Перспективным направлением в освещении российского прошлого, способным, по мнению западных и отечественных ученых, качественно переосмыслить и переписать историю, в последнее время стало исследование событий, происходивших в провинции. В Сибири государственная политика преодоления хлебных кризисов, коллективизации и раскулачивания была встречена крестьянами по-разному, случалось и в форме вооруженного протеста. Между тем, многие его проявления, имевшие место на территории Приенисейской Сибири, в научной и краеведческой литературе лишь коротко упоминаются и до сих пор интерпретируются как всплеск «классовой борьбы» «кулаков» против Советской власти. Установить историческую справедливость на примере одного из таких выступлений, названному, согласно чекистской легенде, «бандитской» деятельностью «черных партизан», углубить познания об этом явлении в целом и является задачей данного исследования.
Согласно информации, заключенной в милицейских сводках, летом 1930 г. на территории Каратузского и Ермаковского районов Минусинского округа Сибирского края (современного юга Красноярского края) вспыхнули и были подавлены обособленные, не связанные между собой крестьянские «восстания». Однако органы госбезопасности, привычно мистифицируя, как правило, сгущали политическую окраску крестьянского повстанчества. Так и в этом случае чекисты, расследуя происшедшие события и базируясь в основном на документах, связанных с личностью и деятельностью некоего Н.Г.Заплавского, сочли их единым выступлением, направленным против Советской власти.
Судя по материалам этого дела, Заплавский был человеком, окончившим Бакинское мореходное училище и плававшим капитаном на коммерческом судне Каспийского пароходства. Лишившись при власти коммунистов избирательных прав, он перебрался в Сибирь. Здесь Заплавский якобы создал контрреволюционную организацию «Союз спасения Родины» с боевиками, названными с целью получить союзника в лице бывших красных партизан, еще представляющих в сибирском селе политическую силу*, «чёрными партизанами». Цель деятельности «Союза» заключалась в ликвидации коммунистического режима, образовании крестьянской республики с земствами, парламентом и президентом. Авторитетный среди крестьян Заплавский, как свидетельствуют документы ОГПУ, снабжал их инструкциями по организации комитетов, вербовке новых членов и листовками. Но бросается в глаза в глаза такой факт: пытаясь связаться с красноярскими «контрреволюционерами», он почему-то отказался от налаживания контактов с действующей рядом, возможно мифической, повстанческой организацией «Минусинский окружной штаб» (МОШ) .
(* В конце 1929 г. в Каратузском и Ермаковском районах насчитывалось 713 бывших красных партизан, или 27,3 % от наличия их в Минусинском округе. Они были организованы и спаяны кастовыми интересами. Считая себя истинными защитниками Советской власти, лица, в прошлом партизанившие, нередко конфликтовали с местными органами. На первомайскую и ноябрьскую демонстрации 1929 г. каратузские партизаны, отказавшись идти под знаменем сельсовета, потребовали выдачи им своего знамени, врученного партизанам ячейкой ВКП(б) в честь 10-летия освобождения Минусинска от колчаковцев, а также демонстрирования отдельной группой. После отказа они не пошли на могилы павших, пытались организовать партизанское собрание. Инициатор этих выступлений бывший партизан Текин был приговорен Коллегией ОГПУ к 10 годам концлагеря. )
На допросах 2 августа и 13 ноября 1930 г. его жена, учительница В.А.Заплавская, рассказывала чекистам о том, что её муж был человеком честным, волевым, любившим первенствовать в обществе, хозяйственным и добрым. В Минусинский уезд их семья, проживавшая в Астрахани, переехала из-за ее болезни. Но здесь Заплавский, не скрывавший своих анархистско-коммунистических взглядов, достойную работу у местных властей получить не смог. Лишь в октябре 1929 г. они, занимаясь подсобными промыслами и накопив достаточно средств, приобрели заимку в районе д. Беловки, где развели собственное хозяйство.
Между тем, показания Заплавской в корне подрывали выводы чекистского обвинительного заключения. Создав «контрреволюционную организацию», её муж, свидетельствовала она, был противником крестьянского выступления и на этой почве даже рассорился с «кулаками». Более того, Заплавский, находясь во время волнений в их эпицентре – в с. Нижний Кужебар, не только не принял участие в них, но, напротив, пытался предупредить об опасности коммунистов соседних деревень и уговаривал крестьян разойтись по домам.
Вероятно, узнать кем был в действительности этот человек - сексотом ОГПУ, чья антисоветская деятельность, будучи инспирированной спецслужбами, спровоцировала активные действия крестьян и последующее их терроризирование властями, одним из романтиков революции, неудачно экспериментирующим в изменившихся политических условиях, а может быть личностью совестливой, способной к сопереживанию или обладающей мессианскими наклонностями – нам уже не удастся. Но беседы Заплавского с крестьянами по актуальным вопросам деревенской жизни, оказывающие на них идеологическое воздействие, позволили органам обвинить последних в антисоветизме и тем самым скрыть истинные причины их волнений.
Как и в других местностях, крестьянский саботаж здесь, вследствие экономической слабости государства, сопровождал все налоговые и хлебозаготовительные кампании 1920-х гг. и являлся обычным для взаимоотношений деревни с государством. Наблюдавшийся в конце этого десятилетия всплеск сопротивления крестьян был спровоцирован государственной политикой чрезвычайных хлебозаготовок и налоговых изъятий. В результате её осуществления население подтаежных селений, которому землю для посевов приходилось буквально отвоевывать у тайги, во избежание голода было вынуждено в декабре 1928 г. усиленно закупать хлеб. Между Каратузом и районной периферией постоянно курсировали хлебные обозы, состоявшие из нескольких десятков подвод. Отдельные скупщики везли домой по 15-60 пудов зерна, а крестьяне д. Григорьевки Ермаковского района в соседнем райцентре скупали и увозили хлеб возами.
Естественно, что крестьяне противились сбору налога, который подвергал их хозяйства выживанию. Уже в налоговую кампанию 1928 г. власти получали хлеб, используя административно-судебные рычаги. Так, за «злостную несдачу» в д. Ново-Рождественской Каратузского района судом к конфискации хлеба был приговорен владелец мельницы Молин, державший в найме трех постоянных работников. Такие действия властей вызывали неодобрение даже у местных коммунистов, находившихся, к примеру, в руководстве деревенской кооперацией: они продолжали выдавать ссуды зажиточному населению.
Но большинство партийцев было готово к силовому воздействию на крестьян. На совещании уполномоченных по хлебозаготовкам, которое 1 января 1929 г. провёл Каратузский райисполком (РИК), они требовали административного нажима на крестьян и применения к саботажникам 107 ст. УК РСФСР. В этом же районе на 23 апреля того же года были составлены описи и намечено к распродаже имущество 12 хозяйств.
Антикулацкие настроения местных коммунистов проявились также во время
перевыборов сельсоветов 1928/29 г., когда Каратузский и Ермаковский райизбиркомы
несправедливо лишили избирательных прав 78 крестьян. Позднее здесь за
«извращение классовой линии», с одной стороны, и за бездеятельность, с другой, -
были сняты и отданы под суд 20 председателей сельсоветов.
