Автор:
С. Г. Скобелев
Новосибирский государственный университет
ул. Пирогова, 2, Новосибирск, 630090, Россия
Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 08-01-00332а.
При выяснении демографических последствий модернизации 1920–1930-х гг. в нашей стране особый интерес вызывает вопрос, который обычно ставится одним из первых – о количестве жертв политических репрессий в этот период, поскольку это может являться одной из причин потерь населения, возможно, даже сказывавшихся на общей его численности, в том числе отдельных этносов. Ответ на такой вопрос особенно важен с учетом многонационального состава населения нашей страны. К сожалению, для коренных народов Сибири в настоящее время подсчеты таких потерь могут быть сделаны лишь частично и только по опубликованным материалам.
Республика Хакасия в настоящее время является одной из немногих территорий Сибири, где опубликована «Книга памяти жертв политических репрессий» (два ее первых тома выпущены в 1999–2000 гг.; третий том вышел в 2006 г.).1 В этом издании приводятся, с указанием национальной принадлежности, основные сведения о гражданах, раскулаченных, сосланных, осужденных и расстрелянных, в том числе в 1920–1930-е гг. Можно полагать, что в книге, второй и третий тома которой являются дополнением к первому и содержат сведения, по каким-то причинам не вошедшие в первый том, учтено абсолютное большинство репрессированных по данной автономии. Поэтому, мы в настоящее время в состоянии в довольно близком приближении ответить на вопрос, сколько же представителей хакасской национальности было репрессировано в эти годы и, соответственно, оценить это с точки зрения влияния на демографическое развитие данного этноса.
При анализе сведений этого источника, в целом, можно выделить два основных пика репрессий, коснувшихся как всего совокупного населения области, так и собственно хакасов. Первый – это период, совпавший с коллективизацией и пришедшийся, главным образом, на 1930–1933 гг. До начала массовой коллективизации и вскоре после ее завершения отмечались лишь единичные факты репрессий. Второй пик приходится на 1937–1938 гг. После 1938 г. наказания вновь стали носить единичный характер.
Виды наказаний в 1920–30-е гг., в том числе и в период коллективизации, были следующими: ссылка, условное и реальное лишение свободы на сроки от 1 года до 10 лет, расстрел. Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г., ссылке в отдаленные местности СССР или отдаленные районы данной области (края, республики) подлежали члены семей кулаков 1-й категории (сами главы семей арестовывались) и кулаки 2-й категории вместе с семьями.2 Кулаки, отнесенные к 3-й категории, расселялись в пределах района на новых, специально отводимых для них за пределами колхозных массивов землях.3 Поскольку условное и реальное лишение свободы, но на небольшие сроки, серьезного значения для демографии не имели, мы в своих подсчетах относительно периода до 1937 г. использовали лишь сведения о ссылках, реальном лишении свободы на сроки не менее 3 лет, расстрелах и смертях в период пребывания в заключении. Срок в 3 года можно считать минимально значимым в смысле демографических последствий пребывания человека вне своей обычной среды, в том числе брачной сферы. Учитывая, что в 1937–1938 гг. почти не использовались наказания в виде лишения свободы на небольшие сроки, характерные для предшествующего периода, а основным стало заключение на срок 8–10 лет, подсчеты по периоду 1937–1938 гг. велись по срокам не менее 5 лет лишения свободы. (от ред. сайта. Интересная логика. До 1937 г. и после 1938 минимально значимый в смысле демографических последствий срок - 3 года, а в 1937-1938 - 5 лет)
Важной особенностью ситуации, что необходимо сразу же отметить, является абсолютное преобладание мужчин в составе репрессированных (особенно, в период второго пика репрессий). Женщины этому почти не подвергались, что необходимо учитывать при характеристике демографических последствий репрессий. Но имеющиеся цифровые показатели необходимо уточнить в том отношении, что при таком наказании, как ссылка, практиковавшемся в период массовой коллективизации, часто следует учитывать не одного человека, а нескольких (в среднем, 6), поскольку ссылался не только глава семьи, но вся она целиком (семья кулака 1-й категории ссылалась без его главы, поскольку он арестовывался).
