Спиридонов М. Н. Японские военнопленные в Красноярском крае (1945-1948 гг.): проблемы размещения, содержания и трудового использования.

II.2. Организация работы военнопленных на предприятиях края.

По прибытии в лагерь № 33 в сентябре-ноябре 1945г., после непродолжительного карантинного периода японские военнопленные, согласно указаниям МВД СССР, были распределены для работы на многочисленных объектах промышленности Хакасии. На многочисленных предприятиях военнопленные составляли от 40 до 70 % общего количества рабочих, занятых на производстве [26].

Как показано выше (в таблице II.1.), личный состав этого лагерного управления был задействован на различных, большей частью тяжелых и трудоемких работах. Так, достаточно отметить привлечение 1100 чел. к подземным работам в шахтах «Хакасуголь», до 1,5 тыс. к работам на золотодобыче на приисках треста «Хакасзолото», 370 чел. к земляным работам на строительстве Абаканского оросительного канала.

Основная масса контингента лагеря № 34 была направлена для работы на заводах и фабриках г. Красноярска. Военнопленные лагерного отделения № 4, который размещался недалеко от станции Злобино, были задействован на заводе им. Ворошилова Наркомата вооружений. Большая их часть использовались на строительстве заводских объектов и жилья. Руками военнопленных было возведено более 20 объектов на территории самого завода и более 60 за его пределами. Японские солдаты строили жилые дома в Кировском и Ленинском районах г. Красноярска. Многие здания на проспекте им. газеты Красноярский рабочий и улице Волгоградской сохранились до сих пор, и в них живут красноярцы. Военнопленные 4-го лаготделения кроме цехов завода Красмаш работали на щебеночном заводе, выполняли погрузочно-разгрузочные работы на станции Злобино, обслуживали городскую ТЭЦ.

В лагере существовала столярная мастерская, где военнопленные изготавливали дефицитные в послевоенное время предметы: двери, оконные рамы, столы, стулья, табуретки, детские люльки и другой «ширпотреб». Многие вещи были сделаны настолько добротно и красиво, что по свидетельству современников, намного превосходили фабричные изделия и служат своим хозяевам до сих пор.

Воспоминания самих военнопленных и работавших бок о бок с ними наших соотечественников сохранили многочисленные, порой красочные и трогательные подробности трудового вклада военнопленных в экономику края.

Так, военнопленные японцы трудились на одном из крупнейших предприятий г. Красноярска - заводе Сибмаш, который выпускал паровозы и карьерные экскаваторы. В одном из цехов завода работал бывший солдат Квантунской армии Инагаки Хироси, который вспоминал:

«Три года года мы работали на заводе им. Сталина (так назывался тогда Сибмаш. – М.С.), недалеко от станции Злобино, в литейном цехе вместе с местными арестантами – производили паровозы. Сначала в месяц мы выпускали один паровоз, а потом перед возвращением на Родину, уже четыре паровоза. Так ударным трудом я внес посильную лепту в дело восстановления промышленности СССР» [27] (Звучит трогательно, однако скорее чувствуется ирония автора воспоминаний).

На Красноярский радиозавод военнопленные прибыли в конце октября -начале ноября 1946 г. Завод № 327 выпускал продукцию для авиационной промышленности. Бывшая работница завода Сусанна Александровна Черкашина так вспоминает о совместной работе с военнопленными японцами:

«В нашем цехе работало около 40 человек. Работали они по-разному: были работящие и аккуратные, но были неряшливые, лодыри, которые не хотели работать. Особенно запомнилось двое из них. Первый, как подозревали, постоянно вредил: то ремень у трансмиссии станка перережет, то еще что-нибудь сломает. Второй мне хорошо запомнился, звали его Ямасито Цуисто, он был токарем, и всегда выполнял план больше, чем все. Однажды он испортил всего одну деталь и был просто убит горем, что это сделал он. За японцами наблюдал их офицер, он ходил с плеткой за сапогом и однажды избил одного солдата за то, что он плохо работал и не выполнял свои обязанности» [28].

Большое количество японских солдат работало в коммунальном хозяйстве города: на городской электростанции, городской ТЭЦ, кирпичном заводе, хлебопекарне, ДОКе, занимались ремонтом дорог и улиц.

О работе японцев на шахтах г. Заозерного Канского рудоуправления оставил свои воспоминания В.М. Козьмин:

