10 июля 1936 г. Особое совещание при НКВД СССР Красноярского края вынесло приговоры 12 фигурантам дела № 4060, обвиняемым в контрреволюционной троцкистской деятельности. Незадолго до этого был объявлен вердикт в отношении еще двух обвиняемых по тому же делу. Приговор всем четырнадцати звучал одинаково: «(такого-то, а в одном случае – такую-то) за контрреволюционную троцкистскую деятельность заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет». Двенадцать из четырнадцати осужденных на момент ареста проживали в Красноярском крае на положении политссыльных, восемь из них – в городе Минусинске. Почти все 14 до водворения на места ссылок отбывали сроки в политизоляторах и имели за плечами по несколько судимостей... Одного из осужденных, Григория Яковина, в рамках дела №4060 специально перевезли из Ярославской тюрьмы в Красноярскую….
Но речь пойдет не о Яковине, или других достаточно известных «минусинских» троцкистах (среди которых Владимир Косиор, Мария Магид, Василий Донадзе, Гдалий Мильман). Мое внимание привлек человек совершенно неизвестный, практически выпавший из поля зрения и мемуаристов, и исследователей, занимающихся историей оппозиции и сопротивлением сталинскому режиму, а именно Иван Петрович Псалмопевцев. Желание рассказать о нем достаточно странно. Кроме задерживающей внимание редкой, звучной, какой-то «нетроцкистской» (а точнее – «поповской»!) фамилии и достойного поведения во время следствия (последнее, надо признать, в рамках дела №4060 явление достаточно обычное), у рассказчика, по сути, ничего и нет. Никакого другого биографического материала. За рамками папок следственного дела героя моего рассказа не существует! Почти не существует… (Псалмопевцеву посвящены коротенькие справки в Красноярской «Книге памяти», книге памяти «Покаяние», изданной в Республике Коми, да в двух-трех мемуарах его фамилия упоминается среди других заключенных или сосланных троцкистов... Молчит и Интернет.) При всем неоднозначном отношении к собственно идеям приверженцев Льва Давыдовича, настаиваю: Иван Петрович, бесспорно, достоин возвращения из небытия. Будем надеяться, настоящий рассказ станет первым шагом на этом пути.
Попробуем с помощью данных, приведенных в материалах дела, составить биографическая справку. Из анкетного опросника, с которого начинается первый протокол допроса (в день ареста 5 марта 1936 г.), следует:
Псалмопевцев Иван Петрович родился в 1897 г. в городе Козельске (бывшей Калужской губернии), на момент ареста проживал в Минусинске (улица Красных партизан, дом № 13), русский, гражданин СССР¬. В графе «место работы» значится: «слесарь, работающий на дому», по социальному происхождению – из семьи рабочего-отходника, социальное положение и до революции и после – рабочий (в другом документе указано совершенно невероятное социальное положение Ивана Петровича - служащий-слесарь!). Состав семьи: жена Костюк Евгения Александровна 2, заключенная Суздальского или Ярославского политизолятора (Псалмопевцев не уверен, поскольку указывает на то, что с женой разведен), приемная дочь Бош Валентина Михайловна (21 год, замужняя, где проживает – арестованный не знает), братья Алексей Петрович – 16 лет, Дмитрий – 11 лет, Виктор – 9 лет, сестра Анна – 18 лет, мачеха Анна Васильевна – 50 лет (все последние проживают в Сухиническом районе Западной области и все на иждивении ссыльного троцкиста Ивана Псалмопевцева!). Образование – высшее, окончил Коммунистический университет имени Свердлова. Состоял членом РКП(б) с 1916 г. До революции подвергался арестам за участие в забастовках, но судим не был. Недолго служил в царской армии; в Красной Армии – с 1917 г. по февраль 1921 г., был комиссаром штаба дивизии. В 1920 г. был представлен к ордену «Красного знамени» за боевые отличия на польском фронте, но орден не получил. С 1921 г. по 1926 г. избирался на разные партийные и профессиональные должности, работал в Москве, Житомире, Грозном, Ростове-на-Дону и Пятигорске. Из партии исключен в 1927 г. за принадлежность к оппозиции. В 1929 г. осужден Особым совещанием коллегии ОГПУ по ст. 58-10 УК к трем годам политизолятора, в 1932 г. Особым совещанием коллегии ОГПУ – к двум годам политизолятора, в 1934 г. за контрреволюционную троцкистскую деятельность приговорен к трем годам ссылки. В Минусинске, куда был направлен после освобождения из Суздальской тюрьмы, находился с апреля 1934 г. (Отметим: основной источник «биографической информации» – первый протокол допроса – один из немногих документов дела, под которым арестованный согласился поставить свою подпись…)