Крестьянство отрицательно относилось к попыткам властей передать сельские
выборные органы в руки своих сторонников. Так, жители д. Алексеевки Каратузского
района отвели даже единственную кандидатуру коммуниста, выдвинутую в избирком,
среднекужебарская беднота, мотивируя свое решение тем, что у нее нет времени
работать в сельсовете, не выставила своих кандидатов, а в д. Ново-Рождественской
население было готово заменить прежний состав сельсовета, действующий вразрез с
его интересами.
Отношение деревни к взиманию налога в 1929 г. сначала было выжидательным. Оно рухнуло в одночасье с началом деятельности комиссий по выявлению объектов налогового обложения. Обернувшись «поисками кулака», она вызвала раздражение даже у части сельских коммунистов. К примеру, в с. Моторском последние удрученно сетовали: «Сидят наши руководители в своих кабинетах, делать-то нечего, они там и выдумывают новые определения кулаков и искусственно хотят увеличить их, и нас насильно к этому принуждают. Придет уполномоченный, создаст ссору в деревне и уедет, а мы здесь расхлебывай, скандаль, что делать дальше, не знаем».
В селениях Верхний Суэтук, Нижняя и Верхняя Буланка, Качульское Каратузского района созданные комиссии перешли на сторону «кулаков» и тем самым сорвали учетную кампанию. Коммунистические ячейки в шести селах вообще заявили об отсутствии у них «кулаков». Проведенные же следом проверки установили наличие в каждом селе от 6 до 16 «кулацких» хозяйств. Не обнаружив их в с. Сагайском, уполномоченный - коммунист Дианов обложил «твердыми» заданиями бедняков и середняков. В д. Еловке уполномоченный трижды ставил на собраниях вопрос о выполнении хлебозаготовок, но крестьяне его проваливали. Сменивший его представитель власти заставил жителей в три-четыре дня сдать основной объем хлебозаготовительного задания.
Самообложение, которое крестьяне считали вторым налогом, так и не было принято в пяти деревнях Каратузского района. Хлебозаготовительный нажим был встречен крестьянством с ненавистью: в д. Ново-Рождественской появилось воззвание с призывом «бить коммунистов и свергать Советскую власть», в селах Черемушка и Верхний Суэтук изъятие хлеба сопровождалось угрозами членам сельсоветов.
Власти пытались выполнить налоговые задания усиливая нажим на непосредственных исполнителей. За слабую работу по выявлению «кулаков» решением Минусинского окружкома ВКП(б) от 19 июня 1929 г. был снят с должности председатель Каратузского РИКа. 2 июля Минусинский окружком счёл эту работу в Каратузском и Ермаковском районах невыполненной. Районному руководству было указано завершить ее к новому сроку (7 июля) и в срочном порядке.
Но сопротивление крестьянства было сломлено лишь в октябре 1929 г., когда, например, в Каратузском районе пятикратно обложили 20, продали имущество 8 хозяйств и привлекли к судебной ответственности по 61 и 107 ст. УК РСФСР четырех «кулаков». При этом были сняты с должностей 3, отданы под суд 16 ответственных работников и столько же председателей и членов сельсоветов. Роспуску подверглось бюро Каратузского райкома ВКП(б), а снятию - все руководство района.
Осенью 1929 г. кое-где «кулаки» перешли к активным действиям. В ночь на 21 сентября в с. Верхняя Буланка Каратузского района они сожгли 2 тыс. снопов хлеба, принадлежавшего активистам. Проводившаяся в Минусинском округе с октября по 7 ноября 1929 г. «неделя коллективизации» в с. Черемушка была встречена воззванием следующего содержания: «Товарищи крестьяне, не торопитесь сдавать хлеб, не молотите его, не держите на руках деньги, продавайте облигации, держитесь за хлеб, долой коммуну, да здравствуют красные партизаны». Объявленные «кулаками» жители д. Каптырево Ермаковского района Лопаткины организовали избиение «сыщика коммунистов» - бывшего красноармейца и председателя кредитного товарищества.
Начавшаяся массовая коллективизация еще более расколола крестьянство. Многие бедняки, например, в с. Нижняя Буланка Каратузского района, рассуждали так: «Налог не плачу, в хлебозаготовках не участвую, семена мне дают, если увеличу посевную площадь, попаду в середняки, тогда придется платить налог». Иждивенческие настроения у бедноты сменялись её озлобленностью, адресуемой соседям. 7 февраля 1930 г. в с. Нижний Кужебар того же района состоялось собрание, на котором 200 бедняков, середняков и батраков вынесли решение выселить за ликвидацию 44 голов скота из Минусинского округа всех «кулаков». Власть опиралась, приступая к коллективизации и «раскулачиванию», на таких выходцев из бедняцкой среды, как А. Гостюхин, председатель Верхнекужебарского сельсовета, который проводил выселение, а затем пьянствовал с «кулаками», или уполномоченный Пузырев, пригрозивший ключинским крестьянам, не хотевшим вступать в коммуну, поголовным зачислением их в «кулаки». Сопровождавшая последнего профсоюзная бригада заставляла население голосовать за организацию колхоза без всяких разъяснений. Секретарь райкома ВЛКСМ Богданов в ответ на просьбу крестьян разъяснить суть коллективизации оскорбил батрака и члена сельсовета.
Относя крестьян в категорию «кулаков» механически, такие лица за два-три часа «окулачивали» 30-50 хозяйств. Так, в с. Субботино Ермаковского района за один день согнали скот из 55 хозяйств в общий двор, свалили в кучу сельскохозяйственный инвентарь и домашние вещи без учета. В результате лошади, находившиеся два дня без присмотра, покалечили друг друга. И в других селениях у «кулацких» семей изымалось имущество вплоть до чашек, табуретов, кроватей и рухляди, а в колхозы вывозилось сено без разбора: и «кулацкое», и середняцкое.
Многие середняки, в т.ч. бывшие партизаны, поплатились по личным счетам. За период с 7 февраля по 6 марта 1930 г. в 10 селах Каратузского района, намеченных к сплошной коллективизации, были привлечены в качестве «кулаков» и осуждены 98 человек. Из них 15 – обвинялись по искам батраков и были оштрафованы. За агитацию против коллективизации аресту подверглись еще 47 «кулаков», а дела на 29 человек поступили в окружной отдел ОГПУ. С конца января по 28 февраля в связи с репрессиями, направленными против «кулачества», из сел этого района бежали 24 человека. К маю 1930 г. в Ермаковском районе «раскулачили» 850 хозяйств, из них 280 при проверке оказались середняцкими.
