Эртц С. Строительство Норильского комбината с 1935 по 1938 гг.: становление крупного объекта экономической системы ГУЛАГа

Эртц Симон — 
студент (Свободный Университет, Берлин); 
стажер (Исторический факультет МГУ). 

В исторической науке изучение любой темы во многом определяется внешними обстоятельствами. Ярким примером тому является история ГУЛАГа. Можно выделить два основных фактора в изучении этой темной страницы советской истории, которые долгое время влияли на исследования и в определенной мере их ограничивали.

Во-первых, эта тематика сама по себе нестандартная. Она касается судеб миллионов людей, потерявших здоровье и жизнь в советских лагерях и колониях в 1930-х — 1950-х гг. С историей ГУЛАГа неразрывно связан вопрос о преступлениях государства против своих (и не только своих) граждан. Такие соображения, конечно же, по сути своей открывают нравственные и антропологические дискурсы, что непосредственно определяло и до сих пор продолжает определять постановку проблемы во многих исторических работах на эту тему.

Во-вторых, до открытия основных архивов с начала и до середины 1990-х годов исследователи имели в своем распоряжении несколько своеобразную источниковую базу, состоящую в основном из воспоминаний бывших заключенных, а также других личных свидетельств жертв системы. Отдельная проблема заключалась в том, что даже такие материалы долгие годы публиковались и были доступны только на Западе. В то же время практически не имелось источников ведомственного характера, содержащих сведения, как изнутри выглядели и функционировали административные структуры ГУЛАГа.

Последний фактор в особенности предопределил сравнительно малую изученность экономических аспектов ГУЛАГа, несмотря на то, что их значение для понимания сути системы советских лагерей и колоний давно общепризнанно. Точнее, отсутствие надежных количественных источников препятствовало проведению эмпирических исследований, без которых обойтись в рамках данной проблематики нельзя. Правда, уже несколько лет назад предпосылки для исторических исследований в этой области резко изменились. Стало доступно множество материалов, хранившееся в российских архивах, как федеральных, так и областных и местных. Эти источники могут служить базой систематических исследований экономики ГУЛАГа. Но тем не менее, по-прежнему весьма невелико количество серьезных научных работ, трактующих эту тему на основе архивных материалов. Таким образом, приходится констатировать, что изучение этой проблемы все еще находится в начальной стадии.

Экономика ГУЛАГа — объекта с такой сложной административной структурой — сама по себе является проблемой весьма гетерогенной и многосторонней. Ее можно изучать в разных аспектах: в соответствии с историческими этапами ее развития [1]; с точки зрения разнообразия категорий мест заключения с их специальными экономическими функциями; по отдельным хозяйственным объектам со всеми их особенностями. Каждый такой подход имеет право на существование, и можно утверждать, что по каждому из них еще много предстоит изучить и понять, чтобы сделать общие выводы об экономике ГУЛАГа. Один из вопросов, который в данном контексте еще почти полностью неисследован, — это функционирование экономики ГУЛАГа на уровне отдельных лагерей, строек и предприятий. Поэтому данная статья посвящена экономической истории одного лагерного комплекса. Правда, в работе затронуты лишь некоторые аспекты его развития за достаточно короткий промежуток времени, т.к. иначе эта тема была бы слишком широкой. Речь идет о Норильском Исправительно-трудовом лагере (Норильлаг), существовавшем с 1935 по 1956 гг., и одновременно о неотделимом от него экономическом проекте, для осуществления которого он был создан, — о Норильском металлургическом комбинате. В тексте уделяется внимание первым годам (1935—1938 гг.), т.е. периоду возникновения лагеря и комбината, когда последний еще находился в начальной стадии строительства.

Данная статья состоит из трех частей: в первой представлены основные характеристики проекта Норильского комбината, обсуждаются подробности передачи его в зону ответственности ГУЛАГа НКВД в контексте общего развития лагерной системы в тот период. Затем, во второй части, по архивным материалам рассматривается история строительства в Норильске с 1935 по 1938 г., и делается попытка дать оценку фактам, установленным в результате проведенного исследования. В третьей части работы анализируется собранная из различных источников информация о первых заключенных, работавших в Норильске. С одной стороны, восстанавливаются статистические данные по численности, смертности и профилю трудового использования заключенных, а с другой — приводятся некоторые сведения из воспоминаний бывших узников. Таким образом дополняется картина об особенностях Норильлага того периода в системе ГУЛАГа.

1. История проекта строительства Норильского комбината

Месторождения Норильского района впервые широко были исследованы в начале 1920-х годов [2], и вслед за этим гражданскими ведомствами были приняты первые меры по их эксплуатации. Однако, по сравнению с масштабами деятельности Норильстроя и Норильлага, эти первые шаги представляли собой лишь подготовку последовавшего позже строительства и, главным образом, были ограничены разведочно-изыскательcкими работами. Действительно, в 1930 г. в Норильск отправлялась крупная экспедиция «Главцветметзолота», состоявшая примерно из 250 чел., задачей которой на ближайшие годы являлась тщательная разведка расположенных там полезных ископаемых. Причем только разведочные работы, проведенные этой группой специалистов, дали результаты, в свете которых оказалось целесообразным не только эксплуатировать Норильские месторождения, но и строить прямо на месте металлургический комбинат [3] . Поэтому, в 1933 г. в Норильске находилось уже около 500 «рабочих, служащих, инженеров и техников» [4] . Тем не менее, опираясь на архивные документы [5], можно утверждать, что инфраструктура, переданная НКВД вместе со строительством Норильского комбината в 1935 г., была минимальной. Поэтому неудивительно, что главной задачей структур НВКД в первые годы строительства комбината стало обеспечение стройки всей необходимой инфраструктурой: помещения, транспорт, связь, системы водо- и электроснабжения и т.д. Следовательно, если в постановлении СНК СССР № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г. «О строительстве Норильского никкелевого [!][6] комбината» [7]говорится о передаче Норильского строительства ГУЛАГу НКВД, то это не означает, что передавался развитый строительный объект, на котором надо было только продолжать работу. Скорее, можно утверждать, что НКВД должен был начинать масштабную эксплуатацию Норильских месторождений, а также строительство крупного металлургического комбината практически с нуля.

Необходимо подчеркнуть значение полезных ископаемых Норильского района для советской промышленности. Если охарактеризовать их кратко, то основной интерес представлял никель, содержащийся в местных рудах. Для никелевых руд характерно содержание ряда других металлов, прежде всего меди, кобальта, а также драгоценных металлов. В дальнейшем развитии комбината добыча этих металлов (в частности платиноидов, меди и кобальта) приобретала также немалое значение, но изначально в качестве основного продукта комбината рассматривался никель. Количественное выражение норильских запасов никеля в сравнении с другими месторождениями в 1930-х годах очень условно, т.к. показатели такого рода всегда полностью зависят от уровня разведывательных работ на данном объекте. Так, в середине 1930-х годов, в момент принятия решения о строительстве Норильского комбината в 1935 г. точно установлена была лишь минимальная часть реальных запасов сырья [8]. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы и геологам, и политическому руководству страны уже тогда было совершенно ясно, что в Норильске можно добывать никель и другие металлы в очень значительном количестве. Этот факт приобретает еще большее значение, если учесть, что никель в тот период (так как и сейчас) в основном использовался для выплавки высококачественной нержавеющей стали, в том числе и броневой, в которой особенно нуждалась военная промышленность. Чтобы все-таки дать читателю некое представление о размерах запасов цветных металлов в Норильских месторождениях, насколько они были известны в тот период, приводим данные 1939 г., соответственно которым никелевые запасы составляли «48% всего запаса СССР и 22% мировых запасов (без СССР)», в то время как запасы по меди равнялись «10% запасов СССР и 2% — мировых» [9] . Запас платиноидов по данным октября 1938 года «... оказался равным 549,78 тонн, что ставит его на первое место в СССР, придавая ему одновременно значение месторождения мирового масштаба» [10]

Сверх этого следует отметить, что предпосылки для эксплуатации Норильских медно-никелевых руд нетипично благоприятны, потому что там же находится крупное месторождение высококалорийного каменного угля, которое могло оказаться полезным не только для комбината (в качестве энергетической базы, а также для обеспечения металлургических заводов коксом), но и для других потребителей, в том числе Главного управления Севморпути, Наркомморфлота, Енисейского пароходства и пр. [11]

Вернемся к вышеуказанному постановлению. Главным его пунктом, конечно же, является формальное возложение строительства Норильского никелевого комбината на ГУЛАГ НКВД, «...обязав его организовать для этой цели специальный лагерь» . [12]

Помимо признания стройки «ударной», в документе содержались основные технические данные проекта и устанавливались сроки его осуществления. По этим данным, проектная мощность комбината составляла «10000 тонн никкеля в год», а его пуск был намечен на 1938 г. Эти данные заслуживают отдельного рассмотрения, поэтому мы к ним еще вернемся.

Сроки, установленные для окончания отдельных этапов работ были следующие: НКВД был обязан

«...начать открытые эксплоатационные [!] работы Норильского месторождения с 1.1.1936 г.»

«...закончить в 1935 году все изыскания в Норильске и научно-исследовательские работы»

«...обеспечить окончание постройки [узкоколейной железной — С.Э.] дороги Норильск-Пясино (15 километров) и дороги Дудинка-Норильск (120 километров) к концу 1936 года.» [13]

Тем же постановлением, проектирование комбината было возложено на НКТП (Наркомтяжпром), точнее, на специальную проектную группу, которая должна была быть создана и обеспечена лучшими кадрами в рамках Союзникельоловопроекта [14]. Срок завершения проектных работ был установлен до 1 августа 1936 г. [15] Из этого следует, что до передачи строительства Норильского комбината ГУЛАГу НКВД конкретный проект еще не был разработан — что, в свою очередь, является еще одним косвенным свидетельством, что эта стройка действительно была передана ГУЛАГу в самой начальной стадии.

О приоритетной роли Норильского строительства в экономической политике правительства также свидетельствует порядок решения конкретных вопросов, связанных с этим объектом. НКТП обязывался досрочно и полностью обеспечить все нужды Норильского комбината в специалистах, в научно-технических консультациях, а также в экспертизе «правильного ведения работ по строительству» [16] . Финансовые вопросы, касающиеся проектирования, приобретения оборудования и материалов, решались за счет резервных фондов СНК, на что в 1935 г. были ассигнованы средства в размере 10 млн руб. Наконец, выделить ГУЛАГу дополнительные фонды для обеспечения строительства необходимыми оборудованием и материалами поручалось Госплану. Учитывая краткость летнего навигационного периода, эти средства должны были быть предоставлены «в 10-дневный срок».