О том, как Псалмопевцеву жилось в Минусинске, что он делал и с кем общался, можно судить только по обрывочным сведениям из материалов дела. В отличие от большинства ссыльных троцкистов, Псалмопевцеву удавалось зарабатывать деньги (на которые, как было сказано выше, он еще и содержал семью в далекой Западной области). Круг общения был, по-видимому, ограничен: Владимир Косиор, жена Косиора Мария Магид, Василий Донадзе, Анатолий Дорошенко (с тремя последними отбывал сроки заключения). Никакой политической деятельностью в ссылке не занимался (если таковой не считать, конечно, встречи и частные беседы без свидетелей с единомышленниками!). При обыске у Ивана Петровича был изъят единственный документ – неотправленная открытка к приемной дочери…
Из Минусинска его, как и других арестованных по делу №4060, переводят в Красноярск, в тамошнюю тюрьму, где он содержится «в особом коридоре в одиночной камере № 13». В «Постановлении об избрании меры пресечения и предъявления обвинения» (от 11 марта 1936 г.) указано, что Псалмопевцев «достаточно изобличается в том, что, отбывая ссылку в Минусинске, входил в состав контрреволюционной троцкистской группы и занимался контрреволюционной троцкистской агитацией». В цитируемом документе в том месте, где должна стоять подпись обвиняемого, записано: «Обвиняемый Псалмопевцев от подписи отказался». На допросе 17 марта Псалмопевцев на вопросы не отвечает, от подписи под протоколом допроса подписываться также отказывается. На допросе 1 апреля, он отходит от тактики неучастия в следствии и дает относительно пространные ответы.
Собственно, вопрос касался достаточно второстепенной темы и мог быть оставлен без ответа: следователь заинтересовался злополучным «открытым письмом», которое было адресовано на имя Александра Боша, но обращено к приёмной дочери Валентине (открытка написана 15 декабря 1935 г.)
Вопрос: В этой открытке вами в одном из мест написано: «ведь мы переживаем исключительно тяжелую полосу, как по своему напряжению борьбы за существование, так и в отношении отстаивания элементарных прав. Всё прошлое не может быть сравнимо ни в коей степени с сегодняшней действительностью». О какой борьбе Вы ведете разговор и с кем?
Ответ: О борьбе за существование. Материальных ресурсов нет, работу не дают. Я фактически лишен права на работу в 1935-1936 гг, несмотря на то, что таковая была в целом ряде предприятий и учреждений. Неоднократная попытка получить работу не удавалась благодаря тому, что предприятия и учреждения без официальной справки НКВД не решались принять на работу. Я неоднократно обращался в НКВД с просьбой дать мне справку о том, что НКВД не возражает против приема на физическую работу по специальности слесаря или медника, но мне в выдаче этой справки отказывали и тем самым лишали меня возможности получить работу. В начале моего ответа по последнему вопросу прошу перед словами «существовании» [подчеркнуто в документе. – Б.Б.] вставить слово «физическое».
Вопрос: В этой же открытке в одном из мест написано: «В таких условиях невольно приходится задумываться над вопросом: стоит ли вообще растрачивать остатки своих сил на так называемую работу и ее поиски? Не лучше ли пойти навстречу опасности, не дожидаясь, когда она окончательно подорвет силы и здоровье». О какой Вы говорите опасности, навстречу которой придется идти, не дожидаясь худших последствий?
Ответ: Я имел ввиду, что всякие мои попытки получить работу без справки НКВД не приведут ни к каким результатам. Я имел ввиду, что при таких условиях личные поиски останутся безрезультатными и я вынужден буду обращаться в органы НКВД с настойчивым требованием дать мне право на работу и физическое существование.
