УДК 94 (571.54/52). 084.3
Шекшеев Александр Петрович,
кандидат исторических наук,
Хакасская республиканская
Ассоциация жертв политических репрессий,
г. Абакан,
turan47@yandex.ru
Аннотация: в сообщении освещаются хроника борьбы и карательные меры силовых ведомств и регулярных войск правительства А. В. Колчака по подавлению крестьянских восстаний на территории Енисейской губернии - одного из регионов Сибири (современные Красноярский край и республика Хакасия). Их осуществление с осени 1918 г. и до середины лета 1919 г. распространялось на красных партизан, население и обрело, по свидетельству историографии, широкие и жестокие параметры. В то же время исследование показало, что описаниям белого террора в советских мемуарах были присущи эмоциональная окраска и преувеличения, он осуществлялся по приказу региональных военных властей, был инициирован на местах воинскими начальниками, выполнялся бесчинствующими солдатами, казаками, интервентами и с участием порой самих крестьян.
Ключевые слова: белые воинские части; белый террор; власть; деревня; Енисейская губерния; красные партизаны; крестьянство; репрессии.
Составной частью и следствием гражданской войны, охватившей территорию России, явился террор, применяемый участниками для устрашения и уничтожения своего противника. Понятием «белый террор» называются расправы антибольшевистских сил - бело-зеленых, белогвардейцев и интервентов – над сторонниками и защитниками советской власти – членами РКП(б), советскими деятелями, красными партизанами, красноармейцами и поддерживавшим их населением.
Изучение истории гражданской войны в России всегда сталкивалось с попытками её участников и их потомков толкования событий в свою пользу. Торжествуя по поводу своей победы, скорбя по погибшим и выставляя своего противника в неприглядном виде, большевистская власть сразу же приступила к выявлению понесенных жертв. К примеру, захватив енисейское правобережье у Минусинска, красные партизаны публично заявили о 4 тыс. человек, якобы замученных и расстрелянных на территории этого уезда [1, 22 сентября]. Уже в 1920 г. советские органы определили, что репрессии белых охватили в Енисейской губернии 358 селений 68 волостей и нанесли ей большие человеческие и материальные потери.
Жестокость белых отмечалась в документах сражающихся сторон [2] и была засвидетельствована очевидцем из лагеря интервенции, который счел, что она стала «богатейшей почвой» для развития в российском обществе большевизма, а потом и воспоминаний [3, с. 238]. Но более всего карательные действия белого режима сохранились в памяти енисейской интеллигенции (Е. Е. Колосов, К. А. Липинская, М. П. Миндаровский), бывших красных партизан, вышедших из крестьянства (Я. С. Замураев, Г. М. Иванов, П. В. Кашуткин, П. Д. Криволуцкий, А. Н. Лифантьев, М. Х. Перевалов, П. П. Петров, Г. Н. Попов, Т. И. Рагозин, П. Е. Щетинкин, В. Г. Яковенко), советских и военных деятелей, ставших мемуаристами (К. И. Гидлевский, М. С. Сафьянов, К. Е. Трегубенков, Г. Х. Эйхе, В. Б. Эльцин), а также упоминались или анализировались местными советскими историками (Г. А. Васильев, Ю. В. Журов, В. К. Логвинов).
В советскую эпоху был подготовлен и опубликован целый ряд сборников воспоминаний бывших енисейских красногвардейцев, подпольщиков и партизан, которые значительное место в них оставили рассказу о перенесенных ими зверствах белогвардейцев [3 а]. Свидетельствовали о военизированном насилии белых и публикации сибирских ученых [4, с. 89], региональный энциклопедический словарь [5, с. 145] и более современная научно-популярная литература, впервые заявившая о сомнительности итогов белогвардейских акций в этом регионе [6, с. 154]. Авторами этих публикаций было выявлено большое количество материалов по теме белого террора, но часто эти материалы подавались и оценивались не критически. К примеру, контрразведывательные службы Белого движения ими были представлены лишь репрессивными органами, а их сотрудники — отпетыми негодяями и палачами [Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч Колчака. – М.: Вече, 2015. – 317 с. [сайт]. - URL: https://royallib.com/read/kirmel_nikolay/karayushchiy_mech_admirala_kolchaka.ht ml#0 (дата обращения: 6.05.2023)]..
Мировоззренческая трансформация социума позволила ученым более свободно и усиленно заняться темой террора. К сравнительной характеристике белого и красного террора обратился А. Л. Литвин [6 а; 6 б], а к изучению его белой разновидности, проявленной, в частности, на территории Сибири – П. А. Голуб [6 в]. Рассматривая психологию насильников, В. П. Булдаков объяснил, что в карательном буйстве белых отсутствовала организованная система насилия и доминировала вакханалия анархии и вседозволенности, которая оттолкнула от них население [7, с. 236; 8, с. 6]. Другие историки решили, что белое движение, тяготея к авторитаризму и применению жестоких расправ, сочетало их с либеральным отношением к красным и тем самым пыталось отстраивать демократическое государство [9, 10]. Еще один автор предположил, что белый террор, который являлся по масштабам в несколько раз менее значительным, носил «точечную карательную» окраску и не был предназначен для ликвидации классов трудящихся [11, с. 77].
Террор был явлением, характерным для всех противников в гражданской войне,
схожим по своим методам, одинаково пагубным для общества и отличавшимся только
своей социальной направленностью, утверждал И. С. Ратьковский [12]. Репрессии
белых, продолжал он, носили государственный характер с соответствующей
законодательной базой, собственноручными приказами руководителей (вождей) белого
режима, например, о подавлении партизанского движения на востоке страны [12 а,
с. 321].
Заявив о сильном завышении численности жертв белогвардейцев в советских трудах и
критикуя публикации современных «левонастроенных» исследователей [12,13] за
утверждение террористической сути белой власти, историк А. Г. Тепляков сделал
вывод, что их расправы не носили характера социальных чисток и способа
управления. По его мнению, они определялись военной целесообразностью, желанием
ликвидировать носителей «красной заразы», уголовными инстинктами и выражались в
расстрелах заложников и деятельности полевых судов, армейских и пр. частей. В
связи с наличием мифологии тема белого террора, согласно представлениям этого
автора, нуждалась в критическом осмыслении и вводе нового фактического материала
[14, с. 6-8; 15, с. 59-70].
Между тем наблюдаемый в обществе рост симпатий к советскому прошлому сопровождается признанием Октября прогрессивным действием, подхваченным широкими народными массами, белых расправ - антибольшевистской диктатурой, предшествовавшей красному террору, и неприятием любых фактов, не укладывавшихся в эту концепцию. В данном случае симптоматичным стало возвращение к публикации воспоминаний бывших «борцов» за советскую власть [16, 17, 18], которые, представляя взгляд на гражданскую войну лишь с одной и победившей стороны, являлись в прошедшую эпоху одним из главных источников для написания её истории. В частности, издание красноярцами записанных когда-то подвижницей и сохранившихся в музейном фонде раритетов не было лишено ошибок в фамилиях упомянутых лиц, приписывания себе результатов исследования предшественников, а главное - не отличало истину от хвастовства бывших партизан или окрашивало её сильными эмоциями.
Исходя из неверного утверждения о Гражданской войне «как хорошо изученном периоде отечественной истории» и полагая, что воспоминания могут содержать информацию, отсутствовавшую в архивных документах, еще один автор справедливо отказался игнорировать их содержание в качестве исторического источника. В то же время он свидетельствовал, что сами бывшие партизаны критически воспринимали воспоминания своих товарищей и требовали от них достоверности изложения событий [18 а, с. 14, 16-18].
Если авторы являлись участниками масштабных и судьбоносных для страны военно-политических событий, то их мемуары всегда будут насыщены субъективизмом. В данном случае он, исходящий от красных, объяснялся «эйфорией победителей, усиленной идеологизацией и политизацией». Очевидная тенденциозность воспоминаний определяется тем, что они были написаны, как заметил один из историков, по определенным «лекалам», которые открывали простор «героическому» мифотворчеству [18 а, с. 28]. Толкование в них событий и даже сам язык являлись, считает другой автор, своеобразным плодом усвоения мемуаристами стереотипов и клише большевистской пропаганды. Особенностью лексики данных воспоминаний было частое использование для обозначения врагов терминов «белогвардейцы», «банда» и «кулаки». Этими понятиями назывались все группы населения, участвовавшего в борьбе с красными, что олицетворяло их с преступниками и убийцами и вызывало сильную негативную реакцию. Благодаря целенаправленному вмешательству в лексическую систему языка большевистской пропаганды практиковалось увязывание образов конкретных врагов с политическими и социальными явлениями, к которым эти лица в действительности не имели отношения. По мнению специалиста, «языковое рабство» – подчиненность большевистскому политизированному языку – играло значительную роль в изменении мировоззренческой самоидентификации советского общества [18 в, с. 15-22]. При этом обоснование насилия среди лиц, настроенных подобным образом, было тесно связано с отторжением традиционной морали в пользу «революционной» и не вызывало моральной рефлексии [18 б, с. 306].
Использование этих воспоминаний требует особого подхода, «погружения» в систему всего комплекса источников [18 б, с. 297]. Подтверждая события, изложенные в документах, передавая «дух эпохи» и дополняя поведение противных сторон новыми фактами и психологическими нюансами, данные записи явились сильным подспорьем в раскрытии заявленной темы.
Еще одним источником для исследования стали собранные и опубликованные современным энтузиастом на сайте документы одного из фондов Государственного архива Красноярского края. Представляя переписку властных органов Канского уезда по поводу крестьянских противозаконных действий [19], они создают реальную картину событий, имевших место на его территории в 1919 г.
Несмотря на то, что отношения восставших против советской власти чехословацких легионеров к поверженному противнику были разными, они являлись авторами первых террористических акций, совершенных антибольшевистскими силами. В ночь на 29 мая 1918 г. 500 бойцов одной из дивизий мятежного корпуса заняли г. Канск. По распоряжению начальника штаба 2-й Чехословацкой стрелковой дивизии подполковника Б. Ф. Ушакова они отпустили плененных красногвардейцев. Лишь захваченный в бою начальник их конной разведки М. Шумяцкий 31 мая подвергся публичной казни [Симонов Д. Г. Белая Сибирская армия в 1918 году: монография. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2010. 610 с. С. 78; Октябрь в Сибири: Хроника событий, март 1917 - май 1918 Новосибирск: Наука, 1987. 319 с. С. 308]. После закончившегося перемирия чехи утром 16 июня подошли к ст. Клюквенной и в начавшемся бою разбили красногвардейцев. Из них 300 человек попали в плен. Выявленные и ненавистные со времен германской войны, немцы и мадьяры численностью в 80 человек, левый эсер Борисоглебский и некий Бейлис чехами были расстреляны, а руководители канских большевиков Мушка и Васильев – убиты. Судьбу остальных пленных, находившихся десять дней запертыми в вагонах, решал все тот же Ушаков. Большинство из них оказалось красноярскими рабочими, которые на допросах, возможно, для облегчения своей участи, показали, что вступили в красногвардейские отряды вынужденно, т. к. большевики угрожали лишить их работы и даже расстрелять. Все они численностью в 1770 человек были доставлены противником в губернский центр [Познанский В. С. Очерки истории вооружённой борьбы Советов Сибири с контрреволюцией в 1917-1918 гг. Новосибирск : Наука, 1973. - 307 с. С. 210-211; Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. Воспоминания, мемуары / Т. С. Комарова. — Красноярск : КАСС, 2021. — 492 с. С. 243, 414; ГА КК. Ф. П-64. Оп. 1. Д. 448. Л. 48–51, 64–65].
Первая же стычка чехов с красногвардейцами в Мариинске закончилась арестом
множества последних, которыми были переполнены тюрьма, казенный винный склад и
некоторые здания [Сибирская жизнь (Томск). 1918. 20 июня]. В начавшемся в ночь
на 16 июня 1918 г. наступлении чехи пленили до 500 – 600 красногвардейцев
[Сибирская жизнь. 1918. 21 июня; Воля Сибири (Красноярск). 1918. 2 июня]. Тут же
они без суда и следствия расстреляли стойко сражавшихся 40 – 50 мадьяр. Разбитые
на Мариинском фронте и бежавшие к Красноярску, остатки красных были вынуждены
повернуть в сторону Ачинска, где 20 июня 475 человек сдались чехам [ГАКК. Ф.