Рассмотрим обстоятельства и причины принятия решения о реализации этого проекта силами ГУЛАГа. Ввиду все же существующих ограничений и затруднений в доступе к некоторым правительственным документам того периода, мы пока не можем исходить из того, что в нашем распоряжении имеется вся возможно существующая информация о процессе принятия решения по вопросу строительства Норильского комбината. Из числа доступных источников интересен в данном контексте один документ 1932 года: проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О Норильских месторождениях платины и других редких металлов», внесен и принят на заседании Политбюро 10.07.1932 г. [17] Соответственно ранней стадии развития, в которой в этот момент находился объект, в тексте идет речь только о форсировании разведывательных работ в Норильске. Внимания заслуживает пункт 8: «Обязать ОГПУ обеспечить разведывательные и изыскательные работы потребным количеством рабочей силы». Без разъяснений здесь понятно, что имеется ввиду рабочая сила заключенных. Так как известно, что на самом деле, первые заключенные в Норильск прибыли только три года спустя, следует предполагать, что ситуация на месте в момент принятия этого постановления, т.е. в 1932 г., еще не была подготовлена для использования рабочей силы такого рода, в силу чего данное распоряжение еще не могло быть выполнено. Однако важно, что уже к 1932 г. относятся косвенные свидетельства о намерении реализовать планы строительства в Норильске за счет принудительного труда. Другой вопрос, затронутый этим документом — это ведомственная подчиненность строительства. Она, по всей видимости, в 1932 г. еще не была определена окончательно, ибо ответственность за отдельные задачи в рамках проекта возлагалась в равной мере на разные министерства и организации. Так, разведывательные работы подчинялись непосредственно «Востокзолото», изыскание железнодорожной трассы между Норильском и рекой Енисей — НКПС (НК путей сообщения); за направление оборудования и геологов отвечали НКТП и СТО (Совет труда и обороны), за организацию радиосвязи — Наркомсвязи, исследование Норильских руд было поручено Главцветметзолото, и, как уже было сказано, доставкой рабочей силы — ОГПУ [18]. Поэтому есть все-таки существенная разница между статусами Норильского строительства в 1932 и 1935 гг., отражающаяся в указанных двух постановлениях, поскольку только последним это строительство полностью было возложено на ГУЛАГ НКВД. Впрочем, это видно также из того, что НКВД одновременно передавались все средства, материалы и все имущество, связанные с ним.

Подоплека принятия именно такого решения, т.е. утверждения уже приведенного ключевого постановления СНК 1935 г., в некоторой мере освещается сведениями, которые приводят Л.П. Рассказов и И.В. Упоров по предыстории этого события: «... освоение [Норильских месторождений — С.Э.], учитывая отдаленную расположенность за полярным кругом, представлялось чрезвычайно сложным делом. Наркомат тяжелой промышленности, в ведении которого находилась отрасль, практически отказался от выполнения необходимых работ. Нарком Г.К. Орджоникидзе направил в ЦК ВКП(б) на имя Сталина письмо, в котором говорилось: “Учитывая особые трудности в проведении изыскательских и исследовательских работ, осуществлении строительства и освоении производства в условиях заполярного круга, а также колоссальный опыт ОГПУ в осуществлении сложнейших строительств в крайне тяжелых условиях, Наркомтяжстрой полагает целесообразным организацию работ и предприятие поручить ОГПУ на базе специального лагеря”» [19]. О принятии решения о возложении проекта на НКВД также рассказывает геолог А.Е. Воронцов, который с начала 30-х годов руководил разведочными работами Норильских месторождений, а в 1935 г. был назначен первым главным инженером Норильстроя. По его словам, он на заседании Политбюро в марте 1935 г. [20] докладывал о строительстве Норильского комбината, где обсуждался и проект данного постановления [21]. Приводим цитату из этого рассказа: «Дело же это рекомендовал [Сталин — С.Э.] передать не Отто Юльевичу Шмидту [тогдашнему начальнику «Главсевморпути» — С.Э.]: у него своих забот полон рот, — а строительным организациям Наркомата внутренних дел» [22]. Правда, информация, переданная этими словами, довольно скудна. К тому же сложно оценить, могла ли на заседании Политбюро при посторонних людях, т.е. при Воронцове, состояться фундаментальная дискуссия о применении принудительного труда для решения хозяйственных задач, причем, даже если бы такая дискуссия и состоялась, то в литературе 1970-х — 1980-х гг., из которой взята цитата, этот факт в любом случае не нашел бы отражения. Но как бы то ни было, если можно считать установленным, что уже в 1932 г. было предусмотрено применение принудительного труда для строительства Норильского комбината, то к 1935 г. ГУЛАГ уже точно являлся ведомством, в чью компетенцию входило полное и самостоятельное решение такой крупной и сложной строительной задачи как строительство Норильского комбината.

Этот вопрос еще более проясняется, если его рассматривать в более широком контексте: на самом деле решение о полной передаче строительства металлургического комбината в Норильске ГУЛАГу НКВД было принято в тот момент, когда основные задачи ГУЛАГа уже были определены. Вопрос, способен ли ГУЛАГ осуществлять строительство и обслуживание крупнейших промышленных проектов, в этот период принципиально уже не стоял. Со строительством Беломорканала с 1931 по 1933 гг., с началом строительства Байкало-амурской магистрали (БАМ) в 1932 г., с параллельной организацией и других лагерей, очевидно нацеленных на выполнение значимых хозяйственных задач, эта практика в предыдущие годы была уже хорошо испытана и широко применялась [23]. Таким образом, поручение ГУЛАГу строительства Норильского комбината не представляло собой ничего принципиально нового.

Прошло всего лишь два дня после утверждения постановления СНК, и НаркомВнуДел Г.Г.Ягода [24] подписал секретный приказ № 00239 от 25 июня 1935 г. «Об организации строительства Норильского никелевого комбината». В нем уточнялись основные задачи лагеря, организуемого по вышеуказанному постановлению СНК. Лагерю было присвоено наименование «Норильский исправительно-трудовой лагерь», и на него возлагалось «а) строительство Никелевого комбината; б) освоение района расположения комбината и его предприятий».

По сравнению с постановлением СНК, данный приказ, помимо строительства комбината, ставил перед НКВД существенно более широкие задачи. На НКВД были возложены постоянная эксплуатация месторождений и освоение целого района. Это соответствует сложившейся практике поручения ОГПУ, а потом ГУЛАГу масштабных и долгосрочных проектов в отдаленных (преимущественно северных и восточных) и малоразвитых районах СССР, которые имели стратегическое значение для страны, например, из-за наличия там значительных запасов полезных ископаемых. Такая задача специально была поставлена перед исправительно-трудовыми лагерями, находившимися в подчинении ОГПУ, в рамках реорганизации системы мест заключения 1929 г.[25] Самым очевидным примером функционирования такой системы является организация Северо-Восточного ИТЛ в апреле 1932 г., главной функцией которого являлось обслуживание треста «Дальстрой» [26]. Реформой 1929 г. также фиксировался важный признак исправительно-трудовых лагерей: с тех пор направлению в них подлежали все осужденные к лишению свободы сроком на три года и более. За остальными местами заключения, которые подчинялись республиканским НКВД, остались функции следственных и пересыльных тюрем, а также содержание осужденных на более краткие сроки (от одного года до трех лет).

Специфику именно Норильского ИТЛ как в момент организации, так и на фоне общего структурного развития лагерной системы, помогает уточнить важный факт. В то время как общий состав лагерей, а также численность заключенных по всем ИТЛ с 1935 по 1937 гг. оставались практически стабильными, в ГУЛАГе в целом в этот период происходили административные изменения [27]. В мае 1935 г., т.е. буквально за месяц перед утверждением приказа об организации Норильского ИТЛ, была изменена подчиненность существовавших лагерей, причем можно говорить об их разделении на две категории: большинство всех лагерных управлений подчинялось начальникам территориальных УНКВД, а всего лишь пять лагерей, «...занятые реализацией важнейших народнохозяйственных объектов», были подчинены непосредственно ГУЛАГу. В их состав входили лагеря: Байкало-Амурский, Беломорско-Балтийский, Дмитровский, Ухтинско-Печорский и Темниковский [28]. Именно такой статус был присвоен Норильскому лагерю с самого начала, поскольку в вышеуказанном приказе он был напрямую подчинен начальнику ГУЛАГа.

Все эти детали указывают на приоритетное значение Норильского строительства по сравнению с другими крупными экономическими проектами ГУЛАГа. Это не удивительно, поскольку ввиду стратегического значения Норильских месторождений, о котором выше уже шла речь, заинтересованность государства в их как можно более стремительной эксплуатации должна была быть весьма высока. К этому нужно добавить, что особое внимание, уделенное именно строительству Норильского комбината, объясняется также необыкновенно сложными географическими условиями региона, которые делали проект не только экономически важным, но и технически и организационно крайне сложным. В связи с этим необходимо хотя бы кратко остановиться на геофакторах Норильского района, весьма усложняющих освоение этих территорий. Среди них нужно выделить в первую очередь суровый климат, отличающийся долгой зимой, cреднегодовой температурой –10,5°С (самый холодный месяц: январь со средней температурой –30,6°С; самый теплый: июль — +10,5°С), морозами до –50°С, частыми пургой и ураганами [29]. Климатические условия еще усугубляются полярной ночью с отсутствием солнечной радиации на протяжении больше двух месяцев, а также отдаленностью от всех путей сообщения. В то время добраться до Норильска можно было только в период 4-месячной навигации вниз по Енисею до порта Дудинка, расположенного на расстоянии около 2000 км к северу от Красноярска и 100 км к западу от Норильска. Кроме того, можно было воспользоваться Северным морским путем, но тоже только в летнюю навигацию, которая для морских судов тогда длилась только 1,5 месяца [30]. Наконец, особым препятствием для строительных работ являлась вечная мерзлота, которая требовала разработки и применения специальных строительных технологий.

На эти чрезвычайные условия прямо указывается в 9-ой статье цитировавшегося выше приказа № 00239: «В виду особой важности Норильского строительства и нахождения его в исключительно трудных условиях, вменяю в обязанность всем органам НКВД немедленно отвечать на все запросы ГУЛАГа или Норильского лагеря, касающиеся этого строительства».

Из постановления СНК [31] мы впервые узнаем о конкретных масштабах и основных технических данных проектируемого металлургического комбината в Норильске. Более того, в других источниках имеется информация и за последующие годы. Интересно, что из сравнения этих цифр выходит, что первоначальные проектные данные комбината неоднократно подвергались изменениям. Таким образом, можно проследить развитие проекта и получить некоторое представление об особенностях и проблемах Норильского строительства в первые годы:

Таблица 1

Основные проектные характеристики Норильского комбината

Примечания:

* Штейны — каменные сплавы, состоящие из разнообразного в процентном отношении сочетания сернистых соединений меди, железа, свинца, цинка и серебра и идущие в дальнейшую переработку для извлечения металла». (Большая Советская Энциклопедия. Москва, 1933.)

Тот файнштейн, который, по данным 1938 г., должен был производить Норильский комбинат в размере 33830 т в год, должен был содержать: 10000 т никеля, 17175 т меди, 100 т кобаль-та, 6,85 т платиноидов, 18,35 т палладия, так что общее содержание металлов должно было равняться 80,70%. Фактически в 1942 г. содержание металлов в файнштейне достигло 79% (ГАРФ. Ф. 8361. Оп. 1. Д. 40. Л. 64об.).

Источники: ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 481. Л. 194—199; Оп. 57. Д. 53. Л. 224; Ф. 9414. Оп. 1. Д. 29. Л. 52—57; Д. 30. Л. 40—43; Д. 2977. Л. 127—129, 230; Ф. 8361. Оп. 1. Д. 40. Л. 63об.; Ф. 8361. Оп. 1. Д. 56. Л. 23; Ф. 8361. Оп. 1. Д. 95. Л. 4, Л. 72, 73.

Как видно из Таблицы 1, показатели, предусмотренные в 1935 г. и достигнутые в действительности, значительно расходятся. Если постановлением 1935 г. пуск комбината с мощностью 10000 т никеля в год в виде файнштейна намечался на 1938 г., то на самом деле это произошло только в 1942 г., причем выпуск никеля (чернового, а еще не электролитного) только в 1945 г. приблизительно достиг изначально предусмотренного уровня. Впервые официально установленные сроки были сдвинуты постановлением СНК СССР от 26 апреля 1938 г., в котором предполагалось ввести в эксплуатацию первую очередь комбината мощностью 5000 т в год в 1940 г., а закончить строительство — в 1941 г. [32] Однако в документах 1939/1940 гг. уже вообще не говорится, когда комбинат выйдет на проектную мощность; указываются только даты, относящиеся к началу выпуска файнштейна/никеля в незначительном количестве [33].