В результате таких подсчетов по материалам первых двух томов книги мы получаем сведения о сосланных, содержавшихся в местах лишения свободы и расстрелянных хакасах в количестве 169 чел. в 1929–1936 гг. (расстреляно в этот период всего несколько человек) и 453 чел. в 1937–1938 гг. (расстреляно на порядок больше). Специфика первых двух томов состоит в том, что они включали, главным образом, сведения о людях, подвергшихся, максимально суровым репрессиям, ссыльных там указано относительно немного. По материалам третьего тома книги данная лакуна в значительной мере устраняется и устанавливаются еще 669 хакасов, которые в 1930–1932 гг. были высланы на разные сроки за пределы Хакасии (в основном, в таежные районы современных Иркутской, Томской и Кемеровской областей, а также Красноярского края). Семей, высланных в этот период за пределы Хакасии, насчитывается 279.
Первое, что бросается в глаза в этих цифрах при сравнениях по видам репрессий во временном отношении – большая разница показателей по расстрелам, относящихся к двум периодам репрессий. При их сравнениях становится вполне очевидным тезис о необоснованности репрессий в 1937–1938 гг., поскольку такое большое количество жертв, даже по сравнению с явно репрессивным предшествующим периодом, ничем иным, даже намеками на какую-то гипотетическую политическую борьбу, объяснить невозможно (социальные категории репрессированных самые разнообразные, включая в значительных количествах малограмотных и даже неграмотных людей).
Если рассматривать целиком период 1929–1938 гг., то процент подвергшихся репрессиям (включая сюда формально лишь осужденных), т. е., полностью вырванных на разные сроки из процесса естественного воспроизводства, от общей численности хакасского населения в границах автономии, колебавшейся с 1926 по 1939 гг. в пределах, в основном, 44–45 тыс. чел., составит около 1,3–1,4. В период же 1929–1936 гг., т. е., за первые семь лет, это соотношение было заметно меньшим – около 0,4 %. Соответственно, в период 1937–1938 гг., всего лишь за 2 года – это около 1 % от численности хакасского населения в пределах автономии; но данный, на первый взгляд, малый процент, относится к годам, когда еще находились в заключении часть из тех, кто был лишен свободы ранее.
Раскулаченные и высланные люди формально из процессов естественного воспроизводства не изымались. Достаточно много хакасов были рождены уже в местах высылки за пределами своей автономии – так данные из 3-го тома Книги Памяти говорят лишь о 71 ребенке родившимся в ссылке. Возможно, что на самом же деле их число было несколько выше (вероятно, около сотни). Поэтому и реально нельзя лиц данной категории считать однозначно не участвовавшими в процессах естественного воспроизводства. Однако несомненно, что уровень рождаемости в их среде был пониженным: не более, видимо, 100 детей на 279 семей за несколько лет – это крайне низкий прирост по меркам того времени. Высылки и раскулачивание следует считать важным фактором, негативно влиявшим на динамику численности данного этноса.
Численность хакасов, которые были высланы в пределах своей автономии (кулаки 3-й категории), значительно меньше. Так в период 1930–1933 гг. 43 хакаса были размещены на специальные поселения в пределах своего района, из них раскулачено 9 человек. Семей, сосланных на специальные поселения – 6. Заметного влияния на рождаемость такие события, видимо, не оказали из-за своих незначительных масштабов, а также характера.
Приведенные расчеты, несмотря на некоторую неполноту имеющихся в нашем распоряжении сведений, позволяют сделать вполне объективный вывод о том, что репрессии всех видов, исходя из довольно больших цифр пострадавших, коснулись широкой массы хакасского населения. Их негативные последствия для численности хакасов в пределах своей автономии вполне очевидны – несомненно, вместе с прочими причинами (процессами ассимиляции, уходами за пределы границ СССР), они сказались на имевшем место замедлении их роста в первой половине 30-х гг. (табл. 1).