Между тем в деревне уже тогда находились лица, которые в открытую говорили о пагубности такого подхода к коллективизации. Таскинские крестьяне, к примеру, во время судебного процесса над «кулаками» называли их тружениками. Бедняк Рыбалкин заявил уполномоченному, проводившему собрание по коллективизации: «Вы сбились с ленинского пути. Ленин говорил, что в колхозы в первую очередь должны пойти коммунисты, построить их, показать крестьянам на практике их выгодность». Выступая на заседании Сагайского сельсовета, коммунист Равных осудил решение собрания о выселении «кулаков». Организация Уджейской коммуны в Каратузском районе бывшими красноармейцами, приехавшими с Волги и Камы, которым выделили земли и семена, а они оставили хлеб несжатым, вызвала сильное недовольство даже у бедняков и батраков.
Случалось, что члены семей некоторых «кулаков», не желая следовать за ними на поселение, отказывались от своих родителей или мужей. Но, например, в с. Моторском выселяемых «кулаков» провожали толпы сочувствующих, наделявшие их хлебом и деньгами. Сельисполнители по дороге на ст. Абакан разрешали «кулакам» заезжать к родственникам в села, где они пьянствовали, а затем опаздывали к комплектованию эшелона.
Выселяемые «кулаки» по-разному относились к происходившему с ними. Одни предупреждали середняков о том, что «вас в бараний рог согнут, начнут выселять всех, кто не пойдет в колхозы». Другие за внешней бравадой скрывали свои переживания. А третьи, озлобившись на власть, были готовы к борьбе с нею. Нижнекужебарский «кулак» Артамонов угрожал: «Мы и уполномоченному, и всем, кто был на собрании и голосовал за наше выселение, найдем место». В д. Савельевке уволенный фельдшер Шестопалов заявил бывшему партизану, бедняку и колхознику И.Булавину: «Мало тебя порол Колчак, будешь за коллективизацию – убьем!» Угрозы, случалось, переходили в избиения активистов и саботирование решений властей. Так, 2 марта 1930 г. в с. Сагайском «кулаки» избили колхозника, а моторский «кулак» А.Чепрасов не подчинился решению сельсовета о выселении его из собственного дома, проданного с торгов.
Ситуация в Ермаковском районе осложнялась еще и вселением туда «кулаков» из Бейского района, которые, не желая осваивать земли и строить жилье на отведенном им участке, обрели пристанище в д. Вознесенке. Здесь они, как считали власти, «разлагали население». По воспоминаниям коммуниста И.А.Быковникова, весной 1930 г. в районе стали распространяться листовки, авторы которых требовали установления Советской власти без колхозов и коммунистов. В деревнях частыми стали нелегальные собрания и побеги крестьян в тайгу .
В январе-феврале 1930 г. от раскулачивания в тайге скрылись «кулаки» А.А. и С.С.Худоноговы* (Худоногов А.А. – 1898 г. рождения, крестьянин д. Жерлык Минусинского района, беспартийный, окончил двухклассную сельскую школу, имел семью из пяти человек. Служил в колчаковской армии. Обложенный вторично налогом был вынужден ликвидировать всю живность в хозяйстве. Узнав по возвращению из Минусинска, где сдавал «излишки», что его ожидает арест, бежал в тайгу. Член штаба Каратузского восстания. Расстрелян по приговору Особой тройки Полномочного представительства (ПП) ОГПУ по Западно-Сибирскому краю 30 декабря 1930 г. ), А.В.Вяткин**(Вяткин А.В. –1903 г. рождения, крестьянин с. Нижний Кужебар Каратузского района, беспартийный, был приговорен к двум годам лишения свободы, бежал. Член штаба Каратузского восстания. Расстрелян 30 декабря 1930 г. ), А.П.Савин*** (Савин А.П. – 1902 г. рождения, крестьянин с. Моторское Каратузского района. Вместе с родителями и братом имел 9 десятин посева, три коровы, два теленка, три рабочие лошади, три жеребца и 12 овец. В январе 1930 г. был осужден на 5 лет лишения свободы, в марте при отправке на лесозаготовки бежал со ст. Абакан. Расстрелян 30 декабря 1930 г. ), А.А.Коваленко**** (Коваленко А.А. – 1892 г. рождения, уроженец Шроленского района Черкасского округа, малограмотный, беспартийный, в 1914 г. рядовой 52-й дивизии 3-го Кавказского корпуса, в 1915 – 1918 гг. находился в австрийском плену. Вернувшись, проживал в с. Верхний Кужебар Каратузского района. Имел семью, состоявшую из матери, жены, и четырех детей, располагавших 9 десятинами посева, тремя лошадьми, двумя коровами и лобогрейкой. После «раскулачивания» 14 января 1930 г. совершил побег из помещения районной милиции. Один из руководителей Каратузского восстания. Расстрелян в январе 1931 г. по приговору Особой тройки и личному приказу руководителя ОГПУ Сибири Л.П.Заковского.) и др. С приходом весны беглецы начали группироваться. Так, к примеру, в Ермаковском районе после разгрома чекистами МОШа некоторые его члены и жители деревень Разъезжее и Ново-Троицкое объединились вокруг авторитетного среди них А.Г.Гарбина* (Гарбин А.Г. – 1887 г. рождения, крестьянин с. Ново-Троицкого Ермаковского района, середняк, беспартийный, бывший подпрапорщик, кавалер георгиевского креста всех четырех степеней, в колчаковской армии служил вахмистром гусарского полка. Расстрелян 30 декабря 1930 г. ). К лету того же года брожение, имевшее место среди крестьянства, видимо, завершилось созданием групп. Сложившись в д. Григорьевке (лидеры А.Ф.Лыско, И.Мусихин, Т.Шевцов), с. Салба (П.Акулов) Ермаковского района, в д. Ново-Рождественской (М.А.Желтышев), Киндырлыке (Б.Тонких), с. Моторском (И. и М. Неделины, Т.Немков), Среднем Кужебаре (В.Крашенниников) и Сагайском (священник И.Акулов) Каратузского района, они якобы были связаны между собой, а в июне 1930 г. Заплавский, по свидетельству чекистов, установил связь с будущим вожаком ермаковских повстанцев И.П.Мишиным** (Мишин И.П. – житель д. Ново-Саяновки Ермаковского района, середняк, бывший поручик или подпоручик. Судьба неизвестна.), к тому времени также скрывающимся в тайге.
Некоторые селения региона уже давно отличались неприязнью своих жителей к Советской власти. Так, еще в 1927 г. в с. Верхний Суэтук «бандиты» убили комсомольца, в 1929 г. в с. Верхняя Буланка и Нижние Куряты имели место убийства с ограблениями, в Нижнем Киндерлыке «кулак» и его зять избили милиционера, а в Каратузе «спекулянты» напали даже на начальника районной милиции. Возникшие здесь ячейки отличались активностью еще накануне выступления. В феврале 1930 г. григорьевские крестьяне приложили усилия, чтобы не дать коммунистам и колхозникам возможности быть избранными в сельсовет, в апреле сорвали заготовку картофеля для нужд РККА, заставили бедноту и комячейку приступить к пересмотру списка «лишенцев», складировали продукты в тайге, а также сожгли «кулацкий» дом, отведенный для нужд коммуны. Группа в д. Ново-Рождественской Каратузского района расхищала в поселковом товариществе зерно и ограбила магазин общества потребителей. Более того, в с. Каптырево Ермаковского района натравленный «кулаками» бедняк В.Полежаев 24 июня застрелил «Мишку-культурника» - организатора колхоза М.Краева.
