Автор: Дацышен Владимир Григорьевич
На протяжении почти всего двадцатого века в нашей стране в значительном числе присутствовали китайские мигранты. Но китайская община практически никогда не воспринималась русскими в качестве органичной части российского общества. Не случайно, проживавшие на территории России китайцы, как и представители других национальных групп, подвергались различного рода репрессиям со стороны государства, в том числе и репрессиям политическим. Под политическими репрессиями понимаются картельные меры государственных органов, проведенные без достаточных юридических оснований в русле общегосударственной репрессивной политики. При этом само понятие «достаточные юридические основания» является во многом условным, в реальной практике российско-советской и мировой правоохранительно-карательной системы границы между «законными репрессиями», политическими репрессиями, произволом власти и преступной халатностью являются «прозрачными». Понятие политические репрессии обычно относится к советскому периоду истории страны, формальным основанием считается осуждение лиц по «антисоветским» статьям и их дальнейшая реабилитация[1].
Китайцы в значительном числе появились на территории Российской империи во второй половине XIX – начале ХХ вв. В годы Первой мировой войны китайское присутствие достигло значительных масштабов, мигранты из Китая, общей численностью в несколько сот тысяч человек оказались практически во всех регионах империи. Экономический и политический кризис в России, вызванный революцией 1917 г., втянул значительную часть китайцев в политические события, предопределил их участие в гражданской войне. Но, несмотря на вынужденный характер этого участия, репрессии каждой из воюющих сторон против китайцев из стана противника были крайне жесткими. Антисоветские силы относились вообще ко всем китайским мигрантам как к потенциальным сторонникам Советов. Один из руководителей антисоветских сил в Сибири - генерал М.В. Ханжин - в апреле 1919 г. издал секретный приказ, неоднократно доводившийся до руководства сибирских частей: «Приказываю беспощадно истреблять добровольческие части противника, а так же мадъяро-латышские, китайские и интернациональные…»[2]. Известны факты жестокой расправы над китайцами в Мариуполе. В Нерчинске «белогвардейская контрразведка в октябре 1919 года уничтожила в нерчинской тюрьме большевиков... При вскрытии 18 мая 1921 года могилы расстрелянных было найдено 132 трупа (из них 17 китайцев и 4 женщины)»[3].
Китайцы, служившие у атамана Г.М. Семёнова в Забайкалье, в 1920 г. попали в первые советские лагеря. В «Первом Красноярском концлагере» отбывали наказание китайцы, осужденные следственной комиссией Пятой Армии «за службу в армии Колчака»[4]. В опубликованной в апреле 1918 г. семипалатинской газете «Трудовое знамя» сообщалось, что на одной из станций были отобраны тайно перевозимые двумя японцами и двумя китайцами из Харбина в Иркутск письма от атамана Г.М. Семенова, лазутчики были арестованы и отправлены в Иркутскую тюрьму[5]. Не поддерживали большевиков и китайские купеческие общества. И в годы гражданской войны одной из форм репрессий в отношении, в том числе и китайцев, стали мероприятия, проводившиеся в рамках «борьбы со спекуляцией» и реквизиции, проводившиеся не только большевиками. В «Докладной записке Бийской Городской Управы» министру внутренних дел сообщалось: «16-го сентября 1917 г. Комиссар Коалиционного Комитета Анищенко явился в сопровождении солдат к китайскому подданному Ху-чен-ху и отобрал у него шелк, фанзу, креп, всего 2712 кусков... »[6]. С установлением Советской власти реквизиции были узаконены, например, только с 9 января по 20 марта 1918 г. в Бийске было составлено 55 актов о реквизициях, из них 27 актов - на китайских подданных.
С победой Советской власти, репрессии в отношении китайцев, которых традиционно считали союзниками большевиков, не прекратились. Так как китайские мигранты в своем подавляющем большинстве не высказывали энтузиазма по поводу радикальных реформ, проводившихся в Советской России, то и среди первых репрессированных новой властью их процент был очень высоким. Например, в «Первом красноярском концлагере» за время его существования в 1920-1922 гг. побывало около ста китайцев, что составило более 13 официально учтенных в Енисейской губернии китайских мигрантов. Первый китайский заключенный, некий Юй-фа, был переведен в Красноярск 11 июня 1920 г. из Ачинской тюрьмы. Но большинство китайцев были помещены в концлагерь по обвинению в «трудовом дезертирстве» на срок от 10 дней до нескольких месяцев. Например, в ноябре 1920 г. 13 китайцев, рабочих овчинного завода, за нарушение трудовой дисциплины были приговорены к десяти дням заключения. В качестве типичного можно привести «Дело гражданина Ван-жу-кун, обвиняемого в многократном самовольном оставлении работ в Центральной Прачечной без уважительных на то причин». В феврале 1921 г. Комиссия по борьбе с трудовым дезертирством при Енисейском Губернском Комитете Всеобщей Трудовой Повинности» приняла решение «Считать обвинение доказанным в чем подтверждает и сам обвиняемый, Комиссия постановила заключить гражданина Ван-жу-кун в концентрационный лагерь, на принудительные работы в административном порядке на две недели. По отбытии срока наказания направить Ван-жу-кун к месту службы»[7]. В апреле 1921 г. Комиссией по борьбе с трудовым дезертирстве при Енисейском Губкоме Всеобщей трудовой повинности на месяц заключения в концлагере были осуждены 19 китайцев. В этом «Деле о трудовых дезертирах» было записано: «Считать факт дезертирства на трудовом фронте доказанным, так как никто из обвиняемых не представил никаких удостоверений о службе или работе. Заключить всех 19 человек в концентрационный лагерь на принудительные работы ассенизационного характера сроком на один месяц каждого; после отбытия наказания передать их в Учрабсилы»[8].
Осужденные за «трудовое дезертирство» китайцы во время заключения, согласно инструкции «О порядке использования труда заключенных в лагерях», обычно работали по профессии на своих же предприятиях или отправлялись на ассенизационные работы. Были и более суровые наказания. Например, повар общества «Самодеятельность» Владимир Александрович Добровольский, он же Лю-шу-хуа, летом 1921 г. был осужден на год лишения свободы без права применения на работах вне лагеря[9]. Лишенные свободы китайцы зачастую не знали, за что они наказаны, не понимали новых законов, обязывающих их работать против своей воли. Другие китайцы подавали апелляции и бежали. Например, из «Первого красноярского концлагеря» за время его существования сбежали три китайца.