«Вскоре после окончания войны с Японией снова нашим шахтерам прислали новую помощь. Это был уже третий этап: пленные японцы (Первыми были завезены на шахты эвакуированные из Белоруссии, вторыми – мобилизованные казахи – М.С.). Помню такой эпизод: два пульманановских вагона остановились на станции Ирша. В них было много японцев. Ели они что-то длинными палочками из консервных банок, а наши солдаты с автоматами и собаками их охраняли. Вскоре пленных распределили по шахтам. На Ирше тогда работали три шахты, в трех километрах от них шахта «Южная». Там они и соорудили себе барак для житья. Работали они лучше казахов, но надлежащего шахтерского опыта у них не было. Это тоже создавало определенные трудности и им, и нашему руководству. Все внимание было направлено на выполнение плана и задания по добыче угля, поэтому горным мастерам приходилось поступать по-разному. Рассказывал как-то один мастер: «Захожу в лаву во время работы, все японцы сидят. Вижу, лаву поджало, спрашиваю: «Что сидите?», «Нехорошо, – говорят, – капитана нехорошо». «Ах, говорю, вашу мать!». Одного по загривку, другого. Все соскакивают: «Хорошо капитана, хорошо!», – работа пошла. Так доставался тогда уголь. Девиз тогда был: «Уголь любой ценой!». Впоследствии они работали хорошо. Им давали деньги. На шахте был небольшой магазин. Со смены они заходили в него, брали продукты, водку и с красным флагом (sic!) и песнями на своем языке на машинах отправлялись в свое расположение. Кому у них удалось бывать, говорили, что там был идеальный порядок и чистота. Они аккуратно ходили в баню. Постоянно занимались физкультурой. Ходили всегда строем. Выглядели аккуратно. Некоторые и за девушками были не прочь присмотреть. Каждый японец носил с собой талисман, представлявший крупный боб и плашку в виде нашего домино, что это означало – не могу знать. И все-таки, в конечном итоге много их осталось навсегда на «Южном» кладбище. Причины этому какие-то были, но не разглашались. И тем не менее, когда вышло указание всех военнопленных отправить на родину, многие воспротивились (!), но с ними не посчитались» [29].

Организация труда японских военнопленных на промышленном предприятии хорошо прослеживается на примере работы их на Красноярском паровозовагоноремонтном заводе (ПВРЗ). На этот завод японские военнопленные прибыли в конце сентября 1945 г., а приступили к работе 19 ноября. Виктор Алексеевич Власов, два года работавший бок о бок с военнопленными, вспоминает об этом так:

«Осенью 1944 г. были вывезены обратно в Европейскую часть России некоторые из ранее эвакуированных заводов – Полтавский, Изюменский и Воронежский, – и вместе с ними уехали, и рабочие; и на ПВРЗ стало не хватать рабочих рук. Японцев привезли осенью 1945 г. Как это было, никто не видел. Лагерь военнопленных находился на территории завода и был обнесен колючей проволокой. Несмотря на то, что еще не было сильных морозов, все японцы были хорошо одеты в теплые бушлаты и ботинки, каждый имел свое личное полотенце и печать с иероглифом, обозначавшим имя японца. У меня в бригаде работало человек 30 военнопленных, командиром был лейтенант Токохаси; он и его помощник не работали и находились все время рядом со мной, так как поначалу все они казались на одно лицо, и я не различал их. В начале их работы они не выполняли и половины нормы, работали медленно, но брака не давали. Как выяснилось позже, все они до войны были булочниками, пекарями и владельцами магазинов. Они никогда не брали лишнего материала, только ровно на деталь и все экономили. Спустя некоторое время они были расконвоированы и свободно передвигались по заводу» [30].

На ПВРЗ вместе с японцами трудились интернированные немцы из ОРБ № 1553 «а». Немцы, разделившие участь японцев, заботились о них, помогая освоить производство, подкармливая и поддерживая японских солдат в трудную минуту, о чем в последствии с благодарностью вспоминали военнопленные. О самих интернированных немцах известно немного. О том, как они жили и работали на ПВРЗ, никаких сведений в архиве УВД не сохранилось. Лишь в одном из дел кратко сообщается, что 4 октября 1949 г. со станции Злобино в г. Брест отправился эшелон № 98569, которым на родину отправились 180 германских граждан, 13 граждан Югославии, девять поляков и один чех [31].

Из общего числа 3 736 рабочих (на 1 января 1946 г.) японцев было 1167 человек или 31,2 %. Из них 399 чел. составляли ученики, 225 производственные рабочие, остальные выполняли вспомогательные работы [32]. В среднем в цехах ПВРЗ в 1945-1948 гг. работало 900 – 1000 японцев (см. таблицу II.4.)

Таблица II.4.
Данные о количестве военнопленных занятых на заводе ПВРЗ в 1945-1948гг [33]

Большая часть военнопленных была занята непосредственно на производстве. При этом они выполняли практически все виды работ, начиная от погрузочно-разгрузочных на складах и заканчивая чертежными работами и инженерными расчетами. Как видно из данных, представленных в таблице II.5., на заводе не было объектов, где бы не работали военнопленные. В некоторых цехах японские военнопленные составляли до 80 % всех рабочих.

Таблица II.5.
Сведения по распределению военнопленных японцев по цехам ПВРЗ на 1июля 1947 г.[34]

* Так в документе.

Распоряжением дирекции ПВРЗ для японцев, не имевших необходимой квалификации, было организовано предварительное обучение. Каждые два-три месяца подготовку проходили до 200 чел. военнопленных, что стоило заводу дополнительно 137,7 тыс. руб. в виде выплаты заработной платы военнопленным из числа учеников [35]. Руководству завода приходилось идти на такие расходы вследствие незнания японцами советского оборудования и технологии производства, а также по причине высокого травматизма японцев.

