«…Я думаю, что главный герой XX века – палач, а не жертва. Но мы больше
знаем, слушали жертв, и почти ничего нам не осталось от палачей. Они утаили,
спрятали главный опыт века».
Светлана Алексиевич
Эпоха 1929–1941 гг. является самым драматическим временем советской истории. В эти годы большевистское правление террором достигло своей высшей степени, цена жизни людей резко снизилась. Перелом и смена эпох, постоянные политические рывки и метания, жесточайшие преследования инакомыслящих и уничтожение целых социальных слоёв, колоссальные экономико-культурные изменения, кристаллизация сталинской диктатуры заставляют обращать на себя самое пристальное внимание.
В 30-е годы роль и значение органов ОГПУ-НКВД были столь огромны, что научный и общественный интерес к этому периоду их деятельности сохраняется в полной мере. В первую очередь отечественные исследователи вот уже два десятилетия изучают репрессивные аспекты деятельности политической полиции. Весьма полно изучены репрессии в отношении крестьянства, военных, политиков, интеллигенции, священнослужителей. Однако исследование собственно деятельности и аппарата репрессивных органов пока находится в начальной стадии, что в первую очередь связано с недоступностью основных ведомственных документов. В связи с этим применительно к 30-м годам до сих пор нет обобщающих трудов по истории ОГПУ-НКВД центра и регионов.
Слабая информированность общества о преступлениях прошлого приводит к таким тревожным вещам, как постепенная юридическая реабилитация уничтоженных при Сталине чекистов руководящего звена – активных проводников массового террора. Так, в 1994 г. был реабилитирован нарком внутренних дел Мордовии С. М. Вейзагер, в 2001 г. – начальник Особого отдела НКВД В. С. Агас. Реабилитированы многие сибирские чекисты: в 1997 г. – помощник начальника УНКВД по Иркутской области М. В. Рогожин, в 2002 г. – начальник Кочковского РО УНКВД по Алтайскому краю М. И. Станкевич, в 2003 г. – начальник Юргинского РО УНКВД по Новосибирской области Ф. Д. Бойтман (1).
В современной исторической публицистике распространяются теории антисоветских «заговоров» генералов, троцкистов, сионистов и прочие «достижения» конспирологического подхода к прошлому, как правило, склоняющиеся к оправданию репрессий и возвеличиванию Сталина. Если раньше «улучшить» историю и обелить Сталина пытались лица, выражавшие протест против разрушения СССР и отказа от коммунистической идеи, то сейчас, когда внутреннее и внешнее положение страны гораздо устойчивее, чем в 90-х годах, читателя питают идеей о том, что у стремительно возрождающейся России должна быть героическая история, пронизанная борьбой с опаснейшими, зачастую невидимыми внутренними и внешними врагами. Разговор о трагических страницах прошлого демагогически объявляется выгодным только недругам государства.
У общества пытаются отнять возможность серьёзного обсуждения самых острых проблем отечественной истории, тем самым отрицая его зрелость и способность рассуждать здраво.
Чекисты нуждаются в особом исследовательском внимании потому, что это был самый закрытый отряд советских чиновников, много лет не без успеха предлагающий общественности собственный и крайне тенденциозный взгляд на свою деятельность и кадры. Только сегодня документальная база расширилась настолько, что стало возможным изучать внутреннюю жизнь ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ, в т. ч. и особенности кадрового состава органов госбезопасности. Также есть определённая возможность заглянуть в святая святых любой спецслужбы – организацию агентурной работы, без анализа которой немыслимо сколько-нибудь основательно судить о подоплёке деятельности органов безопасности. Агентурная работа и кадры – вот главные чекистские тайны, которые до сей поры тщательно охраняются архивистами ФСБ и МВД. Неудивительно, что именно эти проблемы являются основными сюжетами нашей книги, призванной показать внутреннюю жизнь «органов» в наиболее жестокий период их работы.
Очевидно, что без доступа к основному делопроизводству органов безопасности невозможно показать механизмы их функционирования с необходимой полнотой. Тем не менее анализ опубликованных к настоящему времени источников и исследований даёт очень ценную информацию. Доступные архивные материалы партийных и чекистских органов позволяют существенно дополнить факты, касающееся агентурно-оперативной работы, и особенно сведения, относящиеся к кадровой истории ОГПУ-НКВД. На основе архивных данных нами будут рассмотрены и важные аспекты репрессивной политики, а также взаимоотношения карательных органов с партийными инстанциями.
Стремясь в наиболее значимых подробностях показать функционирование машины сталинского террора на территории Сибири, мы считаем необходимым сосредоточиться на рассмотрении следующих основных проблем. Анализ структуры, функций и кадров ОГПУ-НКВД позволит проследить и объяснить изменения в строении карательного механизма на протяжении 30-х годов, его кадрового наполнения. Изучение агентурно-оперативной работы поможет близко увидеть и оценить те методы, с помощью которых осуществлялись контроль и прямые репрессии в отношении населения СССР. Сосредоточение на так называемых «массовых операциях» позволит бросить взгляд на самые крупные карательные акции ОГПУ-НКВД, в том числе и в отношении деклассированных элементов, оценить масштабы демографического урона. Изучение места «органов» в структуре власти поможет сделать выводы о системе взаимоотношений компартии с её «передовым вооружённым отрядом».
И, наконец, пристальное внимание к психологии, быту и нравам чекистов даст возможность увидеть в кадрах ОГПУ-НКВД их человеческое наполнение и понять, что же такое настоящий чекист.
В территориальном отношении нас интересуют полномочные представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому и Восточно-Сибирскому краям, управления НКВД по Западно-Сибирскому, Восточно-Сибирскому, Алтайскому и Красноярскому краям, Новосибирской, Омской, Иркутской и Читинской областям. Поскольку обширные территории Сибири продолжительное время входили в состав Уральской области и ДальнеВосточного края (Тюменская и Читинская области), нами привлекался материал по уральскому и дальневосточному регионам. Для сравнения использовались опубликованные и архивные данные по другим областям и республикам СССР.
Наше мнение о том, что Сибирь 20-х годов являлась в известной степени полигоном для отработки самых крупных репрессивных кампаний (2), как представляется, может быть приложено и к эпохе 30-х годов. С другой стороны, этот огромный и удалённый от центра регион обладает достаточным набором типических черт, делающих изучение его карательных органов вполне представительным для общей оценки деятельности чекистских структур.
Историография деятельности ОГПУ-НКВД 30-х годов в советское время была скупой и ни в коем случае не анализировала конкретных следственных дел или какой-то репрессивной статистики, за исключением отдельных упоминаний о цифрах «раскулаченных» или арестованных «кулаков». В не раз переизданной монографии Д. Л. Голинкова, доведённой до начала 30-х годов, использовались большей частью опубликованные источники (3), а основным печатным продуктом в регионах являлись мемуарные, нередко беллетризованные очерки, в панегирических тонах написанные доверенными журналистами со слов чекистов-ветеранов и обычно публиковавшиеся в юбилейных сборниках, посвящённых тому или иному управлению КГБ. Относительно подробно говорилось о борьбе с «кулацкими восстаниями» начала 30-х годов и уголовным бандитизмом, глухо упоминалось разоблачение в 30-е годы шпионов, диверсантов и вредителей, обычно без конкретного времени, фамилий и фактов. Вопросы структуры и кадров затрагивались лишь отрывочно.
Для литературы о чекистах последних двух десятилетий характерен биографический уклон, поскольку открывшиеся партийные архивы дали возможность изучать личные документы работников ОГПУ-НКВД. Особое место занимает капитальный биографический справочник Н. В. Петрова и К. В. Скоркина, посвящённый чекистам-руководителям 1930-х гг., большое значение имеет также справочник по системе и кадрам ГУЛАГа (4).
