Петр Поликарпович Петров... Имя, хорошо известное красноярцам. Участник Саянского похода партизанской армии А.Д.Кравченко и П.Е.Щетинкина. Один из самых первых писателей советской поры в Сибири, чей талант был подмечен А.М.Горьким.
Все рассказы и воспоминания о Петре Петрове до сих пор были неполными: в них не хватало страниц о последних, самых трагических годах жизни писателя. Теперь появилась возможность восполнить и этот пробел.
Родился П.Петров 25 января 1882 года в волостном селе Перовском (ныне Партизанское) Канского уезда Енисейской губернии в большой патриархальной семье из 13 душ. После трех лет пребывания в сельской школе он продолжил учебу в Рыбинской сельскохозяйственной школе, затем вернулся в родное село.
Любознательного, с острым умом мальца книги притягивали, словно магнитом. "Литературу, - вспоминал писатель впоследствии, - любил еще в сельской школе. Помню, дед привез с базара, истрепанный томик Лермонтова. Понимал я поэта плохо, но, увлекаемый музыкой непревзойденного стиха, выучил почти все вещи, надоел домашним и особенно деду, который просто гасил лампу и загонял чтеца на полати или посылал задавать скоту корм".
В те времена в Перовском было немало политических ссыльных, которые своими беседами о грядущей народной воле будоражили воображение подростка, будили чувство протеста против существующего строя. Так Петр приобщился к революционной работе, сам стал вести среди населения агитационно-пропагандистскую деятельность. Еще подростком он помог бежать из ссылки одному революционеру, снабдив его первым в своей жизни паспортом (этот эпизод описан в романе "Половодье").
Февральская революция застала П.Петрова в Канске, когда он был солдатом. Как ни тяжела была служба в царской армии, но он и здесь старался расширить свой кругозор и в воскресные дни читал книги.
В марте 1917 года грамотного, начитанного солдата избрали членом Канского уездного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а 14 октября того же года он стал делегатом первого Всесибирского съезда Советов.
Политика целиком захватила его. Вот он участвует в работе второго Всесибирского съезда Советов (1918 год), затем входит в состав Центрального исполнительного комитета Советов Сибири - "Центросибирь", находившегося в Иркутске. Здесь судьба сводит его с такими большевиками и революционерами, как П.Постышев, Б.Шумяцкий, Я.Боград, Н.Яковлев и другие.
А затем вспыхнул белочешский мятеж. Всю Сибирь мигом охватило прожорливое пламя гражданской войны.
В марте 1919 года образовалась Степно-Баджейская советская партизанская республика. Председателем Объеденного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, который осуществлял свою власть на обширной территории между Каном и Енисеем, был единодушно избран Петр Петров. Немало полезного сделал он на этом посту. При его деятельном участии были приняты, например, законодательные акты об общественном самоуправлении, об охране природы...
Но дни партизанской республики были сочтены. Начался вынужденный знаменитый поход от Степного Баджея на юг, к Белоцарску (ныне Кызыл). Этот поход оставил, пожалуй, самый глубокий след в жизни Петра Петровича, был отображен в целом ряде его художественных произведений.
Обычно в официальной литературе Саянский поход именуется не иначе как "легендарным", "героическим", участники которого "упорно шли вперед", "одерживая победу за победой".
Не жалеет в своих воспоминаниях подобных эпитетов и Петр Петров, у которого уже тогда прорезалась писательская жилка. И это вполне естественно, ведь он оказался в конечном счете среди победителей. Однако в его "Воспоминаниях партизана" звучат и другие, более реалистические и правдивые нотки. С одной стороны, с установлением колчаковского режима "крестьянское море забушевало", с другой - "надежды на городских рабочих не оправдались, они не смогли сбросить Колчака". С одной стороны - "... Дела нашей республики были самые блестящие. Мы выдержали не менее 70 крупных боев, противник был всюду оттеснен и боялся вести наступление", с другой - "многим раненым товарищам этот поход был роковым! Они лежат там теперь в холодных тундрах, но и много живых не забудут его до самой могилы. Добрая половина простудилась, так как мы шли все время босыми и под сильным дождем".