П-64. Оп. 1. Д. 448. Л. 36, 40]. При этом только один из них – большевик и член
исполкома Боготольского совета депутатов М. Т. Еременко – был расстрелян [Письма
во власть в эпоху революции и гражданской войны (март 1917-май 1921 г.): Сб.
док-в /сост. и науч. ред. В.И. Шишкин. Изд. 2-е, расшир. и доп. Новосибирск:
Автограф, 2015. 421 с. С. 121], а остальные отправились в Омский
концентрационный лагерь.
Убийства захваченных советских деятелей и красногвардейцев больше осуществляли
бывшие офицеры, городские обыватели и деревенские кулаки. Они мотивировались
ненавистью, которую питали униженные в советское время лица к наиболее активным,
сознательным или известным своей жестокостью и алчностью властителям. 18 июня
1918 г. при захвате легионерами г. Ачинска им сдался отряд в 80 штыков,
находившийся под командованием Е. К. Зверева. На следующий день его, пытавшегося
эвакуировать документы и ценности совета, убил местный «мальчишка», а вошедшие в
город белые оставили на трупе 31 штыковую рану. Организовав погоню за членами
Ачинского совдепа, увозившими казну, новые власти задержали 21 красногвардейца и
отобрали у них часть денег [Воля Сибири. 1918. 23 июня]. Дружина Подсосенской
волости, устроившая охоту за красногвардейцами и советскими активистами,
выловила 50 человек. От рук этих или подобных им лиц мученическую смерть принял
бежавший председатель уездного совдепа П. О. Саросек. Балахтинские крестьяне
выследили и расправились с группой большевиков на Юдинском винокуренном заводе.
По-прежнему случаи массового террора происходили по инициативе отдельных представителей антибольшевистского лагеря. Так, 25 или 26 июня на ст. Чернореченская при перевозке из Ачинска в красноярскую тюрьму 27 арестованных членов совета и активистов начальник караула поручик Лобанов организовал расстрел якобы пытавшихся бежать 10-12 человек, в частности народного учителя, левого эсера и прапорщика Г. Л. Манковича, Ф. М. Цунского и др. [Соха и молот. 1919. 26 сентября].
В Минусинском уезде местные кулаки, обозленные продовольственными заготовками, проводимыми по инициативе губернских властей, и изъятием контрибуции у казаков, устроили в с. Большая Иня самосуд со смертельным исходом над односельчанином, председателем солдатской секции уездного совдепа и большевиком Т. А. Шаповаловым [Фонды КГБУК «Красноярский краевой краеведческий музей» (ФКККМ). О/ф 12005/3. Д. 9688. Л. 3-7. Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 136, 157; Шекшеев А. П. Гражданская смута на Енисее: победители и побежденные. Абакан: Хак. кн. изд-во, 2006. 592 с., С. 509-510]. Когда же в с. Шалаболино стали стекаться казаки и офицеры, решившие выступить против минусинских большевиков, то они сразу же арестовали и казнили, по разным данным, от четырех до 12 большевиков и членов местного совета [Муниципальное казенное учреждение «Архив г. Минусинска» (МКУ «АГМ»). Ф. Р-4. Оп. 1. Д. 1. Л. 502; Д. 3. Л. 59; Шалоболино. Межпоселенческая центральная библиотека Курагинского района - http://www.kurlib.ru/history/shalobolino 30. 04. 2023]. В окруженный дружинниками Минусинск для запугивания делегатов проходившего уездного съезда был доставлен труп убитого советского деятеля и комиссара Алтайской экономии Ф. А. Герасимова [Шекшеев А. Комиссар // Советская Хакасия. 1979. 28 июня].
С переходом городов Енисейской губернии под власть Временного Сибирского правительства начались аресты советских руководителей и активистов. В ачинскую тюрьму были посажены десятки человек. Позднее были расстреляны 44 деятеля советской власти. Многие из них и среди них бывший председатель отдела совдепа по городским делам В. Н. Слободчиков, член его военного отдела и венгерский интернационалист Ф. Киш и др. приняли смерть в качестве заложников [Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 440-442].
Начиная с 24 июня казаками и дружинниками стали задерживаться и заключаться в тюрьму минусинские советские деятели и красногвардейцы. Сразу же были арестованы большевики А. И. Плотников и Н. П. Непомнящий. Вскоре их судьбу разделили члены совдепа К. И. Адосинская, Н. Ф. Безматерных, И. С. Бузулаев, Г. Ф. Волков, К. И. Гидлевский, З. Е. Гущик, Е. П. Катаев, Г. В. Лебедев, К. А. Липинская, И. Г. и М. Г. Сафьяновы, К. Е. Трегубенков, Е. Л. Фаерман, Г. В. Лебедев, 16 служащих совета и 75 красногвардейцев. [Труд (Минусинск). 1918. 5, 14, 18 июля]. Их делами занялась специально созданная следственная комиссия. В с. Иудино местные кулаки арестовали редактора газеты «Известия» М. А. Баринову, которая потом умерла в красноярской тюрьме. Из Таштыпа в Минусинск казаки доставили запугиваемого расстрелом и раненого по дороге председателя станичного совета К. Н. Потанина, некоего П. А. Афанасьева, бывшего прапорщика И. Красильникова, не признавшего новой власти, а также учителя М. С. Проневича, агитировавшего крестьян выступать против неё [Фонды Минусинского регионального краеведческого музея им. Н. М. Мартьянова (ФМКМ). Оп. 4. Д. 5. Л. 42; Власть труда (Минусинск). 1923. 7 ноября].
Содержание арестованных советских деятелей в местной тюрьме оказалось опасным для их жизни. Выстрелом одного из караульных был убит член совета и комиссар Батеневской экономии Харлашин. Власти осудили такую стрельбу, а 16, 20 и 30 июля отправили в Красноярск и Ачинск около 50 заключенных. При этом аресты бывших членов совета продолжались [Труд. 1918. 17, 18, 27 июля, 1, 7, 8 августа; ФКККМ. О/ф 6023/1. Д. 3815. Л. 53].
Советская власть агонизировала и в Красноярске. 18 июня сопровождаемые красногвардейским отрядом около 250 местных руководителей и большевиков, загрузив более десятка суден изъятыми из Государственного банка золотыми и денежными запасами, продовольствием и имуществом, отбыли вниз по Енисею. 20 июня чешские и добровольческие войска заняли Красноярск, а вечером специальным поездом сюда прибыли министр юстиции Г. Б. Патушинский и уполномоченный Западно-Сибирского комиссариата Н. В. Фомин. Военные власти отправили за беглецами отряд подполковника М. И. Мальчевского. Его флотилия 9 июля настигла их в районе с. Монастырского. Потеряв в коротком бою 20 человек убитыми и пятерых ранеными, около 100 большевиков и красногвардейцев сдались в плен [Свободная Сибирь. 1918. 17 июля]. Оставленный для розыска разбежавшихся, отряд капитана Черемнова вскоре захватил еще 38 человек – бывшего командующего советскими войсками в губернии Т. П. Марковского, члена ЦИК Советов Сибири и Енисейского губернского исполкома А. П. Лебедеву, инженера и члена совдепа С. Б. Печерского и др. В целом из Туруханска были вывезены более 200 захваченных членов большевистской «экспедиции», в Енисейске к ним добавили, арестовав, около 50 местных советских деятелей [Труд. 1918. 1 сентября (19 августа); ГА КК. Ф. П-64. Оп. 1. Д. 739. Л. 9].
Некоторые бывшие советские работники, бежав, задерживались местными жителями и под конвоем возвращались в Красноярск. Так в д. Сосновка Ачинского уезда по инициативе крестьян был арестован в прошлом председатель Временной чрезвычайной комиссии при Военно-революционном штабе (ВРШ) Енисейского губисполкома и большевик Г. И. Пекарж. С августа 1918 г. он содержался в красноярской тюрьме. Туда же доставили с найденными деньгами покинувшего в срочном порядке Енисейск бывшего руководителя его совдепа С. М. Иоффе, обнаруженного 17 июля в д. Мокруши [Свободная Сибирь. 1918. 31 июня (18 июля)].
26 июля 1918 г. в Красноярске встречали флотилию из пяти пароходов, двух лихтеров и катера, доставивших отряд Мальчевского и 237 – 238 арестантов [Свободная Сибирь. 1918. № 62 (274). 28 (15) июля]. Встречавшее их общество выражало надежду, «что петля, ждущая... мерзавцев, – записал в своем дневнике его представитель, – наконец... задавит... эту дрянь» [Зверев В. «Город ожил, совет бежал, появилась новая власть...». Выписки из дневника // Сибирские огни. 2016. № 9. С. 155-179. С. 179]. Поэтому неудивительно, что, когда в ночь на 27 июля (9 августа) началась выгрузка пленных, то конвой, состоявший из казаков во главе с сотником И. Д. Фереферовым, офицеров-добровольцев и чехов, не справился со своими обязанностями и допустил побоище над перегоняемыми в тюрьму людьми. При перекличке не оказалось пяти человек. Утром гражданские лица обнаружила тела замученных и вскоре скончавшихся Марковского, Лебедевой и Печерского. До «полусмерти» оказался избитым один бывших красногвардейских командиров А. Загородный, которого быстро доставили к врачам. Многие из новых заключенных получили тяжелые побои. С жалобами на состояние здоровья в тюремную больницу обратились 40 человек [Свободная Сибирь. 1918. 28, 30, 31 июля; Воля Сибири. 1918. 27, 30, 31 июля]. 29 июля в Енисейск, а затем и в Красноярск были доставлены Г. С. Вейнбаум и В. Н. Яковлев, а в целом еще 36 большевиков [Свободная Сибирь. 1918. 1 августа].
Убийство известных советских деятелей вызвало возмущение общественности Красноярска. Протесты выразили городская дума, представители социалистических партий. Они сообщили о расправе комиссариату Временного Сибирского правительства, ряду министров и потребовали расследования и предания суду виновных. С тем же требованием обратился в Енисейский губернский комиссариат Красноярский совет профсоюзов [Дело рабочего. 1918. 1 августа; Знамя труда. 1918. 26 августа].
Но вскоре лицам, добивающимся справедливого исхода этого дела, стало известно, что отправленная на фронт 1-я сотня Енисейского казачьего полка во главе с подъесаулом Фереферовым, действуя на восточном берегу Байкала, в середине августа участвовала в разгроме красных. В этих победных для белочехов боях красными зверски были уничтожены подполковник Ушаков и его адъютант. В отместку чехи поставили под «пулемет» и расстреляли целую партию военнопленных [Ганин А., Новиков П., Хипхенов Г. «Я с броневиком иду в наступление...». Походные заметки русского офицера чехословацкого корпуса подполковника Б. Ф. Ушакова. Январь – июнь 1918 г. // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2020. № 4. С. 226- 267. С. 235, 237]. В этой обстановке общественности стало не до выяснения обстоятельств гибели видных советских деятелей.
Карательная политика новой власти, будучи вялой, сначала не имела для большевиков серьезных последствий. Еще 27 июня из красноярской тюрьмы были освобождены 16 лиц, арестованных 19 июня, а до конца августа по распоряжению следственной комиссии – 13 бывших совдеповских беглецов [Свободная Сибирь. 1918. 29 июня, 31 августа].
Наряду с этим, власти на местах отказались от преследования рядовых членов Красной гвардии. К примеру, созданная в Минусинске следственная комиссия передала в распоряжение военных властей 63 и освободила 211 красногвардейцев. Объявленная регистрация их на ст. Клюквенная закончилась направлением лиц, ранее служивших в правительственных войсках и перебежавших к большевикам, в свои части, а прочих – по домам. В Красноярске, пройдя фильтрацию, 750 бывших красногвардейцев пополнили состав формирующихся полка и батареи Средне-Сибирского корпуса Сибирской армии [Минусинский край. 1919. 1 августа; Воля Сибири. 1918. 11 августа].