В 2007 г. вышли две биографии Н. И. Ежова – совместный труд Н. В. Петрова и М. Янсена, английский вариант которого появился пятью годами ранее, а также книга А. Е. Павлюкова (5). При этом работа Павлюкова в известной степени повторяет исследование Петрова и Янсена и во многом опирается на аналогичные источники из архивов ФСБ и ЦК ВКП (б), однако не содержит ссылок на книги авторов, писавших о Ежове ранее (таких, как Б.Б. Брюханов, В. Некрасов, А. Полянский, Б. Соколов, Н. Шошков и др.). Многие документы, использованные и обозначенные Павлюковым архивными сносками (например, на с. 139, 203, 204, 210, 211, 223, 305–306, 309, 315, 321, 329–330, 333, 347, 356–357, 389–390, 399, 441, 489–494, 519), давно опубликованы. Следует отметить, что аналогично работают с документами и трудами предшественников работники ФСБ О. Б. Мозохин, Л. А. Наумов, А. М. Плеханов. Вообще, для современной исследовательской литературы очень характерно вольное обращение с авторскими приоритетами.
Для наиболее серьёзных работ о чекистах характерны попытки основательного осмысления процессов, проходивших в недрах карательной машины. Подробный рассказ о работе и деятелях Кунцевского РО УНКВД по Московской области в годы террора содержит исследование А. Ю. Ватлина. В последние годы харьковским историком В. А. Золотарёвым выпущено несколько биографических книг о чекистах Украины, отличающихся очень богатым фактическим содержанием и объективностью оценок. В его исследованиях о В. А. Балицком, А. И. Успенском, крупных чекистах Харьковской области и руководящем аппарате СПО ГПУ-НКВД УССР приведены уникальные документальные свидетельства об агентурно-оперативной деятельности, структуре и кадрах ВЧК-НКВД Украины, репрессиях, в т. ч. в отношении самих чекистов (6).
Среди описываемых В. А. Золотарёвым работников госбезопасности есть немало лиц, работавших и в органах ОГПУ-НКВД Сибири.
Сибирские чекисты нередко фигурируют в новейших исследованиях историков других регионов. Большой объём информации о видных чекистах 20–30-х годов содержится в очерковой книге А. А. Папчинского и М. А. Тумшиса (7), к сожалению, отмеченной обилием ошибок, опечаток, недостаточно обоснованных суждений, а также отсутствием справочного аппарата. Содержащиеся в ней жизнеописания «сибиряков» Н. Н. Алексеева, Г. А. Молчанова, К. Ф. Роллера и др. являются весьма ценными. В книге М. А. Тумшиса «ВЧК. Война кланов» содержатся подробные биографии сибирских чекистов В. П. Журавлёва и П. В. Чистова, даны биографические справки на ряд других «отметившихся» в Сибири деятелей карательной системы.
В последние годы опубликовано много материалов о структуре и кадрах ОГПУ-НКВД, истории ГУЛАГа, тех или иных репрессивных кампаниях. Помимо справочника Н. В. Петрова и К. В. Скоркина «Кто руководил НКВД», в последние годы подборки чекистских биографий можно найти в целом ряде публикаций (8). Значительный подобный материал обнародован составителями фундаментальной серии «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД».
К сожалению, большая часть современной литературы о чекистах носит поверхностно-тенденциозный и околонаучный характер. Невысоким качеством отличаются сочинения ведомственных историков, которые имеют доступ ко многим документам ОГПУ-НКВД, но обычно ограничиваются их пересказом и совершенно некритически повторяют чекистские оценки 20–30-х годов. Очень характерна в этом отношении последняя книга О. Б. Мозохина (9). В ней поражает абсолютное отсутствие ссылок на какие-либо работы историков, а также предложение – под видом самой объективной – официозной и неполной статистики репрессий, испорченной грубейшими авторскими искажениями и опечатками.
Во многих книгах последнего времени, авторами которых выступают лица, близкие к ФСБ, проводники сталинского террора превозносятся как герои-патриоты. Чекист В. В. Кочетков, работавший в 1937–1938 гг. начальником ДТО ГУГБ НКВД Восточно-Сибирской и Орджоникидзевской железных дорог, в 1940 г. был осуждён на 5 лет за нарушения законности, а затем амнистирован и участвовал в боевых действиях в немецком тылу. В недавно вышедшей биографии чекиста Д. Н. Медведева, написанной Т. К. Гладковым, о кровавом прошлом Кочеткова нет ни слова; напротив, о нём сказано как о невинной жертве произвола одной-единственной лукавой фразой: «В период массовых репрессий Кочетков был осуждён к длительному сроку лишения свободы» (10).
Популярность воззрений шовинистического толка привела к появлению вульгарно антисемитских работ. Так, бывший сотрудник МВД СССР Н. Г. Сысоев сосредоточился на биографиях чекистов-евреев (братьях Берманах и др.), усиленно подчёркивая их происхождение и обращая разоблачительный пафос именно против них (11). Огорчает, что узник ГУЛАГа и нобелевский лауреат А. И. Солженицын в известной работе «200 лет вместе» не удержался от соблазна привести ряд броских фамилий якобы крупных чекистов-евреев (мифического сибирского Троцкого и др., не существовавших в действительности), без сносок позаимствованных из книги одиозного публициста А. Дикого (12).
В республиках бывшего СССР прекрасно себя чувствуют остепенённые апологеты «научного антисемитизма». Профессор Андижанского госуниверситета Узбекистана Р. Шамсутдинов в своей монографии о коллективизации в Средней Азии особо подчёркивает, что региональные руководители «израильского происхождения» (в их число включён и чекист-латыш Г. П. Матсон) правили «законопослушными азиатами» через своих марионеток Ф. Ходжаева, А. Икрамова, Н. Айтакова и др.
Также Шамсутдинов, как отмечает сочувствующий автору рецензент, делает вывод о том, что «Сталину приходилось довольно туго оттого, что руководители силовых и карательных органов… связанные с международным сионизмом, проявляли недозволенную самостоятельность и “самодеятельность” в отношении спецпереселенцев, применяя к ним беззаконие и беспредел» (13). Украинский историк большевистского террора С. И. Билоконь, доктор наук и лауреат Государственной премии им. Т. Г. Шевченко, усиленно пытается доказать, что резкое преобладание среди видных чиновников ВЧК-НКВД Украины 1920–1930-х гг. лиц неарийского происхождения является свидетельством «еврейского господства» в республике (14).
В Сибири первые (и далёкие от научного подхода) публикации о региональных органах ОГПУ-НКВД относятся к концу 60-х годов. Маскируя участие чекистов в массовом терроре, авторы пытались доказать, что органы безопасности и в 30-х годах успешно выявляли врагов народа (15). В барнаульском сборнике, вышедшем в 1987 г., утверждалось, что в 1930-х гг. на территории края «была обезврежена группа немецких шпионов, созданная сотрудниками германского консульства в г. Новосибирске, ликвидирован ряд вредительских гнёзд в народном хозяйстве» (16).
Единственной темой, при раскрытии которой осторожно разрешалось критиковать массовые репрессии, была коллективизация. Во второй половине 80-х годов появились научные издания, в которых этот процесс показывался более критически, нежели в прежние годы. Например, в монографии Н. Я. Гущина и В. А. Ильиных было кратко указано на репрессивную составляющую политики в деревне, подчёркнуто, что термин «кулак» превратился в политический ярлык, оправдывавший репрессии (17). Тем не менее авторы указывали на повсеместное наличие «кулацких» антисоветских организаций и широкое вредительство, пресечённые «органами».