Собравшись 23 июня 1930 г. на заимке вблизи с. Нижний Кужебар, 15 заговорщиков создали штаб «Первого Минусинского повстанческого полка» в составе членов Худоногова, Вяткина и начальника - приглашённого в качестве военспеца бывшего офицера С.А.Москвина* (Москвин С.А. – 1894 г. рождения, житель с. Тигрицкого Минусинского района, беспартийный, холост, окончил Минусинское трехклассное училище, до революции 1917 г. работал счетоводом. Бывший подпоручик, командовал ротой. Во время правления А.В. Колчака служил в Енисейской речной флотилии. Затем был освобожден от военной службы по инвалидности. В 1920-е гг. работал колхозным счетоводом. 26 июня 1930 г. согласился возглавить «вооруженные силы» повстанцев. Выступал против колхозов, коммунистов, за созыв Учредительного собрания. Расстрелян по приговору Особой тройки и личному приказу Л.П.Заковского). Они установили дату выступления и разработали план действий. В соответствии с ним Каратузская группа должна была к определенному времени захватить телеграф, районные советско-партийные учреждения, Сагайская – прервать телеграфно-телефонное сообщение Каратуза с Минусинском, Ново-Рождественская – совершить нападение на коммуну «Друг бедняка», а Среднекужебарская – пригнать лодки для переброски повстанцев через р. Амыл. Одновременно выступив в разных селах, они надеялись, соединившись у райцентра, захватить его. В дальнейшем повстанцы, согласно показаниям А.А.Худоногова, якобы намеревались арестовать районных активистов и колхозников, назначить коменданта, земскую управу и создать штаб повстанческой армии.
28 июня 1930 г. 11-13 повстанцев во главе с Москвиным и Вяткиным заняли с. Нижний Кужебар, где ударили в набат. На их сторону перешли 15 местных жителей, руководство сельсовета в лице его председателя П.П.Потапова и секретаря К.Ф.Леденева, которые возглавили тут же организованную земскую управу. Повстанцами были арестованы 22 активиста, колхозника и находившийся в селе представитель совхоза. Население сразу же разобрало колхозный скот по своим дворам. Приказами, подписанными Москвиным, были объявлены мобилизация населения и сбор огнестрельного оружия с боеприпасами. Крестьяне на сходе, выслушав сообщение повстанческого командира о цели выступления, одобрили мобилизацию. В результате численность повстанцев увеличилась до 100 человек. Однако вследствие их слабой вооруженности ядро отряда составили лишь 29 человек.
Следующим днем повстанцы во главе с бывшим красным командиром и орденоносцем А.И.Донских* (Донских А.И. – 1901 г. рождения, крестьянин с. Нижний Кужебар Каратузского района, беспартийный, женатый, бывший командир РККА, кавалер ордена Красного Знамени. Расстрелян 30 декабря 1930 г.), Москвиным и Вяткиным заняли с. Средний Кужебар. Здесь они арестовали уполномоченного РИКа, учительницу, приказчика общества потребителей и при попытке к бегству убили председателя маслоартели и секретаря комсомольской ячейки С.И.Калинина. Священником А.А.Соколовским по случаю занятия повстанцами села был отслужен молебен. В воззвании к населению повстанческое руководство объявило о немедленной ликвидации колхозов, возвращении «кулакам» имущества, реквизиции машин полеводческого товарищества, уничтожении советских денежных знаков и необходимости поддержки «освободительного движения». К повстанцам примкнули 18 жителей села. Один из них, И.В.Крашенниников, был назначен его комендантом, он же и Н.Е.Сухорослов стали членами земской управы. Комиссия, наметив из числа арестованных восемь человек к расстрелу, предложила решить их судьбу общим собранием жителей.
В то же время Сагайская группа, спилив столбы, прервала телеграфно-телефонную связь Каратуза с Минусинском. Узнав о восстании и будучи отрезанными от окружного центра, каратузские власти какое-то время, видимо, находились в прострации. Позднее очевидец счёл необходимым отметить, что «в ночь… после выступления небольшая группа районных работников сидела, запершись в РИКе, не принимая (не предпринимая – А.Ш.) ничего, не связавшись с ячейками». Милицией для выяснения обстановки в с. Нижний Кужебар были посланы инспектора. Но на подходе к селу один из них – Ф.И.Рубан - был смертельно ранен.
30 июня 1930 г. состоялось заседание бюро Минусинского окружкома ВКП(б), на котором коммунист Пешков сообщил о происшедшем в Каратузском районе. Было решено для осуществления массовой работы среди крестьян послать в район специальную бригаду из коммунистов Можарова, Глушкова, Селютина и Кралина, отделу ОГПУ поручалось, изъяв оружие, ликвидировать «банды», а бывшему заворгу И.А.Гольдбергу, тут же избранному секретарем окружкома, - дать директиву районным органам. Они должны были мобилизовать сторонников Советской власти на уничтожение «бандитизма, проводить разъяснительную работу в деревнях и устранить руководство сельсоветов, поддержавших выступление. Направленное от имени Минусинского окрисполкома, окружного административного отдела (ОАО) и ОГПУ обращение к повстанцам - «труженикам» и «трудовым крестьянам», гарантируя им «право на мирный труд и жизнь», заключало требование выдачи главарей и сдачи оружия, но через 12 часов после его вручения. Позднее эта мера была признана Минусинским окружкомом ВКП(б) «грубой ошибкой».
29 июня* (Документы милиции датируют время ликвидации этого восстания 28 - 29 июня 1930 г. Автор придерживается даты 29 июня потому, что она обозначена в резолюции бюро Минусинского окружкома ВКП(б) и в обвинительном заключении ОГПУ. ) 1930 г. к с. Нижний Кужебар был переброшен отряд из 30 милиционеров во главе с начальниками Минусинского ОАО Г.В.Душиным** (Душин Г.В. – 1893 г. рождения, окончил Казанский университет, школу прапорщиков. С 1915 г. на военной службе. В 1919 г. по ранению был демобилизован. Защищал Красноярск от колчаковцев. В 1920-е гг. служил в органах милиции, с 1927 г. в Минусинске.), окружного уголовного розыска (УР) Ф.Я.Передерия и уполномоченным окружного отдела ОГПУ Путинцевым. При известии об этом часть повстанцев разошлась по домам. Лишь 30 человек встретили подъехавших к паромной переправе милиционеров ружейной стрельбой. Но и они с наступлением темноты разбежались.