Большинство красногвардейцев, разбежавшись, скрылось или вернулось домой, где судьбу их уже решало крестьянство в соответствии с общинными традициями. Так, красногвардеец и делегат уездного съезда из д. Васильевки Д. В. Романов, агитировавший крестьян отказаться от похода на Минусинск, был ими подвергнут избиениям и вскоре скончался. Вернувшиеся в с. Усть-Абаканское и разоруженные милицией 35 красногвардейцев подверглись суду общественности. Собравшись 26 июня, сход обвинил этих лиц в расхищении имущества акционерного общества «Ачминдор», продуктов в кооперации, в присвоении общественных зерновых запасов, изъятии денежных средств и продовольствия у жителей окрестных улусов, а также в осуществлении массовых обысков и арестов неугодных им жителей самого села. Некоторые из них были уличены в самогоноварении и воровстве, другие – в погромной агитации и организации самовольной распродажи товаров из лавок местных купцов. Сход постановил 14 наиболее активных бывших красногвардейцев передать минусинским властям, десятерых – выселить за пределы села и ст. Абакан [Воля Сибири. 1918. 5, 7 июля; ГА КК. Ф. Р-448. Оп. 2. Д. 5. Л. 79–80; МКУ «АГМ». Ф. Р-53. Оп. 2. Д. 2. Л. 14-15, 17].
Напротив, на Знаменском заводе, куда после переворота для ареста 50 большевиков
и красногвардейцев прибыли милицейский и чешский отряды, «подпольным комитетом»
были организованы переговоры, а рабочие по заводскому гудку побросали станки. Не
ожидавшая такой организованности, администрация, потребовав массового
ручательства, отпустила арестованных [Комарова Т. С. Гражданская война в
Енисейской губернии. С. 297-298].
Власть реагировала на сообщения местных жителей о скрывавшихся защитниках
советов. Так, в Минусинске был опознан и задержан в прошлом помощник начальника
Красной гвардии Ф. Крамаренко, а в с. Абаканском - бежавший незадолго до
переворота на собственную пасеку его начальник Е. Глухих [Труд. 1918. 13
августа, 16 ноября]. В августе 1918 г. по инициативе местных кулаков якобы за
участие в большевистской подпольной организации были схвачены и замучены в
канской тюрьме крестьянин-середняк Т. Попов и начальник почтового отделения К.
Ведерников из с. Конторка [Воспоминания участников Гражданской войны в Восточной
Сибири 1918–1920 годов (по материалам ГАНИИО). Составитель Е. А. Серебряков.
Научное издание. Иркутск: Оттиск, 2019. 648 с. С. 472].
Чаще всего меры в отношении бывших красногвардейцев приобретали жесткий характер лишь тогда, когда они совершали новые преступления. К расстрелу, например, был приговорен И. Ермаков, изнасиловавший и убивший арестованную им девицу [Свободная Сибирь. 1919. 22 января].
В августе 1918 г. начался процесс объединения антибольшевистских сил и создания органов милиции при Министерстве внутренних дел (МВД) и контрразведки, подчиненной военному ведомству. Организация местных контрразведывательных отделов (КРО) не встретила понимания общественности, ратовавшей за отказ от «преследования за политические убеждения», однако эскалация вооруженного конфликта, отягощенного идеологическим противостоянием, вынуждала правительство пойти на формирование военного контроля.
Но юридически власть в Сибири все еще не была способна серьезно наказывать своих противников. В начале сентября 15 – 16 комиссарам Красноярского совдепа, в т. ч. арестованным в Барнауле организаторам вывоза банковских ценностей – В. П. Демидову, М. П. Замощину, Э. Я. Шульцу и др. – было предъявлено обвинение в «разбое», карающее 4 – 6 годами каторги [Труд. 1918. 11 сентября; Свободная Сибирь. 1918. 17 августа, 14 сентября]. Только 14 сентября 1918 г. Административный совет Временного Сибирского правительства восстановил смертную казнь, но лишь, в частности, за военную и государственную измену, участие в восстании и за подстрекательство к нему. 21 сентября МВД призвало губернских комиссаров к недопущению «ничем не оправданной» гуманности в отношении большевиков [21, с. 410; 22, л. 14].
Согласно воспоминаниям очевидца, власти в Красноярске задумывали проведение судебного процесса над «членами, именовавшими себя Соединенным исполнительным комитетом Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов», участниками которого должны были стать 328 заключенных тюрьмы – бывших советских деятелей и красногвардейцев. Им инкриминировались силовой захват власти, военные действия, подрывы железнодорожных мостов, незаконное изъятие золота и денежных средств в госбанке [Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 277]. Но на допросе 23 августа в Красноярском окружном суде, например, Вейнбаум свою вину в этих событиях не признал [Шекшеев А. П. Гражданская смута... С. 336].
Некоторое напряжение в деятельности новой власти возникало в связи с созданием
большевистского подполья, которое возглавил польский интернационалист В. Ф.
Матушевский. В сентябре 1918 г. по доносу внедренного в организацию провокатора
Колье он и работник подпольной типографии были схвачены тыловым военным
контролем и чешской контрразведкой. После допросов они были выданы «черным
коммунистам» и через несколько дней убиты [Комарова Т. С. Гражданская война в
Енисейской губернии. С. 276].
Вследствие создавшейся обстановки окружной прокурор, а следом и военный министр
не были намерены санкционировать передачу бывших советских деятелей, способных
дать дополнительные и широкие показания, для решения их судьбы в союзнические
судебные инстанции. Однако из-за нахождения в Сибири чехословацкого корпуса
влияние чешских офицеров в этом вопросе было существенным. Указав, что он «имеет
полномочия взять [их] силой», действующий по личному указанию командующего одной
из групп Сибирской армии Р. Гайды командир 1-й маршевой роты 8-го Силезского
стрелкового полка подпоручик Б. Борецкий настоял на выдаче комендантом
губернской тюрьмы бывшего члена Среднесибирского районного бюро ЦК РСДРП (б),
Енисейского губернского исполкома И. И. Белопольского, члена Красноярского
комитета РСДРП(б) Г. П. Вейнбаума, в прошлом председателя Красноярского совдепа
и городского головы Я. Ф. Дубровинского, инженера и комиссара железной дороги А.
Ф. Порадовского (или Парадовского) и члена того же бюро и губисполкома В. Н.
Яковлева. Доставленные в чрезвычайный военно-полевой суд, заседавший в
чехословацком эшелоне на ст. Красноярск и состоявший из пяти чехов и одного
русского офицера, они заслушали обвинения в нарушении договоренностей между
чехами и советскими органами об их беспрепятственном следовании на восток, в
покушении на безопасность и имущество чехословацких войск и т. д. Кроме того,
признавший на следствии ошибочность своего перехода к большевикам Дубровинский
обвинялся в создании для борьбы с чехами особого отряда, действовавшего на
Клюквенском фронте, а Порадовский – в разрушении железнодорожного сообщения.
Утром 25 октября они были приговорены к расстрелу и через час казнены [ГА КК. Ф.
Р-1763. Оп. 1. Д. 65. Л. 139–140; Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской
губернии. С. 282].
Суд и приговор, выполненные чехами, не оставили равнодушными красноярскую общественность. 2 ноября 1918 г. она в лице председателя уездной земской управы, члена Сибирской областной думы и представителя профсоюзной организации, обратилась за выяснением правомерности применения казни к названным большевикам в аппарат управляющего Совета министров Временного Всероссийского правительства. Полагая, что приостановка военно-полевого суда над лицами, арестованными до издания закона о смертной казни, будет способствовать восстановлению справедливости, повышению авторитета власти и успокоению общества, они просили о ней до выяснения всех обстоятельств. Данное обращение было направлено председателю Совмина П. В. Вологодскому, уже сообщившему, что эта казнь имела правомерный характер, и военному министру генерал-майору П. П. Иванову-Ринову, опротестовавшему применение военно-полевых судов [Письма во власть в эпоху революции и гражданской войны... С. 102-104].
Дальнейшее пребывание советских деятелей в красноярской тюрьме, судя по более
позднему опросу сотрудников, характеризовалось жесткими условиями. Охрану внутри
несли надзиратели, снаружи – чехи. Камеры были переполненными, питание – «ниже
среднего», а прогулки недолгими. Заключенные имели возможность читать
литературу, газеты, некоторые работали в тюремном дворе. Приезжали отряды,
которые организовывали избиения заключенных, и вывозили их в военно-полевые
суды. На первом из них из девяти обвиняемых пятеро были приговорены к расстрелу,
трое - к вечной каторге, а один – оправдан. На втором к казни были осуждены
шестеро судимых [ГА КК. Ф. Р-1743 с. Оп. 1. Д. 243. Л. 1].
Вскоре заключенные пополнились красноярскими подпольщиками. В ночь на 11 ноября
по указке провокатора на явочной квартире в Николаевской слободе милицией была
захвачена группа лиц, входивших в первый подпольный комитет, а один из них был
убит. Но после прошедшей 22–23 ноября 1918 г. в г. Томске II Сибирской партийной
конференции, которая, сохраняя ориентацию на общесибирское восстание,
высказалась за организацию местных вооруженных выступлений, большевистское
подполье активизировалось. В декабре 1918 г. при помощи сибирских большевиков в
Красноярске был создан второй подпольный большевистский комитет, члены которого
впоследствии стали еще одной жертвой белого террора [ФКККМ. В/ф 3403-2 Л. 21;
Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 277].
Несмотря на единичные и групповые расправы представителей белого движения,
власть в Сибири не была способна серьезно наказывать своих противников и владеть
ситуацией в деревне, что затем, по мнению одного из исследователей, вызвало
случаи бессудных расправ над лицами, подозреваемыми в большевизме [20, с. 5].
Поэтому деятели первой советской власти и бывшие красногвардейцы, скрывшись в
глухих местах, легко становились активными участниками крестьянского
повстанчества.
Слабость воцарившейся власти, проявленная, например, в мобилизационных,
налоговых и др. делах, была столь очевидной, что её политика стала вызывать
крестьянские бунты. Так в октябре 1918 г. появился небольшой повстанческий отряд
на переселенческих участках Уярской волости Канского уезда. В конце ноября отряд
есаула Трофимова, объехав Заозерновскую и Мало-Камалинскую волости, успокоил
население. Только 5 декабря уезд был объявлен на военном положении [24, л. 45].
Подавление крестьянских выступлений сопровождалось усиливающимся террором. 3
декабря 1918 г. постановление о введении смертной казни подписал и ставший
Верховным правителем А. В. Колчак [23, с. 127].
Став мятежником, крестьянин не мог рассчитывать на статус военнопленного, его
деятельность подпадала под действие уголовного законодательства и наказывалась,
исходя из законов военного времени.
Первыми белый террор ощутили недовольные политикой местных властей участники восстания в Минусинском уезде. Подвергшись разгрому правительственными войсками и разбежавшись, мятежники вылавливались посланными в деревню отрядами, выдавались крестьянскими сходами. 24 ноября 1918 г. в с. Дубенском были расстреляны шестеро повстанцев. Сожжению подверглись 16 домов, при этом погибли женщины и дети. Из этого села каратели вывезли в Минусинск 30 человек, из которых 10 были казнены. Под Коей были захвачены 19 повстанцев, большинство из них подверглось расстрелу. Посетив д. Николаевку, казаки, обозленные отношениями с её жителями, расстреляли 14 человек. За убийство каратузского атамана П. Т. Шошина и его сотоварищей белыми было казнено более 80 их односельчан, захваченных в районе с. Городок, а в самом Каратузе - еще 14 человек. Согласно воспоминаниям современников, в с. Верхний Суэтук убитыми оказались 24, Нижней Буланке - 19, Еловке - 18 и в Уджее - 12 жителей.
В некоторых местностях расстрелы, совершаемые во время рейда по доносам завистников, например, в с. Дубенском, на Даниловском заводе и в Табате, охватили настолько большое количество крестьян, что военное командование их запретило. Тогда казаки перешли к поркам жителей и беспощадному избиению арестованных повстанческих вожаков.
Людей, доставляемых в Минусинск, было так много, что ими были заняты не только тюремные камеры, но и все подвальные помещения крупных городских зданий. Созданный военно-полевой суд до конца 1918 г. приговорил к смертной казни 22 подследственных, а на 12 февраля 1919 г. вынес 195 приговоров, в т. ч. 87 смертных и 59 - к каторге. Некоторые арестованные, используя взятки, внесенные родственниками, и побеги, случалось, спасали себе жизнь. Еще в начале 1919 г. военно-следственная комиссия ежедневно освобождала по несколько десятков лиц, арестованных по личным счётам. Одновременно вплоть до лета того же года ночами выводилось на расстрел по несколько партий, насчитывавших пять-восемь и даже 25 осуждённых. «У тюремной стены, – рассказывал очевидец, – была вырыта огромная яма, покрытая плахами как решёткой. На эти плахи выводили арестованных и расстреливали. Убитый валился прямо в яму. Иногда жалея патроны, людей убивали как скот – колотушкой…». Совершившие 21 марта неудачный побег и отбивавшиеся от надзирателей, семеро смертников были расстреляны прямо в камере и дорублены во дворе тюрьмы.