При этом, правда, необходимо учитывать, что одной из причин отклонения от производственных показателей, намеченных в 1935 г., являлось перепрофилирование комбината. Конкретнее, по планам 1935 г., основным изделием Норильского комбината должен был являться не черновой (анодный), не электролитный (катодный) никель (только последний представляет собой полноценный продукт, который без дальнейшей переработки может быть использован в выплавке стали), а всего лишь полуфабрикат файнштейн, который предполагалось перерабатывать на Красноярском рафинировочном заводе [34]. Однако в ходе разведывательных работ в 1938—1940 гг. в шесть раз увеличились не только разведанные запасы и угля, и никеля (Таблица 1), но и оказалось, что в Норильских месторождениях помимо преобладающих вкрапленных руд со средним содержанием никеля 0,33%, меди — 0,51%, платиноидов — 8,1 г на тонну, находились, хотя и в значительно меньшем количестве, необыкновенно богатые жильные халькопиритовые руды, содержание никеля в которых, по данным 1940 г., в среднем составляло 4,24%, меди — 7,49%, платиноидов — 117,9 г на тонну. В отличие от первой категории руд, которая требовала предварительного обогащения, эти богатые (сульфидные) руды позволяли «... получать металлы непосредственной плавкой, без предварительного обогащения» [35] . В связи с этими открытиями в 1938/1939 гг. было принято решение, что Норильский комбинат, «...первоначально задуманный как опытный...», должен был быть «...расширен и превращен в производственное предприятие» [36] . Следовательно, в 1940 г. проектная мощность комбината определялась уже не в единицах файнштейна, а в «10 т. тонн никеля и 17 т. тонн меди в год», а сметная стоимость возросла с 515 до 1100 млн руб. [37]

В опубликованной в советские времена литературе упоминалось, что технические параметры комбината значительно изменились за вторую половину 1930-х гг., в то же время, по понятным причинам, абсолютно умалчивалось о полном срыве первоначально намеченных сроков завершения строительства. Вместо этого, наоборот, рисовалась картина, в соответствии с которой Норильский комбинат после периода стремительного строительства быстрыми темпами разворачивал свою производственную деятельность [38]. В этом даже не было бы ничего удивительного, если бы задержка пуска комбината действительно объяснялась исключительно перепрофилированием производства. Однако, заметим, этот фактор играл здесь далеко не единственную роль.

Для анализа реального экономического развития Норильстроя в первые годы его существования необходимы более детальные данные. К счастью, здесь можно опереться на прочную источниковую базу, состоящую из ежегодных бухгалтерских отчетов, которые руководство стройки (и, одновременно, ИТЛ) должно было сдавать в вышестоящую организацию. До 1941 г. отчеты направлялись ГУЛАГу, а затем новому производственному главку в составе НКВД — ГУЛГМП (Главное Управление Лагерей горно-металлургических предприятий) [39]. Большинство годовых отчетов Норильского строительства и комбината хранится в Государственном Архиве РФ (ГАРФ). В них содержится немало интересных фактов, т.к. они включают не только чисто производственные данные, но и подробную объяснительную записку за каждый год. В этих документах систематизируются показатели по отдельным этапам строительства и отраслям производства, сопоставляются плановые и реальные показатели, дается общая оценка хода строительства или экономического положения комбината.

При анализе таких документов нам, конечно же, нельзя забывать, что они по сути своей в условиях советской системы экономического планирования и административно-командного управления экономикой играли немаловажную роль в постоянной межведомственной борьбе за определение производственных задач и обязанностей. Другими словами, необходимо учитывать, что при составлении подобного отчета всегда присутствовала заинтересованность отчитывающейся стороны изложить результаты собственной работы в наиболее выгодном свете. Естественно, что в таких условиях невыполнение плановых заданий могло привести к попытке объяснить такие проблемы причинами, независящими от руководства (хотя, нельзя отрицать, что такая ситуация не могла быть на самом деле). Более того, необходимо учитывать «проблему информации», поскольку очевидно, что коммуникация между Москвой и таким, во всех отношениях отдаленном от центра объектом, была значительно затруднена по сравнению со более «стандартными» лагерями и экономическими объектами ГУЛАГа. Это означало, что, с одной стороны, для создания представительной картины о положении дел на месте ГУЛАГу в Москве требовалась подробная, развернутая информация, которую, с другой стороны, полностью проверить было практически невозможно.

По нашему мнению, именно первые годы экономического развития Норильстроя особенно интересны для подробного освещения, поскольку тем самым можно в определенной мере выяснить, чем объяснялась задержка ввода комбината в эксплуатацию. В этот период в Норильске, помимо начинающейся эксплуатации угольных и рудных шахт, велись, главным образом, строительные работы, причем направленные «...почти исключительно на строительство подсобного и вспомогательного хозяйства...» [40] . В этом можно увидеть еще одну причину, почему раннему периоду в литературе уделяется намного меньше внимания, чем более поздним [41]. Но дело не только в этом: забегая вперед, отметим, что первые три года строительства (с середины 1935 г., когда в Норильск прибыла первая партия заключенных — 1200 человек, — и до середины 1938 г.) отличались серьезными проблемами, замедлявшими строительство и приводящими, с точки зрения ГУЛАГа, к неудовлетворительным результатам работы. Избегая уже на этом этапе каких бы то ни было оценок, констатируем, что начальный период развития Норильского строительства точно совпадает с деятельностью его первого руководства во главе с Владимиром Зосимовичем Матвеевым. Этот этап закончился с назначением нового начальника Норильстроя — Авраамия Павловича Завенягина, при котором удалось разрешить большую часть возникших проблем и в основном выйти на плановые показатели. Рассмотрим подробнее этот феномен, для чего обратимся к имеющимся в нашем распоряжении архивным материалам.

2. Развитие Норильстроя с 1936 по 1938 г.

1936 год

Начнем с фактов: из годового отчета Норильстроя за 1936 г. следует, что план капитальных работ строительством не был выполнен [42]. На этот год были предусмотрены реальные капиталовложения в размере 32,915 млн. руб. (по плановым ценам). Фактически они составили всего лишь 25,612 млн. руб. или 77,8% плановых [43]. В частности, план по строительным работам был выполнен всего лишь на 51% [44]. Более того, имел место немалый перерасход по себестоимости строительства: на выполненные работы в размере тех самых 25,612 млн. руб. фактически были истрачены 28,010 млн. руб., т.е. построенное оказалось на 9,4% дороже, чем было запланировано [45]. Еще выше был перерасход средств по снабжению строительства в целом: здесь были предусмотрены 53,877 млн. руб., а фактически истрачено 64,998 млн. руб. или 120,6% запланированной суммы [46].

Что в реальности скрывалось за этими цифрами? Из заключения в отчете Норильстроя известно, что не было начато строительство целого ряда основных объектов (опытно-обогатительной фабрики, второй временной электростанции и пр.), по другим объектам в некоторых случаях строилось не то, что намечалось по плану [47]. Некоторые из этих отступлений от плана, видимо, были оправданы обстоятельствами («необходимостью скорейшего открытия временного ж.д. движения»), но в других случаях специально упоминалось, что это было сделано без разрешения ГУЛАГа [48].

Разумеется, руководству строительства ввиду неудовлетворительных результатов пришлось изложить причины такого положения дел. Действительно, в объяснительной записке к отчету перечисляется ряд фактов в качестве объективных причин возникших осложнений. Так, можно узнать, что серьезным образом сказалась на ходе строительных работ неудача экспедиции из около 40 судов, груженых различного вида материалами. Из-за отсутствия подходящих путей сообщения между Дудинкой и Норильском караван судов был отправлен осенью 1936 г. через Северное море и через реку Пясину до Норильской стройплощадки [49]. Однако основная часть экспедиции не успела вовремя прибыть к месту назначения, так что «.. из 22700 тонн грузов до Валек (ближайший к Норильску поселок на реке Пясина — С.Э.) дошли только 6000 тонн — 1700 тонн возвращены обратно, 15000 тонн оставлены на озере Пясино на зимовку» [50]. Эта неудача повлекла за собой не только недопоставку стройматериалов и оборудования в срок, но и значительный перерасход рабочей силы на погрузочно-разгрузочные работы вследствие скопления грузов в Дудинке. Хотя таких событий, имевших далеко идущие последствия, больше не случалось, оно все-таки в какой-то мере являлось симптоматичным: На ранних этапах строительства не удавалось полностью и вовремя обеспечивать объект необходимыми материалами и оборудованием. Впрочем, это также касалось рабочей силы: согласно отчету, из-за срыва сроков поступления заключенных «...по вине поставщиков и транспортных затруднений» [51], было потеряно около 400000 чел./дней «лучшего строительного сезона» [52].

На этих фактах можно было бы остановиться, если бы к данному отчету не был прикреплен еще один документ — «Протокол совещания хозяйственников Норильстроя и ИТЛ» [53]. По нашему мнению, сам факт приложения такого рода документа к годовому отчету, для составления которого существуют строгие нормы и директивы (притом, что для изложения всех «твердых» фактов, объясняющих основные проблемы объекта, предусмотрена именно объяснительная записка), представляет собой неординарный шаг со стороны руководства строительства. Так как его содержание не менее уникально, ниже приводится более длинная цитата:

«Постановили: Годовой отчет утвердить, отметить, что сами материалы годового отчета и объяснительная записка к нему недостаточно отражают то обстоятельство что строительство работает в совершенно исключительных анормальных условиях: ... В 1935 году в неосвоенную тундру было заброшено незначительное количество людей, при общем недостатке в материальных средствах для подготовки развертывания работ в 1936 году. Этому контингенту приходилось проделывать большую подготовительную работу, связанную с большими потерями времени и энергии на освоение новых тяжелых тундровых условий, жесточайшей пурги, влияние которой на энергию и психику человека, может понять, только, человек на себе испытавший, что значит сохранить необходимую бодрость и рабочую энергию после месяца беспрерывного ветра с силой от 18 до 37 метров в секунду, несущего сплошные тучи снега, так, что всякая видимость теряется на расстоянии 2-х метров и выйдя из балки человек не в состоянии в него вернуться, потеряв всякую ориентацию, жесточайших морозов, доходящих до 53-и градусов ниже нуля, новой обстановки, разбросанности людей по тундре, когда людские поселения в несколько человек должны были обживать новую местность и делать первые приготовления для приема новой рабочей силы, создавать материальные запасы, оборудовать рабочее место. В этих ... условиях, работникам Норильстроя в зиму 1936 г. приходилось вести первые работы по прокладыванию тракторной и гужевой дороги из Дудинки в Норильск ...» [54]

Без сомнения, климат в Норильске был крайне суровым, то же самое можно сказать и о прочих жизненных условиях в 1936 г. Возможно, поэтому об этом следовало специально доложить людям, которые сами ни с чем подобным не сталкивались. Впрочем, и для первого начальника Норильстроя и Норильлага В.З.Матвеева это был первый такой опыт, ведь родился и вырос он в Центральной Азии, а зиму за полярным кругом до своего назначения в Норильск еще ни разу не переживал [55] . Однако, на наш взгляд, данный документ содержит еще нечто больше, чем только наглядную картину тяжелых условий в Норильске. В нем можно увидеть косвенную критику как норм и планов, которые представлялись, исходя из контекста документа, явно нереальными, так и объема выделенных строительству материальных ресурсов.