И дальше:
"В Минусинский уезд пошла только небольшая группа, около 2000 человек. Ачинский полк убежал целиком, часть Тальского и Канского полков не пошла с нами еще из Баджея... Переправы всегда происходили под сильным обстрелом минусинских дружинников, многие здесь из наших товарищей нашли себе смерть... План наш был разрушен и мы, значительно разбитые под с. Ермаковским и деревней Григорьевкой, отступили по Усинскому тракту".
Подобные признания еще лет десять назад цитировать считалось чем-то неприличным, чуть ли не антипатриотичным. Однако горькая правда от этого не становилась слаще. А сейчас, когда наши взгляды на гражданскую войну значительно изменились, невольно приходишь к выводу, что героев не было ни с той, ни с другой стороны, а были одни только жертвы бессмысленной братоубийственной войны.
В партизанской армии Петр Поликарпович возглавлял всю агитационно-политическую работу, затем выпускал газету "Соха и Молот" (всего вышло 75 номеров). После окончания гражданской войны оказался в Красноярске, стал работать в губуправлении милиции. И вот здесь намечается решительный поворот в его жизни. Петр Петров поступил учиться в Красноярский институт народного образования.
Еще редактируя газету "Соха и Молот", Петр Петров начал свои литературные опыты. Первым крупным произведением явилась стихотворная поэма "Партизаны". Впоследствии жена писателя А.А.Петрова рассказывала, что Петр едва верил в то, что эта вещь будет когда-нибудь напечатана. Но поэма неожиданно для него получила немало хороших отзывов, хотя сам автор самокритично признавал, что она получилась "сырой". Как бы там ни было, но поэму хвалили, говорили, что у автора поэтический дар. 26 февраля 1928 года она даже была зачитана на съезде бывших партизан Манского фронта. "Бывшие партизаны, - пишет А.А.Петрова, - с присущей им горячностью решили ходатайствовать о награждении автора орденом. От ордена П.П.Петров отказался, но съезд все-таки принял специальное решение, в котором было сказано, что "эта вещь является художественно правдивым произведением и памятником борьбы манских партизан".
К этому остается добавить, что, удовлетворяя ходатайство партизанского съезда, Сибкрайиздат вскоре выпустил поэму массовым тиражом.
Вслед за стихотворной поэмой журнал "Сибирские огни" опубликовал роман П.Петрова "Борель", рассказывающий о восстановлении после гражданской войны золотоносного рудника в сибирской тайге и о борьбе рабочих с разного рода контрреволюционерами и бандитами.
Первый роман доселе неизвестного молодого сибирского писателя был замечен А.М.Горьким, который в письме литературоведу и критику Е.С.Добину назвал "Борель" в числе лучших произведений, отображающих пафос социалистического строительства, и сам послал книжку П.Петрова рабочим-золоторазведчикам Алдана. "Горький открыл меня, заставил работать дальше" - признавался молодой писатель.
К этому времени Петр Поликарпович уже достаточно свободно ориентировался в литературном процессе и давал довольно точные оценки произведениям других писателей. Об этом можно судить, например, по его письму А.Топорову, известному в ту пору пропагандисту художественной литературы. "Кстати, о работе "Партизаны" Вс.Иванова, - читаем мы в этом письме. - В 1924 году я писал Зазубрину, что "Ватага" Шишкова и "Партизаны" Вс.Иванова - памфлет на партизанщину, что авторы не знают настоящих партизан. Среди руководителей Манско-Минусинского повстанчества были эсеры, правые и левые, были анархисты и большевики, но не церковные старосты и старообрядческие фанатики.
Почему бы не взять именно такой конгломерат, какой был в то время в армии Крав/ченко/ и Щетин/кина/? Зазубрин по присущей ему вспыльчивости - вспылил. Неужели, мол, только партизаны могут знать о партизанах?.. Очень доволен, что прав был я..."
Да, истина была на его стороне, когда он восставал против фальши и натяжек в изображении партизанского движения, когда утверждал, что в партизанских вожаках ходили не только одни большевики, как об этом позже стремились возвестить из конъюнктурных соображений многие другие литераторы. Дорого потом обошлась партизанскому писателю эта приверженность правде, нежелание становиться в позу известного персонажа с его извечным "чего изволите?"