Во время этих событий погибло 1,2 – 1,5 тыс. минусинских крестьян. Оставшиеся
живыми, участники мятежа были отправлены в Красноярск. Но вскоре нахождение
правительственных войск, которые мародерствовали и безобразничали, стало для
местных властей головной болью. Учитывая, что в беспорядках участвовали большие
массы крестьян, командование 4 Восточно-Сибирского корпуса распорядилось
использовать при их наказании штрафные санкции. При этом вылавливание и аресты
бывших повстанцев в Минусинском уезде продолжались даже летом 1919 г. [25].
В других же местностях действия властей по упразднению брожения среди населения
были неудачными. К примеру, такими являлись действия милиционеров во главе с
прапорщиком Баженовым, выполняемые в Степном Баджее Красноярского уезда. К
середине декабря 1918 г. здесь была провозглашена советская власть, которую
поддержали и в Кияйской волости. Вновь посланные отряды штабс-капитанов
Сченсновича и Тагунова, продвигаясь к с. Нарва и Кияй, попали в засаду и
отступили [26, с. 18-20; 2, с. 43]. Вскоре на территории Енисейской губернии
образовались очаги партизанского движения – в с. Тасеево и Степной Баджей. Его
участники начали дерзко нападать на Сибирскую железнодорожную магистраль.
Между тем белые не сразу решились применять жестокие меры. Так в приказе от 19
декабря 1918 г. начальник находившегося в Канске отряда особого назначения (ОН)
МВД полковник Петухов потребовал от подчиненных, «проходя селения, собирать
сходы, требовать выдачи главарей, дезертиров и уклоняющихся от призыва, выдачи
оружия, патронов, снаряжения и обмундирования. Прибегать к обыскам, офицерам
наблюдать, чтобы частное имущество жителей оставалось неприкосновенным». Но ниже
он приказывал, что селения, признавшие советскую власть, должны были облагаться
штрафом, а главари и вооруженные лица - расстреливаться [2, с. 50].
Прежде всего белые приступили к зачистке района, прилегавшего к железнодорожной
станции Камарчага, население которого активно противодействовало движению
поездов. Посланные 23 декабря части освободили магистраль от мятежников и начали
развивать наступление. Против возникшего на севере Канского уезда Тасеевского и
Фаначетского партизанских «фронтов» был выдвинут отряд капитана А. Збероевского.
Пользуясь услугами местного уроженца, ставшего офицером, он 27 декабря вошел в
д. Денисовку, где расстрелял одного и избил шомполами ряд крестьян [17, с. 479].
Более жесткая информация Петухова заключалась в обязательном постановлении от 26 декабря: сообщив, что прибывшие войска предназначены для водворения порядка и наказания виновных, он предложил восставшим сдать оружие и выдать главарей, а населению - исправно платить подати. Лицам, захваченным с оружием, он угрожал военно-полевым судом и расстрелом [27, л. 3].
Между тем в ночь на 27 декабря 1918 г. в г. Канске взбунтовавшиеся солдаты 32-го
Сибирского стрелкового полка, собранные из дезертиров, пытались напасть на
тюрьму, захватить склад с оружием и в общественном собрании убили и ранили
несколько человек. Прибывшим со ст. Иланская отрядом «большевиков» были
захвачены железнодорожный телеграф и помещения милиции. К утру, после
двухчасового боя, и с ликвидацией выступления в военном городке, когда
численность мятежников уменьшилась с 80 до 25-30 человек, повстанческий штаб
решил прекратить сопротивление. Часть его участников вернулась в Иланскую за
подкреплением.
Вскоре с захваченной станции в сторону Канска вышел паровоз с тремя вагонами
восставших рабочих, но после перестрелки они были вынуждены ретироваться. В тот
же день в городе было объявлено осадное положение. Направлявшийся в Перовскую и
Рыбинскую волости Канского уезда на помощь красноярским отрядам отряд ОН под
командованием полковника Петухова со ст. Клюквенная был повернут на Канск. К
утру 28-го он ликвидировал выступление на ст. Иланская. Родственникам погибших
участников властями были вручены 150 похоронок. Захваченные участники мятежа
выдали его зачинщиков, которые численностью в 16 человек были казнены. Из-за
вмешательства начальника депо 30 рабочих подверглись порке и были отпущены, но
более 70 человек, вывезенных в Канск, подверглись расстрелу [27 а, с. 108; Голуб
П. В застенках Колчака. Колчаковский режим и народ [сайт]. - URL:
https://elibrary.com.ua/m/articles/view/]. По приговору военно-полевого суда в
городе были казнены 29 и на станции – еще шесть повстанцев.
Восстание распространилось и на ближние и дальние окрестности вокруг Канска. В
ночь на 28 декабря в с. Рыбинском местные бунтовщики при поддержке перовских и
вершино-рыбинских повстанцев захватили волостную земскую управу и арестовали
милиционеров. В соседнем с. Большие Ключи с прибытием агитаторов из Рыбинского,
которые призвали к борьбе за советскую власть, началось разоружение дружинников.
Но к 30 декабря прибывший из Красноярска отряд поручика Смирнова занял с.
Рыбинское и расстрелял 30 человек. 1 – 2 января посланные из Канска 30 казаков
заняли с. Большая Уря и Большие Ключи. Арестовав не успевших скрыться крестьян
Д. Н. и Х. Д. Красновых и В. Ф. Болшакова, они 3 января повезли их в Рыбинское и
по дороге казнили. Накануне в д. Погореловку Уярской волости, где мятежники
создали Военно-революционный штаб (ВРШ), объявили осадное положение, мобилизацию
людей в самоохрану и выставили караулы, вошел отряд войскового старшины И. Н.
Красильникова, который, собрав в срочном порядке с жителей контрибуцию, начал
судилище. Казнили двух членов ВРШ, кузнеца и двух мужиков, не имевших понятия о
«большевизме». Через несколько дней белые расстреляли еще 12 жителей.
Некоторые восставшие ушли на юг Канского уезда в Тальскую и Ирбейскую волости. В Кучеровской волости иланские рабочие принимали участие в подпольной деятельности, и затем вошли в местный партизанский отряд. С бегством мятежников и развернутой ими агитацией местные вожаки объявили мобилизацию крестьян в Тасеевской и Шеломковской волостях. К степно-баджейцам присоединились единомышленники из Перовской волости. Подавив вооруженное выступление в Канске, отряд Петухова 29 декабря с бронированным поездом вернулся на ст. Клюквенная. Отсюда в начале января 1919 г. отряды капитана 2-го ранга Тихменева, ротмистров Плюцинского и Сумарокова, учебной команды 10 Байкальского полка, капитана Пальчикова и поручика Смирнова повели наступление на селения к югу от железной дороги. Захватив д. Николаевку, белые повесили двоих и расстреляли 20 бунтовщиков. Затем военно-полевой суд приговорил к расстрелу еще трех крестьян с. Рыбинского, которые, вооружившись, грабили односельчан и оказывали содействие мятежникам [2, с. 38-39; 12; 19; 26, с. 40; 28, л. 1; 29, л. 18; 30, 14 сентября].
В деревнях, признавших советскую власть, белые, по сообщению своего командования, «с корнем изымали» всяческие организации. Но с приближением к с. Перово они встретили партизанское сопротивление. После боя правительственные войска отступили в д. Николаевку, где ожидали прибытия артиллерии. 5 января партизаны покинули с. Перово и отступили на Вершино-Рыбное и к Степному Баджею. Пополненные отряды белых 6 января вновь начали наступление.
Однако действия небольших по численности и «надерганных» по всей Сибири отрядов, руководство которых недооценило восставших и способствовало улучшению их организации, оказались неэффективными. Некоторые из них, столкнувшись с партизанами, были вынуждены отступать [2, с. 51, 56-57, 106; 19].
5-6 января 1919 г. сменивший Петухова в должности начальника Енисейского отряда ОН генерал-майор С. И. Афанасьев, сосредоточив под своим командованием 1700 штыков, 78 сабель, 170 артиллеристов с шестью орудиями, потребовал от своих подчиненных более активных действий. Посланный из Канска 10 января отряд штабс-капитана Тимофеева, следуя через д. Бражное, с. Амонаш, Ирбей и Коростелево, занял с. Агинское. 10-12 января белые взяли под свою опеку с. Кияй, Верхне-Рыбинское, Христово-Рождественское и Тюлюп. Здесь канские отряды соединились с красноярскими, действовавшими со ст. Камарчага. Согласно наблюдениям гражданских властей, жители селений относились к начальствующим лицам и солдатам доброжелательно и предоставляли подводы, продовольствие и фураж по первому требованию и беспрепятственно [2, с. 57-59; 19].
Сформированный в Канске, сводный отряд капитана А. В. Мартына 15 января вошел в с. Курай, д. Денисовку, Кондратьевку и 16-го - в с. Шеломки [2, с. 88]. Судя по донесению командира, солдаты из его отряда, останавливаясь в селениях, вылавливали «агитаторов, главарей, фамилии коих были известны еще в Канске, ... а местное население, видя сильный отряд, оказывало посильную помощь, включительно до ареста большевистских деятелей ...» [2, с. 106]. Сельский сход более 50 крестьян д. Денисово Рождественской волости, собравшись 19 января, постановил подчиняться настоящему правительству, преследовать бежавших к партизанам земляков, задерживать их и предоставлять в земскую управу. В рапорте от 20 января 1919 г. помощник управляющего Канским уездом В. П. Ламанский сообщал своему начальству, что перепуганное население с. Шеломки постепенно успокаивается и становится резко враждебным к «кучке красных, нарушивших порядок и спокойствие обывателей». По приказанию начальника отряда в селе за обнаружение оружия и антиправительственную агитацию были расстреляны пятеро человек, произведена опись имущества и отобрание его у беглецов. Общества из окрестных деревень доставляли в Шеломки приговоры, в которых заверяли власти об отсутствии у них «большевиков» и за это «ручались своими головами» [19].
Прибыв 21 января вместе с правительственным отрядом Мартына в с. Бакчет, Ламанский отмечал «хорошее настроение» крестьян, выражаемую на сходах их готовность содействия властям, в частности, в уплате податей. Старосты д. Бакчет, Борки, Колон, Покровская, Сухово и Улюколь обещали самостоятельно доставить собранные у крестьян деньги в Канск. Свидетельствуя о «полной дисциплине», присущей солдатам Канского гарнизона, представитель уездной власти в то же время высказывал нарекания в адрес казаков из отряда Красильникова, производивших насилия, хищения и вымогательства. С поступлением жалобы от нескольких женщин на насилие один из подчиненных ему милиционеров, отличавшийся «развязным поведением», был отправлен в Канск [19].
Заняв 22 января участок Плотбищенский, командование послало тасеевцам обращение, разоблачающее их «авантюру», и ультимативное требование о выдаче главарей и сдаче оружия. Утром 23-го правительственный отряд начал продвигаться к с. Тасееву. Выбив превосходящие силы партизан из первой линии окопов, солдаты после четырехчасового боя из-за недостаточной артиллерийской и пулеметной поддержки отступили [2, с. 107; 19].
Для поиска и ареста «большевиков», т. е. лиц, недовольных политикой новой власти, 21 января 1919 г. в селения Амонашевской волости был послан отряд прапорщика М. И. Елизарьева, в прошлом добровольца чехословацкого штурмового батальона, избираемого председателем уездных Временного народного исполкома и земской управы. Местные крестьяне не поддерживали советскую власть, платили подати, но посетившие их деревни казаки и милиционеры не только выявляли «агитаторов», но и занимались изъятием оружия, уничтожением самогонных аппаратов, порками населения и вымогательством у него денег и вещей. Получив донос от крестьянина д. Шумиха о том, что его соседи прячут оружие, члены отряда 25 января появились в селении, где стали, врываясь в избы и угрожая расстрелом, требовать деньги и самогонку, а отказников тут же пороть [28, л. 49, 51, 55-56, 59].