Около часа длилась перестрелка и на подходах к с. Средний Кужебар. Вошедшие в село милиционеры освободили членов районной комиссии, занимавшихся здесь контрактацией скота. 2 июля при занятии их отрядом с. Верхний Кужебар по ошибке погиб милиционер А.Г.Аслонов. Бежавшие из села повстанцы так и не решились с целью освобождения из-под ареста своих товарищей напасть на д. Ширыштык. Вместе с тем, Москвин, Коваленко, Савин и Худоноговы, собрав вокруг себя 13 человек, отправились за рекомендациями к Заплавскому. На заимке последнего 4 июля Москвин и Коваленко были арестованы. Сам же Заплавский от милиционеров сумел бежать.
В целом участниками этого выступления являлись 300 крестьян. Для жизни 248 коммунистов, имевшихся тогда в Каратузском районе, повстанчество представляло серьезную опасность. Аресту его участниками были подвергнуты 29 уполномоченных советских учреждений, активистов и колхозников. Несмотря на скоротечность событий, во время их погибли от трех до пяти представителей власти, двое «бандитов», были ранены трое и задержаны, по разным данным, от 19 до 26 повстанцев. Для вылавливания остальных в районе был сформирован и в дальнейшем действовал специальный отряд милиции.
Состоявшееся следом 5 июля 1930 г. заседание бюро Минусинского окружкома ВКП(б),
констатировав сложившееся тяжелое продовольственное положение крестьян и
ссылаясь на усложнившуюся политическую обстановку, запросило крайком партии о
помощи им и, не ожидая её, тут же распорядилось выдать нуждающимся 3 тыс. пудов
хлеба. Итоги событий в Каратузском районе обсуждались и на заседании окружного
партийного руководства 8 июля того же года. Оно сочло, что «кулацкое
выступление… ставило политические цели», но не было поддержано
бедняцко-середняцкими массами. В то же время члены бюро критически оценили
деятельность сторонников Советской власти. В частности, они отметили отсутствие
массовой разъяснительной работы коммунистов среди населения, которая должна была
сопровождать военные действия, присущую им растерянность, не позволившую
организовать бедноту и колхозников, а затем и начавшуюся подмену партийцами
следственных органов. Назвав действия ОГПУ, отрядов милиции «правильными», бюро
рекомендовало окрисполкому переизбрать советы мятежных сел, решило заслушать и
обсудить отчеты колхозных правлений, используя собрания жителей для улучшения
взаимоотношений между колхозниками и единоличниками. Было решено также
организовать военное обучение коммунистов, а кооперативным организациям указано
улучшить снабжение населения пограничных и подтаежных сел.
Выступление каратузских крестьян обсуждалось и на общегородском партийном
собрании, состоявшемся в Минусинске 10 июля 1930 г. Присутствующие здесь 232
коммуниста заслушали информацию непосредственных участников событий Соколова и
Можарова, которые подвергли районные власти еще большей критике. По их мнению,
местное партийное руководство находилось в стороне от хозяйственных дел, не
проводило «военизацию» и культмассовую работу на селе. Не будучи подготовленным
к таким событиям, оно подверглось панике. В то же время, свидетельствовали они,
написанное райкомом партии от имени окружных органов и отправленное повстанцам
письмо «ликвидировало восстание на 80 %». Узнав о его содержании, беднота и
середнячество якобы перестали поддерживать «черных партизан». Лишь в семи
селениях района сельсоветы были заменены земствами. Собрание констатировало, что
каратузские события являются для партийных организаций знаковыми: они
свидетельствовали и предупреждали коммунистов о потере ими связи с массами.
Однако этот вывод оказался запоздалым и недейственным.
В августе 1930 г. в соседнем районе возник новый очаг крестьянского
повстанчества. Судя по информации, заключенной в чекистском деле, волнения в
Ермаковском районе начались с крестьянского собрания, организованного Мишиным в
д. Саяновке. Его участники, якобы согласные с программными установками «Союза»,
договорились о совместном выступлении. Задачи, которые ставили перед собой
будущие ермаковские повстанцы, носили также сугубо локальный характер: более 40
крестьянских представителей, собравшись на заимке на новый сход, решили
захватить совхозный хутор, д. Григорьевку, села Салбу и Ермаковское, прервать
связь райцентра с Минусинском и уничтожить сельсоветы.
В ночь на 12 августа 1930 г. 26 повстанцев под командованием Мишина и Мусихина,
окружив хутор Ермаковского совхоза, начали его обстреливать. Когда же рабочие
разбежались, они захватили лошадей, оружие, боеприпасы и продукты. В ту же ночь
несколько повстанческих групп одновременно и со стрельбой напали на д.
Григорьевку, где подвергли разгрому местную коммуну. Находившийся при ней склад
охоткооперации был разграблен, угнанными оказались лошади и скот. При этом один
колхозник был убит, а другой – получил ранение. Прервав телефонную связь с
Минусинском и Ермаковским и ранив отстреливающегося почтальона, повстанцы в
самой деревне разграбили почту, сожгли документы сельсовета, разгромили
избу-читальню и клуб. Наутро они арестовали местных партийцев, провели митинг,
на котором Мишин, объявив, что «коммунистов больше не существует», а взамен их
будет «свобода слова, печати и частная крестьянская собственность», сообщил
населению о целях выступления. Сразу же к повстанцам примкнули 69 жителей, в
т.ч. 15 «кулаков», 42 середняка, 12 бедняков и колхозников, а с объявлением
мобилизации численность григорьевцев, ставших «черными партизанами», увеличилась
до 100 человек.
12-13 августа повстанцы заняли селения Верхний Кебеж, Чёрная Речка и Саяновка. В с. Салба ими был убит инспектор Ермаковского РАО Сырница, ранены директор льнопенькового завода Бездворных и колхозник, разгромлен сельсовет и разграблен магазин общества потребителей. Захватив д. Листвянку, группа повстанцев разоружила местных коммунаров. Войдя в деревни Верхний Киндырлык, Березовку и Полтавку, отряд Мусихина, состоявший из григорьевских крестьян, подверг погрому сельсоветы, товарищества и лавки кооперации. Однако когда утром 14 августа повстанцы ворвались в д. Нижняя Буланка, где председатель коммуны «Циня» Быковников собрал вокруг себя 18 её членов, то встретили сопротивление. В схватке был ранен Мусихин, но и самого вожака коммунаров повстанцы жестоко изувечили. Озлобившись и расстреляв за неподчинение одного из жителей, они уже под командованием И.Л.Кузнецова разгромили сельсовет, избу-чительню с двумя тысячами томов книг, магазин кооперации и охотничьего товарищества. В некоторых селениях района население, действуя соответственно с рекомендациями прибывших повстанческих эмиссаров, взамен распущенных сельсоветов избирало комитеты самообороны, опирающиеся на группы вооруженных крестьян.