Для полной картины остается добавить, что кроме чисто внешних причин неудач, связанных либо с природными факторами, либо с сущностью поставленной строительной задачи, руководство Норильстроя изложило и более конкретные обстоятельства. В это связи сообщается о плохом физическом и «моральном» состоянии рабочей силы, т.е. прибывших заключенных, критикуются не соответствующие заполярным условиям плановые лимиты по стоимости, а также недостаточная плановая продуманность и «ведение работ без проектов организации», в результате чего «...большинство работ идут самотеком, без четкого технического и оперативного руководства...» [56]. Только в незначительной мере руководство строительством брало ответственность за результаты отчетного года на себя, говоря о слабом контроле за работой руководителей лаготделений, что привело к недостаточному использованию рабочей силы заключенных, а также о прочих организационных недостатках.

В «Замечаниях по отчету Норильстроя», которые подписаны начальником горного сектора ГУЛАГа НКВД Ахаровым и заместителем начальника финансово-планового отдела ГУЛАГа, мы встречаем несколько иную оценку. Тяжелые климатические условия, правда, здесь тоже упоминаются, и в качестве основных причин невыполнения плана указываются те же самые: «запоздание прибытия рабсилы», «неприбытие стройматериалов и оборудования с Пясинской экспедиции в срок» и вследствие этого «перерасход рабсилы на погрузочно-разгрузочные работы». Но, с другой стороны, сообщается о «неумелом маневрирование рабсилой» (эти слова в документе подчеркнуты красным карандашом) [57]. Кроме этого резко критикуются отдельные общие показатели, например, значительный перерасход средств по снабжению: «Имеющиеся данные не дают возможности выяснить причины крупного разрыва плана снабжения с его выполнением»[58] .

Резюмируя, нужно признать, что анализ итогов 1936 г. руководством Норильстроя, с одной стороны, и компетентными органами ГУЛАГа, с другой, все-таки большей частью совпадает. Однако нельзя не заметить некоторого разрыва между общими оценками перспектив развития Норильстроя ГУЛАГом, с одной стороны, и руководством строительства во главе с В.З.Матвеевым, с другой. ГУЛАГ рассматривал Норильское строительство как хотя и сложный, но, тем не менее, очередной строительный проект, который можно и нужно было завершить в установленные сроки, используя выделенные ресурсы. Поэтому ГУЛАГ оценивал работу Норильстроя так же, как любую другую свою стройку. И хотя влияние чрезвычайных происшествий на итоги 1936 г. в основном осознается, предполагается, что в последующий период при применении соответствующих мер работы можно будет вести запланированными темпами. (В частности, пред-агалось внедрение механизации; повышение производительности труда и квалификации как заключенных, так и вольнонаемных работников; а также установление более строгого контроля за деятельностью Норильстроя со стороны ГУЛАГа [59].) Однако, по сравнению с выводами руководства ГУЛАГа, в отчете Норильстроя, кроме акцентирования серьезнейших проблем, с которыми приходилось бороться на месте, косвенным образом выражены сомнения, удастся ли завершить проект в соответствии с действующими планами.

1937 год

За предыдущий 1936 г. в нашем распоряжении имеется не только отчет комбината, но и сохранившая в документах ответная реакция на него со стороны вышестоящих органов ГУЛАГа, что позволило взглянуть на положение дел в Норильске с двух сторон.

За 1937 г. документальная база еще богаче. Дело в том, что за этот год составлено два отчета: первый — старым руководством во главе с В.З.Матвеевым, а второй — уже новой администрацией во главе с А.П.Завенягиным [60]. Кроме того, и за этот год тоже имеется документ, свидетельствующий о реакции ГУЛАГа на результаты деятельности Норильстроя. Что касается цифр и фактов в этих двух отчетах, то за незначительными исключениями, они большей частью совпадают. Чтобы дать представление о развитии строительных работ, приведем несколько цитат:

«...1937 год должен был явиться годом окончания подготовительных работ. В том году надлежало, в первую очередь, разрешить основной для строительства Комбината вопрос коммуникации строительной площадки с главной снабженческой базой строительства, расположенной на берегу р. Енисея в селе Дудинке». При этом главной задачей являлось завершение строительства узкоколейной железной дороги Дудинка—Норильск уже к первой половине 1937 г. «Это основное производственное задание 1937 года не было выполнено, железная дорога была открыта только в конце октября, в состоянии непригодном к эксплоатации [!] в тяжелых климатических условиях Заполярья [61]. Результатом этого явился срыв всего строительного плана отчетного года...» [62] В связи с этим также не состоялся пуск некоторых ключевых для начала работы комбината объектов, а именно: второй временной электростанции мощностью 3000 КВт, пуск опытно-обогатительной фабрики [63]. По поводу этих двух объектов замечается, что они «...не только не были закончены...», но и «...к концу года, находились в зачаточном состоянии...» [64]

Конкретные цифры за 1937 г. ярко демонстрируют отставание строительства от плановых показателей: всего были реализованы капиталовложения в размере 25296 тыс. руб. вместо запланированных 62000 тыс. руб. или около 40% плановой нормы [65]. Более того, имел место громадный перерасход средств на эти капиталовложения: было истрачено вдвое больше сметы, точнее, 212% запланированных расходов [66]. Комментарии тут излишни — в системе планового управления экономикой, которая основывается на выполнении (при желаемом перевыполнении) планов, с точки зрения центральных экономических ведомств, итоги 1937 г. можно назвать только катастрофическими. При этом следует констатировать, что невыполнение плана в таком размере говорит в пользу предположения, что планы для Норильского комбината в этот период не корректировались в течение отчетного года. Нет никаких намеков на то, что годовой план 1937 г. был подвергнут каким-либо изменениям, когда стало понятно, что выполнить его не удастся.

Какие объяснения сопровождали отчетные цифры? В отчете старого руководства Норильстроя, признается, что «...в первом полугодии и в 3-м квартале, в виду отсутствия стройматериалов, никакого крупного строительства в Норильске не велось» [67]. В качестве причины этого приводится нерешенность транспортного вопроса, т.е. неготовность железной дороги, что, в свою очередь, объяснялось неудачей «Пясинской экспедиции» 1936 г., а также крайне медленными темпами и низким качеством железнодорожных строительных работ [68]. Сверх этого перечисляется ряд проблем со снабжением, которые ставились в вину Москве: «...все основные вопросы снабжения Норильстроя разрешаются в Москве и разрешение их из-за отдаленности, обычно, принимает затяжной характер, а с другой стороны, при нем зачастую недоучитываются специфические условия Норильстроя...» [69]. Здесь прежде всего имеются в виду значительные задержки доставки материалов из-за недоучета особенностей навигации по Енисею, которая продолжалась не более 3,5 месяцев в году [70]. Среди прочих оправданий приводится «нечеткость и несоответствие плановых и сметных нормативов, которыми регулировалась работа Норильстроя...». Старое руководство также жаловалось на нормы выработки для рабочей силы («...несоответствие единых общесоюзных норм условиям Заполярья общепризнанно...»), которые применялись из-за отсутствия каких-либо других. Однако, «...завышенные нормы означают заниженные сметные расценки работ...» [71]

Во втором отчете, составленном новым руководством Норильстроя, акценты при объяснении причин неудач 1937 г. расставлены несколько иначе. Например, после изложения фактов, связанных с огромными затратами на выполненный объем работ, сообщается, что «...перерасход в 37 г. не оправдывается никакими сторонними причинами» [72]. В этой связи особо упоминается чрезвычайно низкая производительность труда на отдельных объектах, в том числе и на строительстве железной дороги. В качестве причин перечисляются «отсутствие на стройке средств механизации, производство трудоемких работ в зимнее время, недостаточное количество квалифицированной рабсилы...» [73]. Что касается проблемы доставки материалов в Норильск, то, хотя и подтверждается, что «перевозки из Красноярска до Дудинки были организованы плохо», указывается, что «количество грузов, завезенных в Дудинку в навигацию 37 года было достаточным для выполнения плана работ по капстроительству, в этой части решение вопроса зависело только от своевременной переброски грузов по жел. дороге в Норильск» [74].

Какой была реакция руководства ГУЛАГа на ситуацию в Норильске? Приведем цитату из протокола заседания балансовой комиссии ГУЛАГа по рассмотрению отчета Норильского строительства за 1937 год под председательством начальника ГУЛАГа Плинера (из контекста следует, что на этом заседании был рассмотрен еще первый вариант отчета): «Неумелое использование рабочей силы повлекло за собой срыв выполнения плана по строительству узкоколейной жел. дор. Дудинка-Норильск ... Директива по снижению стоимости не только не выполнена, но и допущен большой перерасход против сметной стоимости ... [предложение:] Ввиду большого невыполнения плана строительства и громадных перерасходов, производственную и хозяйственную деятельность Норильского строительства признать совершенно неудовлетворительной и бесхозяйственной» [75].

В том же документе уже упоминается новое руководство Норильского комбината под начальством А.П.Завенягина, которое приступило к работе в начале апреля 1938 г. [76] На фоне положения дел на строительстве смена руководства совершенно не удивительна. Конкретно о мотивах снятия с должности первого руководства Норильстроя можно узнать из секретного приказа № 044 НКВД «О работе Норильлаг’а НКВД», который был утвержден буквально накануне этих событий, 9-го марта 1938 г. В нем указывается на невыполнение плана на 1937 г. на всех объектах строительства, в качестве главных причин перечисляются не только «плохая организация труда» и «отсутствие трудовой дисциплины», но и «семейственность» и «пьянство» в среде руководства лагеря. Руководству ГУЛАГа было дано распоряжение разработать план достройки железной дороги до конца 1938 г. [77], ввести для Норильлага систему ежемесячных графиков работы и строго следить за их выполнением, финансировать Норильлаг не под план, а по актам за выполненную работу (видимо, с тем, чтобы предотвращать в дальнейшем неоправданный перерасход средств), укрепить состав руководящих работников и инженерно-технического персонала, объявить начальнику Норильлага Матвееву «строгий выговор и предупредить его, что в случае невыполнения плана на 1-ую полугодию 1938-го г. под суд будет отдан».

Если этот приказ должен был стать предупреждением Матвееву, то он появился слишком поздно, т.к. арестовали первого начальника Норильстроя и Норильлага примерно месяц спустя [78]. А еще через год, 9 апреля 1939 г., военный трибунал Московского округа войск НКВД приговорил Матвеева к расстрелу, замененному лишением свободы сроком на 15 лет [79]. В 1955 г. он был реабилитирован, но уже посмертно.

1938 год

Новое руководство Норильстроя начало свою работу со значительной реорганизации и строительства, и лагеря. Лагерь, «...включая в себя только лагерные подразделения и Отдел Общего Снабжения с торговой сетью при нем» был отделен от строительства, получив самостоятельный баланс [80]. В то же время был создан ряд новых отделов в системе управления комбинатом, в том числе проектно-сметный отдел со штатом до 200 человек, отдел организации труда, технико-производственный отдел, отдел проектирования и организации работ, управление эксплуатации, управление подсобных предприятий и отдел Главного механика [81]. Результаты такой реорганизации структуры строительства и лагеря оценивались положительно: «...она определила совершенно четко лицо и ответственность каждого цеха, подразделения и его целеустремленность». О том, как работало управление строительства до этой реорганизации, дается следующая информация: «...до второго квартала существовали, так называемые “районы” со смешением производственных и лагерных функций...» [82].

Что касается хода строительной деятельности, то в самом отчете дается следующая краткая периодизация 1938 г.:

«1. С января по май включительно — период полного застоя на Норильской площадке, вследствие отсутствия стройматериалов, находившихся в Дудинке невывезенными по причине неготовности железной дороги.

2. С июня по вторую половину августа — период концентрации всех сил на окончание строительства железной дороги в том смысле, чтобы создать ее провозоспособной[!].