Подобная практика входила в противоречие с требованиями белой администрации. 31 января 1919 г. управляющий Канского уезда получил послание губернского руководства, в котором милиции предлагалось при выяснении участников восстания обсуждать этот вопрос на сельских сходах, а их приговоры вместе с задержанными лицами направлять в следственные органы [19]. Сочтя, что обстановка не требовала репрессий, администрация уезда инициировала расследование насильственной деятельности офицеров братьев Елизарьевых следователем Иркутского военного округа [28, л. 61].
Будучи неудачным, поход белых на с. Тасеево - один из центров партизанского движения в Канском уезде - позволил партизанскому руководству показывать их в неприглядном виде. 1 февраля 1919 г. Тасеевский ВРШ сообщал, что вышедшие из Канска 600 карателей в течение девяти дней грабили население и кооперацию, расстреливали мужчин и насиловали женщин [2, с. 55].
Вошедший 28 февраля того же года на ст. Тайшет отряд Беляковича целую ночь занимался поркой арестованных по ничтожной причине крестьян и железнодорожных рабочих. Получив рапорт о событиях в Тайшете, управляющий Енисейской губернией П. С. Троицкий просил об устранении подобных «самоуправств и нетактичностей» [2, с. 199].
Проявленной жестокостью и неудачей своих действий белые отряды только способствовали распространению крестьянских восстаний. Если после оставления партизанами с. Перово крестьяне с. Агинского отказались от вступления в их отряд, то неудачная попытка белых наступать на Тасеево привлекла в поддержку повстанчества население д. Суховской и Бакчет. 31 января на сторону партизан перешел взвод противника [2, с. 70, 108]. Полковник Мартынов, обращаясь к командующему Иркутским военным округом генерал-лейтенанту В. В. Артемьеву, докладывал, что они сами грабежами и насилием насаждают большевизм [18, с. 12].
С приближением карателей мужское население разбегалось по тайге, пополняя собой отряды повстанцев. 6 и 8 февраля они заставили белых оставить д. Кою и с. Кияй [2, с. 85]. Для ликвидации мятежа, вспыхнувшего в ночь на 6 февраля 1919 г. в г. Енисейске, белым уже потребовалось привлечение дополнительных воинских резервов и ужесточение репрессий. По свидетельству современников, вернувшиеся и жаждущие реванша сторонники белой власти, спуская под лед и закапывая живыми, уничтожили в селениях, находившихся на пути к городу, до сотни «большевиков». Со взятием его и объявлением 27 февраля 1919 г. осадного положения казаки из отрядов В. И. Розанова расстреляли 186 захваченных с оружием или скрывавшихся лиц, а затем белые сбросили под лед, «отправив в Туруханск», до 700 человек, в частности из личной ненависти [31, 2 января; 32, с. 140; 33, с. 298].
Сосредоточив до 900 солдат, 120 офицеров при шести орудиях и 11 пулеметах, полковник Красильников 17 февраля еще раз атаковал с. Тасеево, где находилось до 1 тыс. повстанцев. После потерь до 3/4 своего состава, двух орудий и шести пулеметов его отряд был вынужден отступить. Карательные операции оказывали разлагающее воздействие на подчиненных Красильникова. Даже не отличавшийся мягким отношением к населению, будущий уполномоченный Розанов 16 марта 1919 г. писал военному министру о том, что красильниковцев «иначе как бандой хулиганов, ресторанных героев не называют...». Особенно распущенно вели себя томские гусары. Омский общественный блок, обеспокоенный слухами о поведении военных, провёл, чтобы «сдерживать хулиганство красильниковских героев, а также останавливать его самого», на должность начальника штаба их отряда капитана А. В. Шемякина. Но и он, осуждая безобразия, творимые сослуживцами, считал белый террор суровой необходимостью. В бригаде была особая внутренняя дисциплина, которую современники характеризовали так: «Грабят, а сражаются великолепно...» [2, с. 91, 93, 97; 34, с. 270].
Вскоре, «бессильные действовать против банд», почти все правительственные отряды, насчитывавшие к 3 марта 1940 штыков, 340 сабель, 30 пулеметов и 12 легких и тяжелых орудий, отошли из глубины уездов к линии железной дороги [2, с. 103]. Трехмесячное топтание на одном месте частей Енисейского отряда было вызвано их малочисленностью, моральной слабостью и большой территорией распространения восстания.
С приходом к власти А. В. Колчака, выступавшего под флагом беспартийности и считавшего, что во время борьбы с большевиками военная власть должна верховенствовать, влиятельные социалисты-революционеры, уйдя в подполье, пытались под легальным «прикрытием» земских и кооперативных организаций оказывать сопротивление новому режиму. Поэтому Верховный стремился к концентрации всей реальной власти в руках своих генералов и возложению на них решения возникавших проблем. Несмотря на то, что в феврале 1919 г. чехи взяли на себя охрану полотна железной дороги, бесперебойное движение по ней так и не было налажено. Обобщив полученные данные в качестве доклада, штабисты Иркутского военного округа спрогнозировали улучшение ситуации лишь путем замены Енисейского отряда МВД решительно действующими армейскими частями [2, с.111].
С целью упорядочения участия военных в карательных акциях командованию военных округов было предоставлено право объявлять ту или иную местность на военном положении, а постановлением Совмина от 1 февраля 1919 г. - карать виновных в нарушении общественной безопасности вплоть до смертной казни [4, с. 84]. В телеграмме от 20 марта 1919 г. военный министр Российского правительства генерал-майор Н. А. Степанов передал Артемьеву повеление Верховного правителя о «решительном» подавлении енисейского восстания, которое следовало проводить «самыми строгими, даже жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их...» [2, с. 113]. По некоторым сведениям, белые, угрожая применением боевых газов, выдвинули перед партизанами ультиматум о сдаче в семидневный срок [35, л. 38].
Вопреки телеграммному указанию МВД о том, что «...ответственность за спокойствие губернии ... ложится на управ[ляющих] губ[ерниями]» [Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч Колчака], борьба с повстанцами переходила в руки военных. Уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия в Енисейской губернии и Нижне-Удинском уезде Иркутской губернии с 13 марта 1919 г. был назначен генерал-лейтенант С. Н. Розанов. 22 марта того же года он приказал всех лиц, служивших у большевиков, укрывателей и агитаторов уничтожать на месте, имущество реквизировать, а также брать заложников. В обязательном постановлении от 26 марта он повелел расстреливать без суда агитаторов, призывавших к низвержению власти, грабителей, укрывателей и шпионов. 27 марта уполномоченный дополнил свое приказание требованием сжигать деревни, мужчин поголовно расстреливать и за каждое крушение поезда казнить каждого десятого заложника, или, по другим данным, за погибшего чеха или белого - 10 заключенных. 3 апреля приказ о расстрелах заложников был опубликован в газете «Свободная Сибирь» и др. изданиях.
Практика репрессий расширилась. Проезжавший во Владивосток и в марте 1919 г. посетивший Канск, бывший военный министр и генерал П. П. Иванов-Ринов высказал местным властям свое недовольство незначительностью репрессий. С прибытием в Канск Красильникова в городе начались новые аресты и казни заложников. Из красноярской тюрьмы был возвращен и в ночь на 28 марта по распоряжению штабс-капитана Штрама у собора на Базарной площади был повешен бывший председатель Канского Объединенного совдепа и член Центросибири Н. И. Коростелев (М. Д. Кретов). В те же дни разоблаченные в начале 1917 г. бывшие члены царской охранки, наконец, свели личные счеты с городской головой и социалистом-революционером И. Д. Степановым. Освобожденный от должности по их доносу и предписанию начальника отряда ОН от 30 декабря 1918 г. и помещенный в канскую тюрьму, он, не имея отношения к прошедшему восстанию, был, согласно разрешения управляющего Розанова, повешен на пристанционной площади [Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке. С. 141—142; Добровольский А. В. Социалисты-революционеры Сибири в конце 1917 – начале 1920 гг. – Новосибирск: Наука, 1999. – 142 с. С. 67].
Охранявшие железную дорогу, чехословацкие легионеры «линчевали» партизан, совершавших диверсии. 6 апреля Розанов сообщил тому же Артемьеву о захвате совета на ст. Тинская, двое членов которого были повешены, а 19 - расстреляны. Вследствие обстрела поезда, случившегося 8 апреля в районе ст. Тайшет, в Канской тюрьме были расстреляны девять заложников.
Отвечая Розанову, иркутские военные власти в марте - апреле 1919 г. рекомендовали, кроме «поголовного уничтожения восставших», подвергать укрывавшее их население взысканию штрафа, конфискации имущества в пользу армии, деревенские власти - наказанию в судебном порядке и заложников - расстрелу. В связи с участившимися нападениями на железную дорогу Розанов 17 апреля приказал за каждый случай расстреливать в Красноярской и др. тюрьмах от трех до 20 заложников [2, с. 115-116, 119, 124; 32, с. 24, 136; 36, л. 5].
Современник оставил о Розанове такую характеристику: он «был ленив и много пил; по внешности производил впечатление человека неряшливого, по характеру - необузданного и жестокого; у него было типичное армейское лицо и тяжелая походка настоящего палача». «Осуществляя свои карательные задачи, Розанов действовал террором, обнаружив чрезвычайную личную жестокость... - писал его сослуживец. - Расстрелы и казни были беспощадны. Вдоль сибирской магистрали, в тех местах, где мятежники своими нападениями прерывали полотно ж/дороги, он для вразумления развешивал по телеграфным столбам трупы казненных зачинщиков...» [23, с. 129; 32, с. 121]. Осуждая белый террор, еще один очевидец считал Розанова «третьей (после Калмыкова и Семенова - А. Ш.) одиозной фигурой» в Сибири [3, с. 156].
С занятием селений белыми отношения между ними и жителями складывались по-разному. Так 10 марта 1919 г. отряд того же Красильникова, заняв с. Тальское Канского уезда, расстрелял двоих и выпорол шестерых жителей, заподозренных в «большевизме» [37, л. 197]. Однако в отдельных местностях того же уезда население, поддерживая администрацию, предлагало создать самооборону. Прибывший на ст. Клюквенную заместитель Афанасьева полковник Зевакин в приказе от 16 марта 1919 г. по отряду ОН даже потребовал от подчиненных устранить недостатки в использовании подвод местных жителей, что мешало им заниматься своими хозяйственными делами [22, л. 25; 24, л. 11]. Позднее двое офицеров-красильниковцев, грабивших и убивавших крестьян из-за денег, были приговорены к смертной казни [2, с. 148].
Но с появлением приказов губернского уполномоченного «началось нечто неописуемое, - сообщал очевидец. - Усмирение Розанов повел «японским» способом» [38, с. 41].
Существовавшие с конца декабря 1918 г. в Ачинском уезде группы повстанцев объединились в отряд П. Е. Щетинкина и отбивались от противника. В южных волостях уезда – Ужурской, а затем в Ильинской и Корниловской – образовался отряд М. Х. Перевалова. Но вскоре они были окружены четырьмя крупными правительственными отрядами общей численностью в 2,7 тыс. штыков и сабель [38 а, с. 25]. 18 марта белыми были взяты с. Новоселовское и Петровское. 23 марта отряд войскового старшины Розанова выбил красных из с. Троицкого. Другой отряд, действуя с юга, 22 марта выбил красных из д. Курбатово. На следующий день белые заняли бывший повстанческий центр - с. Козловку, в которой захватили канцелярию, ружейную мастерскую, скот и хлеб. 25 марта партизаны были выбиты из окопов у станции Нагорная, 26 – 29-го - потеряли селения Ольховка, Тимонино, Лапшиха и Красновка.
Расстреляв в Лапшихе 35 крестьян, белые сожгли здесь и в Козловке 335 домов, лишив жилья до тысячи жителей. Крестьяне с. Ново-Еловского во избежание поджогов решили дать взятку. Но, получив её, каратели сожгли, по разным данным, от 26 до 43 домов и расстреляли от 30 до 48 человек. Жители д. Тимонино, состоявшей из 170 дворов, выслали к белым делегацию, просившую пощадить их селение. Их хозяйства не стали сжигать, но взыскали контрибуцию в объеме 30 тыс. рублей и каждого десятого жителя выпороли. Зачастую награбленное имущество сбывалось мародерами ачинским и боготольским спекулянтам. За незаконную скупку отнятого у крестьян скота двое ачинских торгашей были даже оштрафованы [2, с. 122-123; 32, с. 135-136; 39, л. 154; 40, л. 187].