Обучение преимущественно проходило бригадно-индивидуальным методом. После изучения теории на занятиях в цеховых классах, которые проводились два раза в неделю инженерами и мастерами завода, японцы закреплялись за русскими мастерами по два - три человека для прохождения производственной практики по различным специальностям, после чего непосредственно приступали к работе. Как видно из доклада главного инженера завода, на 1 января 1946 г. в сталелитейном цехе обучалось 100 человек военнопленных, в паровозосборном цехе на различных участках проходил подготовку 131 человек, в механическом цехе на станках обучались 50 военнопленных. Всего за год прошли подготовку, получили рабочую специальность и производственный разряд более 1000 военнопленных [36]. В ходе работы на производстве военнопленными были освоены практически все специальности, которые требовались заводу, и многими военнопленными были получены высокие разряды по вновь освоенной профессии. Так, в итоге из 752 человек работающих на производстве в цехах ПВРЗ, 80 % составляли квалифицированные рабочие; 4, 5 и 6-й разряды имели 310 чел. или 41,2 % от всех занятых на заводе [37].

Работать военнопленным приходилось на советском оборудовании и советскими инструментами. Ко многим японцам, особенно работающим на незнакомых станках, специально приставляли русского рабочего, который инструктировал и помогал японцам освоить оборудование и технологию производства. Один из таких рабочих-мастеров – Вениамин Васильевич Гудков – рассказал о том, как он помогал японцам осваивать производство:

«Японцы схватывали все на лету. Они все были очень культурные, многие с высшим образованием и знали высшую математику. Слесаря и токаря работали четко и добросовестно, да так, что за ними не было контроля. Японские инженеры были очень высокими специалистами, по сравнению с нашими просто профессора. Грамотные и толковые японские специалисты были направлены для работы в техническом отделе завода, и наши мастера часто бегали к ним советоваться, как лучше сделать ту или иную деталь. Дисциплина была у них очень жесткой, работали японцы от звонка до звонка, и не было случая, чтобы кто-нибудь из них раньше, чем полагалось, закончил работу» [38].

Из числа высококвалифицированных японских токарей и фрезеровщиков, выполнявших высокоточную работу, была создана специальная группа инженеров и чертежников, которые выполняли чертежи по принятым в Японии стандартам и на японском языке, понятном военнопленным.

Как видно из воспоминаний очевидцев и архивных документов, для выполнения запланированного объема работ и достижения полной рентабельности лагеря на предприятиях г. Красноярска была проведена значительная работа по подготовке квалифицированных рабочих из военнопленных. На 1 января 1946 г. количество специалистов по отношению к списочному составу по лагерю № 34 составляло 33,6 %, на 1 января 1947 г. – 39 %, а на 1 января 1948-66,2%. Наряду с обучением военнопленных, не имевших раннее навыков работы на производстве, японцам, обладавшим определенной квалификацией и освоившим в достаточной степени свою специальность, систематически проводилось присвоение более высоких разрядов. Ежегодно количество квалифицированных рабочих значительно увеличивалось. На примере лагерного управлении № 34 можно проследить рост квалификации рабочих по годам.

• на 1 января 1945 г. с 3-м разрядом - 15,6 %, с 4-м-8,5 %, с 5-м-2 %.
• на 1 января 1947 г. с 3-м разрядом - 18,3%, с 4-м - 9,8 %, с 5-м-2,7%.
• на 1 января 1948 г. с 3-м разрядом-33,6 %, с 4-м-23,2%, с 5-м-6,4 % [39].

За свой труд военнопленные получали заработную плату. Ее размер зависел от множества условий: характера предприятия, на котором работал военнопленный, квалификации и разряда, от вида работ и выполненной им нормы, а иногда и от совести мастеров и нормировщиков. Следует отметить, что в соответствии с постановлением СНК СССР от 1 июля 1941 г. № 1798-800сс и решением ГКО от 4 июня 1945 г. № 8921с. заработная плата выдавалась только тем военнопленным, которые выполняли и перевыполняли норму выработки, при условии, что их заработок покрывал 200 руб., положенных на содержание одного военнопленного. Но далее, согласно распоряжению МВД СССР № 262 от 11 октября 1946 г. в связи с повышением стоимости содержания военнопленных расчет производился от суммы заработка в 400 руб., а с 21 апреля 1948 г. – 456 руб. [40]. Несмотря на увеличение норм выработки производительность труда военнопленных в некоторых лагерных отделениях не только не уменьшилась, а, напротив, выросла. Так, в 6-м лагерном отделении лагеря № 34 были военнопленные, которые в начале 1948 г. зарабатывали до 940 руб. в месяц [41].

В основном получали зарплату только те, кто работал на производстве, строительных объектах и шахтах. Но работавшие на рудниках треста «Хакасзолото» и «Енисейзолото», на лесоповалах и колхозах, а также на внутрилагерных работах, получали либо в несколько раз меньше, чем работающие на предприятиях, либо им вообще ничего не платили.