Для современной сибирской историографии органов ОГПУ-НКВД характерно преобладание документальных публикаций над исследовательскими. Очень большой объём информации, основанный на изучении следственных дел 30-х годов, обнародован в местной периодике – как массовой, так и научной. Однако значительную часть опубликованных книг и статей отличают невысокий теоретический и эмпирический уровень, недостаточная опора на архивные материалы, большое количество ошибок и неточностей. Нельзя не заметить, что среди книг о чекистах количественно преобладают труды краеведческого характера.
Исследование политических репрессий и деятельности ОГПУ-НКВД в Сибири началась, как и во всей перестроечной России, с газетных очерков о репрессированных лицах, в т. ч. чекистах – как палачах, так и жертвах. Внимание к личностям чекистов можно заметить в очерковой книге прокурора Ю. А. Якунина (18), где, правда, фамилия начальника УНКВД по Омской области К. Н. Валухина с целью защиты «тайны личной жизни» передана как Валуцкий, а его помощник Г. Н. Саенко, впервые упомянутый ещё А. И. Солженицыным в «Архипелаге Гулаг», фигурирует как Стаенков (с. 100, 102). При этом фамилии других чекистов Якуниным названы верно. Интересный и новый материал о чекистах приведён в книгах Л. П. Белковец, В. К. Гавриленко, В. Ф. Гришаева, В. М. Запецкого, В. М. Самосудова, В. Н. Уйманова, А. П. Шекшеева (19) и др.
Этапным событием стало появление в конце 1997 г. обобщающей монографии С. А. Папкова о сталинском терроре в Сибири (20). В ней осмыслен большой архивный материал, сделан вывод о сознательности террористической политики и её происхождении из идеологии большевизма. Для автора очевидно, что политические репрессии представляли собой как метод управления, так и способ «улучшения» социального состава общества. Им впервые приведены важные цифровые данные о масштабах репрессий на территории края, рассказано о множестве крупных сфабрикованных дел против внутрипартийной оппозиции, крестьян, интеллигенции, партизан, военных, партийно-советской и чекистской номенклатуры, даны сведения о лагерной системе. С. А. Папков отметил принадлежность многих руководителей ОГПУ-НКВД Сибири к латышскому национальному клану, заметный вклад полпреда ОГПУ Л. М. Заковского не только в осуществление террора, но и в теоретическое обоснование «раскулачивания» и принципы организации крестьянской ссылки.
Книга С. А. Папкова вот уже более десятилетия активно востребована исследователями. В связи с этим следует отметить надуманность претензий В. И. Исаева и А. П. Угроватова (21) к авторской оценке личности Л. М. Заковского. Опираясь на факты определённой умеренности Заковского до осени 1929 г. в сравнении с экстремистскими требованиями бороться с «кулаком» со стороны местного партийно-советского руководства, Исаев и Угроватов именуют беспощадного Заковского «достаточно сложной» фигурой. В связи с этим авторами критикуется взгляд Папкова, охарактеризовавшего Заковского – якобы без документальных подтверждений – как «совершенно аморального типа, исполнителя самых грязных сталинских поручений в Сибири». На деле монография С. А. Папкова содержит вполне достаточное количество фактов террористической деятельности Заковского, усердно следовавшего указаниям ЦК ВКП (б) и Лубянки.
Высоким научным уровнем отличается монография С. А. Красильникова о крестьянской ссылке в Западной Сибири в 1930-е годы (22), подводящая итоги многолетней плодотворной работы автора – ведущего специалиста в области изучения террора против сибирского крестьянства. Книга оценивает масштаб репрессий, подробно показывает строительство, функционирование и кадры системы спецпоселений ОГПУ-НКВД.
Однако большинство литературы о чекистах Сибири носит частный, публицистически-вторичный характер, нередко предлагая старые мифы о работе органов безопасности. В книге Л. В. Кураса о чекистах Бурятии (23) предпринята попытка дать материал по всей истории данного регионального управления ФСБ. Но книга основывается на скудной и случайной источниковой базе, опираясь в основном на опубликованные факты, а также немногочисленные материалы ФСБ и госархива Бурятии, причём единственная сноска на ГА РФ (с. 84) оказалась позаимствована из монографии С. А. Папкова «Сталинский террор в Сибири».
Присвоив фрагмент исследования Папкова, где говорилось о содержании докладной записки Заковского о принципах «кулацкой» ссылки, Курас ошибочно сделал адресатом данного документа не ОГПУ, а Сибкрайком (с. 76). Идейно же Кураса вдохновлял такой сомнительный источник, как сочувственно им цитируемые статьи из «Советской России», провозглашавшие, что спасение России – в некоем «православном сталинизме» (с. 119, 122, 123).
Непонимание рядом исследователей сути провокационной агентурно-оперативной работы чекистов хорошо видно в содержательной книге Д. Л. Доржиева о восстаниях в Бурятии (24), где совершенно некритично оцениваются документы следственных дел на участников крестьянских мятежей начала 30-х годов. Автор стереотипно повторяет чекистские формулировки из обвинительных заключений о том, что в таких-то сёлах возникали заговорщицкие организации, и после массовых арестов оставшиеся на свободе участники поднимали восстание. Между тем очевидно, что восстания были непосредственным следствием именно массовых репрессий в отношении мифических «заговорщиков».
Обычным делом в небрежно изданных книгах В. М. Бушуева, Л. И. Гвоздковой, М. А. Ефремова, И. Н. Кузнецова, М. С. Шангина (25) и др., а также и в гораздо более основательной монографии Л. П. Белковец является искажение судеб, фамилий и инициалов работников ОГПУ-НКВД. В книге В. Н. Уйманова дано явно заниженное количество расстрелянных в 1933 г. на территории Томской области – 17 чел.
Однако акт о расстреле участников «заговора в сельском хозяйстве» говорит о том, что только по этому делу в Томске 30 апреля 1933 г. было казнено 104 чел (26).
Особенно грубыми ошибками пестрит книга Л. И. Гвоздковой о репрессиях в Кузбассе. В ней приводится совершенно фантастическая цифра репрессированных в 1933–1934 гг. по делу томской «Партии народных героев Польши» – якобы более 3.000 чел. (с. 183), А. И. Успенский ошибочно фигурирует в качестве начальника УНКВД ЗСК, М. С. Богуславский – как бывший председатель Сибревкома (с. 183, 220), а кузбасский чекист И. Ф. Золотарь, амнистированный в годы войны и в 1973 г. выпустивший очередную книгу мемуаров, значится осуждённым к расстрелу в 1950-е годы (с. 373). Гвоздкова с преувеличением оценивает численность следственного аппарата УНКВД ЗСК на 1937 г. в 2.000 чел. и произвольно утверждает, что к уголовной ответственности в 1938–1939 гг. было привлечено не более 1 % от этого числа (с. 220). Ею искажены фамилии и инициалы работников карательной системы Ф. И. Автономова, И. И. Баркова, А. Ф. Блимбергса (фигурирует как Длимберго!), А. И. Божданкевича, А. М. Волосского, Я. Н. Дробниса, С. С. Корпулева, Д. К. Салтымакова (с. 183, 210, 212–215, 217, 337).
Региональные юбилейные выпуски, подготовленные сотрудниками ФСБ в последние 10–12 лет, очень низкого качества и содержат крайне мало информации. В сборниках управлений ФСБ, вышедших в Барнауле и Новосибирске, допущены грубые ошибки даже при перечислении начальников управлений – пропуски, отождествление руководителей госбезопасности и органов МВД (27). Невысоким качеством отличается подготовленная сотрудниками ФСБ подборка биографий руководителей ОГПУ-НКВД Бурятии, где, в частности, аббревиатура ЧПО (части пограничной охраны) расшифровывается как совершенно фантастический «чрезвычайный политический отдел». Напротив, работники УМВД по Кемеровской области выпустили серьёзную книгу, в которой налицо немало ценных материалов и чекистских биографий (28).