После упорных, но неудачных боев отряд Щетинкина прорвался и ушел на соединение с заманскими партизанами, а Перевалова - разделился на несколько групп и скрылся в тайге. Оставленные в с. Большой Улуй Щетинкиным 10 раненых товарищей были белыми расстреляны, столько же оказалось казненными партизан из отряда Уланова в с. Тимонино и 16 - в д. Красновка [12]. В покинутых партизанами Больше-Улуйской, Покровской, Ново-Еловской и Ново-Никольской волостях догорали подожженные казаками деревни, совершались казни и порки населения.
Согласно воспоминаниям бывших партизан, в с. Ужур и волости белым воинством были биты шомполами и расстреляны 100-132 и по др. данным - 400 крестьян; в с. Шарыпово - повешены двое, расстреляны 56, а 254 - зарублены; в д. Парной погибли 72-78 жителей и в с. Балахта - 22 человека [12; 41, с. 46; 42, с. 279; 1, 23 декабря].
Однако опубликованная сразу же после событий информация свидетельствовала, что минусинский и абаканский отряды расстреляли только 150 пойманных «бандитов». С ликвидацией повстанческих очагов казаки Покровской волости проводили акции по окончательному «усмирению» местных крестьян. Согнав их на пепелище д. Ольховки, станичники расстреляли 10, а по др. данным 22 человека, прочих же - перепороли. При этом власти закрывали глаза на то, что за казаками, которые осуществляли «экзекуцию», следом двигались семейные обозы с имуществом их жертв, где находилось все, «от сельскохозяйственных машин до самоваров и полотенец» [12; 43, 13 апреля].
В др. местностях, рассказывали потом бывшие партизаны, белые также отличались жестокостями. Так, при подавлении восстания ими в д. Тинская Нижне-Ингашской волости были расстреляны 18, в д. Комарково Больше-Муртинской - восемь повстанцев. Наступавший на с. Зимник Абанской волости Канского уезда полковник Красильников оставил по себе «страшную память». Колчаковцы уничтожили четырех партизан и хозяина дома, в подвале которого они скрывались, 30 жителей и заживо сожгли крестьянскую семью. В с. Апано Ключи они повесили старосту, шестерых жителей и еще одному отрубили голову [12].
Весной 1919 г. партизаны полностью или частично контролировали территорию 14 волостей, в которых насчитывалось 16 тыс. крестьянских хозяйств и проживало около 100 тыс. человек. На этой территории партизаны ликвидировали органы колчаковской власти, земские учреждения и заменили их своими органами власти. Например, власть Тасеевского ВРШ распространялась на часть территории Шеломовской, Долгомостовской, Фаначетской и Христово-Рождественской волостей, где также произошли восстания и существовали небольшие партизанские отряды и группы [44, с. 241, 245].
Между тем военно-политическое руководство так и не пришло к единому мнению о применении репрессий в тылу. Несмотря на выражаемое Верховным доверие к военным, все его распоряжения претворялись в жизнь лишь после прохождения через Совет Министров [Никитин А. Н. Государственность «белой» России: становление, эволюция, крушение (1918–1920 гг.): Автореф. дис… д-ра юридич. наук. М., 2007. С. 29], а деятельность представителей белого режима направлялась «Положением о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту», утвержденное Российским правительством 11 апреля 1919 г.
Однако выслушанные требования адмирала о немедленной ликвидации восстаний, заставили Совмин на заседаниях 16 и 18 апреля согласиться с применением к мятежникам смертной казни [44, с. 320]. 24 апреля военный министр Степанов передал из Омска на места указание Верховного о «беспощадном уничтожении банд» [2, с. 174].
Но даже среди военных должностных лиц находились не только сторонники жесткого отношения к противнику и обществу. Так, в приказе по войскам Сибирской армии от 6 мая 1919 г. за подписью генерала Гайды говорилось: «Всех, кто будет самочинно производить экзекуции, расправы и расстрелы, я буду предавать военно-полевому суду как за истязание и обыкновенное убийство» [Колосов Е.Е. Сибирь при Колчаке... С. 140]. Передавая подобные указания на места, все тот же Степанов предупреждал армейских начальников о том, что им надлежит быть «примером законных и справедливых отношений к населению» [9, с. 255]. По соображениям военной цензуры, угрозы Гайды в тылу не получили известности. Напротив, 14 мая 1919 г. в войсках и среди населения был растиражирован новый приказ Колчака. Для его устрашения в нем требовалось «все движимое имущество сдавшихся в плен или перешедших на сторону противника, а также лиц, добровольно служащих на стороне красных, конфисковать в пользу казны; предателей и изменников в плен не брать и расстреливать на месте без суда; при поимке же их в дальнейшем будущем арестовывать и предавать военно-полевому суду» [Голуб П. В застенках Колчака].
Скорее всего отношение к репрессиям определялось личными качествами должностных лиц. В апреле – июне 1919 г. объявленное властью в Красноярске заложничество выразилось в массовых казнях заключенных местной тюрьмы. Списки смертников составлялись в штабе генерала Розанова. На расстрел брали ночью. Из тюрьмы обреченные выходили с пением похоронного марша и «Интернационала». Их везли связанными и покрытыми сверху брезентом в телегах по окраине города на гору, к кладбищу. Большинство казнимых вели себя гордо и умирали спокойно [ГА КК. Ф. Р-1743 с. Оп. 1. Д. 243. Л. 1].
В ночь на 30 апреля в ответ на зверское растерзание повстанцами прапорщика
Вавилова по приказанию уполномоченного были расстреляны командой поручика
Сологубенко бывший комиссар губернского исполкома и председатель Енисейского
совдепа В. Маерчак, И. Блинов, Я. Бойчук, Г. Коростелев, К. Левальд, В.
Мариловцев, А. Нитавский, И. Пепсин, А. Семененко и Г. Саломатов [Мармышев А.
В., Елисеенко А. Г. Гражданская война в Енисейской губернии. Красноярск, 2008.
С. 153; ФКККМ. В / ф 12466 / 5; ГА КК. Ф. П-64. Оп. 1. Д. 448. Л. 75]. С
получением известия о том, что партизаны повесили, как сослуживцев генерала
Корнилова, атаманов Семенова и Калмыкова, капитана Логутина и поручика
Барковского и зверски убили старшего унтер-офицера 10-го чехословацкого полка
Вондрашека, 10 мая казни, прошедшей под командованием поручика Стомпиевского,
подверглись известные большевики и советские деятели бывшие член ЦИК Советов
Сибири Я. Боград, председатель Енисейского совдепа А. Перенсон, член
Центросибири, Красноярского совдепа и комиссар военного городка Ф. Вейман, М.
Замощин, С. Иоффе, И. Коншин, А. Менчук (Минчук) (Рокамболь), О. Петерсон, Я.
Станислаус и Э. Шульц [Свободная Сибирь. 1919. 13 мая; ГАКК. Ф. П-42. Оп. 6. Д.
355. Л. 4; Ф. П-64. Оп. 1. Д. 448. Л. 75; Оп. 5. Д. 531. Л. 28]. Наконец, 14
июня за убийство партизанами фельдшеров 1-го Томского гусарского полка были
расстреляны М. Афанасьев, А. Бляшко, Л. Зейле, Г. Пекарж, Я. Портных, С.
Тамаров, К. Ткаченко и Д. Третьяков [Свободная Сибирь. 1919. 18 июня].
К этому времени обострилась ситуация и на Сибирской магистрали. В целях
нарушения сообщения 8 мая повстанцы повели наступление и захватили ст. Тайшет.
Они были отброшены чехами и понесли существенные потери. Из них 25 человек,
схваченных на станции, были повешены. Вероятно, одним из них был И. А.
Бич-Таежный – трагическая фигура Шиткинского фронта. Но движение по железной
дороге из-за этих событий и постоянных разборок пути, порчи мостов и телеграфа,
крушений и обстрелов поездов приостановилось.
Омск был вынужден подумать о новых мерах ликвидации внутренних фронтов и
разработать план кампании [2, с. 171, 173, 178]. Большевистское подполье,
потерпев поражение в городах, но сохранив каналы связи с РСФСР, стремилось, в
силу мотивации крестьянских выступлений действиями властей и отсутствия
эффективности розыскных мер контрразведчиков, перенести свою деятельность в
сельскую местность. Вследствие того, что правительственным спецслужбам удалось
ознакомиться с резолюцией III Сибирской большевистской конференции (г. Омск,
20–21 марта 1919 г.), потребовавшей от своего подполья такого разжигания
партизанской войны, для ликвидации которой стало бы необходимо максимальное
отвлечение воинских сил с фронта [Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч
Колчака], операция должна была носить ударный, быстрый характер.
С целью запугивания партизан и населения 18 апреля чешская батарея обстреляла д.
Бирюсу и Конторку снарядами с удушающим газом [2, с. 207]. Станции Заозерная,
Клюквенная, Балай, Камарчага и Красноярск заполнились прибывшими эшелонами с
чехами, итальянцами и русскими белогвардейцами, а в устье р. Енисей и Ангара
Енисейская речная боевая флотилия доставила группу подполковника И. Ф. Ромерова,
которая вместе с частями Красильникова должна была овладеть с. Тасеево.
Собрав войска, состоявшие из фронтовых армейских частей, 3-я дивизии чехов под
командованием подполковника Л. Прхала, двух рот итальянцев и полка енисейских
казаков с полковником Розановым общей численностью в 12 тыс. человек и
поддерживаемые огнем 25 орудий и 50 пулеметов, белые власти в середине мая 1919
г. начали наступление на партизан. Первыми приняли их удар и начали отступать
отряды агинцев и М. Т. Савицкого, а следом отступили и др.
17 мая со стороны ст. Клюквенная на д. Барашково и с. Толстихино, где находился Канский полк, повели наступление чехи, которые заставили партизан отступить на Перово и далее на Вершино-Рыбное. В с. Семеновском белые расстреляли семь человек и в с. Перово казаки из отряда поручика Оскарова зарубили троих, расстреляли 15 и выпороли 10 жителей, якобы уличенных в большевизме. Огню были преданы частично строения в с. Перово, Койское и Стойбинское Перовской волости, д. Ново-Николаевка и Симоново Толстихинской волости. В д. Ново-Николаевка и Ивановка отмечались насилия над крестьянами, а в с. Рыбинское за один день расстреляли 40 человек. Мародерствующие солдаты шумно пьянствовали и насиловали женщин.
Наступая на с. Шало, чехи выбили оттуда манских партизан, отошедших к Кияю и
Нарве. Противник занял д. Верхне-Есауловку, Сосновку и Александровку и начал
наступать на д. Семеновку, где находился Североачинский полк. 22 мая белые
двинулись на Вершино-Рыбное. Не сумев организовать его оборону, партизаны
отступили на Солонечно-Талую и Аргазу. Население с. Вершино-Рыбное за
причастность к повстанчеству заплатило большую контрибуцию. В дальнейшем за
отправку 50 подвод с продуктами для партизан была сожжена д. Солонечно-Талая
[18, с. 320; 26, с. 92-93; 37, л. 1, 376; 45, л. 11, 15].
Действуя на др. направлении, одна из частей белых 16 мая вошла в с. Межево
Красноярского уезда. Расхитив имущество и скот, они сожгли здесь 70 домостроений
и хлеб. 17 мая каратели заняли д. Таргинскую, где действовали уже по сложившейся
схеме. Собрав людей на сход, командир группы опрашивал первыми писарей. Тех, кто
отказывался называть лиц, выступавших в поддержку советов, его подчиненные
пороли плетьми, а на следующую ночь наделяли «землей и волей», т. е.
расстреливали. В с. Сугристом по доносу «услужливых обывателей» они казнили
троих крестьян, а в д. Верхне-Саульской - кузнеца. 19 мая в д. Тинская по
приказанию рыбинского дружинника Д. А. Полянина был еще живым закопан некий А.
Герасимов. 20 мая белые пороли население д. Ново-Александровской, 21-го - с.