На протяжении 1920-х гг., несмотря на политику интернационализма и в целом благоприятную ситуацию вокруг китайской общины в СССР, китайские мигранты все же подвергались политическим репрессиям и бюрократическому произволу. Например, в 1927 г. в Хабаровске судили руководителей местного Китайского коммерческого общества по обвинению в террористической деятельности[10]. В октябре 1927 г. китайский консул из Благовещенска писал: «Советская власть в соответствии со своей экономической политикой сурово обращается с китайскими коммерсантами. Здесь их арестовывают и, по решению Политбюро в Москве, ссылают в глухие места, в Нарым и Архангельск»[11]. В числе реабилитированных позднее жертв политических репрессий в Алтайском крае за 1919-1930 гг. отмечено как минимум три китайца, в том числе артист из с. С.-Алейское Змеиногорского района Жен-Дин-Чун, осужденный за антисоветскую агитацию и пропаганду к высылке из СССР, и житель с. Каменка Новосибирского округа Цуй Цзян Жой, осужденный к высшей мере наказания[12]. В 1929 г. в Барнауле был арестован и осужден на три года исправительно-трудовых работ, якобы за контрабанду валюты, спекуляцию и незаконное хранение оружия, ремесленник-зеркальщик Ван-Тин-Лин[13]. В апреле 1930 г. в Томске был арестован торговец из Пекина, освобожден через несколько месяцев «в связи с прекращением дела». Власти решительно вели борьбу против «китайских буржуев», например, актив Китайской секции Иркутского окружкома ВКП(б) в конце 1920-х г. принял решение: «Вести работу по борьбе с эксплуатацией рабочих со стороны нэпманов-китайцев, с незаконной торговлей и дать решительный отпор нэпмановской агитации против всенародных мероприятий, проводимых Советским правительством»[14].
В 1920-х гг., с началом активного участия китайцев во внутриполитической борьбе в СССР, вызревают предпосылки для массовых политических репрессии и в отношении китайских коммунистов, в значительной части разделявших взгляды Л.Д. Троцкого. Как отмечают исследователи: «Китайские троцкисты, оставшиеся в Советском Союзе, осенью 1928 г. сформировали свою собственную конспиративную организацию. Первое время в ней насчитывалось около 40 человек. Вся их работа была направлена на обеспечение условий для дальнейшей оппозиционной деятельности на родине»[15]. Обучавшиеся в СССР китайцы в основной массе критически относились к установкам советских преподавателей, а тех студентов, кто не разделял господствующие левацкие взгляды, называли хвостистами или даже «русскими собаками». В 1927 г. развернулась борьба среди китайских коммунистов на Дальнем Востоке. Внутри китайской ячейки сложилось две группировки: «одна группа из части приезжих товарищей. Большинство из них южане-интеллигенты. Другая группа – местные товарищи («сибиряки») либо политически малограмотные, либо совсем неграмотные, в большинстве своем – северяне»[16]. Возможно, с этими проблемами был связан процесс в Хабаровске, когда в 1927 г. судили одного из китайских коммунистических лидеров по обвинению в террористической деятельности[17].
Говоря о китайских студентах в Москве, исследователи отмечают: «В 1929 г. китайские оппозиционеры активизировали свою работу. Готовясь к будущей борьбе в Китае, они вместе с тем начали открыто выступать против сталинистов в своих учебных заведениях… В целом под тем или иным влиянием троцкистских идей находилось более 20% общего числа китайцев, проходивших в то время обучение в Москве… Развязка наступила в начале февраля 1930 г., когда в КУТК были произведены аресты. За решеткой оказались 25 человек. В последующие три месяца в подвалы Лубянки были препровождены еще одиннадцать активных участников китайской левой оппозиции… В сентябре 1930 г. двадцать четыре китайских троцкиста были приговорены к различным срокам заключения в лагерях и к ссылке. Большинство из них погибло, выжить смогли не более десяти человек»[18]. Известный исследователь А.Г. Ларин пишет: «В приговоре коллегии ОГПУ 36 троцкистам значились лишение свободы, в основном на срок 3-5 лет, высылка в Иваново и Нижний Новгород. Тех, кто не был арестован, отправили рабочими на московские заводы – проходить “пролетарскую школу”. Несколько человек были “без явок” высланы в Китай..»[19]. Вообще, репрессии против «китайцев-троцкистов» на Дальнем Востоке активно проводились в последующие годы, «борьба» была активизирована после убийства в 1934 г. С.М. Кирова[20].
Отдельной страницей истории репрессий в отношении китайцев в СССР можно считать период советско-китайского конфликта на КВЖД во второй половине 1929 г. В разных регионах страны, в первую очередь на границе, в 1929 г. были отмечены факты репрессий против китайцев, их выселение из приграничных районов или даже арест. Руководство СССР также обозначило курс на усиление карательных мер против китайцев. На заседании Политбюро от 5 сентября давалось указание ОГПУ «усилить репрессии по отношению к китайским гражданам из торговцев, спекулянтов и т.п., заключив в тюрьму в ближайшие дни от 1-2 тыс. человек, главным образом, в районе Дальнего Востока и сделав самый режим заключения более суровым, чем в настоящее время»[21]. Подобная политика, несомненно, способствовала активизации деятельности правоохранительных или карательных органов в отношении китайских мигрантов. Арестованный в 1929 г. в Хабаровске и осужденный на три года за антисоветскую деятельность Сергей Александрович Юань-Сун-Юн был сослан в Нарым, где и остался жить до конца 1930-х гг.[22]. В Змеиногорском районе на Алтае в сентябре 1929 г. арестовали двух китайцев, одного осудили вскоре к высылке из СССР, второго – к высшей мере наказания. Арестованных осенью 1929 г. фотографа из села Тальменка Чжан-Ян и торговцев из Барнаула Хан-Чжи-Чжун и Шао-Цин осудили по 58-й статье к трем годам лишения свободы. Дело арестованного по обвинению по той же 58-й ст., в том же сентябре 1929 г. фотографа из г. Рубцовска Чжан Шуй-Шин было вскоре прекращено «за недоказанностью обвинения». Ремесленник-зеркальщик в Барнауле Ван-Тин-Лин в 1929 г. был арестован и осужден на 3 года исправительно-трудовых работ якобы за контрабанду валюты, спекуляцию и незаконное хранение оружия[23]. В документах отмечается и прямая связь арестов с конфликтом: «По полученным в Консульстве Китайской Республики в г. Чите сведениям, 7 сентября 1929 г. 12 китайских подданных, проживавших в Барнауле, были арестованы в связи с конфликтом на Китайской Восточной железной дороге агентами ОГПУ, осуждены к лишению свободы на три года по обвинению в 586 и 5912 ст.ст. уголовного кодекса РСФСР и отправлены на кирпичный завод Сибирского Управления Лагерей Особого Назначения ОГПУ гор. Кузнецка Сибирского Края»[24].