Таблица 1. Численность хакасов в СССР
по данным переписей 1926, 1937 и 1939 гг. 4
Годы 1926 1937 1939
Хакасы 45 850 48 334 52 771
Казалось бы, полностью положительная динамика демографических процессов, продемонстрированная в настоящей таблице, тем не менее, требует более глубокого анализа. Так сравнивая абсолютные цифры итогов переписей 1926 и 1937 гг., (более чем за 10 лет) мы можем наблюдать, что численность хакасов в общесоюзном масштабе выросла лишь на 5,2 %. Но всего за 2 года, между переписями 1937 и 1939 гг., отмечается невероятно высокий по демографическим меркам за столь короткий срок их общий прирост на 8,5 % (4437 чел.). При этом следует добавить, что происходил прирост одновременно со снижением, по данным статистического управления Хакасской АО (до 1930 г. – Хакасского округа), аналогичных показателей по автономии (табл. 2).
Таблица 2. Численность хакасов в пределах автономии
по данным статуправления Хакасской АО за 1926–1936 гг.
Годы 1926 1928 1929 1930 1932 1933 1934 1935 1936
Хакасы 44219 45111 46284 47486 45750 47121 37244 40423 39794
Заметные колебания численности, отраженные в настоящей таблице, особенно в сравнении с данными общесоюзных переписей, можно объяснить, в первую очередь, быстрым ростом числа хакасов, находившихся за пределами своей автономии, что стало одним из последствий как социально-экономических преобразований, так и репрессий: если в 1926 г. таковых было 1631, то в 1939 г. уже 8071 чел. (приблизительные данные, поскольку по переписи 1939 г. численность хакасов области точно не указана).5 Наряду с учащимися техникумов и вузов, рабочими и инженерами на предприятиях и стройках, военнослужащими, это были, конечно, осужденные и сосланные представители хакасской национальности. Хотя прямые потери (расстрелянные и умершие в заключении) были невелики и серьезно напрямую на демографии хакасов сказаться не могли, косвенные потери от репрессий в виде отрыва от естественного воспроизводства большого количества мужчин и ускорившейся в связи с проживанием вне пределов автономии ассимиляции, были существенны. По нашим подсчетам (с учетом стабильного роста хакасов в 1,1–1,2 тыс. чел. в год в пределах автономии в 1926–1929 гг.), прямая и косвенная убыль хакасского населения области в 1930–1936 гг. определяется, ориентировочно, в 3–3,5 тыс. чел., или 6–7 % от численности 1930 г.
Ситуация с количеством репрессированных и их влияниями на динамику численности у хакасов, видимо, была близкой к тому, что имело место у других крупных сибирских этносов и в целом в СССР. Так на 1 января 1941 г. общее число заключенных в СССР составило 2 400 422 чел., или несколько более 1,2 % от общей численности населения страны.6 Как можно видеть, этот показатель близок тому, что мы рассчитали относительно хакасов по данным «Книги памяти» Республики Хакасия. В данном отношении следует отметить, что какая-либо заметная национальная мотивация в действиях репрессивных органов того времени относительно хакасов отсутствовала. Главными для них были имущественное положение людей, факты использования наемного труда или влияние на окружающее население (например, шаманов, обычно не отличавшихся имущественной состоятельностью, но считавшихся паразитической прослойкой).
Малое распространение репрессий среди шорцев, особенно в период коллективизации (в связи с бедностью этого горно-таежного таежного населения по сравнению с обычно более зажиточными хакасами – степными скотоводами и земледельцами), видимо, было в числе причин, позволивших шорскому этносу, как и большинству малочисленных народов сибирского Севера, избежать в 30-е гг. заметных демографических потерь и продолжать достаточно стабильно наращивать свою численность: 12,6 в 1926 г., 15,0 в 1937 г. и 16,3 тыс. чел. в 1939 г.7
Вместе с тем, остаются невыясненными еще ряд явлений в демографии хакасов в указанный период. Например, пока отсутствуют сведения о группах хакасов, возможно, в связи с репрессиями, переселявшихся в соседнюю Туву, т. е., за пределы СССР. Следует также предположить, что хакасами записывались выходцы из других, пограничных групп коренного населения юга Средней Сибири, например, шорцы, проживавшие в западной части автономной области, затем менявшие свое национальное самоопределение. Нет удовлетворительных ответов и на вопрос о предпочтительности выбора национальности для детей из смешанных (разнонациональных) семей. Решение этих проблем – задача будущих исследований.