Для книг, составленных новосибирскими работниками ФСБ, характерно повторение сталинских мифов о заговорах и кулацких мятежах. В одной из них говорится о подлинности «заговора в сельском хозяйстве», по которому в 1933 г. расстреляли ок. 1.000 чел., в другой – восставшие в 1931 г. против «раскулачивания» крестьяне, часть которых была реабилитирована ещё в 1969 г., именуются бандитами, зато осуждённый за фабрикацию громкого «детского дела» в Кузбассе А. Г. Луньков представлен парадным портретом как герой войны (29). В этих изданиях также бросается в глаза предельно отстранённое отношение к трагедиям прошлого.
В посвящённой новосибирской межкраевой школе НКВД книге спокойно перечислены в качестве опытных наставников её преподаватели второй половины 30-х годов – наиболее активные организаторы террора вроде М. И. Голубчика, Н. Х. Мелехина, А. Н. Печёнкина, И. Б. Почкая – без указаний на то, что Голубчик был расстрелян за участие в терроре, Мелехин успел застрелиться, Печёнкин подлежал аресту, но спасся от наказания в связи с началом войны, а Почкай – уволен из «органов» в 50-х годах (при этом у большинства перечисленных чекистов инициалы и фамилии оказались искажены). Среди выпускников-отличников 1939 г. с гордостью перечислены С. А. Демочкин, Н. И. Дёшин, Г. И. Колеватов, И. А. Маркелов, С. В. Патракеев, зарекомендовавшие себя активными участниками репрессий. Там же констатируется, что в 1937–1938 гг. в деятельности НКВД наблюдались «серьёзные ошибки», устранённые после известного постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. (30).
В книге М. А. Ефремова утверждается виновность в заговорщицкой деятельности лиц, проходивших по крупному делу 1930 г. «Чёрные» и реабилитированных полвека назад. Работники УФСБ по Кемеровской области, подготовившие в 2003 г. сборник о чекистах Кузбасса, уверены, что на территории области со времён гражданской войны «активно действовала и широко разветвлённая эсеровская организация, насчитывавшая до 2000 активных членов. Центром этой организации являлся город Мариинск. В последующие годы и особенно в период коллективизации не репрессированные участники этих банд и формирований организовывали массовые контрреволюционные кулацкие выступления, совершали террористические акты против сельского актива, выпускали листовки антигосударственного содержания, занимались поджогами» (31).
В современной сибирской краеведческой и чекистской литературе нередко восхваляются активисты террора, вроде В. В. Балыгина, А. Г. Лунькова и И. Я. Юркина, а кемеровских чекистов И. Я. Голубева и Ф. Д. Бойтмана некоторые публицисты пытаются представить противниками репрессий (32). Таким образом, значительная часть новейшей литературы сообщает тенденциозные, а нередко ложные сведения как о жертвах репрессий, так и о проводниках террора.
Автору данного исследования принадлежат несколько работ по истории органов госбезопасности Сибири 30-х годов, опубликованных в 1997–2008 гг. Это статьи о повседневной работе управления НКВД Запсибкрая – Новосибирской области во второй половине 1930-х гг., их роли в «массовых операциях» 1937–1938 гг., о деятельности заместителей начальников политотделов МТС и совхозов по работе ОГПУ-НКВД, о процедуре исполнения смертной казни в 20–30-х годах, а также биографии видных чекистов Сибири и их жертв (33). Расширенный вариант статьи об исполнении смертной казни вышел отдельным изданием (34).
В этих работах приведён большой массив архивных сведений как о репрессивной деятельности чекистов, так и о внутренней жизни ОГПУ-НКВД, психологии и быте оперсостава, даны цифры арестов и расстрелов в Западной Сибири осенью 1937 г., особо изучены некоторые категории чекистов (заместители начальников политотделов МТС и совхозов по оперработе, а также коменданты – исполнители смертных приговоров), рассмотрены репрессии против самих чекистов. В них помещён материал по многим сфабрикованным делам, сделаны выводы о сознательном приобщении работников карательной системы к массовым казням периода 1930–1938 гг., опровергаются заниженные официальными источниками цифры расстрелянных по СССР в 1933 г. Предлагаемая книга является логичным продолжением как предыдущей нашей работы ««Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ Сибири в 1918–1929 гг.», так и статей, посвящённых периоду 1930-х – начала 1940-х гг.
Источниковой базой исследования являются архивные документы, а также многочисленные опубликованные источники: сборники документов, газетные материалы, мемуарные свидетельства. Очень большой объём документов из чекистских архивов обнародован в документальных сериях и сборниках последнего десятилетия (35). Это позволяет получить важную информацию о структуре и кадрах органов ОГПУ-НКВД, агентурно-оперативной работе, репрессиях, системе лагерей и спецпоселений, месте карательных органов в партийно-государственном аппарате.
В сибирских регионах опубликован большой массив партийно-чекистских документов, преимущественно касающийся политических репрессий в отношении крестьянства, национальных и религиозных меньшинств. Особенно активно подобные сборники публикуются в Новосибирске и Томске (36). Очень ценными являются опубликованные в Кемерове материалы контрольных парторганов Кузбасса, в которых зафиксировано много информации о работниках ОГПУ-НКВД. Репрессиям в отношении сибирских немцев посвящён документальный сборник барнаульского исследователя А. А. Фаста (37). Большой объём документации опубликован в десятках Книг памяти жертв политических репрессий, которые публикуются в регионе с начала 1990-х гг. Данные Книг памяти на 2,6 млн репрессированных собраны на электронном носителе, выпущенном «Мемориалом» в 2007 г. (38).
Основная часть серийных документальных сборников, подготовленных в Москве, отличается должным научным уровнем. Досадные ошибки присутствуют в капитальном сборнике документов сталинской канцелярии, где помещён фрагмент неправильно датированной записки М. П. Фриновского Сталину (документ № 376), которая относится к 8 декабря 1937 г., а не к 8 декабря 1938 г., а в заголовке документа № 204 вместо наркомвнудела БССР Б. Д. Бермана фигурирует его брат М. Д. Берман.
Также следует отметить ошибочность поправки в тексте циркуляра ГУЛАГа о «чекистском обслуживании спецпереселенцев», сделанной составителями серии «История сталинского Гулага», когда во фрагменте, говорящем о передаче агентуры из системы ОСП в РО ОГПУ или оперсектор ОГПУ, вставлен ненужный союз «в», обессмысливающий чекистскую установку: «В необходимых случаях следует передавать и [в] агентуру» (39). Многие биографии чекистов, опубликованные в томах серии «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», грешат серьёзными ошибками и неточностями. Но документы, опубликованные в регионах, особенно в 90-е годы, зачастую выходили просто в «голом» виде, с грубыми искажениями и без каких-либо комментариев.
Например, книга И. Н. Кузнецова «Репрессии 30–40-х гг. в Томском крае», вышедшая в 1991 г., представляет собой перечень фамилий репрессированных, к которому подвёрстан ряд ценных, но небрежно оформленных и неоткомментированных документов. Публикуя информационно очень важный приговор в отношении осуждённых за репрессии 13 чекистов, составитель в заголовке указал, что они являются сотрудниками неназванного окружного отдела НКВД. Такое нарушение правил оформления документальных публикаций понадобилось Кузнецову для того чтобы в тексте не фигурировал Ямало-Ненецкий окротдел, посколько он был частью Омского УНКВД и с формальной стороны не мог иметь отношения к заявленному составителем Томскому региону. Также автор объединил в один список все фамилии чекистов, обнаруженные им в документах, представив в качестве активных фальсификаторов и сугубо второстепенных работников, а также исказил ряд инициалов (40).