Таблица II.6.
Средняя заработная плата за 10 месяцев 1946г. работников, занятых на ПВРЗ [42]

Заработанные деньги военнопленные тратили на приобретение продуктов питания, табака, предметов личной гигиены в магазинах Коопторга и ОРСа (отделов рабочего снабжения), созданных во всех лагерных отделениях, а также на рынках г. Красноярска.

Неравное положение военнопленных в части оплаты их труда в целом соответствовало установленному в СССР принципу социализма «каждому – по труду» (что опровергает утверждения современных ангажированных публицистов о господствовавшей в Советском государстве «уравниловке»).

Условия труда и эффективность работы военнопленных. Эффективность трудового использования японских военнопленных во многом зависела от условий труда и организации их быта. В тяжелый зимний период 1945-1946 гг. в обоих лагерных управлениях основное внимание их руководства было сосредоточено на налаживании снабжения, быта, медицинского обслуживания и на предотвращении смертности среди военнопленных. Препятствовали трудовому использованию военнопленных и вспышки инфекционных заболеваний. Неудовлетворительная организация труда, неподготовленность объектов работ и отсутствие технического обучения приводили к массовым простоям военнопленных. В первую очередь это относилось к предприятиям добывающей промышленности (горной и лесозаготовительной) и в немалой мере – к строительным.

Особенно тяжело приходилось японцам, направленным на прииски треста «Енисейзолото» в северных районах края. Следует отметить, что в районы с суровым климатом военнопленные были завезены в неподготовленные лагеря, где помещения были не пригодны для жизни, пищеблоки и столовые не были заранее оборудованы, медицинский персонал практически отсутствовал. Как следствие, к бытовой неустроенности добавилась антисанитария. О положении на приисках «Енисейзолото» в апреле 1946 г. свидетельствует письмо заместителя министра цветной металлургии С. Самусенко, в котором говорилось:

«Контингент завшивел, в результате появились случаи инфекционных заболеваний, возрос процент смертности» [43].

Трудовое использование контингента военнопленных лагерных отделений № 8 и № 9, работавших на золотых приисках Северо-Енисейского района было организовано из рук вон плохо. В отличие от приведенных выше примеров организации труда на ПВРЗ объекты работ для них здесь не были подготовлены, обучение японцев не производилось вообще.

На одном из приисков большая часть японских военнопленных на работу не выводилась, так как в сентябре-октябре 1945 г. они еще не имели теплой одежды и обуви. Соответствующее климату обмундирование было завезено тогда, когда с наступлением холодов среди военнопленных «появились случаи обморожений»[44].

Впрочем, такая ситуация была характерна и для всей отрасли в целом. Как было отмечено в приказе министра цветной металлургии № 38 сс от 23 марта 1946 г. «Об использовании спецконтингента на предприятиях цветной металлургии», поступившие на предприятия отрасли военнопленные, заключенные и интернированные использовались совершенно не удовлетворительно. Так, выход на работу спецконтингента в январе месяце 1946 г. составил по предприятиям «Главзолото» – 49,7%, «Главсвинец» – 50,8%. Средний процент выработки норм не превышал на предприятиях «Главзолото» 50,2 %, а выход на работу и производительность труда по тресту «Хакасзолото» были ниже 50 %. [45].

Для работы военнопленные, работавшие на лесозаготовке, были организованы в звенья по три человека (двое пилили, а один обрубал сучья). Работали японцы очень неохотно. Вот как об этом вспоминает бывший начальник лесного отдела треста «Енисейзолото» А.М. Зюлин:

«В течение рабочего дня японцы очень много грелись у костра или просто стояли без работы. Пилили японцы довольно оригинально в сидячем положении; при указании, что так делать нельзя, японцы поднимались и пилили стоя, но как только инструктор уходил, они опять принимали прежнее положение. Приемка дров производилась русскими десятниками, выделенными для обучения и руководства японцами на работе; на одного инструктора приходилось 50 человек военнопленных» [46].

Климатические условия, в которых пришлось работать японцам в этих лаготделениям, абсолютно не были учтены. Так, в соответствии с директивой ГУЛАГа НКВД СССР от 1-го декабря 1944 г. и указанием управления НКВД по Красноярскому краю № 78219 от 15 ноября 1945 г. военнопленные японцы не должны были выводиться на наружные работы при температуре – 40 С без ветра и – 35 С при ветре. При температуре – 25 – 30 С и сильном ветре должны были делаться перерывы через каждый час на 10-15 минут для обогрева. Ослабленные и истощенные японцы, согласно тому же указанию, на наружные работы не выводились [47]. Но директора местных предприятий и организаций часто не обращали внимания на подобные инструкции, и поэтому с наступлением морозов, которые временами доходили до – 50 С, японцам приходилось работать на открытом воздухе, в снегу достигавшем 1,5 метра, и в – 40 С, и в – 50 С японцы валили лес и занимались заготовкой дров. Больные и ослабленные военнопленные также работали в сильные морозы, что подрывало их и без того ослабленное здоровье. О том, в каких условиях трудились японские солдаты, вспоминает бывший военнопленный Моримото Харуо:

«Я около четырех лет работал на лесоповале и строительстве железной дороги в лесах на севере Красноярского края. В то время мне было двадцать два года, я был молод и здоров, но голод и ужасные морозы сделали меня инвалидом. До войны нам внушали мысль о превосходстве Японии на всем Востоке, и поражение в войне было ударом, повергшим солдат в состояние апатии. У нас постоянно не хватало еды, мы были одеты в летнюю одежду. На шестьсот тысяч солдат и офицеров в лагерях было слишком мало зданий, и сорокаградусный мороз в наспех сооруженных палатках выдержать было нельзя. Молодые солдаты гибли один за другим» [48].