Повстанческое движение было всекрестьянским. К примеру, в Верхнем Кебеже к ним примкнули 35 жителей, из которых лишь один являлся «кулаком», а 19 – середняками, 10 – бедняками, двое – батраками и трое – колхозниками. Командированный в д. Черная Речка бывший батрак П.И.Ершков организовал отряд из шести бедняков. Захватив Салбу, повстанцы пополнили свои ряды 12 «кулаками», 69 середняками и 8 бедняками, а в целом численность их увеличилась до 225 человек. Штаб, созданный во главе с Мишиным, сформировал из них две роты и кавалерийский взвод, командовать которыми были назначены Ф.Рылов, А.Васильев и И.Мусихин. По армейскому подобию эти формирования состояли из взводов и отделений.
Однако лишь 26 повстанцев были вооружены винтовками, большинство же -
охотничьими ружьями. К тому же их руководство не было предрасположено к
проведению широких наступательных действий. Так, оно не вняло советам некоего
бывшего адвоката и осужденного Д.М.Строганова, прибывшего в Ермаковский район по
заданию ОГПУ и здесь вдруг перешедшего на сторону повстанцев, немедленно
наступать на райцентр, где в это время царила паника. Действуя небольшими
отрядами и без плана, повстанцы предпочитали, расширяя зону своего присутствия,
упрочивать позиции на местной периферии.
Первые меры властей по подавлению повстанчества не были удачными. Посланная для
того, чтобы отрезать повстанцам пути отхода за границу, группа деревенских
коммунистов, столкнувшись с ними, была вынуждена отступить. Предпринятое 13
августа наступление отряда численностью в 18 бойцов, вооруженных пулеметом «Шош»,
на д. Саяновку было отбито повстанцами. Но и попытка их загнать милиционеров в
болото не увенчалась успехом. В наступившей темноте обе стороны отступили. При
этом был убит оперуполномоченный Минусинского сектора ОГПУ коммунист с 1920 г.
П.И.Соцков. На следующий день Мишин и Везелев вывели «черных партизан» из Салбы,
сосредоточив их на горах и в засаде.
14 августа отряд милиции, насчитывающий уже 30 человек и вооруженный пулеметом
системы «Кольт», без боя занял Салбу и после перестрелки на Усинском тракте
заставил повстанцев разбежаться. Вторично бой начался при приближении этого
отряда к д. Саяновке. Здесь «черными партизанами» был убит милиционер Талевин.
15 августа повстанцы стали, разбегаясь, сдаваться.
В тот же день состоялось закрытое заседание Минусинского окружкома ВКП(б),
обсудившее положение дел в Ермаковском районе. Каратузскому, Курагинскому и
Ермаковскому райкомам партии были направлены инструктивные письма. Потеряв 5
убитыми и столько же ранеными своих сторонников, власти для окончательного
подавления восстания перебросили из Каратуза в Ермаковский район конный отряд
ОГПУ численностью в 50 бойцов, около сотни бывших красных партизан и
демобилизованных красноармейцев. Из Новосибирска прибыли 30 бойцов
кавалерийского эскадрона войск ОГПУ. Сдав 250 единиц оружия, в основном
охотничьего, 200 из 600 «черных партизан» были арестованы, а прочие
преследовались в тайге. Среди последних находился и командный состав «черных
партизан» – Мишин, Карцов, «Максим», Рылов, Гурьянов и Мусихин.
Волнения в Каратузском и Ермаковском районах не могли увенчаться успехом.
Трагический исход для «чёрных партизан» был предопределён даже не столько
территориальной ограниченностью, разрозненностью, стихийностью их выступления
сколько его характером, типичным для таких явлений. Как и повсюду, сопротивление
деревни государственному насилию здесь было яростным выпадом отчаявшихся
крестьян против местной власти, совершённым на эмоциональной основе и в общности
людей, терпеливо несущих свой крест.
При подготовке выступления население некоторых деревень высказывалось за своё
участие в нём, а в конечном итоге на него не решалось. Таким, например, было
поведение населения д. Буланки. Или же оно выступало, но уже тогда, когда
основные силы повстанцев рассеивались по лесам. Так, новотроицкая ячейка
«Союза», состоявшая из 9 членов, решилась на восстание, но 17 августа, когда
открытое выступление крестьян было ликвидировано. Чтобы обеспечить всеобщую
поруку, члены ее убили колхозника. Но местные активисты выдали их властям. Тогда
группа, возглавленная Гарбиным, ушла в лес, где ее через неделю переловили
сотрудники ОГПУ. Многие крестьяне вообще не поддержали выступления «черных
партизан», ограничившись созданием отрядов самообороны. Такой отряд,
организованный, например, в д. Козульке Каратузского района из 30 жителей, нес
ночные дежурства, выставлялся караулами на окраине селения.
Восставшие крестьяне быстро подвергались панике и разбегались при малейшей опасности для своей жизни. Так, с ранением Мусихина бойцы его кавалерийского взвода, получив известие, что из Каратуза против них выехал бронеавтомобиль, быстро ретировались. Как выяснилось позднее «бронеавтомобилем» оказался воз хвороста. Все перестрелки повстанцев с советскими отрядами были кратковременными. Напуганное исходом выступления и будущими репрессиями крестьянство, чаще притворяясь, внешне пошло на сотрудничество с победившими властями. Более 30 местных охотников, к примеру, согласились стать проводниками для поисков беглецов в тайге.
Одним из итогов повстанчества стали начавшиеся в деревне бесчинства, исходившие от советских отрядов. 4 сентября 1930 г. бюро Ермаковского райкома ВКП(б), получив известие о том, что отряд Казакова, проявляя грубое отношение к населению, изымает у него продразверстку, предметы домашнего обихода и подолгу использует крестьянских лошадей, привлекло коммунистов, состоявших в нем, к партийной ответственности, а начальника решило отозвать с должности. Но уже 17 сентября райком вновь был вынужден заниматься подобным же вопросом. Войдя в с. Ново-Троицкое и запугивая жителей беспричинной стрельбой и битьем окон, бывшие партизаны и беднота, находившиеся в отряде Баранова, занялись пьянством, грабежом местных крестьян, кооперации и пасеки. Прокуратуре было указано провести расследование этого случая, а дело передать в парткомиссию.
Однако крестьянское сопротивление, по мнению историков, не позволило реализоваться ещё более крайним формам тоталитаризма. Насчитывая полторы сотни человек, «банда» Мишина вплоть до зимы 1930/31 г. таила угрозу для властей. Имели место нападения её членов на советско-колхозных активистов. В середине октября, например, повстанцы обстреляли возвращающегося из Каратуза председателя коммуны «Друг бедняка» Пуликова. Само существование их групп в тайге служило сдерживающим фактором в поведении колхозников и бедноты. В то же время крестьяне, обиженные режимом и ободренные примером повстанцев, всегда могли скрыться в тайге и найти защиту у её обитателей. Когда у некоторых салбинских бедняков в счет контрактации заготовители увели последних коров, то они ушли в «банду».