Начиная со 2 апреля Псалмопевцев опять никакого заметного участия в следствии не принимает: вызывают его на допросы редко, он либо молчит, либо односложно отвечает, либо вяло грубит. Как, например, на вопрос следователя про А.П.Дорошенко – ключевую фигуру раскручиваемого чекистами дела:
Ответ: Я познакомился с Дорошенко в Верхне-Уральском изоляторе. Когда и при каких обстоятельствах известно НКВД.
И все. Точка.
В случае Псалмопевцева протоколы допросов – документы, практически лишенные полезной информации. Что-то можно домыслить из содержания вопросов следователя. Например, оставленный без ответа вопрос, оказывал ли Псалмопевцев материальную помощь кому-либо из ссыльных троцкистов и если да, то кому и в чем эта материальная помощь выражалась… – Можно предположить, что единственный из троцкистов-«минусинцев», кто зарабатывал деньги (напомню – слесарничал на дому), на самом деле такую помощь оказывал... В другой раз вопрос следователя скорее удивил (думаю, не только меня, прочитавшего документ спустя 75 лет, но и самого Ивана Петровича!). 3 апреля 1936 г. грозный чекист Левшин3 сверля взглядом закоренелого троцкиста Псалмопевцева, изрек, казалось бы, совершенно бессмысленное:
«Пользовали ли Вы для носки валенки, принадлежащие Дорошенко?»
Иван Петрович, само собой, отвечать отказался. Но от упрямого Левшина так просто не отделаться. На следующем допросе он опять возвращается все к тем же валенкам:
«Вторично следствие ставит вопрос:пользовались ли Вы валенками Дорошенко и чем вызван отказ от дачи показаний 3 апреля ?».
Наверное, было бы уместно рассказать, наконец, читателю о хозяине злополучных валенок. Но об Анатолии Павловиче Дорошенко и его роли в раскручивании «Минусинского дела» – требуется разговор особый. В двух словах скажу о главном.
Дорошенко в 1935 г. умудрился вывезти из Ярославского политизолятора подборку документов, написанных троцкистами (самоназвание коих начала 1930-х годов «большевики-ленинцы», Дорошенко же входил в сравнительно небольшую группу «большевики-ленинцы (левые)») в различных тюрьмах в период с 1930 по 1935 гг. Находясь в ссылке, занимался размножением крамольных текстов, запрятанных им во всевозможные тайники: в том числе за печкой, во «втором дне» чемодана, в выдолбленных палочках корзины (последние были приобщены к вещественным доказательствам дела №4060)… Дорошенко жаждал активных действий по борьбе с преступным режимом сталинского политбюро, но быстро стал добычей агента-провокатора, разыгравшего перед неожиданно доверчивым троцкистом роль борца-единомышленника. В «Заявлении» на имя Ягоды (от 5 апреля 1936 г.) подследственная Мария Магид так характеризует Дорошенко: «Безработный и голодный, он попался на удочку этому авантюристу-провокатору Алтаеву, который его подкармливал. Вообще же Дорошенко нервнобольной с весьма настойчивой [так в тексте – Б.Б.] психикой».
Дорошенко арестовали. Все, что нашли на обыске, приобщили к делу. (Кстати, включение в число обвиняемых по делу №4060 заключенного Ярославской тюрьмы Г.Яковина и этапирование его через всю страну в Красноярск связано именно с найденными у Дорошенко документами: чуть ли не главной «козырной картой» следствия стал именно яковинский программный текст: «О создании Рабочей коммунистической партии (большевиков-ленинцев)»)
Вернемся к Псалмопевцеву. 11 апреля – очередной допрос. Псалмопевцев молчит. 13 апреля на двух допросах – молчит. Но… зато раскрывается тайна валенок!
Вопрос: Вам предъявляются валенки Дорошенко А.П., в которых хранились контрреволюционные троцкистские документы и которые Вы читали. Следствие предлагает дать правдивые показания.
Ответ: От показаний отказался и заявил, что на этот вопрос ранее отвечал и теперь не буду [на самом деле не отвечал, во всяком случае, из материалов дела следует, что Псалмопевцев отвечать на этот вопрос отказывался. – Б.Б.].