А.Фадееву принадлежат знаменательные слова о том, что "писатель пишет своей биографией". Эти слова можно полностью отнести к П.Петрову, который вносил в литературу той поры дух и грозовую атмосферу революции и гражданской войны, писал преимущественно о том, что пережил сам. И писал, стараясь не искажать истины. Таковы его последующие книги - повести "Кровь мостовых" и "Саяны шумят", романы "Золото", "Половодье", "Шайтан-поле".
Высоко оценил роман "Золото" Вяч.Шишков. В письме к Петру Поликарповичу он назвал его "очень одаренным человеком".
Но больше всего П.Петров дорожил мнением А.М.Горького, который не раз хвалил молодого сибирского писателя и подсказывал, как избежать неудач. Характерен эпизод, описанный женой Петра Поликарповича - Александрой Антоновной.
Однажды П.Петров получил от издательства заказ на детскую книжку. Он очень боялся, что она выйдет у него недостаточно увлекательной. Но взялся за нее с душой. Так появилась повесть "Саяны шумят" - об участии в партизанской борьбе ребят. Петр Поликарпович отправил ее Горькому, который находился тогда в Сорренто. Ответа он не ждал: дел у Горького, разумеется, много, до книжки ли ему молодого автора... Каково же было его удивление, когда пришло вдруг от Горького теплое письмо. Оказывается, книжку он прочел, она ему понравилась и он уже предложил переиздать ее в Москве.
А потом - новая большая радость. П.Петров в августе 1934 года участвует в работе Первого Всесоюзного съезда писателей. Там, в Москве, на квартире Горького состоялась их личная встреча, А.М.Горький, со слов Александры Антоновны, предложил П.Петрову остаться в столице и редактировать один из журналов. Семье Петровых дали хорошую квартиру, помогли обзавестись всем необходимым. Однако писать в Москве Петр Поликарпович не мог. Его угнетали шум, многолюдье, теснота, он привык к таежным просторам, к Сибири, По совету Горького семья перебралась на дачу, но это помогло мало. Однажды, когда к Петровым зашли в гости иркутские друзья, Петр Поликарпович окончательно решил вернуться в ставший родным Иркутск.
В тот зимний декабрьский день далекого 1973 года ко мне в кабинет на третьем этаже редакции газеты "Красноярский рабочий" (пр.Мира, 89) вошел высокий кряжистый старик. Он весь был какой-то объемный, ухватистый, с крупным голым черепом. Назвался Шелестовым Кузьмой Филипповичем. Сказал, что близко знал Петра Поликарповича и мог кое-что о нем рассказать. А пришел ко мне по совету сына.
О Шелестове я уже был наслышан, так как у меня уже до этого завязалась переписка с его сыном Дмитрием Кузьмичом, проживавшим в Москве. Я сохранил его письма.
"25 января, - писал Д.Шелестов в первом из них адресованном редакции, - исполняется 80 лет со дня рождения выдающегося писателя, вашего земляка П.П.Петрова. Направляю Вам в связи с этой датой небольшую статью-заметку.
Если возникнет вопрос об иллюстративном материале, возможно стоит связаться с моим отцом (о нем "Красноярский рабочий" опубликовал осенью 1967 г. статью "В цепи атакующих"), который хорошо знал Петрова и вместе с ним партизанил. Может быть, у него сохранились какие-нибудь редкие фотографии.
Я являюсь научным работником, автором ряда книг, соавтором учебников, коллективных работ и т.д. Кроме того, печатаюсь в ряде газет и журналов" (Кажется, именно в то время Д.Шелестов, кандидат исторических наук, был заместителем редактора журнала "Вопросы истории" - К.П.).
Материал мы напечатали. Потом от Д.Шелестова пришло еще одно письмо. Так у нас с ним установилась прочная связь.
И вот передо мной - Кузьма Филиппович Шелестов, один из боевых соратников и близких друзей Петра Поликарповича. Естественно, я тут же вытащил свой блокнот...