Только за декабрь, январь и февраль 1945-1946 гг. в лаготделении № 7 умерло 83 человека, а в лаготделении № 8 – 50 [49]. Руководству УМВД края часто приходилось вмешиваться в вопросы использования военнопленных на местах. Так, в архиве сохранилась телеграмма начальника объекта с жалобой на некоего капитана Кузнецова, в которой было сказано, что он снял подкомандировку» с участка Уволга «только за то, что работы располагались в восьми километрах от лагеря, а в помещении развели клопов» [50]. Признаем, что неведомый капитан Кузнецов выполнял свои обязаности добросовестно, в отличие от начальника объекта, для которого законом было «любой ценой».

Естественно, поставленные в такие условия японцы ни на какие трудовые подвиги не были способны. При норме 1.5 кубометра дров за смену военнопленные заготавливали в среднем не более 0.7 кубометра дров.

Снабжение продуктами питание японцев в северных районах края до весны 1946 г. не было налажено должным образом, и рацион военнопленных был очень скудным. Как следует из доклада начальника отдела труда и зарплаты треста «Енисейзолото», весь дневной рацион военнопленных в декабре 1945 г. составлял 600 грамм хлеба и 100 грамм овсяной крупы. «Никаких других продуктов не было, горячей пищи во время работы японцы также не получали. Вследствие того и по причинам, связанным с климатическими условиями, на день посещения было 63 человека больных и ослабленных»[51].

Плохая организация по приему контингента трестом «Енисейзолото», необеспеченность военнопленных жильем и исключительно плохо поставленная организация труда привели к тому, что лагерные отделения № 8 и № 9 весной 1946 г. были закрыты как нерентабельные. Военнопленные были вывезены с приисков и переданы в другие лагерные отделения лагеря № 34.

Бездумное и неэффективное использования рабочей силы военнопленных японцев, которое стоило жизни многим тысячам людей, отражалось и на экономике края. Из переписки начальника треста «Енисейзолото» С.В. Королева с краевым УВД видно, что переброска военнопленных производилась несогласованно, без учета экономической целесообразности и часто оказывала негативное влияние на производство:

«С большими трудностями шел процесс освоения военнопленных (курсив наш. – М.С.) на севере, однако сейчас его следует считать законченным, и поэтому вывозить оттуда военнопленных, принимая во внимание большие затраты, которые понесли мы и МВД, было бы нецелесообразным. Тем более это нецелесообразно делать сейчас в разгар сезона золотодобычи. Если уйдут японцы, мы вынуждены будем снять непосредственно с золотодобычи горняков и старателей на дровозаготовки. Это повлечет за собой значительное уменьшение добычи золота. По нашим подсчетам только в этом году мы потеряем на уходе этой рабсилы минимум 50-70 килограммов золота» [52].

В этом красноречивом документе «рабсила» звучит как «рабская сила».

На предприятиях краевого центра условия содержания пленных и организация труда были гораздо лучше. Тем не менее и здесь эффективная производственная деятельность их началась фактически только с 1 января 1946 г. Это объяснялось рядом объективных и субъективных факторов, оказываших влияние на трудовые показатели японских военнопленных. Переписка предприятий г. Красноярска с УВД края пестрит телеграммами с жалобами на «весьма низкую производительность труда японских военнопленных» [53], на то, что «выработка норм японских военнопленных чрезвычайно низка» [54], что «японцы, слабые по своему физическому состоянию, не справляются с порученной работой на ручной откатке, насыпке, перекатке вагонов и т.д. Это вынуждает вместо двух человек держать четыре-пять человек военнопленных японцев. Вследствие этого сверхкомплект рабочих мест достигает 45%» [55].

В целях сокращения числа рабочих, не выполняющих нормы выработки, администрации пришлось идти на пересмотр графиков и режима работы угольных бригад, укомплектованных военнопленными японцами и назначение бригадиров из числа офицерского состава, которым на каждую смену вручался приказ о норме выработки за смену.

Необходимо отметить, что рабочий день японских военнопленных, трудившихся на предприятиях г. Красноярска, не превышал 8 часов. В лагерном отделении № 33 были зафиксированы случаи, когда военнопленных заставляли работать до 10 часов, но это не было системой и, как правило, подобные попытки увеличения рабочего дня сразу же пресекались.