Аналогичным образом составлена другая документальная публикация И. Н. Кузнецова «Без грифа “секретно”», вышедшая в Новосибирске в 1997 г. и содержащая подборку документов о советской репрессивной практике, по-прежнему лишённых какого-то бы ни было комментария.
Парадоксальным образом доцент Белорусского госуниверситета И. Н. Кузнецов – автор многих учебных и учебно-методических пособий вроде «Научное исследование», «Методика подготовки и защиты диссертации» и пр. – в своих публикациях обошёлся не только без каких-либо комментариев, но даже без архивных ссылок.
В условиях, когда доступ к документам спецслужб в России крайне затруднён, особо следует отметить активную публикаторскую деятельность украинских исследователей, в трудах и документальных сборниках которых обнародовано большое количество ценнейших документов ВЧК-НКВД (41).
Чекисты оставили немало мемуаров, обычно крайне тенденциозных.
Начальник УМГБ по Томской области Я. С. Турчанинов повествовал о создании барнаульским ссыльным троцкистом Л. С. Сосновским заговорщицких групп и о шпионских резидентурах 30-х годов в Омске и на ст. Тайга, бывший замначальника Особотдела ГУГБ НКВД СибВО М. М. Портнягин – о кулацких повстанческих организациях начала 30-х годов в Тарском округе ЗСК. Более информативной является опубликованная в советское время документальная повесть чекиста А. Г. Керина о повстанцах в Хакасии «Леший выходит на связь» (42), ставшая основой для фильма 1981 г. «Не ставьте Лешему капканы».
Важными для нашей работы были уникальные по широте охвата воспоминания видного чекиста М. П. Шрейдера, пока опубликованные лишь частично. Очень большую ценность имеют воспоминания вдовы комиссара ГБ С. Н. Миронова Агнессы Мироновой, отличающиеся добросовестностью и хорошо проверяемые по известным источникам (43).
Остальные мемуары нами привлекались с большой осторожностью.
Критического отношения требуют к себе достаточно информативные чекистские рассказы, записанные кемеровским литератором В. Г. Рудиным.
А в мемуарах экс-председателя КГБ СССР В. А. Крючкова содержатся полностью ложные сведения о якобы истреблении омских чекистов: «В 1937 году, например, был расстрелян практически весь личный состав Омского управления НКВД за отказ участвовать в репрессиях» (44).
Историки «органов» при допуске к делам внутреннего делопроизводства скорее всего столкнутся с проблемой нехватки архивных оперативных материалов. Положение архивов госбезопасности оказалось трагичным – они стали жертвой нескольких секретных кампаний по чисткам. Огромные потери чекистские архивы (включая и тыловые) понесли в годы войны: так, осенью 1941 г. масса материалов панически была сожжена на Лубянке, а фонды столичного управления НКВД оказались затоплены при перевозке на барже. Многие архивы при невозможности их эвакуировать были уничтожены в зоне боевых действий. Пропала и часть следственных дел, например, на репрессированных в 1936–1938 гг. старейшего большевика Сибири В. Д. Вегмана и секретаря Усть-Абаканского райкома ВКП (б) И. К. Монташкевича, которые были по возможности восстановлены в период реабилитации (45).
Узнать точно, какие категории источников утеряны навсегда, до сих пор невозможно. Основные удары по архивам КГБ пришлись на середину 50-х годов, когда были сожжены многие миллионы дел, включая и сотни тысяч архивно-следственных, подлежавших постоянному хранению (46), и на начало 90-х. Особым приказом 19 января 1955 г. МВД СССР велело уничтожить имевшиеся в его архивах прекращённые следственные дела по ст. 58 УК. Есть основания полагать, что таких дел погибло немало. Например, 31 мая 1955 г. в Барнауле было сожжено дело начальника Немецкого РОМ УНКВД по Алтайскому краю П. И. Зименса, отбывавшего в 1938–1939 гг. заключение по ст. 58-6-11 УК. Такая же судьба в тот же день постигла переданное из УКГБ в УМВД в 1955 г. дело бывшего председателя сельсовета Завьяловского района Алтайского края Н. Г. Высокоса, обвинявшегося по ст. 58-2-6-10 УК и освобождённого в 1939 г. после более чем годичного заключения (47). Возможно, передача в систему МВД ряда прекращённых дел по ст. 58 УК и была осуществлена с целью их последующего уничтожения.
А. А. Папчинский и М. А. Тумшис отметили факты уничтожения и некоторых личных дел руководящих сотрудников ОГПУ-НКВД, переданных в систему МВД. В последние месяцы существования КГБ были сожжены основные личные и рабочие дела агентуры, многотомные досье на известных людей: 500-томное дело на А. Д. Сахарова, 100-томное – на А. И. Солженицына, 10-томное – на В. Н. Войновича… В Новосибирске в июле 1991 г. сожгли агентурное дело многолетнего видного сексота ОГПУ-НКВД В.-Г. Кремера, одного из основных работников германского консульства. Оказалось уничтожено и личное агентурное дело заведующего отделом Западно-Сибирской краевой конторы Госбанка Г. П. Гиргенсона (48).
Но, по всей видимости, и в центральном, и в региональных архивах ФСБ в будущем можно будет разыскать немало сведений, относящихся к самой сути функционирования советских карательных органов. Пока же большую помощь исследователям способны оказать следственные дела, ибо в процессе реабилитации во многие из них оказались подшиты самые разнообразные обзорные справки, в т. ч. подготовленные по рабочим делам агентов, крупным агентурным разработкам и следственным делам на нереабилитированных лиц, меморандумы из донесений осведомителей, а также копии исключительно ценных документов из оперативной переписки аппарата госбезопасности – от районного до союзного уровней.
Нами широко использовались следственные дела из фондов УФСБ по Новосибирской и Томской областям, ОСД УАДААК (Отдела спецдокументации управления архивного дела администрации Алтайского края), а также ряд материалов из ОХСД ГАСРА (Отдел хранения спецдокументов Государственной архивной службы Республики Алтай), ЦА ФСБ, картотеки МВД (ГА РФ) и архивов Службы безопасности Украины, хранящихся в Киеве, Харькове и др. городах. При анализе столь специфической категории дел исследователю, разумеется, необходимо учитывать весьма относительную степень достоверности чекистской информации – даже в официальной переписке. Это касается не только частого отрицания фактов негласной работы конкретных лиц. Известные нам ответы «элитарного» Первого Главного управления (внешней разведки) КГБ СССР относительно работы тех или иных сексотов за рубежом, зафиксированные в реабилитационной переписке, носили чаще характер либо абсолютной некомпетентности, либо откровенной дезинформации. Ни разу в ответах Новосибирскому и Алтайскому управлениям КГБ, запрашивавшим о закордонной работе тех или иных лиц, не было «первым главком» дано положительного ответа – при том, что показания осуждённых в 1930-е годы лиц о своей прошлой разведывательной деятельности являлись вполне правдоподобными (49).
Справки из центральных и региональных архивов на лиц, чьи дела подлежали пересмотру или связанных с ними, также составлялись нередко очень небрежно. Например, из ПГУ КГБ СССР в связи с пересмотром дела лидера евангельских христиан Западной Сибири О. И. Кухмана на упоминавшегося в нём председателя Всероссийского союза евангельских христиан И. С. Проханова пришла весьма недоброкачественная информация (50). В 1950-е годы следователи КГБ и архивно-учётные отделы нередко халтурно составляли справки на работников НКВД, участвовавших в репрессиях.