В годы гражданской войны Кузьма Шелестов тоже взялся за оружие, партизанил. Вот тогда-то и свела его судьба с Петром Петровым. И потом, когда Кузьма Филиппович был на партийно-советской работе, в 1929 году - председателем Красноярского горсовета, потом - председателем Иркутского горсовета - они часто навещали друг друга.
Показал и оставил мне на память Кузьма Филиппович и несколько фотографий. Вот он вместе с другими русскими моряками встречает новый 1918-й год в Англии, вот он среди членов первого Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Минусинского уезда. А вот группа партизан и их руководителей. В первом ряду крайний слева - он, Шелестов, крайний справа - П.Петров.
- А вы знаете, что Петров "списал" с меня одного из своих героев? - спросил в заключение нашей беседы Кузьма Филиппович.
- Нет, не знаю. Расскажите.
- Я работал в ту пору директором Балахтинского зерносовхоза. Однажды повстречался с Петром в Красноярске, пригласил его погостить. Он и приехал ко мне с семьей - с женой и дочерью. Прожил почти два месяца, ездил на моей служебной машине, много расспрашивал людей, и ко мне все время присматривался. Особенно его заинтересовал случай, когда я подвез на своей машине отбившегося от рук родителей мальчонку, потом помог ему выучиться на тракториста и вообще выйти в люди. Петр тогда прямо сказал, что опишет про этот случай в своей книге "Директор совхоза" или "Директор Алейников". Ну, название-то он, кажется, поменял.
- А ваша последняя с ним встреча? - поинтересовался я.
- Она у нас состоялась в Иркутске. Собралось нас четверо - известные партизаны Николай Буда, Ефрем Рудаков, Петр и я. А потом я узнал, что Петра схватили, обвинили в контрреволюционной агитации и будто утопили где-то на Дальнем Востоке вместе с другими заключенными, в барже на реке. Это мне один парень в Дудинке рассказывал...
На прощанье Кузьма Филиппович оставил мне иркутский адрес жены писателя, Александры Антоновны Петровой. Вскорости я отправил ей письмо в надежде получить кое-какие сведения и о самом П.Петрове, и о его дружбе с К.Шелестовым.
К сожалению, ответа тогда я не получил.
Однако в альманахе "Енисей", № 1 за 1956 год, были опубликованы ее воспоминания, в которых есть такие строки: "В доме у нас всегда было полно гостей, это были друзья мужа еще со времен гражданской войны, писатели, учителя и сослуживцы. Часто к нам приезжали бывшие партизаны: Ефрем Рудаков, Кузьма Шелестов, Филипп Бабкин, и тогда начинались воспоминания до глубокой ночи".
Теплое слово поддержки и одобрения со стороны П.Петрова не раз слышали и красноярские писатели, тогда еще совсем молодые - П.Устинович, Игн.Рождественский и другие. Сам Игнатий Рождественский рассказывал, что познакомился с Петром Поликарповичем в 1927 году, когда тот жил еще в Красноярске, по ул.Ленина, 112, на первом этаже двухэтажного деревянного дома. Хозяйка квартиры, Александра Антоновна, всегда приветливо встречала начинающих писателей и поэтов, ставила на стол большой самовар, угощала чаем. При редакции газеты "Красноярский рабочий" в то время действовало литобъединение, и Петр Поликарпович охотно читал молодым свои стихи, давал советы.
А вот еще одна характерная заметка в газете "Красноярский рабочий" (лето 1935?):
"26 июля тов.Акулинушкин (первый секретарь Красноярского крайкома партии - К.П.) принял Петра Поликарповича Петрова и в продолжительной беседе говорил с ним о ближайших задачах развития литературного движения в крае, об объединении творческих сил, о выращивании новых кадров писательского молодняка из среды рабочих и крестьян".
Увы, подобным планам суждено было осуществиться лишь частично: как сам писатель, так и партийный секретарь через несколько лет, точно пылинки, сгорят в огне чудовищных репрессий...
О дальнейшей судьбе писателя-самородка рассказывают документы одного из архивов Иркутска. Появилась возможность рассказать о последнем, самом трагическом периоде жизни П.Петрова.
Вот оно, "Следственное дело №..." по обвинению писателя в контрреволюционной деятельности, по печально знаменитой статье 58. Оно начато 9 апреля 1937 года, а арестован он был накануне. С этой даты и поведем отсчет последних трагических дней П.Петрова.