Зачастую низкая производительность труда военнопленных была обусловлена отсутствием необходимых условий для наиболее полного использования контингента лагерных отделений, а также плохой организацией труда и низкой трудовой дисциплиной на предприятиях и строительных объектах. Так, на стройках Красноярска военнопленные регулярно простаивали из-за несвоевременной явки обслуживающего персонала, отсутствия необходимых инструментов и стройматериалов. По этим причинам вывод на работы военнопленных часто, особенно зимой 1945-1946 гг., не превышал 46-60% от численности трудового фонда. Эффективность использования военнопленных зачастую снижалась вследствие плохого материального обеспечения трудовых процессов. Например, бригада японца Огата, работавшая на объекте Управления военного строительства № 4 на копке котлована, не была полностью обеспечена совковыми лопатами, и вместо 30 человек там работало 50. На заводе Сибмаш военнопленные, работавшие в горячих цехах, где приходилось работать с расплавленным металлом, не были обеспечены спецодеждой [56].

Заметим, что подобная ситуация была характерна не только для лагерей, расположенных в Красноярском крае. Так, в соседней Иркутской области, в лагерном управлении № 7 в январе 1946 г. из 33,4 тыс. военнопленных пригодных к труду: «выводилось на работу 20,7 тыс. человек или 62%. Остальной контингент не использовался из-за отсутствия фронта работ»[57].

Было немало случаев, когда русские мастера и бригадиры заставляли воровать военнопленных стройматериалы: действовала традиционная российская безалаберность. Как видно из донесений оперативно-чекистского отдела: «На некоторых строительных объектах прорабы вместо работы заставляли военнопленных «найти гвозди, доски, где хотят»[58].

О том же вспоминают и сами бывшие военнопленные:

«Русский бригадир заставлял нас таскать для него доски кирпичи и гвозди; за это он с нами расплачивался хлебом и махоркой. За каждые четыре украденных кирпича можно было заработать кусок хлеба или папиросу, а то и две» [59].

Из-за плохой организации труда и отсутствия подготовленных объектов для работы военнопленные длительное время «простаивали», т.е. оставались в лагере занимаясь, благоустройством территории зоны.

Но следует отметить, что, несмотря на упомянутые здесь объективные причины (начальный организационный период, первичное обучение и освоение работ военнопленными на предприятиях города и края), уже тогда многие лагерные отделения с задачами, поставленными перед ними руководством края, как правило, справлялись. Вот лишь некоторые данные работы лагеря № 34 за ноябрь 1945 г.:

«1-е лаготделение (начальник капитан Гаврилов) обеспечило возмещение расходов по содержанию контингента военнопленных (один из главных критериев эффективности трудового использования военнопленных) на 117% и выход на работы на 84,3%. 4-е лаготделение (начальник капитан Лазуткин) возместило расходы на 107% и обеспечивало вывод на работы 80,9%. 5-е (начальник лейтенант Микадзе) покрыло расходы на 116% и обеспечило вывод на работы 76,8 %» [60].

Однако остальные лагерные отделения того же лагерного управления № 34, не сумевшие правильно организовать трудовое использование военнопленных на производстве и имевшие большой процент больных, не покрывали и 70% затрат на содержание лагеря или, другими словами, приносили убытки государству. Особенно плохо обстояли дела в лаготделениях №№ 2, 3, 6 и 10, которые не возмещали и 50% затрат на свое содержание.

За перевыполнение установленных плановых показателей в соревновании между лагерными отделениями, передовые отделения получали «почетные места». Так, по лагерю № 34 за декабрь 1945г. первое место заняло лаготделение №1, второе – № 4 и третье – № 5, за что их начальники получили денежные премии и поощрения от УВД края. Остальные же получили выговор, а начальник лагерного отделения № 6 был снят с должности. Были даны рекомендации «немедленно проводить в жизнь приказы НКВД СССР № 0249 и приказ № 001117/0013 «О дополнительном питании военнопленных за перевыполнение норм выработки»; особенно подчеркивалось, что «правильная организация дополнительного питания является основным стимулом выполнения и перевыполнения производительных норм» [61].

Лишь пережив самую тяжелую зиму 1945-1946 гг., когда из-за длительной переброски из Манчжурии, голода, резкой смены климата, болезней и высокой смертности производительность труда военнопленных была очень низкой и не превышала в среднем 45-60 %, весной 1946 г. руководству лагерного управления № 34, удалось наладить медицинское обслуживание, быт и снабжение военнопленных, организовать их эффективное трудовое использование на большинстве предприятиях г. Красноярска и края.

Кроме назначения передовикам производства усиленных пайков, в ход шли хорошо испытанные советские методы морального стимулирования: организация социалистического соревнования, доски почета, переходящие красные знамена и вымпелы. Использовались и национальные качества японцев: трудолюбие, корпоративность, исполнительность. Но отметим: в дальнейшем в соответствии с директивой МВД СССР №122 от 15 мая 1946 г. практика вручения красных переходящих знамен и вымпелов была отменена; очевидно эта инициатива была сочтена «политически незрелой».