Правда, последнему обстоятельству способствовало и то, что сведения на сотрудников госбезопасности до 1943 г. остались в отделе кадров управлений МВД. В результате исследователь иногда может быть введён в заблуждение. Так, кузбасского чекиста Д. К. Салтымакова следователи 50-х годов путали с его расстрелянным в 1941 г. братом Тимофеем, в годы террора работавшим на Алтае. Вместо замначальника СПО УНКВД по ЗСК А. А. Ягодкина работники КГБ давали данные на куда более скромного кемеровского чекиста И. Т. Ягодкина, а для начальника УНКВД по ЗСК С. Н. Миронова сообщали в качестве даты ареста 1937 г. вместо 1939 г. Сотрудники УКГБ по Алтайскому краю вместо указания на легендарного сопроводителя арестованного экс-императора Николая II из Тобольска в Екатеринбург К. А. Стояновича-Мячина (В. Яковлева), позднее начальника Анжерской исправтрудколонии, составили в 50-х годах для следователя справку на совершенно постороннего серба Стаяновича (51).
При чтении архивно-следственных дел видно, как один сотрудник КГБ в заключении по рассмотренному делу даёт перечень фамилий тех следователей, биографических данных на кого он не установил, а в соседнем деле его коллегой эти лица расписаны. В Новосибирском УКГБ была составлена картотека следователей, замеченных в фальсификациях 30-х годов (52), но в известных нам реабилитационных материалах сведения из этой картотеки не фигурировали (либо на неё избегали делать ссылки), а сама картотека фиксировала только фальсификаторов 1937–1938 гг.
В делах чекистов, обвинявшихся в различных служебных преступлениях, в т. ч. как в недостаточном усердии в репрессиях, так и в нарушениях законности, содержатся информативные протоколы показаний и самих осуждённых, и их коллег-свидетелей. В некоторых реабилитационных делах, особенно групповых или на видных деятелей номенклатуры, можно обнаружить целые подборки протоколов допросов чекистов всех уровней – от начальников управлений до фельдъегерей и милиционеров, в которых с разной степенью подробности раскрывается механика репрессий.
Оценивая источники по карательной политике и практике ОГПУ-НКВД, следует учитывать особую ценность протоколов допросов сотрудников госбезопасности и милиции, которые как в 1938–1941 гг., так и в 50–60-е годы давали в НКВД-КГБ показания о своей репрессивной деятельности. Это массовый и очень ценный источник о внутренней жизни карательного ведомства, позволяющий увидеть и понять действие механизма репрессий. Показания чекистов хорошо проверяются рассекреченными следственными делами и в отсутствие доступа к основным ведомственным материалам органов госбезопасности являются незаменимым источником. Основная тенденциозность данного вида документов заключается в стремлении допрашиваемых как можно сильнее преуменьшить своё участие в репрессиях и нередко заявить о том, что невиновной была лишь часть репрессированных.
Разумеется, следует учитывать и тот факт, что крупных работников НКВД (например, начальника УНКВД по Алткраю С. П. Попова) во время следствия подвергали пыткам с целью добиться признания в заговорщицкой деятельности (53). Однако менее опасные для себя показания об участии в репрессиях и чекисты-руководители, и работники более низкого уровня давали весьма охотно, обязательно ссылаясь на приказы вышестоящих инстанций. Отметим, что к данному типу источников примыкает и такой сходный с ними вид документации, как заявления и ходатайства уволенных, осуждённых и наказанных в партийном порядке чекистов в вышестоящие органы, где содержатся оценки проводимых репрессивных кампаний, своего в них участия, степени виновности коллег и т. д., вплоть до упоминания фамилий и кличек агентов.
В этих протоколах и заявлениях много информации о психологии, быте и нравах чекистов.
Несмотря на необходимость критического подхода к подобным документам, следует отметить, что сведения об атмосфере в органах НКВД, арестах и допросах, уверенности или сомнениях чекистов в их правильности, соревновании в репрессиях, подробностях уничтожения людей – всё это проверяется и дополняется информацией уцелевших жертв репрессий, материалами внутриведомственных и прокурорских проверок и в основном соответствует действительности. Таким образом, в наиболее существенных аспектах показания чекистов отличаются высокой степенью достоверности, а некоторые работники НКВД обнаруживали весьма основательное понимание логики «массовых операций», давали ценные характеристики как активистам террора, так и пытавшимся уклоняться от участия в репрессиях, сообщали неизвестные факты биографий тех или иных репрессированных лиц, агентов и т. д. Интересно сопоставление свидетельств о терроре, данных одними и теми же работниками НКВД сначала в 1939–1941 гг., а затем в период 1950–1960 гг.: в обстановке хрущёвской оттепели и благодаря истечению срока давности одни чекисты нередко более откровенно рассказывали о терроре, нежели чем в предвоенные годы, другие, напротив, старались опустить то, о чём рассказывали перед войной, будучи под угрозой уголовного преследования.
Помимо материалов следственных дел, огромное количество информации о чекистах Сибири удалось извлечь из фонда Комиссии партийного контроля ЦК КПСС (РГАНИ), в основном состоящего из апелляций наказанных коммунистов. Очень важную информацию о чекистских кадрах содержат материалы партийных чисток, многочисленные фонды парторганизаций ОГПУ-НКВД (от УНКВД ЗСК-НСО, Барнаульского, Бийского, Нарымского и Томского отделов НКВД до ячеек райотделов, оперпунктов и тюрем), личные дела и учётные карточки чекистов. Особенно много ценной информации содержат фонды парторганизаций ОГПУ-НКВД ЗСК-НСО, в настоящий момент уже недоступные для независимых исследователей. Сплошной просмотр фондов крайкомов, обкомов, многих горкомов и райкомов ВКП (б) в архивах Новосибирска, Барнаула, Иркутска, Кемерова, Красноярска, Омска, Томска, Тюмени, Читы дал возможность собрать большой массив сведений о персональном составе «органов» и их взаимоотношениях с властными структурами. Немало дали материалы крайисполкома ЗСК, фонды судов и прокуратуры. Находящийся в ГАНО фонд отдела фельдсвязи ПП ОГПУ – УНКВД ЗСК-НСО (Ф.911, ок. 500 дел) позволил ознакомиться не только с ценными материалами о работе фельдъегерской службы, но и с копиями важных приказов ПП ОГПУ начала 30-х годов.
Исследователям хорошо известно, что в ряде архивов затруднён доступ к личным партийным делам, закрыты материалы партийных чисток и проверок партдокументов. Недоступны дела на нереабилитированных лиц, фрагментарна и порой противоречива репрессивная статистика, лишь случайно попадаются сведения по закордонным операциям ОГПУ-НКВД. Однако, основываясь на уже известных исследованиях и публикациях, а также опираясь на архивные материалы партийно-советских органов и рассекреченные следственные дела, всё же можно предпринимать серьёзные попытки освещения деятельности региональных структур ОГПУ-НКВД, касаясь самых разных сторон чекистской жизни, находя и оценивая новые яркие свидетельства деятельности «органов».
Данная работа как раз и принадлежит к таким исследованиям, где на основе привлечения максимально возможного в настоящее время эмпирического материала показана повседневная работа карательного механизма в крупном регионе.
Важную помощь в работе над книгой своими советами и материалами оказали А. И. Савин и К. В. Скоркин, а также С. А. Красильников и С. А. Папков. В. А. Золотарёву автор чрезвычайно обязан за архивные документы из фондов Службы безопасности Украины, а также указания на украинскую исследовательскую литературу. В. П. Ермоловичу автор признателен за предоставление многих архивно-газетных и статистических материалов.
Особая благодарность – германским историкам Берндту Бонвечу, Рольфу Биннеру и Марку Юнге, организовавшим крупный исследовательский проект «Сталинизм в советской провинции 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа №00447», в рамках которого и стала возможной публикация настоящей книги.
