История возникновения «красноярского дела» изложена в публикациях достаточно подробно [1-3]. Начавшееся с поиска «виновных» в отсутствии в Красноярском крае месторождений урана [1], оно приобрело характер масштабной репрессивной акции, направленной против «вредительства», «шпионажа», «контрреволюционной деятельности» в геологическом ведомстве.
В марте-июне 1949 в Ленинграде, Москве, Красноярске, Томске и других городах страны было арестовано «за участие в антисоветской группе» около тридцати геологов, в числе которых были известные ученые и преподаватели, крупные специалисты, работники Министерства геологии. В Москве были арестованы чл.-кор. АН СССР А.Г.Вологдин, директор ГИНа академик АН СССР И.Ф.Григорьев, референт министра геологии М.И.Гуревич, председатель техсовета Мингео проф. В.М.Крейтер, сотрудник Мингео Меерсон, гл. геолог Тувинской экспедиции Ю.М.Шейнманн; В Ленинграде — научные сотрудники ВСЕГЕИ В.Н.Верещагин, В.Н.Доминиковский, Б.К.Лихарев и Я.С.Эдельштейн, профессора В.К.Котульский и М.М.Тетяев; в Томске — профессора и преподаватели университета и Политехнического ин-та И.К.Баженов, А.Я.Булынников, М.И.Кучин, Н.Е.Мартьянов, В.Д.Томашпольская, В.А.Хахлов, Ф.Н.Шахов; в Иркутске — преподаватель Горно-металлургического ин-та Л.И.Шаманский. Были арестованы академик АН КазССР М.П.Русаков, нач. экспедиции Западно-Сибирского ГУ Б.Ф.Сперанский, гл. инженер треста «Запсибцветметразведка» К.С.Филатов и большая группа геологов из Красноярска: В.В.Богацкий, Н.Я.Коган, Ю.Ф.Погоня-Стефанович, О.К.Полетаева, А.А.Предтеченский, Н.Ф.Рябоконь, Г.М.Скуратов. В число арестованных попал и академик АН СССР химик-органик А.А.Баландин [4].
Позднее были арестованы «за вредительство в области геологии» еще два работника Мингео СССР, осужденные 7 февраля 1951, спустя несколько месяцев после вынесения основного приговора, — зав. бюро рационализации и изобретательства Я.М.Ром (13 октября 1949) и ст. инженер Центрального конструкторского бюро Н.А.Орлов. С «красноярским делом», вероятно, были связаны аресты и других специалистов: доктора технических наук В.В.Налимова, осужденного к ссылке 20 апреля 1949, геолога Г.К.Кондратьева, сотрудников Красноярского ГУ С.С.Кудрявцева и С.С.Лайкевича.
Арестованных поездами и самолетами доставляли в Москву на Лубянку, где проводилось следствие, и помещали в камеры-одиночки. Начались долгие месяцы страданий. Приведем свидетельство М.П.Русакова: «Психическое потрясение от этого сверхстрогого режима, от унизительных процедур, от хронической бессонницы и кошмаров короткого полусна, от допросов с применением пыток, от бесконечной оскорбительной площадной ругани, от катастрофического истощения, от сердечных припадков и т.д., а также упадок сил достигли такой степени, что, во-первых, все показания я стал писать под диктовку следователей со стереотипной фразы «я, нижеподписавшийся, признаю себя виновным в том, что вредительски ... или из-за ненависти к Советской власти» и т.д. А после вызова некоего «специалиста по физкультуре» я согласился подписывать любые протоколы и подписывал их, не читая, наперед зная, что в них искажено все от начала до конца... Все обвинения велись с невероятными клеветническими измышлениями, смешанные с невесть откуда добытыми «агентурными» данными и с полным игнорированием фактов, без вызова свидетелей. Все эти сведения выстраивались в заранее составленную следователем схему. И подтверждались так называемыми «очными ставками»» [5]. В аналогичном положении находились и другие обвиняемые [6].
Одновременно с проведением следствия власти приступили к наведению порядка в геологических учреждениях. Показательна в этом отношении министерская проверка деятельности ВСЕГЕИ. Ее итоги отражены в приказе по Мингео от 22 августа 1949 [2]:
ВСЕГЕИ — наследник Геолкома и в его составе 89 человек из числа работников бившего Геолкома. В 1936 г. было 1 200 чел., в 1941 г. — 772, в 1949 г. — 480, из них ст. науч. сотрудников — (кандидатов и докторов) — 90 %.
Ревизия диспропорции в соотношениях между ст. науч. сотрудниками, средним и младшим (персоналом — Л. Б.), а также отсутствие специалистов средней квалификации, в особенности молодых специалистов, свидетельствует о вредной линии — свести на нет среднее звено преданных советской власти молодых специалистов с тем, чтобы старые ученые находились на положении «независимых». Таким образом, после 1936 г. наблюдается неуклонное и резкое стремление к свертыванию работ ВСЕГЕИ как головного института с тем, чтобы лишить геологоразведочную службу Мингео ее научно-исследовательского центра.