Из протокола обыска узнаем, что у него были изъяты паспорт, профбилет, удостоверение, печатная машинка "Торпедо", дробовое ружье, рукописи, разная переписка.
Следующий документ - анкета арестованного. Профессия - литератор, социальное происхождение - из крестьян-середняков, род деятельности до революции 1917 года - работа в крестьянском хозяйстве отца до 1914 года, затем - служба в царской армии, после революции - участие в партизанской армии, учеба, литературная работа. Русский. В партиях не состоял. Репрессиям не подвергался. Состав семьи: жена Петрова Александра Антоновна, дочь Светлана, сыновья Григорий, Петр, брат Павел, сестры Евгения, Елена, Марина...
Уже на следующий день после ареста - первый допрос. Затем еще и еще.
13 апреля:
- Расскажите подробно, когда впервые у вас возникло несогласие с политикой ВКП(б)?
Посчитав, видимо, что честность и откровенность помогут выяснению дела, что его арест - это недоразумение, П.Петров отвечает, что впервые сомнения в правильности проводимой в стране политики у него возникли еще в 1920-1921 годах, в период перехода от военного коммунизма к НЭПу... Я, действительно, высказывал антисоветские мысли, не скрывал своих взглядов, - заявил арестованный, по крайней мере так записано в протоколе.
Для следователя, который вел дело, подобного признания было вполне достаточно, чтобы упечь человека, посмевшего иметь собственное мнение, в отличие от общепринятого, за решетку. Да и показания привлеченных по делу свидетелей-земляков писателя, соратников по партизанской армии, литераторов - подтверждали, что арестованный Петр Петров - "настоящая контра". Среди этих свидетелей мы видим фамилии Лаврова Вадима Михайловича, бывшего референта секретаря Восточно-Сибирского обкома ВКП(б), арестованного 16 января 1937 года за "активную троцкистскую деятельность", Неупокоева В.П. - зоотехника, Жилинского - зав. сельхозотделом Восточно-Сибирского обкома партии, Малышева Н.И. и других.
А вот еще одна ключевая фигура в "Деле" - Яковенко Василий Григорьевич. Имя этого человека широко известно. Один из руководителей северо-канских партизан, а впоследствии народный комиссар земледелия РСФСР, тоже пал жертвой чудовищного оговора. Охотники за "врагами народа" схватили как его, так и многих его товарищей по партизанской борьбе - Н.М.Буду, Ф.А.Астафьева и других. Естественно, что не мог не попасть в поле их зрения и Петр Петров.
В.Г.Яковенко был обвинен в принадлежности к "Московскому центру контрреволюционной повстанческой организации правых", а также в создании подобной же организации в Красноярске. Один из арестованных показал, что он ездил к Яковенко еще в 1932 году "с докладом о проводимой контрреволюционной деятельности на местах - в Канском, Дзержинском, Абанском, Тасеевском районах", о причастности к этой деятельности П.Петрова, о полученных в Москве "инструкциях". Другой - о том, что "Петров и Гольдберг руководили эсеровской организацией, разлагали писателей"...
А вот "показания" и самого В.Г.Яковенко, данные им 22 марта 1937 года: да, были созданы два областных центра контрреволюционной организации - в Красноярске и Иркутске. В Иркутском состояли Петр Петров, Ефим Рудаков и другие. Петров создал также ряд групп на юге края...
Не нужна особая фантазия, чтобы понять, каким путем выбивались подобные "признания"...
В общем, как явствует из "Дела", Петров достаточно "изобличается, как один из руководителей к/р эсеровской повстанческой организации", виновным себя признал, был завербован эсером Лобовым, связан с Яковенко, от которого знал о готовившемся вооруженном выступлении против советской власти.
Итак, это была все еще весна 1937 года... Потом потянулись месяцы, годы, проведенные в тюрьме. Его жена, конечно же, старалась вызволить мужа. Кому она только не писала - и Калинину, и Шкирятову, и Молотову - все было бесполезно. В письме Шкирятову, отправленному сразу же после ареста мужа и тоже приобщенного к делу, бедная женщина перечисляет написанные мужем книги, ссылается на авторитет Горького, просит вникнуть в дело, восстановить попранную справедливость. В конце письма от руки добавлено: "Тов. Шкирятов! Убедительно прошу вас принять меня лично".