Но постепенно остатки повстанчества ликвидировались. Так, 1 января 1931 г. у д. Григорьевки были замечены шестеро беглецов во главе с Рыловым и Мусихиным. С целью их поимки или ликвидации были посланы 15 милиционеров с начальником Ермаковского районного управления милиции П.С.Казаковым* (Казаков П.С. – 1895 г. рождения, до 1919 г. работал в Красноярских железнодорожных мастерских. В 1919-1920 гг. - участник партизанского движения. Коммунист с 1923 г. На службе в милиции находился с марта 1924 г. По случаю 14-й годовщины советской милиции был представлен к награждению орденом Красного Знамени. ). После короткого боя повстанцы оторвались от преследования. Но на следующий день Казаков с семью лыжниками, обнаружив «бандитов» в таежной избушке, завязал с ними вновь перестрелку. В результате погибли все «черные партизаны», а также двое милиционеров.
Крестьянские выступления оказались не в состоянии изменить отношение власти к деревне. Напротив, государство усилило налоговый пресс на крестьянство: если в 1929 г. план хлебозаготовок, например, для Каратузского района составлял 360, то в 1930 г. - 525,3 тыс. пудов. Колхозы же, объединявшие осенью 1930 г. лишь 15 % всех хозяйств этого района, в большинстве своем не имели даже зачатков организации и специализации хозяйствования. Часть предоставленных государством кредитов их правления использовали на приобретение стройматериалов. Но в связи с тем, что последние не поступили, скотные дворы вовремя не были построены. Уборка и обмолот хлеба в ряде хозяйств были сорваны. Другие же, выполняя план хлебозаготовок, сдали весь имеющийся хлеб. Поэтому в подтаежных селах беднота перешла к употреблению в пищу суррогатов.
Несмотря на аресты 473 каратузских и ермаковских крестьян, настроение их односельчан было «неустойчивым». Некоторые из них, испытывая недостаток в хлебе, перешли к скрытым формам саботажа его заготовок. Поэтому хлебозаготовительные задания мятежными районами на 15 ноября 1930 г. были выполнены лишь наполовину.
Крестьяне пассивно относились к выполнению и др. государственных заданий. В
октябре 1930 г. в д. Ново-Покровке Ермаковского района нескошенными оставались
сенокосы площадью в тысячу га. Обязательные платежи в счет налога у «кулачества»
в полном объеме не были собраны. Данная категория лиц в Каратузском районе
уплатила только 27 % от всей суммы начисленного ей налога, 11,2 – страхсборов и
6 % - самообложения. Но и в целом по району жители и колхозники собрали
соответственно лишь 48,2 и 52,3 % причитающегося с них налога. Самообложение не
было принято половиной населения. Сбор его составил 7,6 % общего его объема. При
этом заготовки были организованы так слабо, что крестьяне, чтобы смолоть зерно
на муку, неделями ожидали своей очереди на мельницах, а амбары и ссыпные пункты
в деревнях были переполнены хлебом. Кредиты, отпущенные для контрактации скота,
в этом районе расхищались. Согнанный скот от холодов и бескормицы погибал, а по
некоторым сельсоветам в результате этой кампании бедняки лишились даже
молодняка. Ни по одному виду животных план контрактации не был выполнен.
Пережившие страх и растерянность, озлобившись, коммунисты относились к деревне
как к оккупированной территории. На митинг, должный состояться в д. Субботино
Ермаковского района по случаю отправки местными колхозами «красных обозов» с
хлебом, лица, ответственные за проведение этого мероприятия, собирали крестьян,
находившихся на богослужении, открыв стрельбу. Секретарь Каратузского райкома
ВКП(б), разъезжая по деревням в нетрезвом состоянии, требовал выполнения плана
хлебозаготовок в пятидневный срок. Посетивший крестьян с этой же целью член бюро
райкома партии Уткин кричал на них, стуча кулаком, а уполномоченный РИКа Сухинин,
будучи пьяным, угрожал «саботажникам» расстрелом. В д. Нижняя Буланка
уполномоченный Константиновский устроил показательный суд над двумя жителями, не
успевшими реализовать весь хлеб, который приговорил их к конфискации имущества и
году заключения.
Большинство сельсоветов Ермаковского района было склонно проводить хлебозаготовки административным путем, облагая «твердыми» заданиями даже середняков и бедняков. К примеру, под них попали салбинская беднота и новополтавское середнячество, в частности семьи красноармейцев. К трем середнякам здесь по распоряжению уполномоченного - коммуниста и ленинградского 25-тысячника Толстова был применен и арест.
В Каратузском районе объектом повышенного обложения сделали 164 «кулацкие» семьи, оставленные здесь после высылки домохозяев. Но состояние хозяйств не позволяло им выполнить налоговые задания. Например, в одном из селений находилась семья осужденного в 1929 г. и отбывавшего наказание в Иркутском Сибулоне «кулака» И.И.Рябухина, состоявшая из 64-летней жены, двоих сыновей 14 и 9 лет и 18-летней дочери, с посевом в 0,5 га. Им было дано «твердое» задание сдать 41 пуд хлеба, из которых на 9 октября 1930 г. реализованными оказались 13 пудов. Тогда у этой семьи было описано оставшееся имущество, в ходе которого обнаружили 18 пудов овса. За это данных людей привлекли к двухкратному обложению, или выплате в пользу государства 560 руб. Или была семья 72-летнего «кулака» Т.Ермолина (жена-старуха, её 18-летний сын, мобилизованный на лесоповал, его жена, три внука от четырех до девяти лет, 14-летняя и одномесячная внучки). Имея посев в 3,7 га, они получили «твердое» задание заготовить 293 пуда хлеба, а сдали лишь 31 пуд. При описи имущества у них нашли 500 снопов пшеницы, 200 – овса, 1000 – ржи. Данную семью подвергли также «двухкратке», начислив им выплатить государству 5230 руб. Имущество восьми подобных семей, которые не смогли выполнить кратное обложение, было распродано.
Здесь же «раскулачивались» и середняки. Так, под индивидуальное обложение с распродажей имущества был подведен каратузский кустарь-пимокат Мещеряков, семья которого насчитывала 12 едоков, из которых лишь двое являлись трудоспособными. Активом Ермаковского района были допущены издевательства над крестьянами и по другим мотивам. В одном из селений обществом потребителей за неуплату паевых взносов была составлена опись имущества двух бедняцких семейств. Райкоопхлеб, державший на складе 17 молотилок, крестьянам, нуждающимся в них, машины так и не выдал.
Паралич, охвативший отдельных представителей власти, и свирепое отношение к крестьянству у других были порождены не только директивами сверху, но и атмосферой всеобщего пьянства, катания на лошадях в нетрезвом состоянии, доходившего до затаптывания детей, половой распущенности, суицидных настроений, семейственности, круговой поруки, злоупотреблений служебным положением и зажима критики, присущих, например, Каратузскому районному начальству.