В отличие от лагерного управления № 34, где со временем удалось наладить быт и трудовое использование военнопленных, в лагере № 33 ситуация с самого начала его деятельности была значительно хуже. Лагерь с первых же дней работы стал «неблагополучным». В связи с тем, что контингент военнопленных этого лагеря длительное время находился в пути следования и был физически ослаблен, а также изначально не обладал практическими навыками работы на предприятиях, куда последовало распределение его, тем более в суровых сибирских климатических условиях, когда зимой морозы доходили до –50 С, и японцы большую часть времени на наружные работы не выводились, производительность была исключительно низка и не превышала в среднем 65 %. В течение первого полугодия в связи с периодом освоения производства и обучения военнопленных в целом по всему лагерному управлению производительность труда в целом составляла не более 72%. Вывод на работы к списочному составу не превышал 46% [62].

Исключительно плохо шла производственная работа в 5-м и 6-м лагерных отделениях, которые обслуживали золотоуправление треста «Хакасзолото». В холодную зиму военнопленные были размещены в неблагоприятных жилищных условиях, в результате чего начались вспышки инфекционных и простудных заболеваний, что привело к росту смертности. Согласно отчетам лагерного управления № 33, вывод на работы военнопленных был низким, а отделения ежемесячно приносили убытки. Поэтому согласно указаниям ГУПВИ МВД СССР эти лагерные отделения «как не соответствующие требованиям их содержания» к августу 1946 г. были закрыты, а контингент военнопленных из них был перевезен в г. Черногорск для работ на шахтах треста «Хакасуголь».

7-е лаготделение, созданное для строительства Абаканского оросительного канала, которое только за 1946 г. потребовало 506,6 тыс. руб. дополнительных расходов на его содержание, к августу 1946 г. также было закрыто.

В результате ликвидации лаготделений и вывоза больных военнопленных в порт Посьет к началу 1947 г. в лагере № 33 осталось всего четыре лагерных отделения с количеством военнопленных 3 805 чел. [63]. Оставшиеся военнопленные были сосредоточены в угольной и лесной промышленности.

Несколько лучших показателей лагерь достиг во втором полугодии 1946 г. Так, судя по отчетам, выработка на отработанный человеко-день составила 8 р.65 коп., а на списочный человеко-день – 8 р. 36 коп. Производительность труда в целом по лагерю поднялась до 95%, вывод на работу увеличился до 78% от списочного состава, а от трудового фонда на 83 %. Валовая сумма, заработанная военнопленными за этот период, вместо полученных в первом полугодии 3 528,5 тыс. руб. поднялась до 7 010,1 тыс. руб., то есть увеличилась почти вдвое [64].

В 1947 г. производительная работа лагеря № 33 велась лишь в январе-марте. За это время валовая сумма выработки составила 360,2 тыс. руб. против плана 354,5 тыс. руб. или 101,5 %. Фактические расходы лагеря по содержанию военнопленных составил 347,7 тыс. руб. [65]. Таким образом, только в первом квартале 1947 г. лагерь достиг самоокупаемости. В апреле 1947 г. контингент военнопленных готовился к репатриации на родину, но до 10 апреля (то есть до момента полной ликвидации лагеря) частично продолжал трудиться на предприятиях. За это время было выработано еще 350,9 тыс. рублей, причем выработка на один отработанный человеко-день составила 18 руб. 39 коп.[66].

Общих данных, показывающих вклад военнопленных в производство, выраженный в количестве произведенной готовой продукции или в рублях, в документах по лагерю № 33 не приведено. Ввиду того, что учет выработки на предприятиях производился в целом, без разделения труда вольнонаемных рабочих, заключенных и военнопленных, конкретный вклад японцев в экономику Хакасии выделить невозможно.

Суммарно за 1945-1946 г. общая сумма средств, заработанных военнопленными лагерного управления № 33, составила 10 548,6 тыс. руб., а фактические расходы на содержание лагеря за этот же период выразились в 13 500 тыс. руб. Таким образом, лагерь № 33 был нерентабельным и потребовал значительного перерасхода средств на его содержание, выразившегося в сумме 2 951,4 тыс. руб. [67]. .

Как видно из документов, труд японских военнопленных в конце 1945 – начале 1946 гг. был весьма малопроизводительным. Во всех производственных отчетах за 1945-1946 гг. отмечена низкая производительность труда военнопленных около – 40-60% от средней нормы, что объяснялось низкой квалификацией японцев, незнанием технологии производства и неадаптированностью к местным климатическим условиям. Соответственно невысокой была и заработная плата. Лишь в течении 1946 г. производительность труда стала постепенно расти и составляла уже 80-90%, что, в свою очередь, привело к повышению заработной платы [68]. Но к этому времени, как показано выше, уже началась репатриация военнопленных из пределов Красноярского края.