3. Сентябрь—декабрь, период нормального грузопотока из Дудинки и полный разворот работ в Норильске» . [83]

В итоговых показателях картина была следующей: сумма реализованных капиталовложений в этом году составляла 51830 тыс. руб. или 103,6% утвержденного плана в размере 50000 тыс. руб., причем при отсутствии перерасхода финансовых средств. Однако нужно отметить, что первоначально в этом году был установлен более высокий план в размере 60000 тыс. руб., который был снижен только в октябре месяце [84]. Тем не менее, достигнутый в 1938 г. уровень капиталовложений был примерно вдвое выше, чем в предыдущем году, так что прогресс в развертывании строительных работ после начала нормального железнодорожного передвижения уже проявился в итогах 1938 г. Это также видно из диаграммы на Рисунке 1, на котором сопоставляются данные по уровню плановых и реальных капиталовложений за 1935—1939 гг.

Рисунок 1
Динамика капиталовложений по Норильскому строительству, тыс. руб.

Источники: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 73; Д. 969. Л. 4; Д. 1118. Л. 16; Оп. 1. Д. 2977. Л. 230об.; Ф. 8361. Оп. 1. Д. 102. Л. 4.

По этим данным можно констатировать, что самый кризисный период Норильстрой прошел до середины 1938 г., хотя, конечно, это не означает, что у объекта больше не осталось проблем. Ведь несмотря на то, что план по строительству на 1938 г. в целом был выполнен, «в части сдачи готовых объектов в эксплоатацию» результаты характеризовались как «совершенно неудовлетворительные». Так, предусмотренный еще в 1938 г. пуск нескольких основных объектов, в частности, временной электростанции II и ряда заводов стройматериалов был отложен до 1939 г. Правда, многие из них были готовы почти на 100% [85]. Частично это было вызвано недостатками планирования, которые подробно разбираются в объяснительной записке к отчету. Отчасти, неоднократные изменения в проектах были просто вызваны изменившимися обстоятельствами. Так, открытие богатых руд, поддающихся плавке без обогащения, привело к перепланировке строящихся заводов [86]. Но с другой стороны, многие технические проекты, подготовленные проектирующей организацией «Союзникельоловопроект», опять оказались непригодными, поэтому в результате, пришлось на месте разработать новые проекты и сметы [87]. Более того, отсутствовал даже стройфинплан, что «...лишало возможности контроля как за правильностью освоения, так и за соблюдением сметной дисциплины» [88]. Этим проблемы строительства не ограничивались. Серьезным узким местом по-прежнему являлось снабжение, особенно лесоматериалами, которые были привезены на стройплощадку в абсолютно недостаточном количестве [89].

Есть еще несколько замечаний, свидетельствующих, что в 1938 г. Норильский объект по многим параметрам все еще находился на ранней стадии становления. Так, аппарат бухгалтерии лагеря, а также аппараты лагерных подразделений «... имели и имеют квалифицированных работников совершенно незначительный процент, большинство аппарата укомплектовано просто грамотными людьми», что приводило к запущенности и запутанности в учете [90].

Также не удавалось оптимально использовать рабочую силу заключенных, поскольку их количество не всегда соответствовало потребностям. Например, к середине года наличие большого количества рабочих, вынудило руководство одновременно начать строительство многих объектов, что, видимо, было не совсем целесообразно. С другой стороны, из-за невыполнения плана в I и II кварталах, строительство нуждалось в дополнительной рабочей силе в последние кварталы года, хотя формально укомплектованность кадрами соответствовала плану [91]. К тому же, если верить отчету, то многие заключенные, привезенные в Норильск, не отвечали потребностям строительства, ибо эта рабочая сила «...в большинстве своем была неквалифицированной, обучение ее проводилось на ходу, в процессе строительства, что ... понижало эффективность выработки и влияло на качество работ» [92].

На этом мы пока заканчиваем анализ экономической деятельности Норильстроя, поскольку на наш взгляд в 1938 г. завершился первый этап развития этого строительства. Последующие годы, обобщенно говоря, отличались сравнительно стремительными темпами строительных работ при параллельном постепенном развертывании производственной деятельности комбината. Единственным чрезвычайным фактором, повлиявшим на это развитие, стала Вторая мировая война, вызвавшая, с одной стороны, временное резкое ухудшение снабжения Норильского комбината, а с другой — значительной рост потребности оборонной промышленности в никеле. Конечно, эти более поздние периоды заслуживают отдельного изучения, однако это выходит за рамки данной статьи. Тем не менее стоит заметить, что таких серьезных отклонений от плановых норм, как во второй половине 1930-х гг., больше не наблюдалось за весь период существования Норильлага.

3. Заключенные Норильлага в первые годы строительства

По архивным документам мы рассмотрели историю первых лет Норильстроя как экономического объекта с его специфическими особенностями и проблемами. При этом практически не затронутыми оказались вопросы, касающиеся жизненных обстоятельств заключенных лагеря. Однако здесь опять встает источниковая проблема: из-за чисто функционального характера документов ГУЛАГа, в них представлена крайне односторонняя информация, тесно связанная с выполнением административных функций соответствующими отделами этого ведомства. А поскольку отчет о жизненных условиях заключенных не входил в обязанности ни одного из отделов ГУЛАГа, по данному вопросу из этих документов можно извлечь лишь косвенную информацию. С другой стороны, воспоминаний бывших заключенных Норильлага за ранний период крайне мало и информация в них настолько фрагментарна, что они тоже не позволяют создать представительную картину лагерных условий в Норильске в рассматриваемое время. По этим причинам в данной статье не ставится задача широко осветить жизненные условия заключенных в первые годы строительства.

Тем не менее, и тема нашего исследования, и заявленный подход требуют рассмотрения имеющихся в нашем распоряжении материалов для попытки ответить на вопрос, в чем заключалась специфика условий Норильлага в этот период. Это необходимо для сравнительного анализа Норильлага с другими лагерями, и, соответственно, Норильстроя с другими объектами экономики ГУЛАГа.

Если в архивных материалах ГУЛАГа содержатся сведения о заключенных, то это чаще всего статистические материалы. Рассмотрим некоторые агрегированные показатели. Сначала, естественно, следует остановиться на вопросе об общей численности заключенных Норильлага. Ее динамика в этот период отражена на Рисунке 2.

Рисунок 2
Численность заключенных по Норильскому ИТЛ

Источники: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1155. Л. 20; Оп. 1д. Д. 358. Л. 1.

Как видно на Рисунке 2, количество заключенных в начальный период Норильлага было сравнительно небольшим, по крайней мере, по сравнению с последующими годами. Так, к середине 1940-х гг. численность заключенных Норильлага составляла уже около 40000 чел., а в начале 1950-х гг., вместе с заключенными Горного лагеря (Особого лагеря №2, организованного в 1948 г. на базе бывших лагерных отделений Норильлага), достигала более 90000 чел.

Изменения численности заключенных характеризуются тем, что после привоза первого малого контингента в 1935 г. и значительного притока летом 1936 г., [93] численность заключенных вплоть до следующего привоза летом/осенью 1938 г. осталась практически неизмененной, за исключением постоянного медленного снижения этого показателя за счет выбывания заключенных по причине, в основном, освобождения и, в меньшей мере, в связи с переводом в другие места заключения. Смертность контингента, как будет показано ниже, в эти годы была сравнительно низкой и не играла существенной роли в этой статистике. Тем не менее такая картина не в полной мере отражает реальность: где-то среди «выбывших» скрывается немалое количество заключенных, которые в действительности стали жертвами массового террора: в октябре/ноябре 1937 г. в Норильске расстреляли 238 заключенных, а с февраля по апрель 1938 г. — 211 человек [94]. Однако в статистике жертвы таких расстрелов особо не отмечались, поскольку числились они не как «умершие», а как «убытия», как будто они сначала выбыли из административной структуры лагеря, а только потом были расстреляны. Практика этих расстрелов выглядела немного иначе: заключенные, которым грозила эта судьба, без всякого предупреждения по ночам тихо будились и выводились сразу на расстрел [95].

Помимо общей численности заключенных, в нашем распоряжении имеется информация об использовании рабочей силы. Некоторые сравнительные данные по распределению рабочей силы за 1937 и 1938 гг. (соответствующий отчет за 1936 г. слишком фрагментарен, чтобы имело смысл его рассматривать) по отдельным видам работ даются в Таблице 2.

Таблица 2
Использование рабочей силы заключенных (з/к) и вольнонаемных (в/н) работников по Норильскому строительству в 1937 и 1938 гг., среднегодовое списочное число чел.

Источники: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 969. Л. 59—62; Д. 1118. Л. 67—68.

Излишне специально упоминать, что заключенные составляли подавляющую часть работников в Норильске. Точнее, в среднем за 1938 г. абсолютное соотношение вольнонаемных и заключенных работников по Норильскому строительству составляло около 1:9. Среднегодовое списочное число заключенных, работавших на комбинате составляло 9203, а вольнонаемных, соответственно, — 1073 чел [96]. Следует отметить, что в отдельных секторах заключенные преобладали даже среди инженерно-технических работников (ИТР). На строительно-монтажных работах, к примеру, в среднем за 1938 г. работали 2499 заключенных и 109 вольнонаемных работников. Общая численность ИТР здесь составляла 254 чел., из них 198 заключенных, а 56 вольнонаемных. Интересно, что даже военизированная охрана в этот период в значительной степени формировалась за счет заключенных: в 1938 г. в среднем в ней числились 217 заключенных и 259 вольнонаемных, а в 1937 г. даже только 118 вольнонаемных против 199 заключенных [97]. При этом на всех приведенных данных за 1938 г. в целом уже сказывалось увеличение численности вольнонаемных работников «... за счет завоза новых работников и за счет освобожденных, которые в период закрытия навигации использовались по вольному найму...» [98]. Если обратиться к данным за 1936 и 1937 гг., то оказывается, что в эти годы доля вольнонаемных работников во всех областях была еще менее значительной. Так, в 1936 г. рабочая сила Норильлага включала 4552 заключенных и только 223 вольнонаемных работников [99], а в 1937 г. — 8658 заключенных и 384 вольнонаемных [100]. В первые годы большая часть вольнонаемных (в 1937 г. 225 из 384 чел.) была занята в управлении и администрации строительства и лагеря. Это соотношение изменилось уже к 1938 г., когда во всех секторах производства количество вольнонаемных работников значительно увеличилось. Однако несмотря на это, на основных работах по-прежнему трудились практически одни заключенные.

Поскольку, как уже упоминалось, по рассматриваемым источникам невозможно конкретно исследовать жизненные условия заключенных, приходится ограничиться некоторыми общими сведениями о состоянии Норильлага того периода. На 1-е апреля 1938 г. он состоял из пяти лагерных подразделений: помимо Норильского лагерного отделения существовали лагерные пункты «Амбарная», «Косая», «Дудинская», «Валек», а также две базы общего снабжения — Норильская и Дудинская [101]. Такая структура подчеркивает, что строительство железной дороги Дудинка—Норильск до этого момента являлось основной задачей Норильстроя. Ведь лагерные пункты «Косая» и «Амбарная» находились на одноименных реках между Норильском и Дудинкой по трассе железной дороги, первая — ближе к Дудинке (12 км), вторая — ближе к Норильску (23 км). Коммунально-бытовые условия для заключенных в Норильске через три года после прибытия первого контингента, видимо, все еще оставались временными. В 1938 г. заключенные в основном жили в палатках, которые «... только со второй половины года ... заменились рублеными и бутовыми домами и то не в полной мере» [102]. Удивительно, но в немногочисленных воспоминаниях бывших узников о первых годах деятельности Норильлага нет сведений, что этот период был в особенности тяжел по сравнению с последующими годами, несмотря на экстремальные условия, в которых оказались первые строители. Более того, бывшие заключенные скорее положительно отзываются о первом начальнике Норильлага Матвееве, что, по всей вероятности, связано с менее жестким обращением с ними со стороны его администрации по сравнению с последующим начальством [103]. Этот факт, конечно, говорит в пользу начальника, при котором, по вышеприведенным цитатам, в администрации лагеря расцвели «пьянство» и «семейственность».