Хайдак. Крестьян избивали нагайками и расстреливали по самому незначительному
поводу: за хранение берданы, обоймы патронов, за отказ называть «большевиков»
[1, 25, 26 сентября].
Ощущая такой рост репрессий, Розанов 20 мая 1919 г. телеграфировал военным и гражданским властям о необходимости ограждения мирных жителей, верных правительству, от насилия и грабежей [2, с. 179]. Воинские отряды теперь сопровождались земскими чиновниками. Согласно предписанию управляющего, например, Канским уездом от 7 июня 1919 г., они обязывались регулировать отношения между воинскими чинами и местным населением, заботиться о снабжении отрядов продовольствием и фуражом, наблюдая, чтобы за все взятое для солдат выдавались расписки или уплачивались деньги. Кроме того, помощник управляющего должен был принимать меры к успокоению населения, распространять сведения о положении дел и восстанавливать местную гражданскую администрацию. Получив информацию о том, что в местностях, очищенных от партизан, его подчиненный занимался передачей брошенного беглецами имущества военным властям, управляющий 11 июня потребовал от него принимать его по описям и сдавать под охрану представителям местного земства [19].
К концу мая разгрому подверглись Тайшетский и Приангарский партизанские фронты. Еловские повстанцы во главе с В. Юшковым, зажатые белыми в д. Трясучей, бежали в тайгу, были переловлены, избиты, а многие - расстреляны. 25 мая чехи выбили повстанцев из с. Бирюса, Конторское, Еловка и Старый Акульшет. Первые два из них подверглись сожжению. К 6 июня после боя пала советская власть в с. Кучерово и его окрестностях. Партизан, захваченных противником, повесили у церкви, а само село было сожжено.
В начале июня, когда чехов подкрепили румыны, борьба для шиткинцев осложнилась.
8 июня отрядом милиции была взята Кежма, а 14-го чехи были уже в Шиткине [2, с.
12, 180; 37, л. 134].
Ведя упорные бои, белые и чехи 4 июня захватили с. Кияй. С выходом на нарвскую
паромную переправу перед ними открывался путь на Степной Баджей. Совершив налет
на гарнизон белых в с. Вершино-Рыбное и открыв огонь из окопов, действуя конными
группами, партизаны пытались отстоять Нарву. Но 11 июня чехи, итальянцы и
казаки, переправившись на правый берег р. Мана, взяли её. В Нарве они собирались
расстрелять десяток жителей, но успели только выпороть немногих. Процедуру
прекратил неизвестный чешский офицер и двое его солдат, выставившие пулемет на
прямую наводку против карателей.
13 июня началась эвакуация защитников Степного Баджея, а 15-го - он был оставлен партизанами, которые разошлись по заимкам или отправились в поход по Минусинскому уезду. Вошедшие белые обнаружили в селе только трех местных мужчин и 15 женщин, а также 250 раненых и 500 трупов [2, с. 179, 181, 183-184; 6, с. 151; 26, с. 93, 97-98; 44, с. 242].
Во время этого наступления и после него в Степно-Баджейской волости были сожжены все деревни. После отступления партизан на её территории стали попадаться убиенные из тех, что решили сдаться. Казаки их рубили ударом шашки по затылку или лицу и еще живыми бросали в кусты. С объявлением конфискации всего имущества у крестьян, добровольно ушедших с партизанами, в селениях Кияйской волости начали бесчинствовать итальянцы, которые забирали у жителей самовары и швейные машины. В доме одного из крестьян, сыновья которого были мобилизованы партизанами, солдаты конфисковали имущество так, что оставили на мужике лишь его одежду. Некоторые из солдатни только и занимались, что привозили и делили «конфискованное». С её уходом в этой волости остались целыми лишь 57 домов [46, с. 219; 1, 27 сентября].
«Колчаки сильно насильничали, особо надругались над теми, кто красным помогал, все брали, как свое, - вспоминала потом местная крестьянка. - В Потанино какого-то начальника убили. Так они всех там мужиков, кого поймали, поубивали. Трупный запах стоял» [16, с. 188, 190].
Взаимодействуя с десантом армейских частей, вышедших в с. Рыбное на Ангаре, группа войск Красильникова общей численностью более 15 тыс. человек 8 июня повела наступление на повстанческие очаги на севере Канского уезда. Продвигаясь по Фаначетской волости, белые повесили и расстреляли 108 человек и сожгли 148 хозяйств. Заняв д. Кондаково, Канарай и Хандала, правительственные отряды выступили на с. Тасеево. 15 июня в бою у д. Таловская белыми во главе с штабс-капитаном Парфеновым были применены химические снаряды. За неделю до прихода правительственных войск партизанским командованием была объявлена эвакуация населения. Лицам, не пожелавшим выехать, угрожала расправа. Так, например, были убиты жены милиционеров. Жители, оставив до 50 стариков, бежали. 17 июня военные с боем вошли в Тасеево. Применив артиллерию и овладев укрепленной позицией у д. Усть-Бобровка, белые 19 июня ворвались в с. Троицко-Заводское и заняли солеваренный завод. Перебив до 50 партизан, они захватили 30 лошадей, амбар с 4 тыс. пудов ржи и кожи, пушку и канцелярию Тасеевского ВРШ, семьи некоторых партизан, а также их имущество, закопанное в землю. 24 или 28 июня состоялся бой на р. Кайтым, в котором партизаны, находившиеся в засаде, нанесли существенный урон противнику. Быстро оправившись, белые заставили повстанцев отступить, бросая обоз и гонимый скот, в таежные дебри на р. Оне [2, с.179, 182, 189; 19; 47, л. 38; Мармышев А. В., Елисеенко А. Г. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 158].
Будучи еще в с. Рыбное, Ромеров наложил на его население контрибуцию в 50 тыс.
рублей [48, с. 75]. Еще большую сумму, в 100 тыс., белые собрали с жителей с.
Тасеево. Судя по воспоминаниям очевидцев, каратели казнили жен видных тасеевских
партизан, пороли и живыми закапывали мужиков, насиловали женщин, расстреляли и
зарубили 200 человек. Покидая 19 июня село, полковник Жилинский приказал его
сжечь. В результате сгорели 200, или 2/3 всех дворов и нетронутыми остались лишь
184 дома. Расстреляв 11 крестьян, белые подожгли д. Денисово, а затем и Канарай.
Населению д. Колон, что позволило партизанам организовать засаду, было разрешено
вывезти имущество, а затем тот же полковник приказал сжечь хлебозапасный магазин
и деревню. Сгорели часть дворов и, по воспоминаниям, даже некоторые жители.
Население деревни разъехалось и было вынуждено проживать в балаганах на пашне, в
бору и в ближних селениях. На Троицком заводе были расстреляны до 100 жителей и
28 тасеевских «главарей» [2, с. 189; 49, с. 58; 50, с. 63, 76, 119-120; 51, л.
40, 42, 43, 45, 53].
Несколько иную информацию о событиях в этих местах предоставил в уездную
администрацию в рапорте от 3 июля 1919 г. все тот же Ламанский. Он сообщал, что
в заводском поселке им и начальником отряда Ромеровым собирались сельские сходы,
на которых они рассказывали о политике властей, разоблачали виновников
беспорядков. В результате вступившим войскам крестьянами был оказан «радушный
прием»: они немедленно выплатили наложенную контрибуцию в 50 тыс. рублей и на
сходе составили приговор с указанием всех местных мятежников, а также
организовали дружину, члены которой на смотре обещали «всемерно бороться с
большевизмом». Оставленное партизанами имущество и хлеб были приняты на хранение
земской управой с. Христово-Рождественское, за что его населению «оставшиеся
безнаказанными» тасеевские «большевики» угрожали сожжением.
23 июня правительственные войска оставили заводской поселок и направились в с.
Фаначет, а автор выехал в с. Тасеево, где милиция установила сожжение 200 домов
и выплату контрибуции в пользу армии. Возвратившееся к этому времени население
избрало на сходе старосту и назначило членов волостной земской управы. Переезжая
в с. Рождественское, земское представительство отмечало наблюдаемое у крестьян
«полное содействие правительственной власти и желание поддерживать проведение
порядка, сулящего спокойствие и законность». В с. Фаначет, где правительственные
войска, как оказывается, сожгли только один дом жителя, бежавшего с партизанами,
земцами был проведен сельский сход, который назначил членов волостной управы.
Однако милицией была установлена произведенная в с. Бакчет реквизиция военными
скота, принадлежавшего лицам, бежавшим с красными. Когда отряд покидал село, все
лошади у офицеров были заменены на лучшие, подводы были заполнены тушами скота,
зарезанного у крестьян д. Топол и Колон, а следом гналось стадо коров и телок. В
таких случаях уездное начальство требовало от своих представителей перечисления
военными денежных сумм за конфискованных животных в распоряжение комиссии по
определению убытков населения [19].
Для поддержки гражданских властей в с. Тасеево и Фаначет были оставлены воинские гарнизоны, которые по-прежнему осуществляли карательные действия по отношению к населению. Так 22 июня отряд капитана Юдина появился в д. Пронино Тасеевской волости, где конфисковал 58 коров, 62 лошади и арестовал 27 крестьян. Обыскав селение и оставив за собой 13 подожженных домов с пристройками, он доставил людей и скот в с. Фаначет. В штабе 13 человек были расстреляны, а остальные подверглись порке [18, с. 306].
24 июня 1919 г. руководивший подавлением партизанского движения в Енисейской губернии Розанов издал приказ, в котором объявил, что «главные очаги восстаний, Степно-Баджей и Тасеево, взяты. Главари восстания и организаторы нападений на поезда расстреляны» [44, с. 246]. Выбив партизан из всех населенных пунктов и вытеснив их в безлюдную тайгу, правительственные войска фактически поставили своего противника на грань поражения.
Но такой вывод являлся преждевременным. За период с 15 июня по 30 сентября 1919 г. в Енисейской губернии, по неполным данным, было убито девять гражданских должностных лиц, 12 милиционеров и дружинников, 26 военных, 530 частных лиц, изнасиловано 13 женщин, сожжено 25 железнодорожных мостов и организовано крушение поезда. Отрезок пути от Красноярска до Нижнеудинска считался самым опасным участком Транссибирской магистрали [Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч Колчака].
Местная печать, подводя итоги их деятельности, сообщала, что «выступление большевистских бандитов привело к огромному потрясению Енисейской губернии...» [52, июль-сентябрь]. Судя по советским источникам, разгрому и сожжению подверглись от 12 до 14 тыс. крестьянских хозяйств, отнятию у населения - 188,1 тыс. пудов муки и зерна, уничтожению - 1,5 млн пудов хлеба, 917,3 тыс. пудов сена, расхищению - от 13 до 18,1 тыс. голов лошадей, 20 - крупного рогатого скота и 12,6 тыс. голов мелких домашних животных. Кроме того, свыше 50 тыс. десятин деревенских посевов и пара оказались непригодными к использованию. Общий ущерб региона исчислялся в 500 млн рублей. Крестьян, подвергнутых порке, было насчитано 14, расстрелянных и повешенных - 10 и пострадавших от грабежей - 33 тыс. [53, с. 44-45].
Летом 1919 г. численность заключенных в пяти тюрьмах Енисейской губернии выросла до 3,2 тыс. человек. Большинство из них составляли местные крестьяне, заключенные за участие в антиправительственном восстании и находившиеся под следствием [Журов Ю.В. Енисейское крестьянство в годы гражданской войны. Красноярск, 1972. С. 158].
Военная власть поощряла участников антипартизанской экспедиции. Розанов подписал приказ с благодарностью начальникам, офицерам, стрелкам и казакам за «отлично выполненную боевую работу». Указом Колчака от 21 июня 1919 г. государственные земли, составлявшие наделы крестьян с. Тасеево и Степной Баджей, были переданы под заселение солдат [9, с. 256; 54, с. 611]. Более того, когда дружинники Абаканской волости Минусинского уезда расстреляли нескольких крестьян за проявленный «большевизм», что вызвало возмущение населения и открытие местными властями уголовного дела, то генерал Розанов 30 июня заявил, что данные лица «действовали в пределах [прав,] предоставленных им законом...» [Шекшеев А. П. Дружины самообороны на территории Приенисейской Сибири // Отечественная история. – 2008. – № 2. – С. 89-97. С. 92].