Несмотря на то, что власти СССР хотели сделать жизнь в новой стране привлекательной для всех народов на земле, китайские рабочие, не говоря уже о других социальных группах, в своем большинстве не видели преимущества нового строя. Не случайно, с начала 1930-х гг. китайские мигранты в разных регионах страны стали восприниматься как не очень лояльные к советской власти жители. В частности, китайцы всячески противостояли политики коллективизации. О ситуации вокруг китайских колхозов в период массовой коллективизации хорошо видно из письма Президиума Новосибирского Горсовета: «До весенне-посевной кампании 1934 года китайские колхозы существовали больше по названию, чем по существу, так как обобществление имущества почти не было, лошади, транспорт и орудие производства находились у их владельцев… В декабре месяце при обследовании нами все это было вскрыто и произведено обобщение всего имущества, большая часть имевших трех-четырех наемных рабочих сбежали, оставив имущество, а председатель колхоза в январе месяце был снят с работы и отдан под суд, который осужден на 10 лет… Консул сам лично выехал в колхоз «Красный Восток»… через 3-4 дня был организован массовый выход из колхоза в количестве 28 семей, с предъявлением требования немедленной выплаты за их имущество… и только благодаря нашему вмешательству с участием НКВД были изъяты ставленники Консула и остальная масса приступила к работе… Когда нами было разобрано по существу заявление, посланное Горкому и Горсовету за 15 подписями, то оказалось, что заявление о разукрупнении было подписано людьми, не состоявшими в колхозе, а Чан-Бон-Зин являлся репрессированным кулаком. Наряду с этой разлагательной работой также было организовано массовое воровство… В 1935 году начиная с весны началась массовая посылка в колхоз людей, не имеющих никаких документов с препроводительными Консула, который рекомендовал принять на работу в колхоз, после того, когда консул узнал, что его препроводительные нами задерживаются, он стал направлять людей через своих людей в колхозах, таким образом в ноябре месяце в обоих колхозах нами выявлено 62 человека, у которых нет никаких видов, удостоверяющих личность… Посланный в колхоз председателем устроен кладовщиком, явно контрреволюционный тип под фамилией Хун-Ха-Ды, который сделал контрреволюционное выступление в момент прохождения торжественного собрания колхоза, посвященного 18-летию Октябрьской революции, докладчик, останавливаясь на продолжающемся кризисе и чудовищной бедности трудящихся масс, - Хун-Ха-Ды вскочил с места и начал кричать, что “докладчик брешет как собака, что в Китае живут бедно, там трудящиеся живут богаче и лучше, чем в Советском Союзе” начал нещадно ругать председателя, что он продался и созывает такие собрания, что его нужно убить и группа китайцев во главе с Хун-Ха-Ды и Суй-Лин-с целую ночь караулили председателя и вызывали его, чтобы убить… По всем выступлениям, которые были в Китайских колхозах, мы реагировали быстро, что зависело непосредственно от нас устранялось немедленно, но совсем другое отношение было, когда мы обращались за помощью к милиции, прокуратуре, то эта помощь приходила в значительном опоздании»[25].
В 1930-х гг. стала практиковаться ссылка китайцев из Европейской части СССР в Сибирь. Но и собственно на территории Сибири и Дальнего Востока с начала 1930-х гг. фиксируются факты политических репрессий в отношении китайцев. Согласно «Книги памяти жертв политических репрессий города Благовещенска», около ста проживавших в этом городе китайцев подверглись политическим репрессиям. Отмечены расстрельные приговоры в отношении их в 1930, 1932, 1933 гг. В 1932 г. китайцы приговаривались к различным срокам заключения в «концлагерях», от двух до 10 лет, к ссылке на 3 года в Западную Сибирь. Владелец хлебопекарни Сяо-Чун-Тин в 1932 г. был осужден на 5 лет лагерей, а владелец колбасной фабрики Мын-Лин Василий в том же году был расстрелян по ст. 58-10[26].
Отчасти репрессивный характер носила политика советского руководства в отношении некоторых интернированных китайцев, вынужденных перейти на территорию России с оккупированной японцами Маньчжурии. Если перешедшая через границу в декабре 1932 г. армия Су Бинвэня уже весной 1933 г. была вывезена в Китай, многие немногочисленные китайские подразделения, интернированные в первой половине 1930-х гг., надолго были задержаны на советской территории. Летом – осенью 1932 г. 200 китайских солдат были размещены на лесозаготовках в Нарымском округе севера Западной Сибири. Возможно, что на принудительных работах в Сибири оказались те китайские военные, которые перешли границу не с основными силами. Например, задержанные летом 1932 г. пограничниками в районе станции Маньчжурия пять китайцев по решению «тройки» ОГПУ были высланы в Нарымский округ. Очевидно, этими китайцами и были Юй-Вэн-Дзи, Тын, Цан-Кя-Чин, Юй-Фу-Куон и Кун-Куон-Ли, объявленные после ареста 1938 г. переброшенными в СССР служащими китайской полиции г. Маньчжурия японцами [27]. Весной 1934 г. новая партия интернированных китайцев прибыла на Черногорские угольные копи в Хакасии. Тогда же в Сибирь прибыл отряд Дя-син-хи, размещенный, очевидно, в Кузбассе. При этом статус и положение этих китайцев оказались довольно противоречивыми.
Интернированные китайские солдаты в Сибири находились фактически на принудительных работах. Не будучи ни военнопленными, ни осужденными, они были лишены свободы на правах советских спецпереселенцев. Работники ОГПУ–НКВД считали интернированных китайцев военнослужащими, таковой являлась и позиция командования Сибирского военного округа. Позиция местных партийных органов была иной, солдаты рассматривались как китайские рабочие, находящиеся в СССР и могущие стать его постоянными жителями.
В докладной записке секретаря Хакасского обкома ВКП(б) «О культурно-бытовых условиях, настроениях и работе интернированных китайцев и корейцев на Черногорке» от 27 апреля 1934 г. говорилось об ужасных условиях, в которых находились интернированные китайцы[28]. В течение длительного периода отсутствовал элементарный учет и контроль сделанной работы, интернированные не имели расчетных книжек, нарядов и замеров выполненных работ. С другой стороны, с нормами выработки китайцы обычно не справлялись, что влекло за собой снижение норм выдачи пайков. Местные власти, говоря об интернированных китайцах, отмечали «отрицательное отношение их к пребыванию в СССР»[29], а 12 августа 1934 г. китайские рабочие устроили «волынку», причиной которой стало «изъятие реакционно-настроенных офицеров из отряда». В течение шести часов около ста человек пикетировали отделение милиции, требуя отпустить на волю своих командиров. В июле 1935 г. администрация рудника отмечала, что «среди китайских рабочих чувствуется полная разнузданность, упадок дисциплины, и 109 человек на протяжении четырех месяцев нигде не работают, занимаются карточной игрой и спекуляцией»[30].