При новом районировании Сибири и ликвидации Минусинского округа на работу в Каратузский район была переброшена группа окружных ответработников. Председателем райисполкома 24 августа 1930 г. был избран А.Г.Дилев, отличавшийся и ранее склонностью к уголовщине, пьянству и безобразиям. 29 августа райком ВКП(б) пополнился восемью и бюро шестью новыми членами, а его секретарем стал Воеводин, метко прозванный каратузцами «приехавшим куражливым урядником». Соучастниками их возлияний и дискредитации власти стали бывший секретарь райкома партии В.Н.Маслов, заведующий его орготделом И.И.Уткин, заместитель председателя РИКа Н.Н.Мешков, секретарь райкома ВЛКСМ Тарадаев, председатель райколхозсоюза Г.П.Куликов, председатель правления райпо Г.Г.Коряжкин, уполномоченный ОГПУ Николаев и др. В то время, когда батрачеству и учителям в райцентре отказывали в получении продуктов, к председателю райпо за два месяца от районного начальства поступили 149 записок частного характера с требованием отпустить товары и продукты. В сентябре заявителям по ним были отпущены 120 бутылок вина, а в октябре 30 ответственных работников получили 523 кг экспортного масла, яйца и сахар.
В то же время состоявшаяся 28-31 октября 1930 г. районная партийная конференция констатировала неутешительное положение дел в регионе. Колхозы, в которых состояли 9-10 % всех крестьян, так и не стали показательными хозяйствами. При том, что весь район выполнил план хлебозаготовок только на 55,8, то их коллективы – еще менее – на 30 %. Участники конференции обвинили в провале заготовительной кампании «кулачество», «агитпроп» которого «стоял выше на голову большинства коммунистов Каратузской организации». На самом деле «кулаки» сдавали хлеб лучше других категорий населения. План хлебозаготовок ими был выполнен на 68 %.
Охарактеризовав деятельность райкома ВКП(б) как «проявление махрового оппортунизма», конференция переизбрала его секретаря Воеводина, назначенного затем заведующим финансового отдела РИКа. Дилев сначала был оставлен в должности председателя райисполкома условно, но 8 ноября его все же сняли с работы. На прощальной пирушке, устроенной в ночь на 9 ноября, Дилев застрелил Воеводина и сторожа Голышева. Это преступление взволновало население и заставило власть исключить из партии и привлечь к суду 17 каратузских ответработников* (Выездная сессия краевого суда приговорила этих лиц к условному лишению свободы и тем самым, по мнению участников закрытого заседания бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) от 15 февраля 1931 г., допустила грубую политическую ошибку. Бюро решило добиться отмены этого приговора, проведения показательного процесса, а члена крайсуда члена партии с 1923 г. Флюкова и коммунистов-народных заседателей привлечь к партийной ответственности. Приговор сессии был опротестован председателем краевого суда. На своем заседании 27 февраля того же года Западно-Сибирская краевая контрольная комиссия за «формальное отношение и недооценку политического значения» данного дела вынесла Флюкову и помощнику краевого прокурора по выговору, а прочих участников процесса поставила на вид.). За один год в Каратузе сменились три ответственных секретаря райкома партии, столько же его заместителей, шесть председателей РИКа, 5 его секретарей, столько же заведующих райфо и четыре председателя райпо.
Партийную организацию района возглавил Н.К.Лапушкин, под руководством которого коммунисты в январе 1931 г. переобложили хлебозаготовками бедноту. 5 февраля 1931 г. VII районный съезд советов избрал новый состав райисполкома во главе с С.Г.Иванисовым. Однако только состоявшаяся в июне 1931 г. 8-я районная партийная конференция окончательно, как сообщалось, «очистилась» от «дилевщины». Исключив из ВКП(б) Николаева, Каменщикова, Шурыгина и Уткина, конференция выдвинула на районную руководящую работу 15 и сельскую – 25 коммунистов.
Репрессии, направленные против крестьян, способствовали тому, что определённая часть их стала активно проявлять лояльность к Советской власти. Так, после ликвидации выступления «чёрных партизан» в с. Сагайском Каратузского района 17 жителей подали заявление в колхоз, а в с. Талкино пятеро батраков изъявили желание вступить в ВКП(б). Еще в двух сёлах собрания бедноты, проходившие после ликвидации повстанчества, призвали органы принять «решительные меры к шайке гадов». Минусинской тюрьме ожидало завершения следствия семьями население буквально целых деревень. По делу «чёрных партизан» обвинялись 340 человек. Из них виновными себя признали 49 каратузских и 115 ермаковских крестьян.
Согласно обвинительному заключению минусинских чекистов, повстанческие дела были направлены на рассмотрение Особой тройки при Полномочном представительстве ОГПУ по Западно-Сибирскому краю. 11-18 декабря 1930 г. она приговорила 75 обвиняемых к расстрелу, 35 – к 10, 39 – к 5 и 14 – к 3 годам заключения в концлагере. Еще 170 человек были определены к лишению свободы условно (Все лица, проходившие по этому делу, согласно заключения прокуратуры Красноярского края от 26 сентября 1989 г., так и не были реабилитированы.). 30 декабря того же года в Минусинске оперсектором ОГПУ во главе с Гольмером–Зайцевым были расстреляны 65 «черных партизан». Еще двоих руководителей повстанчества расстреляли позднее - в январе 1931 г., а 87 приговоренных к лишению свободы отправили в Мариинский распределитель Сибулона.
С ликвидацией «черных партизан» и укреплением власти обстановка, например, в Каратузском районе внешне улучшилась. К лету 1931 г. против осени предшествующего года количество коммунистических ячеек здесь увеличилось с 16 до 24, численность членов и кандидатов в члены партии – с 214 до 430 человек, а наличие колхозов – с 34 до 73. Но сев был выполнен лишь на 75, заготовки мяса – на 23 и хлеба – на 80,5%. В августе того же года в с. Качулька некто Лубышев пытался застрелить милиционера.
В память «борцов, погибших в боях с бандой», местные власти в марте 1931 г. присвоили в коммуне «Труд и наука» (Каратузский район) детяслям имя Титова, электростанции – Рубана и кино – Ярова. Выстроенная по инициативе расстрелянного священника И.Акулова в с. Сагайском церковь, открывшись на Пасху, в начале апреля того же года была передана под школу имени юных безбожников. Согласно ходатайству Западно-Сибирского крайисполкома Президиум ВЦИК РСФСР 20 апреля 1931 г. обратился в ЦИК СССР с просьбой о награждении председателя национальной коммуны селения Нижняя Буланка Каратузского района И.А. Быковникова орденом Красного Знамени. В дальнейшем она была удовлетворена. Наконец, 29 октября 1960 г. расстрелянному «черными партизанами» комсомольцу Мочалину в д. Григорьевке Ермаковского района был поставлен памятник.
Вероятно, рассмотренные выше события только по внешним признакам и во мнении властей имели политическую окраску. По своей глубинной сути это был вызванный государственным насилием типичный крестьянский бунт, с характерными для него слабой организованностью, отсутствием реально достижимых политических целей и быстрым, трагическим концом. В отличие от вооруженного сопротивления крестьян коммунистическому режиму начала 1920-х гг., которое, даже потерпев поражение, все же заставило Коммунистическую партию изменить политический курс, их борьба против коллективизации таких последствий не имела.
Сибирские огни. - 2010. - N 11. - С. 135-145