Но тщетно. На заявлении красным карандашом бесстрастная резолюция: "т.Лупекину (тогдашний начальник УНКВД Восточно-Сибирской области - К.П.). Шкирятов. 26 апреля 1937г.".
Ни о каком "личном приеме" жены "врага народа" в то время, разумеется, не могло быть и речи.
Затем в "Деле" появляются документы, датированные уже 1939 годом. Вновь - протоколы допросов, показания свидетелей. Появляется и кое-что новое. Например, документы, в той или иной степени характеризующие литературную деятельность Петра Петрова, попытки и в ней найти отражение "враждебных взглядов", "антисоветской позиции" автора.
Так, в феврале 1939 года начальник 1-го отделения 4-го отдела УГБ лейтенант госбезопасности Котин, наткнувшись на критическую статью К.Горн "Неудачное начало", помещенную в октябре 1936 года в журнале "Литературная учеба" под редакцией М.Горького, в которой подверглась критике книга обвиняемого П.Петрова "Половодье", решил "копнуть" и в этом направлении. Он тут же приобщает статью К.Горн к делу и выписывает нужные ему оценки: плоха композиция романа, "малоопытный летописец", который характеризует своих героев "примитивным способом", в самом романе видны "схематичность", "прямолинейность", вранье и т.д. Затем он подписывает официальную бумагу - поручить ряду литераторов Иркутска написать на роман "Половодье" отзывы.
Спрашивается, ну какие же еще, кроме отрицательных, могли быть в ту пору отзывы на роман арестованного еще два года назад "врага народа", да к тому же затребованные всесильным НКВД?!
Вот и появляются "отзывы", написанные трясущимися от страха руками. В одном из них, подписанном поэтом К., читаем: "Так сметается автором рабочий класс-гегемон со счетов революции. Рабочего класса в романе нет, его участия не видно. Октябрьскую революцию завоевывают (?) неорганизованные серые, кудлатые с гарью замазанные толпы".
Далее и того хлеще: "эсеро-меньшевистский финал романа", явная симпатия автора к "обер-бандиту" Троцкому. "Все это показывает, что роман "Половодье" не имеет ни художественной, ни исторической ценности. Он написан с явной целью, чтобы протащить троцкистскую и эсеровскую контрабанду".
Ну, чем не обвинительное заключение? Имея подобный "отзыв", можно смело настаивать на "высшей мере"!
Хочу все же оговориться. Конечно же, роман П.Петрова "Половодье" не лишен недостатков с точки зрения художественной. Однако здесь-то речь идет не столько об этом, сколько о политической позиции автора.
Другой, более маститый литератор, Константин Седых написал не столь круто, как его вконец перепуганный коллега, но все же тоже довольно определенно:
"В целом роман "Половодье", по-нашему, это не исторически правдивое и высокоидейное художественное полотно, а неискренняя исповедь Петрова-Шабрина (главного героя), пытавшегося оправдать перед лицом истории свои бесконечные политические колебания, которые он больше всего боялся назвать собственным именем".
На допросе же Седых выразился еще более жестко: автор занимается воспеванием эсеров и анархистов, которым он, несомненно, сочувствовал, что видно из всего романа.
Сказал - как пригвоздил. Судьба Петрова предрешена, нужно думать о спасении собственной шкуры. Вот только как забыть свою надпись, учиненную на книге стихов, подаренной Петру Петрову в феврале 1936 года: "Любимому товарищу, большому самобытному художнику слова, волнующему своими произведениями десятки тысяч читателей, человеку кристальной души и мужественного сердца П.П.Петрову на память"?