Практически всех китайцев объединяло стремление вернуться домой. Уже весной 1934 г. 19 китайцам удалось бежать с Черногорки. Несмотря на запреты, ходатаи из числа интернированных китайцев регулярно выезжали в Новосибирск в китайское консульство. В направленной из Западно-Сибирского крайисполкома телеграмме в НКИД от 4 марта 1935 г. говорилось: «… Кроме того за последнее время кит. генконсульство в Новосибирске выдало нацпаспорта китайцам… состоящим в Советском гражданстве, а также интернированным китайцам… указанные лица являются в иностранное отделение с требованием о признании за ними прав китайского гражданина добиваясь получения вида на жительство и в случае отказа о том ходатайствуют о выдаче им разрешения на выезд в Китай. Паспорта указанных лиц находятся у нас без ответа по ним заинтересованным лицам и консульству»[31]. Попытки самостоятельно добраться до Китая обычно не приводили к успеху, например, в 1934 г. 11 китайцев, находившихся на рудниках Прокопьевска, ушли из места сосредоточения с намерением вернуться на родину через Туву, но заблудились, были задержаны и возвращены назад. Очевидно, сотням интернированных китайцев так и не удалось вернуться на родину, они стали жертвами политических репрессий в период их активизации в конце 1930-х гг.
Новая волна массовых политических репрессий захлестнула китайскую общину Сибири в 1937 г. Многие китайцы подвергались репрессиям повторно, но наказание было гораздо суровее. Фактически в Сибири почти все китайцы оказались в числе репрессированных. 23 октября 1937 г. вышел Приказ НКВД СССР №00693 «Об операции по репрессированию перебежчиков – нарушителей госграницы СССР». Документ предписывал арестовать всех перебежчиков, «независимо от мотивов и обстоятельств перехода на нашу территорию», осуждение их (в том числе и «оставшихся не разоблаченными как агенты иностранных разведок») к заключению в тюрьмы или лагеря. 22 декабря 1937 г. вышла Директива НКВД о репрессиях среди китайцев на Дальнем Востоке, предписывавшая немедленно арестовать всех китайцев, «проявляющих провокационные действия или террористические намерения». 31 января 1938 г. вышло Постановление Политбюро о продлении до 15.04.1938 операции «по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финн, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын» с оставлением «существующего внесудебного порядка рассмотрения дел».
Репрессии прокатились по всей стране, коснувшись как советской «китайской элиты», так и неграмотных рабочих. Например, Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 3 декабря 1937 г. был приговорен по ст. ст. 58-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания и вскоре расстрелян в Ленинграде уроженец Гуанчжоу и член ВКП(б) с 1926 г. Чжан-Вен-Зун, работавший председателем колхоза «Красный Восток» в Ленинградской области. В 1937 г. был арестован и на следующий год расстрелян редактор китайской газеты «Рабочий путь» Чжоу Давэнь (Чугунов)[32]. В 1938 г. был расстрелян арестованный в Москве известный ученый и политический деятель Ши Хуфан (Сюн-Фу-Фан, Конус Николай Васильевич)[33]. В 1938 г. был осужден по ст. 58-10 УК РСФСР к расстрелу директор клуба китайских рабочих в Благовещенске Ван-Чин-Сян[34]. По данным донецкого историка В.Н. Никольского, в 1930-х гг. по Донецкой области было репрессировано около 100 китайцев.
В 1937-1938 гг. пострадали от политических репрессий почти все китайцы, работавшие в востоковедных научных центрах Москвы и Ленинграда. Были расстреляны доцент Ленинградского восточного института Фу Мин, арестован Го Шаотан (Крымов А.Г.) и другие[35]. Исследователи истории Международной ленинской школы отмечают: «Среди репрессированных оказались Дун Исян, Ма Юаньшэн, Чжоу Давэнь, Чэнь Юй, Юй Сюсун, Ю Синчао, Ху Сяо. Только Ма Юаньшэну и Чэнь Юю удалось избежать высшей меры наказания»[36]. В списке арестованных НКВД бывших студентов Научно-исследовательского института национально-колониальных проблем (НИИНКП) был, например, объявленный делегацией КПК при ИККИ японским шпионом бывший секретарь партячейки из Северной Маньчжурии Ма Ин (Ма Юцин). Затем, в 1937-1938 гг. было арестовано и расстреляно еще несколько студентов, а также аспирант НИИНКП Чэнь Вэйи[37].
Арестованный в Барнауле в 1938 г. китаец М.Т. Старцев умер в тюрьме в 1944 г., а позднее, как и многие его соотечественники, был посмертно реабилитирован[38]. Всего в этот период на Алтае «за антисоветскую агитацию и пропаганду» было арестовано, а затем расстреляно или посажено на длительные сроки заключения около двух сот китайцев. Например, в марте 1938 г. несколько десятков китайцев, почти все из прибывших на Алтай в 1936 г. перебежчиков из Маньчжоу-го, были осуждены к расстрелу или длительным срокам заключения по обвинению в участии в «шпионско-повстанческих организациях». Немало фактов политических репрессий было зафиксировано в Благовещенске. В 1937 г. был расстрелян работавший кучером в консульстве Маньчжоу-го Лю Конжун; в 1938 г. был расстрелян заведующий золотоскупкой в Благовещенске Николай Васильевич Чен-И-тан; рабочий Ха Тунже в 1939 г. осужден к лишению права проживать в режимных местах на три года[39]. В трех томах «Книги памяти томичей, репрессированных в 30-40- и начало 50-х годов» отмечено около 60 китайских имен. Это были представители разных профессий: автотехник, парикмахер, слесарь, лотошник, бухгалтера, повара, огородники, печники, сапожники. Среди репрессированных китайцев было несколько учащихся подготовительных курсов при Учительском институте и колхозников, бухгалтер райсобеса Фу-Чжи-И (Фукин Владимир), заведующий магазином в Колпашево Ван-Сье-Чжан (Громов В.С), председатель огородной артели «Красный Китай» Фу-Цзын-Чэн[40].