В нашем распоряжении недостаточно источников, чтобы проверить такого рода оценки эмпирическим путем. Хотя есть, пожалуй, один показатель, который в некоторой степени может дать ответ на подобные вопросы — смертность среди заключенных. Статистика Санитарного отдела ГУЛАГа о смертности заключенных в Норильлаге в первые три года представлена в Таблице 3.

Таблица 3
Смертность заключенных по Норильскому ИТЛ, чел.

Источники: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2740. Л. 26, 33, 42, 48, 63.

Более наглядно эти цифры выглядят графически, причем имеет смысл сопоставить данные о смертности с изменением численности заключенных:

Рисунок 3
Смертность заключенных по Норильскому ИТЛ по сравнению с их общей численностью

(от редакции сайта: к сожалению. в исходном тексте статьи рисунок отсутствовал; мы надеемся в ближайшее время получить его от автора) 

Источники: См. источники к Рисунку 2 и Таблице 2.

Перед анализом этих цифр необходимо сделать несколько принципиальных замечаний о достоверности статистики Санотдела. В данном случае мы имеем дело с совершенно функциональной (и, конечно же, совершенно секретной) статистикой. Она непрерывно собиралась для всех ИТЛ и УИТК (Управление исправительно-трудовых колоний) для осуществления основных задач Санотдела — контроля за физическим состоянием заключенных и разработки мер его улучшения, и, наряду с этим, снижения смертности. Поэтому, надежность этих источников можно оценить достаточно высоко [104].

Однако есть основания предполагать, что цифры умерших в Норильске заключенных, как за 1935 г. (за этот год не зарегистрировано вообще никаких смертных случаев), так и в начале 1936 г. не совсем соответствуют реальности. Поводом к тому являются воспоминания одного из бывших заключенных. Рассмотрим их подробнее.

Николай Ермолаев рассказывает, что он в качестве заключенного прибыл в Дудинку 28 августа 1935 г. вместе с контингентом из 1200 чел. [105] Та же самая численность заключенных Норильлага приводится и в статистических материалах ГУЛАГа за 1 сентября 1935 г. [106] Дальше Ермолаев пишет о другом контингенте из 300 чел., который «...уже пораньше прибыл...» в Дудинку, но затем был отправлен к будущему лагерному пункту Валек. Однако «...в Енисейской губе они попали в шторм. Их баржа разломилась, и 300 человек, находившиеся в трюме, оказались в ледяной воде. Все выбрались на берег, их потом собирали ... Эти 300 заключенных, принявших ледяную купtлю, в первую же зиму (1935—36) стали умирать. На всех трех лагпунктах появились кладбища» [107]. Если эта информация верна, то упомянутые здесь 300 заключенных никак не появляются в статистике ГУЛАГа [109], а потому отсутствуют сведения о смертности этого контингента — ведь по данным ГУЛАГа с сентября 1935 по июнь 1936 г. в Норильске умерло всего лишь 4 чел. Учитывая, что эти события, описанные непосредственным участником лагерной жизни, а именно: авария баржи с первыми заключенными и появление первых кладбищ в лагере — неординарные, можно предположить, что автор воспоминаний не мог ошибаться. Причем есть еще два намека, которые в некоторой мере подтверждают описания Ермолаева и вызывают сомнение в точности статистики численности заключенных, а возможно и смертности, за 1935—1936 гг.: в двух местах в литературе пишется о том, что первые заключенные, предназначенные для Норильского ИТЛ, прибыли в Дудинку уже 1 июля 1935 г. [109] Впрочем, это также означало бы, что первые заключенные по всей вероятности должны были быть отправлены в путь несколько раньше, чем был принят приказ о создании Норильского ИТЛ (25.06.1935 г.). Из-за отсутствия других источников, правда, невозможно установить какие-либо связи между этой информацией и тем самым «первым контингентом» из 300 человек, о котором сообщал Ермолаев, так что пока ничего другого не остается, как считать этот вопрос еще окончательно не решенным.

Естественно, эти факты в некоторой степени ставят под сомнение комплектность статистики Санотдела ГУЛАГа по смертности за этот период. Однако мы считаем, что вышеизложенные факты не опровергают данных этого источника в целом. Поэтому учитывая возможность существования ошибок и пробелов в статистике Санотдела ГУЛАГа и признавая необходимость дальнейших попыток их ликвидировать, мы все-таки считаем нужным использовать эти данные.

Итак, из графика на Рисунке 3 видны периодические колебания смертности в Норильлаге. Заметно, что показатель повышался в первые зимние месяцы к концу 1936 и 1938 гг., что указывает на сезонные причины смертности. Но с другой стороны, очевидно, что этот фактор здесь не основной, так как зимой 1937/38 гг. смертность, наоборот, достигала самого низкого уровня за весь год. В связи с этим приобретает значение следующее обстоятельство: наиболее высокая смертность наблюдается в 1936 и 1938 гг. после прибытия больших контингентов новых заключенных, а в 1937 г. такого привоза не было. Учитывая этот факт, можно выдвинуть гипотезу, что непропорционально высокую долю всех умерших в эти зимние месяцы составляли вновь прибывшие заключенные. Дальше можно сделать вывод, что причинами повышения смертности среди этих заключенных в первую очередь стали не общие тяжелые условия лагерной жизни в Норильлаге, особенно в зимний период (иначе смертность зимой 1937/38 гг. должна бы быть такой же, как и в 1936/37 и 1938/39 гг.), а, прежде всего, ослабленное состояние, в котором уже находились многие только что прибывшие заключенные, не приспособленные к условиям Крайнего Севера. Если исключить этот фактор из анализа и рассматривать только смертность тех заключенных, которые уже некоторые время находились в Норильске, то показатель для них, соответственно, получается более низким.

Теперь чтобы адекватно оценить смертность в Норильлаге в рассматриваемый период, необходимо выбрать данные, пригодные для сравнения. В нашем случае, проблема заключается в том, что сопоставление смертности в лагере с общим показателем смертности по всей стране не привело бы к правильной картине, ведь заключенные не представляли собой выборку населения, репрезентативную по демографическому составу. Среди них было мало людей, входящих в группы с повышенной смертностью, например, пожилых. Поэтому нам представляет более обоснованным сравнивать между собой данные по смертности по различным лагерям. И хотя в таком случае можно сделать только относительные выводы, ими можно реально пользоваться, поскольку сравнительному изучению были подвергнуты подобные объекты.

В Таблице 4 сопоставлена годовая смертность в Норильлаге с соответственными показателями за все исправительно-трудовые лагеря.

Таблица 4
Смертность заключенных по Норильскому ИТЛ по сравнению со всеми ИТЛ ГУЛАГа (% умерших з/к от их среднесписочного годового состава) 

Источники:

* ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2740. Л. 34, 43, 49, 62, 85. Расчет производился следующим обра-зом: годовая смертность = сумма всех умерших за год / среднегодовой списочный состав з/к.

** Там же. Д. 2740. Л. 27, 34, 43, 49, 62, 85. Метод расчета: см. примечание *.

*** Там же. Д. 2883. Л. 114, 116. Способ расчета данных неизвестен.

Каким бы ни был метод расчета показателя, в обоих случаях смертность в Норильлаге в изучаемый период оказывается значительно ниже средней по всем ИТЛ ГУЛАГа. Особенно остро это проявилось в 1938 г., когда в среднем по всем лагерям наблюдался в некотором роде пик смертности (который, правда, был намного превышен в военные годы). В Норильске за этот год ничего подобного не наблюдается, как и вообще здесь не проявлялась динамика смертности, характерная в целом для ГУЛАГа.

Из анализа смертности за 1936—1938 гг. следует, что жизненные условия заключенных Норильлага (в данном случае это означает совокупность всех параметров, от которых зависит выживание человека в лагере: питание, жилищно-бытовые условия, условия работы, вещевое довольствие и обмундирование и т.д.), очевидно, не были настолько тяжелыми, чтобы вызывать очень высокую смертность. Можно предполагать, что эти условия были в некоторой степени лучше, чем в других лагерях ГУЛАГа, что способствовало относительно низкой смертности, хотя в условиях весьма сурового климата, можно было бы ожидать как раз противоположного феномена.

Данные за 1939/1940 гг. включены в Таблицу 4, чтобы показать, что после смены начальства и глубокой реорганизации лагеря и комбината показатель смертности заключенных, находясь до этого на достаточно низком уровне, больше не улучшился, а, наоборот, несколько повысился. Необходимо добавить, что некоторое повышение смертности в Норильлаге в 1939 г., также, как и рассмотренные выше колебания в 1936 и 1938 гг., можно объяснить прежде всего привозом большого нового контингента, очевидно находящегося в плохом физическом состоянии. Тем не менее остается фактом, что смена руководства лагеря и строительства весной 1938 г. не оказала такого положительного влияния на жизненные условиях заключенных, как это произошло в экономической сфере.

Что вообще можно сказать о конкретных изменениях в жизни заключенных, связанных с деятельностью нового руководства? Кроме реорганизации администрации лагеря и комбината, были приняты меры, которые, безусловно, способствовали резкому увеличению темпов строительства. В связи с этим ужесточался режим заключенных, проводились меры по повышению дисциплины. Был издан ряд приказов по борьбе с отказом от работы и саботажем, включая немедленное строительство «бараков усиленного режима» (БУР) и карцеров, включая перевод заключенных, «при отсутствии особых обстоятельств» выполнявших производственные нормы менее, чем на половину, на штрафной паек [110]. Если такие меры сопоставить с существенными нарушениями режима со стороны определенных групп заключенных, прежде всего уголовников, и той неразберихой в администрации некоторых лагерных отделений, о которых говорят отдельные источники, то кажется, что они были умеренными [111]. Но такие оценки необходимо делать осторожно, имея в виду, что нет объективных возможностей измерить такое понятие, как «строгость лагерного режима», тем более при отсутствии широкой источниковой базы. Ведь одна и та же мера, принятая руководством лагеря, например, более систематическое применение наказаний для заключенных, нарушавших установленный в лагере порядок, может с одной точки зрения казаться обоснованной и оправданной, если речь идет о наведении порядка (иногда даже в интересах большего контингента заключенных, т.е. для их защиты), а с другой точки зрения может быть рассмотрена как явно репрессивный шаг, нацеленный на повышении эффективности принудительного труда. Более того, даже с чисто экономической точки зрения невозможно посчитать, насколько ужесточение режима повлияло на улучшение экономических показателей работы Норильстроя при новом руководстве.

* * *

В заключение подведем некоторые итоги исследования.

В первой части статьи было показано, что освоение Норильских месторождений для СССР представляло собой проект всесоюзного экономического значения; перспективы проекта были настолько многообещающими, что политическое руководство страны не могло оставить эту идею без внимания. Это обстоятельство — наряду с тем фактом, что первые меры к эксплуатации объекта были приняты уже в 1920-е годы — свидетельствует, что в данном случае конкретная экономическая задача была поставлена уже перед тем, как ее выполнение было поручено ГУЛАГу. Правда, сложно оценить, в каких рамках можно было бы ее реализовать, используя только вольный труд. Тем не менее, мы не имеем дело с объектом, который был инициирован только из-за наличия рабочей силы заключенных.