Существовавший во ВСЕГЕИ деляческий подход в подборе и расстановке кадров привел к тому, что старые, враждебно настроенные к советской власти специалисты (Эдельштейн, Григорьев, Вологдин, Лихарев) оказывали решающее влияние на подбор и расстановку кадров, что привело к значительному засорению ин-та чуждыми и сомнительными лицами. Отсутствие отдела кадров (в структуре института отдел предусмотрен лишь в 1948 г.) способствовало проникновению в институт малоценных и неблагонадежных в политическом отношении работников.
В подборе научных кадров Института со времен Геолкома укрепилась порочная практика приема по личным рекомендациям без политической и деловой проверки. В результате такой системы комплектования в институт попали лица из социально чуждой среды (Принада, Шульц, Геккер, Брунс, Эйнор, Дитмар, Френкель, Тихомиров, Дзенс-Литовский и др.)... Большое значение имели родственные отношения. Так, в институте до сих пор работает 50 сотрудников, находящихся в родственных отношениях. Многие из старых специалистов окружили себя угодными людьми. Так, действительный член АН УССР Криштофович создал вокруг себя аполитичную группу последователей-палеоботаников (Принада, Байковская, Борсук, Брик, Покровская) в составе которой нет ни одного коммуниста или комсомольца. Ныне разоблаченный вредитель Лихарев принял в институт политически неблагонадежного науч. сотрудника Эйнора и помог ему подготовить к защите кандидатскую и докторскую диссертации... Из 16 защитивших докторские диссертации за последние годы членов ВКП(б) всего 4, а из 32 защитивших канд. диссертации — 12 членов ВКП(б).
Характерна выдержка из приказа по результатам проверки Уральского ГУ:
«... Находясь в плену у так называемых «корифеев геологической науки», проводивших гнилую антинаучную «теорию» о том, что Урал якобы геологически полностью изучен и поэтому здесь невозможно открыть новые крупные месторождения (не производились их поиски — Л.Б.).» «В результате незнания своих кадров был засорен центральный аппарат и полевых экспедиций, и партий случайными, непроверенными людьми...»
Тот же мотив звучит и в приказе по Мингео СССР от 30 июня 1949:
«Особенно плохо Министерство геологии занималось изучением, подбором, расстановкой и воспитанием руководящих кадров. Существовавший в Министерстве деляческий подход в подборе кадров привел к засорению организаций и институтов сомнительными и враждебными Советской власти специалистами».
Начинается «работа с кадрами». В отчете ВСЕГЕИ отмечается:
«За второе полугодие 1949 г. было отчислено в порядке осуществления решения перестройки деятельности института 46 человек, преимущественно ст. науч. сотрудников. Все отчисленные беспартийные [3]».
Одновременно начинается проверка состояния режима секретности. В августе 1949 во ВСЕГЕИ работает комиссия по проверке наличия разрешений — «допусков». Комиссия отметила, что продолжают работать лица, не допущенные к секретным документам, и предложила их уволить.
Усиливается засекречивание специальной литературы. Доходит до абсурда: засекречивается геологическая литература по зарубежным территориям. Секретно-шифровальным отделом Мингео срочно предлагается изъять из обращения часть геологической литературы, на что из ВСЕГЕИ 17 декабря 1949 следует ответ:
МГ СССР составлен список геологической литературы, подлежащей изъятию из открытого пользования. В этом перечне имеется 259 названий книг и журналов. Ознакомившись с данным списком, следует сделать ряд замечаний их составителям:
1. Вся перечисленная в списке литература широко распространена как по библиотекам, так и среди частных лиц нашей страны. Большинство книг полностью распродано. Эта литература многократно цитировалась как в крупных сводных работах, так и монографиях и отдельных статьях. Ее невозможно полностью изъять. Главное же, список этот распространен только на работников системы МГ и, таким образом, он обезоруживает только работников системы Мингео. Ряд работ, указанных в списке, свободно продаются в магазинах других систем книжной торговли. В этом одна из однобокостей данного списка литературы, подлежащей изъятию.
2. Вся перечисленная в списке литература имеется в большом количестве за границей, где ею свободно пользуются. Значит, этим действием мы засекречиваем литературу не от врагов, интересующихся геологией нашей страны, а от повседневного производственного пользования и сами себе создаем излишние трудности в работе.
Но в первую очередь спецслужбы направили свои усилия на то, чтобы выявить и выкорчевать результаты «вредительства» арестованных, но еще не осужденных геологов. Уже в начале апреля 1949 из Мингео во ВСЕГЕИ гл. редактору томов «Геология» пришло указание:
«...предлагаю Вам произвести полную проверку рукописей и находящихся в производстве томов «Геология СССР» для выкорчевывания из них всего вредного, что могло быть внесено рукой Эдельштейна при редактировании этих томов ... Только после такой проверки можно будет тома «Геология СССР» передать в печать».