Подобная же ситуация наблюдалась на севере Западной Сибири. В «Справке Нарымского окружного отдела НКВД на арест группы жителей г. Колпашево, подозреваемых в принадлежности к китайской шпионской, диверсионной организации» от 9 февраля 1938 г. говорилось о «вскрытой и ликвидированной Нарымским окротделом НКВД контрреволюционной шпионско-диверсионной повстанческо-террористической организации, созданной в Нарымском круге по заданиям японских разведорганов…», и было указано 12 человек с китайскими именами, а также два мужчины и женщина с русскими именами[41]. Картину форм и масштабов репрессий против китайцев дает «Протокол допроса С.А. Юан-Сун-Юна, обвиняемого в принадлежности к китайской шпионской диверсионной организации» от 26 февраля 1938 г.[42]. Юан-Сун-Юн, признавшийся английским и японским шпионом, показал на допросе, что китайцами «в 1937 г. в момент уборочной компании сожжен мост через реку Чая. В 1936 году совершены поджоги радиоузла и здание аэродрома в пос. Колпашево, уничтожены пожарами большие площади лесных массивов строевого экспортного леса…», кроме того, «в момент войны Японии против СССР должны проводить крушения поездов и уничтожение важных сооружений транспорта и других объектов оборонного значения», для чего было сформировано пять китайских групп для работы на станциях Тайга, Юрга, Топки, Мариинск и Новосибирск[43]. Всего же в 1937-1938 гг. по делу о «контрреволюционной шпионско-диверсионной китайской организации в Нарымском округе было репрессировано 57 человек, в том числе 51 китаец[44]. Четыре китайца оказались репрессированными по делу о японской группе. Всего китайцы в общем числе репрессированных в 1937-1938 гг. в Нарымском округе составили около 0,5%. Позднее, при пересмотре в 1957 г. этого дела, выяснилось, что якобы сожженного моста, как и прочих уничтоженных объектов, вообще никогда не было, никаких материалов, подтверждавших причастность китайцев к диверсионно-шпионской деятельности, в 1930-х гг., также не имелось[45].
В Хакасии в конце 1930-х гг. китайцы составили около 1% от общего числа репрессированных. В документальном романе «Казнь прокурора» приводится следующий факт: «Уже в феврале-марте 1938 года Керин при содействии Хмарина арестовал все мужское население из числа интернированных в 1931-1933 годах китайцев и корейцев, работавших в основном на шахтах Черногорских копей. Всего около 700 человек. Многие из них не знали русского языка, не понимали, в чем их обвиняют. По указанию переводчика - платного сотрудника УНКВД Зи-лен-ка (по-русски его фамилия писалась как Зеленко) - обвиняемые ставили на готовых протоколах допросов кресты и отпечатки пальцев в подтверждение того, что они - японские шпионы и вредители, готовившиеся к свержению советской власти в случае нападения Японии на Советский Союз. Большинство из них были расстреляны, хотя это были наиболее трудолюбивые, дисциплинированные работники»[46]. Данная картина подтверждается материалами по реабилитации жертв политических репрессий в Хакасии. Десятки китайцев, в основном шахтеров с Черногорских копей, были приговорены к расстрелу за антисоветскую агитацию, шпионскую деятельность или как участники диверсионных групп[47].
Подобные репрессии коснулись китайцев, проживавших в Тувинской Народной Республике. В 1937-1941 гг. были осуждены к различным срокам заключения или к расстрелу за «контрреволюционную деятельность» совхозники Фан-Фын-Шин (Шокар-Бады), Хо-Фы-Лин, Намзырай (он же Сю-Фу), торговцы Ян-Ло-Юй Федор и Сю-Фын-Шан, скотовод Сун-Ен-Дин (Дунин-Чыргал), повар Ко-У-Ил Оскан-Шокар, Ли Зи Вей Григорий (Мельгунов) и другие[48].
О масштабах репрессий против китайцев говорят сухие строки материалов, собранных в 1990-х гг. членами общества «Мемориал» в Красноярском крае: «…ЧЖАН ВЭН ЦАЙ, 1923 г.р., китаец. Ссыльный в Бирилюсском р-не КК. 19.08.1947 умер; ЧЖАН-ЛЯН-У, 1896 г.р., китаец, уроженец Китая. Фотограф в с. Таштып, Хакасия. 14.02.1938 арестован. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за участие в к/р организации и а/с агитацию. 01.06.1960 реабилитирован облсудом Хакасии; ЧЖАН-ХУН-ХИ, 1898 г.р. китаец, уроженец провинции Мукден, Китай. В 1922 перебежчик из Китая. Заготовщик фабрики "Спартак" в Красноярске. С 26.05.1938 в Красноярской тюрьме по делу Лю-Син-Пина № 18479. От своих, ранее данных показаний, 04.06.1939 отказался. Дело прекращено 24.06.1939, из-под стражи освобожден. В других документах указано, что осужден в 1938; ЧЖАН-ШЕНЬ, 1895 г.р., китаец, уроженец провинции Хобей, Китай. Кустарь-сапожник на базаре в Красноярске. С 26.05.1938 в Красноярской тюрьме по делу Лю-Син-Пина № 18479. От своих, ранее данных показаний, в 1939 отказался. Дело прекращено 24.06.1939, из-под стражи освобожден. В других документах указано, что осужден в 1938; ЧЖАО ЮН СЯН (он же Чжао У Дэ), 1890 г.р., китаец. Рабочий артели «Красный восточник» в Красноярске. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу. 26.09.1938 расстрелян в Красноярске; ЧЖАО-ДИН-ЮН, 1896 г.р., китаец, уроженец провинции Шень-Дунь, Китай. Без определенных занятий в Красноярске. 19.05.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу. 22.11.1938 расстрелян в Красноярске; ЧЖОУ-ЧЖЕ-ПИН, 1912 г.р., китаец, уроженец д. Юн-Пин-Фу уезда Чжин-Ли-Сян провинции Хобей, Китай. Чернорабочий 5-го лесозавода в Енисейске. 04.01.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу. 04.01.1938 расстрелян в Красноярске; ЧЖЭН-ДЭ-ГУЭ, 1908 г.р., китаец, уроженец провинции Шань-Дунь. Гражданин Китая. В 1915 приехал в Сибирь на заработки. Жена русская. Рабочий артели «Красный огородник» в Канске. 26.02.1938 арестован. 19.05.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу по ст. 58-6, 11 УК. 02.10.1938 расстрелян в Канске. 06.03.1958 реабилитирован ВТ Московского ВО; ЧИ-ЗО-ДИ (Ли-Зо-Ди), 1915 г.р., китаец, уроженец Китая. Работал в шахте в Черногорске. 18.02.1938 арестован. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за к/р деятельность. Реабилитирован 27.05.1958 ВТ СибВО; ЧИ-ИН-ДИН, 1901 г.р., китаец, уроженец Манчжурии. Отбойщик шахты № 3 в Черногорске. 18.07.1936 арестован. 02.02.1937 ОСО НКВД СССР осужден на 3 года ИТЛ за шпионаж. Реабилитирован 09.09.1989 прокуратурой КК; ЧИ-У-ФУ, золотостаратель на прииске. 02.10.1938 расстрелян в Канске; ЧИ-ЧАН-САН, 1910 г.р., китаец, уроженец Китая. Работал в шахте в Черногорске. 17.02.1938 арестован. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за а/с агитацию. Реабилитирован 27.05.1958 ВТ СибВО; ЧОН-ФУН-ЛИН, 1892 г.р., китаец, уроженец Китая. Работал в шахте в Черногорске. 13.02.1938 арестован. 25.05.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за участие в диверсионной группе. Реабилитирован 24.07.1959 ВТ СибВО; ЧОН-ЦЕ, 1901 г.р., китаец, уроженец Китая. Работал в шахте в Черногорске. 17.02.1938 арестован. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за к/р деятельность. Реабилитирован 27.05.1958 ВТ СибВО; ЧОУ-ДО-ЧАН, 1896 г.р., китаец, уроженец Китая. Работал в шахте в Черногорске. 17.02.1938 арестован. 02.09.1938 Комиссией НКВД и прокурора СССР приговорен к расстрелу за участие в диверсионной группе, за а/с агитацию, вредительскую деятельность. Реабилитирован 07.08.1989 ПКК…». Репрессии в отношении китайцев имели место и в 1940-х гг. Например, в числе осужденных за «контрреволюционные преступления» в Хакассии отмечены осужденный на 10 лет заключения китаец в 1942 г. и осужденный на 5 лет китаец в 1943 г. В 1940-х гг. китайцы были среди заключенных Тайшетлага, например, Ма-лун-ту и Ячжоу-Яоу.
