной улице. Милиционеры задержали маляра ПВРЗ Бочаркина и рабочего Крайздрава Никифорова. Их привлекли к уголовной ответственности, а остальных так и не нашли.
Корреспондент Алексеев советовал обходить стороной вечерний парк Культуры и отдыха. Там хулиганы задирались к прохожим, толкали их и хлопали по плечу, наступали на ноги и громко ругали матом. Публика, милиция и сторожа боялись связываться с пьяными хулиганами.
Изредка по ночным улицам проезжал конный патруль, а единственный постовой усердно охранял здание крайисполкома. Районные отделы крайне не любили регистрировать происшествия.
Большинство хулиганов жили в рабочих слободках на городских окраинах. Особенно славились ребята с Качи, из слободы имени III Интернационала и из многочисленных поселков строителей, где устоялись довольно суровые нравы. Однажды в магазине №42 на Бумстрое покупатели громко возмущались медлительностью продавца Чекулдаева. Тот им ответил выстрелом из ружья в потолок, после чего покупатели быстро разбежались.
Мало изменились и ресторанные нравы. Горожане возмущались дороговизной кухни ресторана “Енисей”. Все блюда были в полтора раза дороже столовских. Окрошка стоила 4 рубля 40 копеек, за салат из редиски следовала выложить более 2 рублей, а мясных блюд дешевле 4–5 рублей не бывало. Вечера там не обходились без пьяных драк с обязательным битьем витрин.
Наиболее циничное пренебрежение личным достоинством проявляется в сексуальных преступлениях. Летом 1936 года красноярцев возмутили несколько случаев изнасилования молодых девушек. Насильники хватали свои жертвы днем или ранним вечером и угрожали расправой.
Все задержанные работали на ПВРЗ и жили в Таракановке. В этом заброшенном богом и властями поселке не было культурных заведений. По выходным дням молодежь с утра напивалась, а к обеду начинались драки с поножовщиной.
Журналист Повзнер считал их выродками, но так жили многие молодые рабочие. Автор судебной хроники не сильно надеялся на милицию, а предложил судить общественным судом родителей и соседей хулиганов.
Крайкомовцы чутко прислушались к возмущенным пересудам горожан. На заседание бюро вызвали руководителей прокуратуры и управления НКВД. Секретарь Павел Акулинушкин объявил, что судейские не правильно квалифицировали состав преступления. Насильников надо было приравнять к бандитам и расстрелять.
Однако мало походил на рабочего выродка бухгалтер Пантелеев. В августе 1936 года финансовые работники исключили из профсоюза незадачливый ухажера. Он не сколько раз пытался изнасиловать уборщиц Лебедеву и Прокопьеву, когда они исполняли свои прямые служебные обязанности. Собрание решило ходатайствовать перед органами о привлечении Пантелеева к уголовной ответственности.
Другой маньяк воспользовался служебным положением. В июле 1937 года исключили из партии и собирались судить начальника Казачинского районного финансового отдела Сапунова. Он в рабочее время изнасиловал премированную ударницу. В сентябре врач Усть–Абаканского отделения Хакасской областной поликлиники Шишмарев заманил на квартиру десятилетнюю школьницу, угостил конфетами и изнасиловал.
Краевая администрация хотела навсегда покончить с уличной преступностью и приказала судить хулиганов по политическим статьям. Первыми подвернулись молодые рабочие Красмаша Рябунов и Решетов, которые часто пьянствовали и дебоширили в барачном общежитии. Комсомолец Шкодов взялся их стыдить. Тогда они избили и обворовали парня.
9 августа 1937 года пьяные хулиганы пристали к идейному соседу в коридоре и полезли в драку, но другие соседи скрутили их всем миром и вызвали милицию. Скорый суд приговорил драчунов к расстрелу.
Проблема хулиганства и насилия вырастает по мере размывания патриархальной морали в ходе урбанизации населения. Слабеют родовые и общинные связи, а вместе с ними теряется привычный контроль стариков и просто соседей над молодежью. Место общинных традиций и институтов может занять только закон.
Однако всегда сохраняется “группа риска” из маргинальной молодежи, люмпенов и людей с нарушенной психикой. Жестокое наказание хулиганов не сокращает самой преступности, а носит характер ответной мести. Обычно злоупотребление чрезвычайщиной только указывает на разрастающийся социально–политический конфликт.
Сторонникам одних крутых мер хотелось напомнить одну курьезную историю. В 1942 году в самом центре Москвы, находившейся на военном положении, у генерала Василия Сталина украли машину. Он приехал обедать в “Дом на набережной” (напротив Кремля) и минут на 20 оставил новенький Паккард под окном без присмотра. Влиятельный летчик поднял на ноги весь Смерш, штабы и комендатуры, но автомобиль так и не нашли. Василий Виссарионович подладил старый мотоцикл и долго злой носился на нем по столице, пока веселые друзья подарили ему другую машину.
Анатолий Ильин
Атас! Гуляет рабочий класс // Очевидец. 1996. 29
октября.