Здесь есть над чем поразмыслить. О честности и подлости, о мужестве и трусости, например. Как легко иные люди, а в данном случае литераторы, отказываются от вчерашних кумиров и учителей, как быстро меняют тогу правдолюбца на одеяние Иуды! Услугами именно таких "переметчиков" частенько пользовались представители правящей верхушки, когда хотели оболгать, изгнать из литературы, наконец, физически уничтожить неугодного, из тех, кто, невзирая ни на что, служат Правде, одной только Правде. Так было с М.Зощенко и А.Ахматовой, так было с Б.Пастернаком и А.Солженицыным. Видать, сгодился опыт, накопленный еще в тридцатые годы, когда сживали со свету таких, как Петр Петров...
И - вновь протоколы допросов все еще не сломленного Петра Петрова, в "деле" их насчитывается 27! Это значит - 27 раз гремит обитая железом дверь, 27 раз - яркий свет лампы, бьющий в лицо, 27 раз одно и то же - признайся, что ты "контра", выдай сообщников, подпиши вот это!
Допросы, как правило, проводились ночью, чтобы неожиданно вырвать из объятий короткого, тревожного сна, ошеломить сразу, сломить волю, заставить сдаться вконец измученного человека. Вот и этот допрос - 26 февраля 1939 года, начавшийся в 2 часа 30 минут ночи. Но вновь и вновь повторяет упрямый арестант:
- В предъявленных мне обвинениях виновным себя не признаю. В контрреволюционных организациях эсеров и правых никогда не состоял. Сказанное мною до этого является вымыслом, я был морально подавлен своим арестом...
Однако в глубине души обвиняемый давно уже осознает, что участь его предрешена, как и многих десятков и сотен тысяч других. Он лишь тревожится за родных, за жену, за детей. Лишь бы их не трогали...
А что касается его друзей-партизан, некоторых писателей, соседей, - кто знает, что станется с ними? Записную книжку с их адресами у него изъяли. Он перебирает их в памяти: Красноярск, ул.Перенсона, 27, Аршанский; Красноярск, ул.Марковского, 17, В.Першин; Красноярск, "Красмашстрой", Александрова; Игарка, окружная школа, Игн.Рождественский; адреса Михаила Шолохова, московских друзей... Может, и их уже схватили, и вот так же, ночью, неожиданно подняв с тюремной койки, ведут на допрос?..
15 июля 1939 года появилось на свет обвинительное заключение по делу № 5400:
"4-м Отделом УПР НКВД по Иркутской области в г.Красноярске была вскрыта и ликвидирована контрреволюционная организация правых среди бывших красных партизан, созданная и руководимая Яковенко В.Г., связанного через Бухарина с центром в Москве.
Указанная контрреволюционная организация по прямому указанию Бухарина, Рыкова и других, создала в г.Красноярске Краевой Повстанческий Центр контрреволюционной организации правых для подготовки вооруженного выступления против Советской власти.
Следствием было установлено, что одним из участников этой к/р организации являлся Петров Петр Поликарпович.
Привлеченный к ответственности в качестве обвиняемого, Петров показал, что еще до вступления в повстанческую к/р организацию правых являлся активным участником эсеровской организации, в которую был завербован в г.Красноярске в 1925 г. эсером Лобовым...
В 1931 г., вступив в контрреволюционную организацию правых среди бывших красных партизан, связался по к/р деятельности с руководителем этой организации Яковенко В.Г., от которого получал установки по развертыванию контрреволюционной работы...
Наряду с активными участниками контрреволюционной организации Рудаковым Ефремом, Лобовым Федором и другими, Петров входил в состав Иркутского Областного повстанческого центра организации правых..."
В конце сказано, что "Дело по обвинению Петрова Петра Поликарповича подлежит рассмотрению в Особом Совещании НКВД СССР.
Особое Совещание при НКВД, этот зловещий конвейер смерти, работал тогда в напряженном ритме. Судя по всему, ОСО было "по горло" завалено подобными "делами". Поэтому приговор по делу Петрова П.П. был вынесен чуть ли не через год - 17 апреля 1940 года: "Петрова Петра Поликарповича за участие в антисоветской организации правых - заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет, считая срок с 9 апреля 1937 г."
Александра Антоновна продолжала отчаянно бороться за жизнь любимого человека. Она вновь и вновь отправляла письма в Москву, напоминала, что сам Горький назвал Петрова талантливым писателем, а ведь "тов.Сталин сказал, что "талантливых людей надо беречь". Жаловалась, что ее с ребенком выселяли из квартиры, жить нечем...