По числу репрессированных китайцев в СССР выделяются районы Восточной Сибири и Дальнего Востока. Исследователи отмечают: «Только в Чите арестовали 1500 китайцев… только в июне 1938 г. в Нерчинске, Бале и Шилке по национальному признаку было арестовано свыше 300 китайцев… По Балейскому району из 426 арестованных киатйцев сумели доказать вину только 78 чел. Во время допросов и следствия только в Бале умер каждый четвертый китаец (117 из 426), в Чите – каждый третий (568 из 1500). Амурской области было арестовано 1350 китайцев»[49].
Особой страницей истории китайских мигрантов в СССР стали депортации китайцев из приграничных районов. Эти репрессии были санкционированы и организованы руководством СССР, проведение депортации обосновывалось необходимостью обеспечения безопасности государственных границ. Следует отметить, что далеко не всегда опасения относительно возможных переходов китайцев через границу со специальными заданиями от японцев были надуманными. Например, 8 июня 1938 г. на Амуре была задержана шаланда с 29 китайцами и корейцами с японским оружием и другим снаряжением, которые признались, что заброшены с целью совершения диверсий[50].
Оперативные мероприятия по выселению китайских мигрантов с территории Приморского края получили название «Китайские операции». Проведением их руководили начальник управления НКВД по Приморской области капитан госбезопасности М. Диментман и начальник китайского отделения управления, старший лейтенант погранвойск И. Лиходзеевский. Правоохранительные органы провели три операции по аресту притоносодержателей и китайцев-нелегалов: в ночь на 30 декабря 1937 г., 22 февраля и в ночь на 30 марта 1938 г. Арестовано было соответственно 853, 2005 и 3082 человек - всего 5993 китайцев. Предварительное следствие по этим делам закончилось в мае 1938 г. Вопрос о депортации и освобождении из под ареста не изобличенных в шпионаже китайских мигрантов решался на переговорах между советским и китайским правительством. 10 июня 1938 г. вышло Постановление Политбюро о том, что переселение китайцев с Дальнего Востока в Синьцзян может быть только добровольным. Одновременно с этим предписывалось «арестованных китайцев, исключая осужденных и обвиняемых в шпионаже, активной диверсии и терроре, из-под стражи освободить и выселить в Синьцзян, вместе с их семьями и имуществом. В дальнейшем, массовые аресты китайцев прекратить». В июне-июле 1938 г. 2853 китайца были освобождены, умерло около 100 китайцев, расстреляно не менее 750 китайцев. Затем часть оставшихся арестованных были выпущены. В июне-июле 1938 г. со станции Эгершельд во Владивостоке пятью эшелонами было выселено 7130 китайцев и некоторое число русских членов их семей. Четырьмя эшелонами китайцев провезли через всю Сибирь и отправили через станцию Аягуз в Синьцзян. В первом эшелоне вывезли принудительно 1379 человек из числа не подвергавшихся аресту. Во втором отправили 1637 человек, добровольно изъявивших желание вернуться в Китай. Два других эшелона (1613 и 1560 человек) состояли из бывших арестованных. Не пожелавшие вернуться в Китай, и принявшие советское гражданство китайцы пятым эшелоном выселены в Кур-Урмийский район Хабаровского края. В сентябре-декабре 1939 г. в Казахстан отправлены еще 227 китайцев, освобожденных из тюрьмы[51]. Почти все оставшиеся в СССР дальневосточные китайцы были собраны в отдаленном от границы районе Хабаровского края. Летом 1938 г. в Кур-Урмийский район приняли 2,5 тыс. китайцев-переселенцев на работы в Куканский леспромхоз и Мугдусинский мехлеспункт[52]. Депортация китайцев с Дальнего Востока получила резонанс не только в Китае, но и в других странах. Перебежчик Рыжов, бывший сотрудник НКВД, писал по этому поводу в японском журнале «Кеган Россия», что из СССР было выдворено 8 тыс. китайцев[53].
Репрессии против китайских мигрантов в СССР были одним из важнейших вопросов в советско-китайских отношениях. Об этом, в частности, говорят дипломатические документы. В мае 1937 г. полпред в КР Д.В. Богомолов сообщал: «Ко мне зашел с визитом У Наньчжоу, бывший советник китайского посольства в Москве… жаловался на плохое отношение советских органов к китайским гражданам, проживающим в СССР»[54]; «Дал обед азиатскому отделу Министерства. После обеда Гао… жаловался на последнюю депортацию китайских граждан из СССР и сказал, что неприостанавливающаюся депортация производит крайне плохое впечатление на все общественные круги в Китае»[55]. В записи беседы заведующего 1-м Дальневосточным отделом НКИД Г.Ф. Резанова с поверенным в делах КР в СССР Чжан Датянем отмечалось: «В свое время Чжан неоднократно поднимал вопрос об оставлении в СССР китайского гражданина Фу Баочуня. На этот раз я ему дал ответ, что Фу Баочунь высылается из СССР как нежелательный элемент, так как последний не занимается общественно-полезным трудом, а поэтому Отдел Виз и Регистраций не дает ему визу на право жительства в Советском Союзе. Чжан тогда обратился ко мне с просьбой, чтобы, во-первых, соответствующие власти разрешили вскрыть опечатанную прачечную Фу Баочуня, и, во-вторых, дали бы возможность Фу Баочуню в течение одного месяца ликвидировать находящееся в прачечной имущество»[56]. В августе 1940 г. в записи беседы помощника заведующего 1-м дальневосточным отделом НКИД Н.М. Лифанова с советником посольства Лю Цзэжуном отмечалось: «Далее Лю, повторив содержание ноты китайского посольства от 30 июля с.г., где говорится о выдаче выездных виз освобожденным из исправительно-трудового лагеря китайским гражданам Юй Цуу, Цао Цзыян и Сю Чайхо, просил дать ответ на указанную ноту… З. Лю заявил, что одно из трех лиц, упоминаемых в ноте китайского посольства от 30 июля с.г., а именно Цао Цзыян является бывшим китайским партизаном в Маньчжурии. С ним вместе в свое время через границу в СССР перешли 6-7 его товарищей, которые были также на границе задержаны, но местопребывание которых в настоящее время неизвестно. Китайское посольство, сказал Лю, просит выяснить судьбу этих лиц»[57].