Искренне благодарю всех тех архивных работников, которые помогали в разысканиях; лицам же, злонамеренно препятствовавшим в доступе к документам, выражаю не менее искреннее отвращение.
Желающие откликнуться на это издание могут воспользоваться электронным адресом tepliakov@online.nsk.su
1. Расстрельные списки. Москва, 1937–1941. – М., 2000. С.78, 347; Книга
памяти жертв политических репрессий в Новосибирской области. – Новосибирск.
2005. С.283. Характерно, что при реабилитации Ф. Д. Бойтмана, ещё в 1936 г.
привлекавшегося к ответственности за фабрикацию дела о «контрреволюционной
организации», оказались проигнорированы результаты прокурорской проверки
1957–1959 гг., по которым было отказано в посмертной реабилитации Бойтмана за
участие в терроре 1937 г., из-за чего «наступили тяжёлые последствия». См.:
Обзорная справка от 18.01.1968 г. по архивно-следственному делу Ф. Д. Бойтмана
//АУФСБ по НСО. Д.П-777. Л.148.
2. Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. – М.,
2007. С.13.
3. Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. В 2-х кн. – М., 1986.
4. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934–1941: Справочник. – М.,
1999; Система исправительно-трудовых лагерей в СССР 1923–1960. – М., 1998.
5. Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. – М., 2008; Павлюков
А. Е. Ежов. Биография. – М., 2007.
6. Хлевнюк О. В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. – М., 1992; Юнге М.,
Биннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ №00447 и технология его
исполнения. – М., 2003; Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец»… М., 2008;
Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «Массовые операции» НКВД в Кунцевском
районе Московской области 1937–1938 гг. – М., 2004; Шаповал Ю. I., Золотарьов В.
А. Всеволод Балицький. Особа, час, оточення. – К., 2002; Золотарьов В. А.
ЧК-ДПУ-НКВС на Харькiвщинi: люди та доли (1919–1941). – Харькiв, 2003; Он же.
Олександр Успеньский: особа, час, оточення. – Харькiв, 2004; Он же.
Секретно-полiтичний вiддiл ДПУ УССР: справи та люди. – Харькiв, 2007; Тумшис М.
А. ВЧК. Война кланов. – М., 2004.
7. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК. – М.,
2001.
8. См.: Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в
1936–1946 //Минувшее. Исторический альманах. Вып. 21. – Atheneum – Феникс:
М.–СПб., 1997. С.275– 293; Савин А. И. (сост.) Советское государство и
евангельские церкви Сибири в 1920–1941 гг. Документы и материалы. – Новосибирск,
2004 и др.
9. Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов
государственной безопасности (1918–1953). – Жуковский–М., 2006.
10. Гладков Т. Медведев – супердиверсант Судоплатова. – М., 2005. С.271.
11. Сысоев Н. Г. Жандармы и чекисты: От Бенкендорфа до Ягоды. – М., 2002.
12. См. Абрамов В. Евреи в КГБ. – М., 2005. С.86.
13. Шамсутдинов Р. Кишлок фожеаси: жамоалаштириш, кулоклаштириш, сургун
(«Трагедия кишлака: коллективизация, раскулачивание, ссылка. На примере
республик Средней Азии. – Ташкент, 2003») //www.centrasia.ru/newsA.php4?st=108206736.
14. Билоконь С. Социальный портрет чекиста //Персонал (Киев). 2003. № 8.
С.39–46; Бiлокiнь С. Двадцять років єврейської державності в Україні, 1918–1938
//HTTPS://www.ukrcenter.com/library/read.asp.
15. Конюхов Е. П. На страже завоеваний революции //Вопросы истории, философии,
политэкономии. Научные труды. Вып. 2. (Омская высшая школа милиции). – Омск,
1968. С.125–126; Бударин М. Е. Были о чекистах. – Омск, 1976.
16. Революцией призваны: Документальные повести и очерки о чекистах Алтая. –
Барнаул, 1987. С.4.
17. Гущин Н. Я., Ильиных В. А. Классовая борьба в сибирской деревне (1920-е –
середина 1930-х гг.). – Новосибирск, 1987. С.261–268.
18. Якунин Ю. А. Чёрное и белое. – Омск, 1990.
19. Белковец Л. П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец
1920-х – 1930-е годы). – М., 1995; Гавриленко В. К. Казнь прокурора:
Документальное повествование. – Абакан, 2001; Гришаев В. Ф. Реабилитированы
посмертно. – Барнаул, 1995; Гришаев В. Ф. Дважды убитые (К истории сталинских
репрессий в Бийске). – Барнаул, 1999; Гришаев В. Ф. «За чистую советскую
власть…»: К истории крестьянских мятежей на Алтае, вызванных продразвёрсткой,
раскулачиванием, насильственной коллективизацией. – Барнаул, 2001; Запецкий В.
М. Колпашевский яр. – Новосибирск, 1992; Самосудов В. М. Большой террор в Омском
Прииртышье. 1937–1938. – Омск, 1998; Самосудов В. М. Записки из кровавого года.
– Омск, 2000; Уйманов В. Н. Репрессии. Как это было… (Западная Сибирь в конце
20-х – начале 50-х годов). – Томск, 1995; Шекшеев А. П. Гражданская смута на
Енисее: победители и побеждённые. – Абакан, 2006.
20. Папков С. А. Сталинский террор в Сибири 1928–1941. – Новосибирск, 1997.
21. Исаев В. И., Угроватов А. П. Правоохранительные органы Сибири в системе
управления регионом (1920-е гг.). – Новосибирск, 2006. С.123.
22. Красильников С. А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в
1930-е годы. – М., 2003.
23. Курас Л. В. Очерки истории органов государственной безопасности Республики
Бурятия. – Улан-Удэ-Иркутск, 1998.
24. Доржиев Д. Л. Социально-политический протест и вооружённые выступления
крестьянства в Бурятии на рубеже 1920–1930 гг. – Улан-Удэ, 1996.
25. Бушуев В. М. Грани. Чекисты Красноярья от ВЧК до ФСБ. – Красноярск, 2000;
Кузнецов И. Н. Репрессии 30–40-х гг. в Томском крае. – Томск, 1991; Гвоздкова Л.
И. История репрессий и сталинских лагерей в Кузбассе. – Кемерово, 1997; Шангин
М. С. Террор против совести: Об уничтожении духовенства и трудового крестьянства
в г. Омске и области: Сб. документальных материалов. – Омск, 1994.
26. Уйманов В. Н. Репрессии. Как это было… С.126; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7.
Д.П-4651. Т.42. Л.38.
27. Управлению Федеральной службы безопасности России по Алтайскому краю 80 лет.
– Барнаул, 1999. С.48; Управление ФСБ Российской Федерации по Новосибирской
области. – Новосибирск, 2002.
28. Из истории спецслужб Бурятии. – Улан-Удэ, 1997. С.95; Главное управление
внутренних дел Кемеровской области. 1917–2002 гг.: страницы истории. – Кемерово,
2002.
29. Призвание – Родине служить! – Новосибирск, 1997. С.37; Управление ФСБ
Российской Федерации по Новосибирской области. – Новосибирск, 2002. С.13, 14,
22.
30. Новосибирская школа контрразведки, 1935–2005. Сб. – М., 2005. С.32, 33, 39,
40.
31. Ефремов М. А. 80 лет тайны (Власть и милиция Сибирского края 1917–1937). –
Новосибирск, 2002. С.222–224; Щит и меч Кузбасса. – Кемерово. 2003. С.71–74.
28 Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг.
32. Карманов В. Чекистская междоусобка //Кузбасс (Кемерово). 1997, 13 нояб.;
Онищенко В., Павлов С. Глас вопиющего… в застенках НКВД //Юрга. 2004, 15 дек.