Решение возложить строительство Норильского комбината на ГУЛАГ, безусловно, было предопределено сложившейся в предыдущие годы практикой осуществления подобных проектов с использованием принудительного труда. В таком случае, когда принимается решение по уже существующему образцу, сложно определить, насколько в тот момент еще играли роль фундаментальные соображения о целесообразности подхода использования принудительного труда. Тем не менее, поскольку практика поручать ГУЛАГу подобные проекты сложилась из опыта других крупных строек, руководство страны имело основания предполагать, что задача строительства Норильского комбината за счет принудительного труда будет успешно решена. Таким образом, имеется основание утверждать, что это решение было продиктовано, прежде всего, экономическими соображениями.

Что касается изменений, которые претерпел первоначальный проект строительства Норильского комбината, то они были обусловлены изменившимися геологическими параметрами месторождения, а задержка со сроками завершения строительства — затяжным характером работ. Как и следовало ожидать, географические, и, прежде всего, климатические условия в Норильске крайне неблагоприятно повлияли на осуществление проекта — в особенности на начальном этапе. В результате, вопрос снабжения стройки приобретал во всех отношениях ключевое значение. Именно его нерешенность была основной причиной срыва плановых показателей вплоть до лета 1938 г., причем главным узким местом всей Норильской стройплощадки оказалось крайне медленно продвигающееся строительство железной дороги Норильск—Дудинка.

Эти трудности объяснялись рядом причин. Свою роль сыграли неудача «Пясинской экспедиции», а также просчеты центральных ведомств, которые не сумели адекватно оценить местные условия при планировании строительства. Но в то же время, по-видимому многое определила неспособность первого руководства Норильстроя эффективно управлять строительством и рационально использовать имеющиеся ресурсы для решения ключевых проблем. Негативное влияние также оказали нехватка квалифицированных кадров и отсутствие должной дисциплины в администрации лагеря и комбината в первые три года строительства.

Анализируя полученные выводы, интересно отметить, что среди проблем Норильского строительства первых лет почти не проявляется специфика строительства как объекта именно ГУЛАГа, т.е. объекта с использованием принудительного труда: он выглядит обычным объектом, при работе на котором приходится решать сложные, но при правильном подходе выполнимые, технические и управленческие задачи. Исключением являются только неоднократные упоминания руководства строительства о недостаточной квалификации и трудоспособности заключенных, а с этой проблемой сталкивались и другие крупные стройки, реализовавшиеся без использования труда заключенных в разгар советской индустриализации 1930-х годов.

В целом суть проблем в Норильске заключалась не в использовании принудительного труда, а в степени эффективности управления объектом в целом, за что, в конечном счете, отвечала администрация строительства и лагеря. Если при первом руководстве в Норильске действительно царила дезорганизованность, то в 1938 г. было продемонстрировано, что с тем же контингентом заключенных можно достигнуть плановых показателей. Таким образом, подтверждается предположение, что Норильстрой с самого начала функционировал как чисто экономический объект. Использование труда заключенных было всего лишь одним из элементов производственной системы, необходимым для решения экономических задач.

В этом контексте в третьей части работы оценивается положение заключенных Норильлага на протяжении первых трех лет строительства. В отличие от экономических аспектов функционирования объекта, в этой проблематике многое не поддается систематическому изучению. Поэтому в работе зафиксированы лишь наиболее общие факты: численность контингента заключенных, его распределение по различным секторам работ, относительно низкая смертность в первые годы Норильлага, некоторые изменения лагерного режима в 1938 г. Причем, если речь идет о заключенных, не нужно объяснять, что судьба каждого из них определялась сугубо индивидуальными факторами: статья и срок осуждения, статус в официальной, но еще в гораздо большей степени, в неофициальной лагерной иерархии, вид работы, на которую направляется заключенный, его физическая конституция и, возможно, специальность, и т.д. По этой причине, возможности делать далеко идущие обобщения здесь ограничены, так как они могут неадекватно отражать историческую реальность. Данная работа не претендует на широкий охват проблемы, однако можно утверждать, что из изложенных в ней наблюдений можно извлекать селективные выводы в контексте используемого экономического подхода. Если при такой постановке вопроса проанализировать факты широкого использования заключенных на административных должностях, проведения мер по ужесточению режима в целях повышения производительности труда, некоторого повышения смертности с приходом нового руководства комбината, то все они тоже свидетельствуют о том, что заключенные Норильлага на первой стадии строительства комбината действительно фигурировали исключительно в качестве рабочей силы, или трудового ресурса, который нужно было использовать как можно оптимальнее для максимального извлечения из него пользы. Эту же гипотезу подтверждает анализ лагерного режима и динамики смертности заключенных, который с учетом организационных и управленческих проблем Норильстроя в 1936—1938 гг. позволяет сделать вывод, что первое руководство плохо справлялось со своими задачами. Возможно, именно этим объясняется, что наряду с ослаблением режима и дисциплины, в этот период наблюдалась достаточно низкая смертность среди заключенных.

Более того, из вышесказанного выходит, что вопросы режима и обращения с заключенными в Норильске были подчинены, прежде всего, экономическим соображениям. Это включает в себя, что в рамках планомерного функционирования объекта мотивы политического плана играли второстепенную роль.