К сожалению, исходя из явно неудовлетворительного состояния источников, нельзя не понимать, что приведенные выше промежуточные выводы не могут считаться абсолютно точными, в первую очередь, с точки зрения конкретных цифр. Но, несомненно, имевшие место в действительности тенденции демографического развития, они в значительной степени отражают. Можно утверждать, что, несмотря на сложность условий развития и противоречивость демографического учета хакасского этноса в 30-е гг., связанные, бесспорно, с явлениями общегосударственного, политического характера, данные переписей 1926–1939 гг. действительно показывают факт увеличения числа хакасов в довоенный период. Однако прирост, в отличие от шорцев, был пропорционально меньшим (в 1,15 раза против 1,29), что дополнительно подтверждает предположение о действительно имевших место нестабильном демографическом положении и прямых потерях в численности хакасов, в том числе и в связи с политическими репрессиями. При этом выставлять репрессии 1937–1938 гг. (несмотря на их формально большие масштабы прямых потерь по сравнению с предшествующим периодом) в качестве главной причины потерь населения в 1920–30-е гг. неправомерно, поскольку, как можно видеть из сильных колебаний численности хакасов в пределах автономии в 1930–1936 гг., именно в годы коренной ломки устоявшихся социально-экономических отношений, касавшейся значительно более широких слоев населения, и имели место основные прямые и косвенные потери. Поэтому на примере преимущественно сельского хакасского населения можно считать, что на самом деле для нашей (в большинстве своем тогда также крестьянской) страны большие негативные последствия для демографии имели не репрессии 1937–1938 гг., а коллективизация, реально приобретшая характер трагедии для широких масс населения.
1. Книга памяти жертв политических репрессий Республики Хакасия. Т. 1. –
Абакан: Изд-во АОЗТ «Хакасинтерсервис», 1999. – 486 с.;
Книга памяти жертв
политических репрессий Республики Хакасия. Т. 2. – Абакан: Изд-во АОЗТ «Хакасинтерсервис»,
2000. – 349 с.; Книга памяти жертв политических репрессий Республики Хакасия. Т.
3 [Электронный ресурс]. HTTPS://memorial.krsk.ru/Articles/XKP/3/0.htm
2. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). – М.:
Магистр, 1996. – С. 67.
3. Ивницкий Н.А. Коллективизация … – С. 68; Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в
30-е годы // Социологические исследования. 1991. № 10. – С. 3.
4. Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. Краткие сводки. Вып. 1–10.
4. Народность и pодной язык населения СССР. – М.: Издание ЦСУ СССР, 1928. – С.
92; Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. – М.: Институт истории
АН СССР, 1991. – С. 85; Всесоюзная перепись населения 1939 г. Основные итоги. –
М.: Наука, 1992. – С. 58.
5. Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. … – С. 92; Всесоюзная
перепись населения 1939 г. … – С. 58; Экономика и культура автономных областей и
национальных округов. – М.: ЦСУ при Совете министров РСФСР, 1970. – С. 10; ЦГАРХ.
Ф. Р-21. Оп. 1. Д. 25. Л. 95.
6. Пыхалов И. Каковы масштабы «сталинских репрессий» // «За Сталина!»
[Электронный ресурс]. Режим доступа. HTTPS://www.geocities.com/CapitollHill/Parliament/7231/repress.htm#t1
– 04. 05. 2000/
7. Всесоюзная перепись населения 17 декабpя 1926 г. … ; Всесоюзная перепись
населения 1937 г. … ; Всесоюзная перепись населения 1939 г. … .
Источник: Восточное общество исторических исследований и реконструкций "Великий предел"