Для проверки работ Эдельштейна была создана комиссия, которая 25 мая 1949 доложила директору ВСЕГЕИ, что правки и замечания Эдельштейна «имеют исключительно редакционный характер», замечания Эдельштейна «не имеют злонамеренного характера». Весной 1949 студентов географического ф-та ЛГУ посылают в библиотеку факультета изымать труды Я.С.Эдельштейна и вычеркивать его фамилию из ссылок в специальной литературе.
Изымаются еще не опубликованные работы «врагов». В указании Мингео от 9 июня 1949 говорится:
«По тому 2 вместо Б.К.Лихарева назначается новый редактор, все статьи, написанные Б.К.Лихаревым, равно как и В.Н.Верещагиным и Я.С.Эдельштейном, должны быть сняты» [4].
Обвиняемых по «красноярскому делу» на суд не выводили. Почти через месяц после суда им объявили, что они осуждены ОСО МГБ СССР 28 октября 1950 за «неправильную оценку и заведомое сокрытие м-ний полезных ископаемых, вредительство, шпионаж, контрреволюционную агитацию» [5] и приговорены к различным срокам заключения в ИТЛ (вплоть 25 лет) с конфискацией имущества и поражением в правах на 5 лет. Часть приговоренных, не выдержав истязаний, не дожила до суда (И.Ф.Григорьев, М.И.Гуревич, Л.И.Шаманский). Уже после вынесения приговора умер в тюремной больнице в Ленинграде Я.С.Эдельштейн. В Ярославской пересыльной тюрьме (на этапе в Норильск) умер В.К.Котульский. В лагере скончался Н.Я.Коган.
«Вредители», получившие огромные сроки, были этапированы на геологические объекты ГУЛАГа, в основном в так называемые «шарашки», где велась разработка и урановой тематики: в Красноярск (ОТБ-1 «Енисейскстроя») и Магадан (Северная КТЭ № 8), а также в Норильлаг, на Воркуту, в Мариинские лагеря. В геологическом отделе ОТБ-1 оказались осужденные Булынников, Крейтер, Кучин, Погоня-Стефанович, Русаков, Тетяев. Здесь же работал заключенный Лучицкий. Нач. отдела был назначен Мусатов, переведенный в Красноярск из ОТБ в Загорске под Москвой. На Колыме работали Баженов, Богацкий, Верещагин, Вологдин, Предтеченский, Рябоконь, Скуратов, Филатов, Шахов, Шейнманн. В Норильлаг попали Баландин, Доминиковский, Лихарев, Хахлов. Женщины-геологи Полетаева и Томашпольская отбывали срок в Мариинских лагерях на общих работах, Мартьянов — на Воркуте.
Освобождение пришло после смерти Сталина. Характерна формулировка в справках о реабилитации от 31 марта и 10 апреля 1954: «Постановление ОСО от 28.10.50 отменено и дело за недоказанностью обвинения производством прекращено». Государство не сочло нужным извиниться перед пострадавшими. Впрочем, не извиняются перед репрессированными и до сих пор, выдавая справки с заключением «дело производством прекращено за отсутствием состава преступления».
1. Годлевском Н.Ю., Крейтер И.В. «Красноярское дело» геологов. — В кн.: Репрессированная наука, вып. 2. СПб, 1994.
2. Смирнов В. И. Тропой геолога. М.,1992.
3. Ивания В. «Красноярское дело» геологов. — Томский вестник, 31 марта 1993.
4. Перченок Ф.Ф. К истории Академии наук: снова имена и судьбы... Список репрессированных членов Академии наук. — In Memoriam: Исторический сборник памяти Ф.Ф.Перченка. М.-СПб., 1995.
5. Гладкий С. Ответ на письмо пришел ночью. — Ленинградская правда, 13 апреля 1989.
6. Автобиография А.Я.Булынникова (архив Л.П.Белякова).
Л.П.Беляков – канд. геолого-минералогических наук
Источник: Репрессированные геологи. М.-СПб., 1999,
3-е изд., испр. и доп., с.422-427.
[1] Поиски месторождений урана приобрели исключительное значение, начиная с 1945, когда был создан Первый главк. Урановая тематика стала преобладающей в ВИМСе и ВИРГе, в 1947 был организован отдел специсследований во ВСЕГЕИ, с 1948 начала функционировать централизованная система региональных специализированных экспедиций Первого главка, а 29 августа 1949 на Семипалатинском полигоне было произведено первое испытание атомного оружия. — Прим. ред.
[2] Здесь и ниже приводятся выдержки из документов, хранящихся в Геолфонде ВСЕГЕИ.
[3] В апреле 1949 министр геологии И.И.Малышев был снят со своего поста и назначен начальником СЗГУ. В августе 1949 отстранен от должности директор ВСЕГЕИ Е.О.Погребицкий.— Прим. ред.
[4] Проверке были подвергнуты также фондовые материалы, авторами которых были «вредители». С этой целью были созданы особые ревизионные партии (ОРП). — Прим. ред.
Публикуется по HTTPS://russcience.chat.ru/material/dela/geol1949.htm