Примечания

1. Этот момент, пожалуй, является наименее сложным и наиболее изученным. Периодизацию истории ГУЛАГа, учитывающую в первую очередь экономический аспект, что особенно ценно в контексте данного исследования, предлагают, напр.: Джекобсон М., Смирнов М.Б. Система мест заключения в РСФСР и СССР. 1917—1930 гг. // Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. Справочник. М., 1998. С. 10—24; Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Система мест заключения в СССР. 1929—1960 гг. // Указ. соч. С. 25—74; Хлевнюк О.В. Принудительный труд в экономике СССР, 1929—1941 гг. // Свободная мысль. 1992. № 13. С. 73—84.
2. См. подробно: Урванцев Н.Н. Открытие Норильска. М., 1981; а также: Ильин А.С. Промышленное освоение Таймыра // Общество «Мемориал». Региональное объединение «Сибирь»: Норильская Голгофа. Красноярск, 2002 г. С. 8—16.
3. См. Лебединский В.Н., Мельников П.И. Звезда Заполярья. М., 1971. С. 11.
4. Советский Таймыр. 1933. 30 мая. Цит. по: Львов А.Л. Норильск. Красноярск, 1985. С. 28
5.  В частности: постановление СНК СССР № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г., а также первые годовые отчеты строительства (Государственный Архив Российский Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 4-28. Там же, Д. 968. Л. 1-46)
6. Здесь и далее цитирование документов дается в их исходной орфографии.
7. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 481. Л. 194—199.
8. Ниже будет показано, как разведанные данные о сырье в Норильске в течение двух лет увеличились в шесть раз.
9. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 29. Л. 54. Разумеется, как абсолютные, так и относительные данные такого рода подвергаются изменениям в зависимости от хода разведывательных работ.
10. Российский Государственный Архив Экономики (далее — РГАЭ). Ф. 9022. Оп. 3. Д. 1694. Л. 16.
11. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 29. Л. 53.
12. Постановление СНК СССР № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г. // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 481. Л. 195.
13. Там же.
14. Специальная проектная контора «Союзникельоловопроект» была организована в Ленинграде только в 1935 г. на базе бывшего института «Гипроникель», чтобы проектировать новые никелевые предприятия в СССР (См.: Миронов А.А.: 25 лет никелевой и кобальтовой промышленности Советского Союза и перспективы ее развития // Научно-техническое Общество Цветной Металлургии: Двадцать пять лет никелевой промышленности СССР. М., 1959. С. 5—14, здесь: стр. 7—8).
15. Впрочем, проект был передан на строительство всего лишь в апреле 1937 года. Более того, он оказался неудовлетворительным и не был утвержден Главстройпромом и Главэнерго НКТП. Об отсутствии проекта, а потом о его неполноте и плохом качестве имеются многочисленные свидетельства в годовых отчетах комбината. Этот фактор значительно тормозил ход строительства (см., напр.: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 2об.; Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 1118. Л. 6).
16. Постановление СНК СССР № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г., ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 481. Л. 195.
17. Российский Государственный Архив Социально-политической Истории (далее: — РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 3. Д. 891. Л. 41—42.
18. Там же. Л. 42.
19. Рассказов Л.П., Упоров И.В. Использование и правовое регулирование труда осужденных в российской истории. Краснодар, 1998. С. 61—62. Цитата из письма Орджоникидзе взята из: Кузьмин С.И. От ГУМЗа до ГУИНа // Преступление и наказание. 1997. № 5. С. 11
20. Скорее, это было не в марте — за этот месяц в повестках заседаний Политбюро тема Норильска не упоминается — а 13 мая 1935 г. (См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Л. 14.).
21. Львов А.Л. Указ. соч. С. 28—29; см. также: Лебединский В.Н. Мельников П.И. Указ. соч. С. 13—14.
22. Лебединский В.Н. Мельников П.И. Указ. соч. С. 14.
23. Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Указ. соч. С. 30—33.
24. Следует отметить, что большинство приказов НКВД в эти годы, разумеется, подписывалось не самим народным комиссаром, а одним из его заместителей (см.: Кокурин А.И. Петров Н.В. ГУЛАГ: Структура и кадры // Свободная Мысль. 2000. № 2. С. 113.)
25. Джекобсон М., Смирнов М.Б. Указ. соч. С. 18—19; Смирнов М.Б., Сигачаев С.П. Шкапов Д.В. Указ. соч. С. 25—26.
26. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. Справочник. С. 382—385.
27. Смирнов М.Б., Сигачаев С.П., Шкапов Д.В. Указ. соч. С. 38—39.
28. Там же. С. 39. Не упоминается здесь Северо-Восточный ИТЛ, относящийся к лагерям «Дальстроя», которые в 1938 г. тоже находились в прямом подчинении ГУЛАГа, но помимо этого имели особенный административный статус в составе треста «Дальстрой», который, в свою очередь, напрямую подчинялся НКВД (см.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 382).
29. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 29. Л. 54.
30. РГАЭ. Ф. 8704. Оп. 1. Д. 949. Л. 3об.
31. Постановление СНК СССР № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г., ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 1. Д. 481. Л. 195.
32. Данное постановление опубликовано в: Экономика ГУЛАГа и ее роль в развитии страны, 1930-е годы: Сб. док. Сост. М.И.Хлусов. М., 1998. С. 88—89.
33. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2977, Л. 231об.; Д. 29. Л. 57; Д. 30. Л. 43.
34. См. соответствующий абзац постановления СНК № 1275-198сс. от 23-го июня 1935 г: «7. Обязать НКТП: ... д) Обеспечить к середине 1938 года окончание строительства рафинировочного завода в Красноярске для переработки Норильского файнштейна и получения из него 10 тыс. т никкеля [!] в год и соответствующего количества меди, кобальта, платины и палладия». Поэтому Лебединский ошибается, когда пишет, что первоначально была предусмотрена переработка Норильского файнштейна на Волге (Лебединский В.Н. В сердце рудного Притаймырья // Вопросы истории. 1978. № 1. С. 205).
35. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 30. Л. 40.
36. Эдельханов Ю.Л. Совершенствование технологии производства Норильского Горно-металлургического комбината // Двадцать пять лет никелевой промышленности СССР. Материалы Научно-технического совещания, посвященного 25-летию никелевой промышленности СССР (4—5 августа 1958 г., г. Верхний Уфалей). Москва 1959. С. 74. О датировке этого решения см. ниже в разделе «Развитие Норильстроя с 1936 по 1938 г.: 1938 год».
37. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 30. Л. 41.
38. В этом духе написаны практически все прежние публикации, посвященные развитию Норильстроя и Норильского комбината, в частности: Рябчиков Е. Пламя над Арктикой. М., 1959; Дарьяльский В.А. Норильску — 25 лет. Норильск, 1960; Лебединский В.Н. Мельников П.И. Указ. соч.; Лебединский В.Н. В сердце рудного Притаймырья; он же: Никель для фронта // Вопросы истории. 1981. № 5. С. 181—185; Колесников Б.И. Форпост индустрии в Сибирском Заполярье. 50 лет Норильскому горно-металлургическому комбинату им. А.П.Завенягина. Красноярск, 1985; Львов А.Л. Указ. соч. Краткий обзор истории комбината см. также: Важнов М.Я. Большой Норильск: история социально-экономического развития (1960—1985 гг.) // Отечественная история. 1994. № 6. С. 74—75.
    Впрочем, все советские работы по этой теме (т.е. за исключением статьи М.Я.Важнова) отличаются не только таким упрощенным, селективным взглядом на первые этапы развития Норильского комбината, но и — что является еще более симптоматичным — в них ни одним словом не упоминается о существовании Норильлага.
39. См.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 108—109. Предшественником ГУЛГМП НКВД было Управление горно-металлургической промышленности ГУЛАГа НКВД, организованное на основе приказа НКВД СССР № 19 от 14. января 1940 г. В тот момент в состав УГМП входил один Норильский комбинат, в первом квартале 1940 г. к нему присоединился комбинат «Североникель», занятый эксплуатацией рудников и выпуском продукции никеля в Мончегорском краю (см.: ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 4. Д. 2016. Л. 8).
40. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 29. Л. 55.
41. Причем следует отметить все-таки одну работу, посвященную Норильстрою в самые первые годы его существования: Венсеносцева Т. Создание опорной базы для строительства НГМК. Норильлаг при В.З.Матвееве // Норильский Мемориал. Вып. 4. Октябрь 1998 г. С. 23—25.
42. За 1935 г., вернее: за второе полугодие этого года, еще не был представлен бухгалтерский отчет. Выполненный в этот срок объем работ составлял 6,54 млн. руб. (ГАРФ. Ф. 8361. Оп.1. Д. 102. Л. 4.)
43. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 73.
44. Там же. Л. 93.
45. Там же. Л. 75.
46. Там же. Л. 76.
47. Так, например, строились вместо постоянных причалов в порту в Дудинке, и вместо постоянных железнодорожных мостов временные (Там же. Л. 73).
48. Там же. Л. 74.
49. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 975. Л. 16. О подробностях этих событий см. также: Кублицкий Г. Ходили мы на Пясину... // Сибирские огни. 1968. № 12. С. 127—139.
50. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 9.
51. Там же. Л. 2об.
52. Там же. Л. 74.
53. Там же. Л. 2—3. Совещание проходило 20 марта 1937 г. под председательством В.З.Матвеева, начальника ИТЛ и строительства.
54. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 2.
55. Лебединский В.Н. Мельников П.И. Указ. соч. С. 22.
56. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 2об.
57. Там же. Л. 74.
58. Там же. Л. 76.
59. Там же. Л. 83.
60. Первая версия годового отчета: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 968 (Объяснительная записка, подписанная Матвеевым, без даты: Л. 1—46). Вторая версия годового отчета: Там же. Д. 969. (Объяснительная записка от 2 января 1939 г., подписанная Завенягиным (Л. 2—17).)
61. О том, что это означало, сообщает В.А.Дарьялский. По его словам, в этот период «поезда ходили до Дудинки по несколько суток» (Дарьяльский В.А. Указ. соч. С. 16. Напомним, что расстояние от Норильска до Дудинки составляет около 120 км.) Впрочем, первый поезд из Норильска в Дудинку ушел уже 16 мая 1937 г. (РГАЭ. Ф. 8704. Оп. 1. Д. 948. Л. 14.), а в обратную сторону — 18 мая 1937 г. (Дарьяльский В.А. Указ. соч. С. 16.) Тем не менее, из данных отчета однозначно выходит, что с этой даты еще далеко не началось постоянное движение.
62. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 968. Л. 2.
63. Там же. Д. 969. Л. 4.
64. Там же. Л. 5.
65. Сумма капиталовложений за 1937 г. несколько отличается в разных документах. В первом отчете отведенные для этого строки не заполнены (Там же. Д. 968. Л. 14), во втором — один раз указывается 26226 тыс. руб., или 42,3% от запланированных 62000 тыс. руб. (Там же. Д. 969. Л. 4), а другой раз — 22566,2 тыс. руб. («выполненный объем работ в плановых ценах») (Там же. Л. 6). В то же время в отчетах за последующие годы дается цифра 25296 тыс. руб., именно она использована в работе, т.к. она встречается в нескольких отчетах, например, за 1941 г. (Там же. Ф. 8361. Оп. 1. Д. 10. Л. 19), и можно предположить, что эта цифра окончательная.
66. Это соотношение указано во втором отчете за 1937 г. (ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 969. Л. 6): «...фактические затраты составили 47897,8 тыс. руб.», в качестве базовой величиной здесь фигурируют 22566 тыс. руб. плановых расходов (см. предыдущее примечание). Причем перерасход по строительным работам составлял около 150% (Там же). Примерно такие же данные даются и в первом отчете (Там же. Оп. 1д. Д. 968. Л. 6).
67. Там же. Л. 19.
68. Там же. Л. 2.
69. Там же. Л. 3.
70. Там же.
71. Там же. Л. 45.
72. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 969. Л. 6.
73. Там же. Л. 10.
74. Там же. Л. 8.
75. Там же. Л. 108.
76. Завенягин был назначен на пост начальника Норильстроя приказом № 840лс НКВД СССР от 8 апреля 1938 г. (Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ: Структура и кадры. Статья седьмая // Свободная мысль. 2000. № 3. С. 106.). Причем его назначение было утверждено только на заседании Политбюро 25 апреля 1938 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 998. Л. 15.)
77. В приказе указано «до конца 1937-го года», что, скорее всего, опечатка.
78. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 339.
79. Кокурин А.И., Петров Н.В. Указ. соч. // Свободная мысль. 2000. № 3. С. 107—117; Притча о Норильске. Б.м., б.г. С. 7. (Постсоветская публикация Музея освоения и развития Норильского промышленного района.)
80. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 1118. Л. 6.
81. Там же. Л. 9.
82. Там же. Л. 6.
83. Там же.
84. Там же. Л. 5, 9.
85. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 1118. Л. 10.
86. Там же. Л. 7. А также см. выше в разделе «История проекта строительства Норильского комбината».
87. Там же. Л. 6.
88. Там же. Л. 7.
89. Там же. Л. 12.
90. Там же. Л. 20.
91. Там же. Л. 10.
92. Там же. Л. 13.
93. Разумеется, ежегодный привоз заключенных в Норильск мог быть осуществлен только в короткий летний период навигации по Енисею.
94. См. Трофименко И.Н.: Норильский исправительно-трудовой лагерь: отбор контингента и уровень смертности заключенных (1935—1950 гг.) // Общество «Мемориал». Региональное объединение «Сибирь»: Норильская Голгофа. Красноярск 2002 г. С. 30—39. Здесь: С. 37. Подобные цифры см. также: Норильский Мемориал. Вып. 3. Октябрь 1996. С. 26. Там также приводится копия соответствующего приказа Красноярского УМВД о немедленном исполнении 158 приговоров.
95. Описания таких событий см.: Караваев А. Не могу простить // Норильский Мемориал. Вып. 1. Апрель 1990. С. 11; также: воспоминания Федора Исааковича Винтенса // Архив Московского Научно-информационного и просветительского центра «Мемориал». Ф. 2. Оп. 2. Д. 11. Л. 36.
96. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 1118. Л. 67об., 68об. В эту статистику входили все работники строительства (и лагеря), которые ему подчинялись, включая все виды производства, администрацию, военизированную охрану, медицинский персонал и т.д. Впрочем, соотношение между заключенным и вольнонаемным составами Норильского комбината в следующие годы постепенно менялось. В ранние 40-е годы оно составляло примерно 1:4, а к середине 40-х уже около 1:3. За этой тенденцией, правда, стоит и тот факт, что подавляющее большинство «вольнонаемных» работников — это были освобожденные заключенные, продолжающие работать на Норильском комбинате на более или менее добровольной основе (большей частью в силу того, что им не разрешался выезд из Норильска, а также из-за отсутствия других профессиональных перспектив).
97. Там же // ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 969. Л. 59—62.
98. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 1118. Л. 23.
99. Там же. Д. 854. Л. 78, 81.
100. Там же. Д. 969. Л. 59—62.
101. Там же. Д. 1118. Л. 20.
102. Там же. Л. 23. См. также: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 854. Л. 80.
103. Напр., см.: Ермолаев Н. Записки левого леповца // Норильский Мемориал. Вып. 1. Апрель 1990. С. 9; Антипова А. Национальность: заключенный [интервью с Чухманом Б.С., з/к Норильлага с 1936 до середины 1940-х гг.] // Норильский Мемориал. Вып. 3. Октябрь 1996 г. С. 14.
104. Более того, есть возможность сравнить статистику Санотдела с другой, дополнительной статистикой по смертности, которая велась Учетно-распределительным отделом (УРО) ГУЛАГа. Эта параллельная статистика тоже имела, в свою очередь, функциональный характер, ибо задачей УРО являлась регуляция потоков заключенных и их распределение среди всех ИТЛ/УИТК. Так как соответствующая статистика неизбежно велась в форме балансов, т.е. фиксировалось «прибытие» и «убытие» заключенных, смертность представляла собой лишь одну балансовую статью, которой невозможно было манипулировать, не нарушая общего равновесия баланса. Это еще более убедительная причина, по которой такую статистику можно считать достоверной. Проблема раннего периода состоит в том, что для этих лет еще нет отдельной статистики УРО о смертности в Норильлаге. Но если за более поздние годы, например 1940-е, сопоставить данные УРО и Санотдела, выясняется, что показатели почти совпадают. Точнее, в документах УРО и в статистике Санотдела практически равны данные об умерших за один год — небольшие отклонения между ними являются редкими исключениями. Зато имеются существенные отклонения в помесячной статистике, которые, однако, взаимоуничтожаются за год в целом. Этот говорит о том, что Санотдел и УРО обладали независимыми друг от друга источниками для составления статистики. Хотя эта проблематика еще требует дальнейшего, тщательного анализа, в наших глазах эти обстоятельства на данный момент подчеркивают, что принципиально можно исходить из достоверности этих источников.
105. Ермолаев Н. Указ. соч. С. 8.
106. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1155. Л. 20.
107. Ермолаев Н. Указ. соч. С. 8.
108. По документам УРО ГУЛАГа численность заключенных в Норильлаге составляла: на 01.10.1935 г. — 1200 чел., на 01.01.1936 г. — 1251 чел., на 01.04.1936 г. — 1255 чел. (ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1155. Л. 20.)
109. Тарадов Д. ГУЛАГ как составная часть экономики тоталитарного государства // Норильский Мемориал. Вып. 4. Октябрь 1998 г. С. 59. Эту информацию проверить невозможно, потому что автор не дает никаких ссылок на источник. То же самое относится к работе С. Щеглова С. (Город в таймырской тундре // Енисей. Литературно-художественный альманах. № 20. Красноярск, 1957. С. 140—153), в которой можно прочитать, что «первые сто строителей Норильского комбината» прибыли в Дудинку уже 1-го июля 1935 г. (Указ. соч. С. 144). Однако, здесь не ясно, идет ли речь о заключенных.
110. См.: Венсеносцева Т. Указ. соч. С. 24.
111. Там же.

Экономическая история: Ежегодник. 2003.-М., 2004. С.140-176