С.5.
33. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936–1946
//Минувшее. Исторический альманах. Вып. 21. – Atheneum – Феникс: М.–СПб., 1997.
С.240–293; Тепляков А. Г. Управление НКВД по Новосибирской области накануне и в
начальный период Великой Отечественной войны //Западная Сибирь в Великой
Отечественной войне (1941–1945 гг.). – Новосибирск, 2004. С.260–290; Тепляков А.
Г. Органы НКВД Западной Сибири в «кулацкой операции» 1937–1938 гг. //Сталинизм в
советской провинции 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447. –
М., 2008 (в печати); Тепляков А. Г. Институт заместителей начальников
политотделов по работе ОГПУ-НКВД в МТС и совхозах Сибири в середине 1930-х гг.
//Урал и Сибирь в сталинской политике. – Новосибирск, 2002. С.173–185; Тепляков
А. Сибирь: Процедура исполнения смертных приговоров в 1920–1930-х годах //Голоса
Сибири: литературный альманах. – Выпуск четвёртый / сост. М. Кушникова, В.
Тогулев. – Кемерово, 2006. С.213–277, 799–805 (примечания); Тепляков А. Г.
Портреты сибирских чекистов //Возвращение памяти: Историко-архивный альманах.
Вып.3. – Новосибирск, 1997. С.68–113; Тепляков А. Вениамин Вегман: материалы к
биографии //Сибирские огни. 2007. № 4. С.171–178.
34. Тепляков А. Г. Процедура: Исполнение смертных приговоров в 1920–1930-х
годах. – М.: Возвращение, 2007.
35. ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960. – М., 2000; История
сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание
документов в 7 томах. – М., 2004; Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ.
1917–1991. Справочник. – М., 2003; Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив
Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь
1922 – декабрь 1936. – М., 2003; Лубянка. Сталин и Главное управление
госбезопасности НКВД… 1937–1938. – М., 2004; Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш»…
1939 – март 1946. – М., 2006; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3.
1930–1934. Кн. 1. 1930–1931. Документы и материалы. – М., 2003; Советская
деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Том 3. 1930–1934. Кн.2. 1932–1934… – М., 2005;
Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Том
I. Март 1953 – февраль 1956. – М., 2000; Реабилитация: как это было… Том II.
Февраль 1956 – начало 80-х годов. – М., 2003; Сталин и Каганович. Переписка.
1931–1936 гг. – М., 2001; Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение.
1930–1940: В 2 кн. – М., 2005; Трагедия советской деревни. Коллективизация и
раскулачивание. Документы и материалы в 5 тт. 1927–1939. – Т.3. Конец 1930–
1933. – М., 2001; Трагедия советской деревни… 1927–1939. – Т.5. Кн.1. 1937. –
М., 2004; Трагедия советской деревни… Т.5. Кн.2. 1938–1939. – М., 2006.
36. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 – весна 1931 г. Вып. 1. –
Новосибирск, 1992, Спецпереселенцы в Западной Сибири. Весна 1931 – начало 1933
г. Вып. 2. – Новосибирск, 1993; Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933–1938 гг.
Вып.3. – Новосибирск, 1994; Спецпереселенцы в Западной Сибири 1939–1945 гг.
Вып.4. – Новосибирск, 1996; Власть и интеллигенция в сибирской провинции
(1933–1937 годы): Сб. документов. – Новосибирск, 2004; Савин А. И. (сост.)
Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920–1941 гг. Документы и
материалы. – Новосибирск, 2004; Этноконфессия в советском государстве. Меннониты
Сибири в 1920–1980-е годы. Аннот. перечень архивных документов и материалов.
Избр. документы /Сост., вступительная статья и комм. А. И. Савина. –
Новосибирск–СПб., 2006; Из истории земли Томской. 1933 г. Назинская трагедия. –
Томск, 2002; Из истории земли Томской. Год 1937… Сб. документов и материалов. –
Томск, 1998; 1936–1937 гг. Конвейер НКВД. Из хроники «большого террора» на
Томской земле. Сб. документов и материалов. – Томск–М., 2004; 1937–1938 гг.
Операции НКВД. Из хроники «большого террора» на Томской земле. Сб. документов и
материалов. – Томск–М., 2006.
37. Бедин В., Кушникова М., Тогулев В. Кемерово и Сталинск: Панорама
провинциального быта в архивных хрониках 1920–1930-х гг. – Кемерово, 1999; Фаст
А. А. В сетях ОГПУ-НКВД: (Немецкий район Алтайского края в 1927–1938 гг.). –
Барнаул, 2002.
38. Жертвы политического террора в СССР. – М., 2007 (CD); Сталинские
расстрельные списки. – М., 2002 (CD).
39. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД… 1937–1938. – М.,
2004. С.626–629, 363; История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина
1950-х годов: Собрание документов в 7 томах. Т.5. Спецпереселенцы в СССР. – М.,
2004. С.146.
40. Кузнецов И. Н. Репрессии 30–40-х гг. в Томском крае. – Томск, 1991.
С.221–223.
41. См. Шаповал Ю., Пристайко В., Золотарьов В. ЧК-ГПУ-НКВД в Українi: особи,
факти, документи. – К., 1997; Остання адреса: Розстріли соловецьких в'язнів з
Україні у 1937–1938 роках: В 2-х тт. – К., 2003; Голодомор 1932–1933 років в
Україні: документи і матеріали / Упоряд. Р. Я. Пиріг. – К., 2007.
42. Герои незримого фронта. – Ужгород, 1978; Портнягин М. М. Боевая юность наша
//Ленинский путь (Тара). 1979, 23 мая; Чекисты Красноярья. – Красноярск, 1987.
С.132–149.
43. Шрейдер М. П. Воспоминания чекиста-оперативника (Архив НИПЦ «Мемориал»);
Шрейдер М. П. НКВД изнутри. Записки чекиста. – М., 1995; Яковенко М. М. Агнесса:
Устные рассказы Агнессы Ивановны Мироновой-Король о её юности, о счастье и
горестях трёх её замужеств, об огромной любви к знаменитому сталинскому чекисту
Сергею Наумовичу Миронову, о шикарных курортах, приёмах в Кремле и… о тюрьмах,
этапах, лагерях, – о жизни, прожитой на качелях советской истории. – М., 1997.
44. Рудин В. Чёрные годы //Начало века. Литературный и краеведческий журнал. –
Томск. 2007. № 3. С.170–177; Крючков В. А. Личное дело. Ч. 1. – М., 1995. С.400.
45. Тепляков А. Вениамин Вегман: материалы к биографии //Сибирские огни. 2007. №
4. С.176; Гавриленко В. К. Казнь прокурора: Документальное повествование. –
Абакан, 2001. С.176–177.
46. Петров Н. В. Первый председатель КГБ Иван Серов. – М., 2005. С.161.
47. ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Оп.7. Д.П-4935. Л.60–61 об.; Д.П-12311. Л.160.
48. Папчинский А. А., Тумшис М. А. Рецензия на книгу Н. В. Петрова и К. В.
Скоркина «Кто руководил НКВД. 1934–1941: Справочник» //Новый часовой. 2000. №10.
С.434; АУФСБ по НСО. Д.П-7142. Т.2. Л.91.
49. См. АУФСБ по НСО. Д.П-4436. Т.2. Л.53.
50. Там же. Д.П-5038.
51. Там же. Д.П-8571. Л.80; Д.П-8437. Т.3; ОСД УАДААК. Ф.Р-2. Д.П-10953. Л.13
об.
52. АУФСБ по НСО. Д.П-6195. Л.168.
53. Там же. Д.П-5931. Л.92.