Таким образом, к концу 1930-х гг. массовые репрессии в отношении китайских мигрантов привели к почти полному исчезновению этой группы в составе советского населения. Можно предположить, что это и было собственно целью репрессий. Показательный пример – первый секретарь Алтайского крайкома ВКП(б) Л.Н. Гусев однажды упрекнул барнаульских чекистов: «почему у вас до сих пор китайцы по улицам бродят»[58].
Во время Второй мировой войны СССР и Китайская Республика были союзниками по антигитлеровской коалиции. В это время остатки китайской общины в России вместе с советским народом переживали все тяготы войны. Китайцы, бежавшие от японской власти из Маньчжурии, пополняли учреждения ГУЛАГа, разбросанные по всей Сибири. Типичный случай описан в китайской газете «Семья и жизнь»: несколько пленных китайских солдат бежали из японского лагеря для военнопленных через Аргунь летом 1943 г. На советской стороне трое беглецов были арестованы пограничниками и оказались в советском лагере[59]. Исследователи приводят данные и по репрессиям в регионах в этот период времени: «…в Забайкалье в период с 1940 по 1949 гг. включительно было арестовано 60 чел. китайцев. В Амурской области в те же годы было арестовано 42 китайца, а всего в ДВК – 780»[60].
Окончание Второй мировой войны благоприятно отразилось на общей ситуации вокруг китайских мигрантов в СССР. На некоторое время было прекращено принудительное выселение китайцев на родину, исчез постоянно пополнявший места заключения поток китайских мигрантов – незаконно пересекавших границу беженцев из Маньчжурии. Начался постепенный процесс освобождения китайцев из советских тюрем и лагерей. Например, в продолжение упоминавшегося выше примера с историей арестованных в 1943 г. китайских перебежчиков, в китайской газете отмечается, что уже в 1947 г. китайцы были освобождены из мест заключения, после чего поселились в пригороде Красноярска и занялись выращиванием овощей[61]. Типичной была судьба китаянки Лю Сю, родившейся в 1914 г. в провинции Хэйлунцзян. Она была арестована в 1939 г. на границе, осуждена в Благовещенске на 3 года, к которым добавили еще 7 лет заключения в колонии на территории Коми АССР. В 1948 г. по освобождении из лагеря она прибыла на поселение в пос. Долгий Мост севернее Канска. В этом поселке проживало довольно много китайцев, занятых поначалу на сборе смолы-живицы. В 1953 г. в расположенный недалеко поселок Иланский приехал после освобождения из мест заключения родной брат Лю Сю – Лю Пэнтан, а вскоре сама Лю Сю вышла в Красноярске замуж за отсидевшего 10 лет в лагере китайца. Таким образом, в первые же послевоенные годы отношение к китайским мигрантам в Сибири, со стороны, как государства, так и общества, изменилось. Китайцы фактически оказались в числе первых «реабилитированных народов» в СССР.
Несмотря на начавшийся процесс реабилитации репрессированных китайцев, в послевоенные годы также отмечались случаи политических репрессий в отношении китайских мигрантов. Например, в 1949 и 1950 гг. в Хакасии среди осужденных за «контрреволюционные преступления» отмечены два китайца[62]. В 1951 г. на пять лет был осужден китаец Со-е-зы Кодур, проживавший в Туве[63].
В 1950-х гг., в условиях постепенной реабилитации жертв политических репрессий, шел процесс освобождения китайских мигрантов из мест заключения. Большая часть освобожденных китайцев отправлялась на спецпоселение. В «Книге учета спецпереселенцев, расселенных на территории спецкомендатуры №145 Илимпийского района Эвенкийского округа», отмечен рабочий беспартийный китаец Яжоу Яоу, работавший на Ногинском руднике. На поселение этот китаец был переведен в начале 1950-х гг. из Тайшетского лагеря. В Эвенкию также на спецпоселение в 1952 г. из Озерного лагеря МВД г. Тайшета был переведен китаец Ма-лун-ту. В некоторых районах возникли даже отдельные «китайские спецкомендатуры», как, например, в поселке Беляки Мотыгинского района Красноярского края. В конечном итоге, подвергнутые политическим репрессиям китайцы были в основной своей массе реабилитированы, но до конца советского периода истории нашей страны многие из них оставались под контролем спецслужб.
Таким образом, китайские мигранты в России, как и все народы, проживавшие на территории СССР, оказались в числе пострадавших от политических репрессий в 1920-1950-х гг. Более того, процент репрессированных китайцев, по отношению к общей численности данной общины, во многих регионах был выше, чем у других национальностей. Высокий процент китайских мигрантов, пострадавших от политических репрессий в СССР, был обусловлен рядом факторов: китайские мигранты в подавляющем большинстве были «чужаками» в российском обществе, они менее всего были подвержены влиянию советской пропагандистской машины, не хотели переносить лишения и тяготы переходного периода строительства нового общества и укрепления страны, были более беззащитными перед произволом советской бюрократии и репрессивной машины. Но, вместе с тем, китайские мигранты были в числе первых освобожденных из мест заключения. В конечном итоге, китайцы в СССР разделили судьбу всех народов России, совместно с русскими перенеся все тяготы противоречивого и во многом трагического периода истории страны.
Примечания
[1] Общие масштабы политических репрессий в СССР формально выражены в следующих цифрах: по ст. 58 УК РСФСР и соответствующим статьям кодексов других республик всего было осуждено 3777380 человек, в том числе 643 тыс. человек были расстреляны.
[2] Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф.1675. Оп.1. Д.19. Л.11.
[3] Петряев Е. Нерчинск. - Чита, 1959. С.103.
[4] ГАКК Ф.Р-1743. Оп.1. Д.870.