Проблема обеспечения безопасности труда: травматизм на предприятиях края. С самого начала организации лагерей хозяйственными органами Красноярского края, на объектах которых работали японские военнопленные, технике безопасности уделялось недостаточно внимания, вследствие чего среди военнопленных было значительное количество несчастных случаев на производстве. Можно выделить следующие причины травм: недостаточное знакомство с производством и слабое освоение производственных процессов, плохой инструктаж по технике безопасности, а также незнание японцами русского языка и отсутствие достаточного количества переводчиков. Еще одной причиной высокого травматизма японских военнопленных было изношенное оборудование советских предприятий и шахт.

Об условиях труда в Канском рудоуправлении треста «Востсибуголь», к которому были приписаны военнопленные 6-го лаготделения лагеря № 34 в количестве 1480 чел. (они трудились на шахтах в поселке Ирша Рыбинского района), вспоминает бывший японский шахтер:

«В шахтах часто были происшествия из-за плохого и старого оборудования. Были раненые из-за того, что прищемило руку вагонами. Были раненые в голову из-за того, что обрушивался уголь. Было растяжение связок из-за плохой и опасной колеи. Некоторые японцы вывихнули себе ноги из-за старых подкопов. У некоторых японцев часто болели головы из-за спертого и душного воздуха в шахте. Были раненые, потому что им прищемило ноги конвейером. В санчасти врачи растерялись от большого количества больных и раненых. Они в одном конце помещения лазарета занимались внутренним лечением больных (так в тексте. – М.С.), а на другой стороне в то же время делали хирургическую операцию» [69].

Советское руководство стремилось максимально использовать рабочие руки военнопленных. Совет министров Союза СССР постановлением № 1781сс от 13 августа 1946 г. обязал начальников главных управлений и директоров предприятий провести мероприятия, «обеспечивающие использование военнопленных на погрузке и выгрузке в ночное время» [70]. Во исполнение указанного постановления Министерство Внутренних дел телеграммой № 45/327 от 27 августа в свою очередь обязало УМВД республик, краев и областей принять меры к созданию режимных условий, «обеспечивающих работу военнопленных в ночное время» [71]. В большинстве случаев подобные эксперименты терпели крах из-за элементарного отсутствия электрического освещения, очень скудного даже на узловых станциях, что не позволяло работать ночью и приводило к большому числу травм среди военнопленных

Незнание и несоблюдение японцами элементарных правил техники безопасности часто приводило к трагическим последствиям.

Таблица II.7.
Производственный травматизм по лагерю № 34 за январь-март 1946 г. и январь-апрель 1947 г. [72]

* по другим данным более 30 [73].

Из таблицы II.7. видно, что согласно лагерной статистике за пять месяцев 1946 г. пострадало 795 человек, или 6.8 % от средней численности трудового фонда военнопленных. Все они получили травмы различной степени тяжести, вплоть до смертельных. Наибольшее количество травм было на заводе № 4 (им. Ворошилова), где с 28 марта по 2 декабря 1947 г. произошел 21 несчастный случай. В 1947 г., хотя травматизм на производстве продолжал оставаться довольно высоким, тем не менее, количество тяжелых травм и смертельных случаев значительно сократилось по сравнению с 1946 г.

Реально же несчастных случаев на производстве было гораздо больше. Руководству лагеря было выгодно скрывать подобные происшествия, дабы не портить отчеты, поскольку рост количества несчастных случаев на производстве существенно портил показатели межлагерного социалистического соревнования, и лагерь мог лишиться премии.

Стоит также отметить, что и сама внутрилагерная статистика была очень запутанной и неточной. При сравнении сводок, подаваемых лагерными отделениями в краевой центр, с данными отправляемыми в Москву, часто обнаруживаются значительные расхождения в цифрах.

Тем не менее, скрывать такое большое количество травм было трудно. Обеспокоенный сложившейся ситуацией начальник треста «Хакасуголь» издал распоряжение, чтобы на основании приказа наркома угольной промышленности за № 399 от 4.08.44 г. со всеми вновь поступившими рабочими на шахты проводились занятия по технике безопасности, рассчитаные на 40 часов с отрывом от производства [74]. Следует полагать, что требования этого приказа равным образом распространялись и на военнопленных. Для снижения количества несчастных случаев на промышленных предприятиях и строительных участках с личным составом лагерных отделений и с инженерно-техническим составом проводились инструктивные совещания.

Был усилен контроль и со стороны лагерной администрации. За использование японцев на опасных работах дирекцией ряда предприятий (завода № 703, УВС-4 и управления Красноярской железной дороги) военнопленные неоднократно снимались с работ. По фактам несчастных случаев с продолжительной потерей трудоспособности проводились служебные расследования, и виновные привлекались к ответственности. Только по лагерю № 34 было привлечено к административной и судебной ответственности 53 чел.

Особое внимание уделялось освоению военнопленными производства, изучению правил техники безопасности работы на станках. С военнопленными проводились лекции по технике безопасности. Принятые комплексные меры дали положительные результаты. За второе полугодие 1946 г потери рабочего времени в результате травм снизились до 0,63%, а за второе полугодие 1947 г. – до 0,13%. В 1948 г. за девять месяцев произошло 74 травмы с освобождением на 945 человеко-дней, что составило 0,11% от отработанного времени.

В начало Предыдущая Следующая