С.А.Папков вчера сказал о том, что на примере Норильска можно доказать, что производительность подневольного труда выше труда свободного, и в качестве примера привел параллель между строительством Норильского комбината и Днепрогэса. Я с этим в корне не согласен. Есть две проблемы, связанные между собой: одна — чисто терминологическая.
Эффективность — не то понятие, которым можно вообще измерять то, что делалось в ГУЛАГе. Термин “эффективность” подразумевает, что соизмеряются результаты и затраты. “Эффективность” — это отношение результатов, выраженное в каком-то количественном показателе ( в количестве метров, кубометров и т.д.) к тем затратам, которые понадобились, чтобы этого добиться, это получить.
Думаю, что, если соотнести результаты и затраты ГУЛАГа, то даже в этом измерении мы легко убедимся, что эффективность подневольного труда никак не выше вольного труда.
Это не значит, что нет ни Магнитки, ни Норильска. Все стоит на своих местах, но только затраты там никто никогда не измерял. В том-то все и дело.
Недавно я опубликовал работу по строительству Челябинского металлургического завода, это был результат и архивных изысканий, и бесед с бывшими строителями, — начальством в том числе. У одного из начальников я спросил: “Как, собственно говоря, планировалось финансирование этих работ?” на что он ответил: “Да никак, по факту. Мы представляли отчет, сколько мы потратили, нам это подписывали и давали деньги. Больше ничего. Сметы составлялись, но они не имели решающего значения. Надо было вдвое больше, будет больше. Кого-то пожурят, кого-то снимут с работы, это в худшем случае.”
Я просматривал по документам, никакие показатели не являлись результатом для наград или наказаний. Конечно, за каждую копейку отвечал какой-то человек, но в целом за все затраты не отвечал никто. Какие могут быть разговоры? Мы социализм строим!
— Но сроки-то были?
— Да, сроки, конечно, были, в этом особенность системы. Вынь да положь, сделай к очередной годовщине Октябрьской революции. Построй университет, возьми г. Киев, расстреляй 200 заключенных и пр.
Проверяющие инстанции тоже были. Но было сочетание жесточайшего контроля с полной безалаберностью. Что подпишет начальник, то и будет. Это проверено многократно, и ни разу я не встретил этому ни одного противоречия.
Перейдем к другой стороне дела: ни наука, никто другой не выработали язык для того, чтобы описывать, обсуждать тот кусок истории, о котором мы сейчас больше всего говорим. Я боюсь, что не только этот 85-летний кусок истории, м.б. и восьмисотлетний, я не знаю. Поскольку мы все время используем термины не от этой истории, но я сейчас ограничусь только этим.
Когда мы говорим слово “деньги”, то что мы подразумеваем? Какие деньги? Вы когда-нибудь учили политэкономию? Вы помните, что такое деньги? — всеобщий эквивалент. Когда деньги были у нас всеобщим эквивалентом? Было все, что угодно всеобщим эквивалентом: водка, человеческая жизнь, карьера, только не деньги. Надо — напечатают, не надо — завтра министр финансов объявит обмен этих денег, десяток на сотни, сотни на десятки. И все.
Я не просто сейчас выдумываю на ходу. Сам
наш вождь и учитель, и корифей всех народов
пояснял, что нельзя к хозрасчету относиться
по-делячески: если здесь потратили больше, то в
другом месте потратим меньше. Поэтому хозрасчет
хозрасчетом, а вообще-то наплевать, что партия
прикажет, то и надо. Слова “по-делячески”
принадлежат Сталину, а остальное — с точностью
до интерпретации.
Говорим мы “незаконные репрессии” — совершенно неверно, все было строго по закону. Слово “закон” вообще не подходит. Его попросту нет. Главный провал этой системы в том, что она за 85 лет существования так и не сумела добиться того, чтобы хоть какой-нибудь закон функционировал.
Уголовный кодекс есть, Гражданский кодекс есть, и за их нарушение человека можно посадить и расстрелять, но это же не значит, что есть Закон. Тот же человек, который уже приговорен по всем статьям к высшей мере наказания, назавтра может быть освобожден, потому что кто-то решил, что не надо его расстреливать, может возникнуть нежелательный международный резонанс. Или этот человек нам нужен. И он вместе со всем своим сроком становится начальником всех лагерей, например, или маршалом и командует войсками, или директором норильского комбината и заместителем министра внутренних дел. И никто не знает на самом деле, что там дальше будет, и сам он этого тоже не знает. Потому что правит всем не Закон, а отдельная личность.