[5] Трудовое знамя. – Семипалатинск. - 1918 г., 29 (16) апреля.
[6] Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК). Ф.174. Оп.1. Д.136. Л.288.
[7] ГАКК. Ф.Р-1743. Оп.1. Д.883. Л.1.
[8] ГАКК. Ф.Р-1743. Оп.1. Д.898. Л.4.
[9] ГАКК. Ф.Р-1743. Оп.1. Д.714.
[10] Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф.П-2. Оп.1. Д.65.
[11] Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. – М., 2003. С.131.
[12] Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т.1. 1919-1930. - Барнаул, 1998.
[13] В 1938 г. он вновь арестован, а затем и расстрелян.
[14] Государственный архив Новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО). Ф.16. Оп.1. Д.1258. Л.89.
[15] Панцов А.В. Сталин и китайская революция. // Революция и реформы в Китае новейшего времени: поиск парадигмы развития. – М., 2004. С.87.
[16] ГАХК. Ф.П-2. Оп.1. Д.367. Л.265.
[17] ГАХК. Ф.П-2. Оп.1. Д.65. Л.157-178.
[18] Панцов А.В. Сталин и китайская революция. // Революция и реформы в Китае новейшего времени: поиск парадигмы развития. – М., 2004. С. С.88-90.
[19] Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. – М., 2003. С.142.
[20] Залеская О.В. Китайские мигранты на Дальнем Востоке России 91917-1938 гг.). – Владивосток, 2009. С.279.
[21] Гузин А.С. О некоторых аспектах политико-дипломатической истории советско-китайского конфликта 1929 г. на КВЖД // Вестник Международного Центра Азиатских Исследований. - Иркутск, 1999, №1.
[22] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.219.
[23] Бойко В.С. Китайская община Барнаула в раннесоветский период: штрихи к социально-психологическому портрету // Четвертые востоковедные чтения памяти С.Г. Лившица / Материалы IV региональной конференции. – Барнаул, 2002. С.177
[24] Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф.Р-47. Оп.5. Д.100. Л.78.
[25] ГАНО. Ф. 47. Оп.5. Д.215. Л.76-78.
[26] Книга памяти жертв политических репрессий города Благовещенска. Т.1. – Благовещенск, 2000.
[27] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.219.
[28] Отдел документов новейшей истории Государственного архива Республика Хакасия (ОДНИ ГАРХ). Ф.2. Оп.1. Д.269. Л.52.
[29] ОДНИ ГАРХ. Ф.2. Оп.1. Д.249. Л.32об.
[30] Силонов С.М. Интернированные китайцы в Сибири (на материалах Красноярского края) // Вестник НГУ. Серия: История. Филология. 2007. Т.6. Вып.4: Востоковедение. С.29.
[31] ГАНО. Ф. 47. Оп.5. Д.215. Л.8-8об.
[32] Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. – М., 2003. С.142.
[33] Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов – жертв политического террора в советский период (1917-1991). – СПб., 2003. С.215.
[34] Книга памяти жертв политических репрессий города Благовещенска. Т.1. – Благовещенск, 2000. С.29.
[35] Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов – жертв политического террора в советский период (1917-1991). – СПб., 2003.
[36] Спичак Д.А. Китайские студенты Москвы и сталинские репрессии 1930-х гг.// История Китая: материалы китаевед. конф., ИСАА при МГУ (май 2004 г.) – М., 2005. С.23.
[37] Спичак Д.А. Китайские студенты Москвы и сталинские репрессии 1930-х гг.// История Китая: материалы китаевед. конф., ИСАА при МГУ (май 2004 г.) – М., 2005. С.25.
[38] Бойко В.С. Китайская община Барнаула в раннесоветский период: штрихи к социально-психологическому портрету // Четвертые востоковедные чтения памяти С.Г. Лившица / Материалы IV региональной конференции. – Барнаул, 2002. С.178.
[39] Книга памяти жертв политических репрессий города Благовещенска. Т.1. – Благовещенск, 2000. С.29, 99, 144, 127.
[40] Боль людская. Книга памяти томичей, репрессированных в 30-40- и начало 50-х годов. Т.1-3. – Томск, 1991-1992.
[41] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.203.
[42] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.217.
[43] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.219-220.
[44] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.423.
[45] 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле. – Томск-М., 2006. С.389-392.
[46] Гавриленко В.К. «Казнь прокурора». Документальное повествование. — Абакан, 2000.
[47] Книга памяти жертв политических репрессий в Республике Хакасия. – Абакан, 1999.
[48] Музей истории политических репрессий Республики Тува.
[49] Залеская О.В. Китайские мигранты на Дальнем Востоке России (1917-1938 гг.). – Владивосток, 2009. С.287.
[50] Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т.IV. Кн.1. Советско-китайские отношения в 1937-1944. – М., 2000. С.263.
[51] Чернолуцкая Е.Н. Депортация китайцев из Приморья (1938 г.) // Международная научная конференция «Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XVII-ХХ вв. / Тез. докл. и сообщ. Т.II. – Владивосток, 1993. С.81.
[52] ГАХК. Ф.1752. Оп.1. Д.14. Л.133.
[53] 1937 год. Российские корейцы: Приморье - Центральная Азия – Сталинград (Депортация). – М., 2004. С.83.
[54] Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т.IV. Кн.1. Советско-китайские отношения в 1937-1944. – М., 2000. С.49.
[55] Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т.IV. Кн.1. Советско-китайские отношения в 1937-1944. – М., 2000. С.53.
[56] Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т.IV. Кн.1. Советско-китайские отношения в 1937-1944. – М., 2000. С.589.
[57] Русско-китайские отношения в ХХ веке. Т.IV. Кн.1. Советско-китайские отношения в 1937-1944. – М., 2000. Документы о советско-японских отношениях С.612.
[58] Гришаев В.Ф. Реабилитированы посмертно (К истории сталинских репрессий на Алтае). – Барнаул, 1995. С.87.
[59] И вэй Хун цзюнь чжаньши хэ тадэ сулянь цыцзы. (Солдат Красной армии и его советская жена) // Цзятин ю шэнхо бао (Семья и жизнь). – 1997. - №3.
[60] Залеская О.В. Китайские мигранты на Дальнем Востоке России (1917-1938 гг.). – Владивосток, 2009. С.290.
[61] И вэй Хун цзюнь чжаньши хэ тадэ сулянь цыцзы. (Солдат Красной армии и его советская жена). // Цзятин ю шэнхо бао (Семья и жизнь). – 1997. - №3.
[62] Степанов М.Г. Сталинские репрессии в Хакасии в конце 1930 - начале 1950-х гг. – Абакан, 2006.
[63] Музей истории политических репрессий Республики Тува.
Сибирь и ссылка : Siberia and the Exile 25-02-2010