3 мая Псалмопевцева допрашивают последний раз. Сначала Иван Петрович «дает слабину» и на вопросы следователя отвечает. На первый вопрос отвечает так: «Троцкистской деятельности, которая исходила бы от меня, не было». На второй вопрос отвечает: «В чем выражалась контрреволюционная троцкистская деятельность ссыльных троцкистов, проживавших в городе Минусинске, для меня неизвестно».
Несмотря на явную бессодержательность ответов, следователь все же решил: хорошо хоть, что «заговорил». Поэтому допрос продолжил.
Вопрос: Знали ли Вы о существовании контрреволюционной . троцкистской организации из ссыльных троцкистов в городе Минусинске и связи ее с другими городами Советского Союза?
Ответ: Ответы, данные на первые два вопроса, исчерпывающие и исключающие постановку дальнейших вопросов..
На этом протокол допроса почти заканчивается. «Почти» – поскольку далее следуют своего рода «постскриптум». Подпись Псалмопевцева под протоколом есть, но она… зачеркнута, рукой же следователя сделана следующая приписка:
«После того как протокол был подписан обвиняемым Псалмопевцевым, им же через некоторое время после повторной зачитки собственноручная подпись, учиненная на протоколе, была зачеркнута».
В деле есть еще один неожиданный документ: пустая, незаполненная «Анкета арестованного». Только наверху слева надпись наискосок: «Псалмопевцев заполнить анкету отказался». Далее карандашом: «28.05.36 г.» и подпись опера.
Вот и всё, что можно найти про нашего героя в деле № 4060. Вне его – почти ничего. Минимум информации:
Свой пятилетний срок Псалмопевцев отбывал в Ухтпечлаге. Если не знать финала, можно подумать, что фраза из письма, обращенного им к приемной дочери: «Не лучше ли пойти навстречу опасности, не дожидаясь, когда она окончательно подорвет силы и здоровье»? – означает готовность самому оборвать свою жизнь. Но сделать это ему не дали… Уже через пару месяцев по прибытии в лагерь он участвует в знаменитой воркутинской голодовке троцкистов (октябрь 1936 – март 1937). В списке выявленных участников голодовки (всего в списке – 191 человек), опубликованном в книге памяти «Покаяние», изданной в Республике Коми, Псалмопевцев один из немногих, на кого не приведено никаких сведений личного характера. Что означает – на момент составления (2005 год) – эти сведения отсутствовали. Причина же отсутствия, полагаю, – полный отказ Ивана Петровича от любых форм сотрудничества или контакта, как со следствием, так и с лагерной администрацией.
Приговор к ВМН тройки при УНКВД Архангельской области последовал 11 января 1938
года. Расстреляли не сразу, а 30 марта.
Место захоронения троцкиста Псалмопевцева известно – Рудник Воркута.
P.S. 29 июня 1960 г. замачальника управления КГБ при СМ СССР по Красноярскому краю подполковник с потрясающей фамилией Грабежов утвердил реабилитационное «Заключение» по делу № 4060. В «Заключении» отмечается, что «обвиняемый Псалмопевцев, категорически отвергая предъявленные ему обвинения в принадлежности к троцкистской организации в городе Минусинске, отказался от дачи каких-либо показаний на предварительном следствии». Далее говорится:
«Установлено, что изложенные в обвинительном заключении факты преступной деятельности осужденных и вмененное им в вину не подтверждены объективными доказательствами. Обвинение основано на умозаключениях и выводах о прошлой троцкистской деятельности осужденных, за что они уже неоднократно привлекались к уголовной ответственности.
Обвинительное заключение по делу составлено не объективно и тенденциозно».
На основании изложенного в отношении 13 осужденных постановления Особого совещания были отменены и «дело в отношении их дальнейшим производством прекращено за недоказанностью преступления».
Что касается А.П.Дорошенко, то его было решено: «считать правильно осужденным за хранение и распространение…».
Несчастного Анатолия Павловича реабилитировали только в 1989 году.
Борис Беленкин,
заведующий библиотекой Международного «Мемориала»
"30 октября" 2010 г.