Ответом было красноречивое молчание... Пытались вызволить из страшного лагеря на Колыме своего боевого товарища и красные партизаны. В "Деле" подшито их письменное ходатайство, адресованное Председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинину (копия - прокурору СССР т.Бочкову), в котором они перечисляли заслуги П.Петрова, просили пересмотреть дело и освободить их товарища, арестованного в период "ежовщины". Знаем, верим, писали авторы ходатайства, что Петров - "жертва врагов народа, но не преступник".
И это письмо было оставлено без внимания. Откуда было знать боевым друзьям писателя-партизана, что "всесоюзный староста" был всего навсего пешкой в большой кровавой игре, сам не раз подписывал списки обреченных на смерть…
Исследователь творчества писателя В.Трушкин утверждает, что в Иркутской тюрьме П.Петров провел около четырех лет. Старался зря время не терять - изучал немецкий язык, писал стихи, поэмы. С этой целью использовал всевозможные клочки бумаги, даже писал на длинных полосах, вырванных из рубашки.
В одном из его писем из тюрьмы читаем: "Все же я верю, что правде будет праздник", в другом - "Все силы я напрягаю, чтобы сохраниться... но если суждено мне погибнуть, помните, что я ни в чем не виноват перед народом, я всю жизнь отдал за него и лучшей кровью сердца засвидетельствовал это".
Эта мысль - о том, чтобы сберечь незапятнанным свое имя - все чаще посещает Петра Поликарповича. "Я - жертва чего-то невообразимо дикого, - сообщает он в очередном письме родным. - Все попытки доказать свою невиновность разбились... Но знайте, что умру я честным человеком, каким вы меня знали - слякоти не уподоблюсь и в последний час".
В короткой записке 16 июля 1939 года пишет жене и дочери: "Родные Шура и Ланочка. Я жив пока. И помните, что ни в чем не виноват. Ложь, подлость, клевета хотят сделать меня врагом. Но я умру честно... Пусть Лануся гордится своим отцом".
"Справка
Петров П.П. во время пребывания в ИТЛ 26 августа 1941 г. Военным Трибуналом Войск МВД на Дальстрое по статье 58-14 УК РСФСР осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 октября 1941 г."
Сбылись его пророческие слова:
"Не допахал я начатое поле
И не собрал желанные плоды..."
В заключение - документы, которые спустя 20 лет после ареста П.Петрова восстанавливают справедливость. Первый из них - "Заключение по архивному следственному делу Петрова П.П." от 19 января 1957 г., г.Иркутск. В нем говорится, что постановление Особого Совещания подлежит отмене, ибо: "перед арестом Петрова в Управлении НКВД Иркутской области оперативных данных о том, что он принадлежал к контрреволюционной организации, не было, лишь было известно, что он высказывал среди писателей анархистские взгляды".
Далее. Петров П.П. показал, что его завербовал Ф.А.Лобов, в то время как тот умер в Иркутске еще 16 марта 1935 г. и не мог этого сделать.
Короче говоря, подвел итоги автор документа, прокурор, объективных данных о принадлежности Петрова к контрреволюционной организации не имеется, решение ОСО следует отменить и уголовное дело прекратить.
За этим последовало "Определение Военного Трибунала Забайкальского военного округа", в котором говорится, что, тщательно изучив доводы, изложенные в протесте прокурора, Военный Трибунал отменил постановление ОСО и дело о Петрове П.П. прекратил за отсутствием состава преступления.
Наконец, совсем короткая информация:
"Из Магадана. Секретно.
Петров Петр Поликарпович по второй судимости реабилитирован 11 июля 1957 г. Магаданским облсудом".
... В одном из стихотворений Петра Поликарповича есть такая строка:
"Он был певцом, бойцом и гражданином..."
Словно бы о себе сказал...
А что мы, красноярцы, сделали для увековечения памяти писателя-земляка? Статьи, появлявшиеся по юбилейным датам - вот, пожалуй, и все. А почему бы не назвать именем Петра Петрова одну из улиц краевого центра или не учредить премию его имени для молодых писателей и поэтов?
На главную страницу Назад Вперед