А одновременно существует сам закон, который всеми каждую минуту нарушается, потому что принимается очередное постановление ЦК или еще что-нибудь, в котором вообще не то, что не упоминается, а и не учитывается то, о чем было сказано раньше. Просто “оформить в советском порядке”, — пишет очередной секретарь ЦК, это означает, оформить только, а не проверить Закон на соответствие.
И так по многим словам я могу привести не менее веские аргументы.
Поэтому, когда мы подсчитываем количество заключенных или количество расстрелянных, нужна величайшая тщательность, с точностью до человека, и вычислять проценты с точностью до одного процента. В то же время надо понимать, что дело не в процентах как таковых. Если количество грунта под котлован на Днепрогэс было втрое выше, чем на норильском комбинате, то этот факт сам по себе ни о чем не говорит. Или говорит лишь о том, что там было втрое меньше приписок., не более того.
Рассказывали, что кто-то из чинов Норильлага потребовал подсчитать, сколько же снега заключенные перекидали за определенный период? Оказалось, судя по представленным закрытым нарядам, что перекидано снега столько, сколько его не выпало на всем Таймырском полуострове.
Но это никого не смутило. Время от времени всегда происходило урезание, пересматривались нормы. Планирование происходило от достигнутого, в каждом последующем году производительность труда должна быть выше на 5%, поэтому план на каждый год дается с учетом этих пяти процентов. Все выше и выше, и выше…А каждый бригадир понимает, что, если его бригада не перевыполнит план на 20%, то все работяги, и он в том числе, останутся без хлеба. И он вместе с учетчиком и нарядчиком эти 20% нарисуют, и никакой начальник лагеря не станет это подвергать сомнению, потому что и начальник под тем же богом ходит, он тоже должен рапортовать своему начальству о своих успехах и о неуклонном росте производительности труда.
И так до самого Верховного главнокомандующего. И , если ему представят настоящее положение вещей, он будет просто по-человечески обижен: “Ну что ж ты, соврать что ли не мог? Вечно настроение испортишь.”.
В данное время меня очень занимает проблема, о которой я пишу в своей последней работе о Челябинске. Как формально свободный человек превращается в заключенного? Это вы думаете, что нужен суд, доносы, пыточное следствие и пр. Да ничего этого не нужно. Это нужно для других целей: для подчинения Генералиссимусу всех органов так называемой власти, чтобы они стали абсолютно послушны. Для этого нужны пыточные следствия, для того, чтобы следователи, пытая заключенных, не забывали о том, что с ними может произойти то же самое.
А для того, чтобы сделать из свободного человека заключенного, нужно совсем немного. Например, ведут колонну людей, красноармейцев, мобилизованных немцев-трудармейцев. Их доводят до вахты, затем они проходят санобработку и оттуда выходят уже заключенными., дальше следуют уже под конвоем. И все. И даже постановления никакого не надо. То есть существует общий указ Президиума Верховного Совета от 28 августа о высылке немцев, но это не трактовалось как наказание, а просто как вынужденная мера в связи со сложившейся ситуацией на фронте. Формально они оставались свободными, даже не ссыльными. И в армию были просто призваны.
Моего отца в годы войны по его настоятельной просьбе взяли в Армию, несмотря на возраст, и назначили командиром стройбата, который где-то в Башкирии должен был строить шахту. Стройбат как раз состоял из немцев — трудармейцев. Отец неплохо знал немецкий язык, и ему там было хорошо.
Очень скоро эти стройбатовцы превратились в заключенных — с пайкой, лагерным судом, всей соответствующей лагерной юрисдикцией., которая полностью на них распространилась. В отличие от обычных заключенных, им разрешалось иметь партбилеты и ходить на партсобрания, правда, под конвоем и с собаками.
Думаю, что необходимо подвергать тщательной проверке и осмыслению привычные наши слова и понятия, к которым мы часто прибегаем в жизни. Хотя считается, что каждое слово можно заменить близким по смыслу, не знаю, насколько это верно, — но ведь есть связь между словами, есть логика, которую так просто заменить нельзя, ее выработать надо. Только в таком случае возникнет другой язык, другое понимание предмета.
Я все это говорил в строгом соответствии с названием “круглого стола”: “Форпост цивилизации за Полярным кругом”. Думаю , следует выразить особую благодарность устроителям за эту мысль. Надо постоянно помнить о том, что мы имеем дело с особой цивилизацией, которая для своего описания требует особого языка. М.б. этот язык можно выработать, изучая такие явления, как Норильск, начиная от Норильлага, его людей, его руководителей. Здесь, что ни судьба, то символ этой самой ЦИВИЛИЗАЦИИ.
"Норильская голгофа". Издательством «Кларетианум», Красноярск, 2002.