Однако расправа белых была столь жестокой и масштабной, что она заставила Розанова 24 июня 1919 г. приказать об отмене бессудных расстрелов заложников [2, с. 188]. Насилие над крестьянами возмутило гражданские власти. 11 июля управляющий Енисейской губернией П. С. Троицкий сообщил в МВД, что военные «перехватили через край...». «Сжигание сел стало системой, - писал он, - хотя генерал Розанов обещал мне этого не допустить». Высланная правительством следственная комиссия доложила: «Происходила кошмарная и несправедливая расправа... В Тасеево было расстреляно много заложников, из коих большинство были женщины... Все это отталкивает население и дает богатый материал для агитации большевиков» [46, с. 219, 326]. По итогам расследования Колчак распорядился об отмене института заложников [4, с. 94; 55, с. 52]. В дальнейшем допрашиваемый в иркутской тюрьме адмирал защищал своих ставленников на местах от обвинения в излишней жестокости, называл её крайней мерой, необходимой в военной обстановке [32, с. 127].
В бывших же партизанских районах с очищением их от повстанчества пошедшая на
убыль стихия солдатских погромов продолжала существовать. К примеру, в п.
Стрелка (Енисейский район) карательным отрядом были замучены 11 партизан.
Посетив с. Петрушковское Канского уезда, арестовав и выпоров жителей, солдат из
отряда, стоявшего в соседнем селении, увез конфискованное имущество крестьянина,
признанного большевиком [28, л. 27]. 17 июля правительственными войсками была
взята д. Хандала. Распоряжением все того же полковника Жилинского были повешены
восемь партизан, в т. ч. раненый и женщина [19]. Население было вынуждено
спасаться от насилия собственными усилиями. Так жители Тальской волости на
волостном сходе постановили убивать своим судом тех, кто покажет на соседей как
большевиков [37, л. 188].
Продолжали действовать и военно-полевые суды. Так, 11 июля 1919 г. такой суд в
г. Канске приговорил за бегство в «банду» и агитацию в пользу советской власти
шестерых крестьян к расстрелу и одного – к бессрочной каторге. 14 или 27 июля за
участие в восстании суд осудил к расстрелу шестерых рабочих ст. Теплые Ключи и
20 августа в Канске – еще четырех человек. 18 сентября начальник
контрольно-разведывательного пункта, рассмотрев показания крестьянина из д.
Денисовка Рождественской волости С. С. Котовича, агитировавшего за советскую
власть, приговорил его к суровому наказанию [Журов Ю. В. Енисейское
крестьянство... С. 122-123; ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 14. Л. 21, 24].
Событием, которое закончилось привычными расстрелами, явилось восстание
военнослужащих 3-го горного (егерского) 2-й отдельной бригады и 31-го Сибирского
запасного стрелкового полков 8-й дивизии, находившихся в Красноярском военном
городке. Несмотря на наличие в одном из них подпольной организации и связи с
городскими большевиками, непосредственным поводом к выступлению 6 тыс. солдат и
примкнувших к ним военнопленных венгров стала угроза отправки на фронт и
появление в их рационе питания тухлой рыбы. Осуществленные в ночь на 30 июля
захват восставшими складов с вооружением, их наступление на город закончились
восьмичасовым боем с подошедшими войсками 3-й чехословацкой дивизии,
итальянскими, казачьими частями и артиллерийским огнем батареи 4-го горного
полка с тылу. Разгромленные и окруженные солдаты-новобранцы начали группами
расстреливаться [Соха и молот. – 1919. – 27 сентября; Комарова Т. С. Гражданская
война в Енисейской губернии. – С. 36-39].
В советское время считалось, что лишению жизни здесь подверглись 1,6 тыс.
человек [ГА КК. Ф. Р-49. Оп. 1. Д. 17. Л. 63]. Но затем эта цифра уменьшилась до
700 мятежников, в частности 40 мадьяр, казненных по приговору созданного в
военном городке военно-полевого суда [Васильев Г. А. Трагедия военного городка
// Человек и его среда. Мат-лы науч.-практ. конф. – Красноярск: КГТА, 1997. – С.
134–138; Осипов В. В. Красный и белый террор... С. 76]. Сведения о гибели 500 –
600 восставших солдат были выложены еще одним историком [Голуб П. В застенках
Колчака]. С венграми расправлялись чешская контрразведка и бойцы из 2-го
батальона 12-го чехословацкого полка. Еще восемь иностранных участников
восстания, в т. ч. мадьяр, были расстреляны местными военными властями [Мармышев
А. В., Елисеенко А. Г. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 171;
Гергилева А. И., Гергилев Д. Н. Чехословацкий корпус и военнопленные Первой
мировой войны в период Гражданской войны на территории Сибири (1918–1920 гг.) //
Вестник Томского государственного университета. – 2015. – № 390. – С. 109-116.
С. 113].
Однако имеется свидетельство, что жертв подавления восстания было еще меньше: численность расстрелянных составляла всего 250 – 300 человек [Ратьковский И. С. Хроника белого террора в России], а венгров в расстрельном приказе насчитывалось только 24 [Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 39]. Вероятно, если учитывать жертвы этого восстания, приводимые в воспоминаниях по деревням [Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 111], то его человеческий ущерб будет значительнее.
Вопреки указаниям сверху, расстрелы узников красноярской тюрьмы продолжали существовать. На этот раз список смертников составлялся согласно доносу, поступившему от уголовников, которые из личных побуждений предложили свои услуги контрразведке. В ночь на 18 сентября из её стен были выведены и казнены отрядом прибывших казаков более 30 «заговорщиков», в частности шестеро или семеро надзирателей [ГА КК. Ф. Р-1743 с. Оп. 1. Д. 243. Л. 1; ФКККМ. В/ф. 903. Л. 8]. Следом расстрелу подверглись четверо членов подпольной организации [Николаевское кладбище (Красноярск) (сайт). – URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/]. В целом за период массового содержания советских деятелей в этой тюрьме здесь без суда и следствия были расстреляны 63 политических заключенных [ГА КК. Ф. Р-1743 с. Оп. 1. Д. 243. Л. 1]. Оставшиеся в живых, по разным данным, 320 –350 или более 460 политических и уголовных заключенных в конце сентября 1919 г. «эшелонами смерти» были отправлены в концентрационные лагеря на Дальнем Востоке [ГА КК. Ф. Р-1743 с. Оп. 1. Д. 243. Л. 1; Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 277].
Жаждой мести рабочим за отсутствие с их стороны поддержки объясняется деятельность отряда белых на Знаменском стеклозаводе. В ночь на 29 сентября в его поселке они совершили казнь 13 рабочих. Решившие уходить в эмиграцию, казаки в декабре 1919 г. захватили от 8 до 12 абазинских рабочих, приехавших за продуктами якобы на заводскую продовольственную базу. Семеро из них были казаками замучены [Ратьковский И. С. Хроника белого террора в России; Шекшеев А. П. Енисейское казачество в переломную эпоху (1917-начало 1930-х гг.) // Хакасия в ХХ веке: язык, история, культура: Мат-лы второй межрег. науч. конф. 28 сент. 2007 г., г. Абакан. – Абакан: Изд-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 2007. – С. 54-72. С. 63].
С ограничением территории и населения, находившихся под властью белых, с их поражением случаев террора становилось все меньше. Но бывшие партизаны, вернувшись домой, часто оказывались на пепелищах лишенными даже куска хлеба. Для оказания помощи нуждающимся в 1920 г. при Енисейском губернском ревкоме были созданы специальные комиссии. Деятельность их способствовала восстановлению разрушенных хозяйств. Однако оно в силу разных причин даже в середине 1920-х гг. было далеко от завершения. На VI Енисейском губернском съезде советов (апрель 1925 г.) отмечалось, что в отсутствие аппаратных работников органы помощи жертвам интервенции в уездах работают слабо и выявили их только на четверть. Собранная к этому времени информация засвидетельствовала людские потери только в 2,8 тыс. человек, из них были убиты 555, расстреляны 579, повешены 36, выпороты 52 человека и изнасилованы 26 женщин. Сожжению в губернии подверглись 69 селений [56, л. 138].
Следовательно, реальные итоги белого террора, примененного к населению
партизанских районов региона, были, вероятно, преувеличенными советской
историографией, но все же существенными. Конечно, нельзя не согласиться с
утверждением историков о том, что белый террор существовал в качестве мщения
белых начальников, так называемых «атаманов» и офицеров тем, кого они считали
«социалистами, интернационалистами и евреями», или взбунтовавшейся черни [57, с.
91]. Но офицерство, принимавшее участие в подавлении крестьянских восстаний,
давно потеряло свой прежний дворянский облик. В Сибири политические взгляды
офицерства были достаточно пестрыми: скрытые сторонники монархии, приверженцы
Учредительного собрания и Земского собора, казачьи сепаратисты и лица,
придерживавшиеся проэсеровских взглядов. Но поведение его находилось в
зависимости не от политических взглядов, а скорее материального обеспечения
воинских частей. Младшие офицеры состояли, например, из бывших сельских
учителей, писарей, среди которых были разные лица, начиная от служак и патриотов
и кончая мародерами и садистами. Часть из них компенсировала нехватку жалованья
казнокрадством, продовольствия — грабежом крестьян и присвоением трофеев.
Отбрасывая в сторону явные выдумки бывших партизан об офицерах и казаках,
являвшихся «храбрыми в расправах и утонченными в жестокостях до глупости» [45,
л. 3], следует признать, что в их среде находились такие, как тот же
Красильников - огромного роста, с большой бородой «вечно пьяный хулиган, в
генеральских погонах»; подпоручик Томского гусарского полка Пестиков, пьяным
грозивший общественности обнаженным оружием; есаул Трофимов, занимавшийся
мошенничеством; капитан Юдин, отличавшийся своими жестокостями, или подпоручик
Арзамасцев, приглашавший солдат «потешиться» над арестованным.
В какой-то степени карательные действия белых были предопределены сложившейся
обстановкой и усилились с обращением к армии. С использованием военно-полевых
судов, контрибуций, массового сожжения деревень и пр. действий они все более
выстраивались в систему и приобретали государственный характер. В то же время в
документах белой гражданской администрации, в отличие от воспоминаний бывших
партизан, насилие рассматривалось, как вынужденная, ответная и не контролируемая
мера, которая никогда не воспевалась авторами.
Однако белый террор не мог существовать без участия в нем основного населения
России. Не случайно крестьяне рассматривались затем советской властью как
«мелкобуржуазная стихия», которую надлежало «нейтрализовать» [58, с. 128]. По
инициативе самого населения, ограбленного партизанами, в крупных селах
создавались дружины самообороны, которые не только занимались сохранением
порядка на вверенной им территории, но и принимали участие в подавлении
восстаний. Согласно воспоминаниям в прошлом партизан и очевидцев, среди их
односельчан было много «предателей». Например, в с. Кучерово защитником белой
власти выступал кулак Н. Пияков. «Вся Хандала, – уверяли очевидцы, – была
белогвардейская», а карателей в один из походов на с. Тасеево вел местный
житель. Списки для репрессий своих соседей составлялись жителями многих селений.
Так называемые «большевики» выдавались односельчанами. Поджоги домов крестьян,
что уехали с партизанами, часто начинали местные жители, а уж затем продолжались
солдатами. В одном из отрядов находился доброволец-палач из крестьян Ачинского
уезда И. Дмитриев с кличкой Новоротов, который порол канских мужиков резиновым
изделием со свинцовым наконечником [18, 58].
Более того, сами армейские части, действовавшие в партизанских районах, были
сформированы из крестьян, мобилизованных в др. регионах страны. Например,
Минусинский экспедиционный отряд состоял из военнослужащих, призванных в
деревнях Иркутской губернии [59, с. 25].
Таким образом, карательная деятельность антибольшевистских сил, рвавшихся к власти с мая 1918 г., выражалась в бессудных единично-групповых жестоких расправах радикально настроенного чехословацкого воинства, русского офицерства и казачества над бывшими советскими руководителями и красногвардейцами, а также их расстрелах по приговору союзнического военного суда. Осуществляемый в дальнейшем белый террор начинался по приказу региональных военных властей, был инициирован на местах воинскими начальниками, выполнялся бесчинствующей солдатской массой, состоявшей из крестьянства и с участием порой местных жителей. Силовые методы, используемые белыми, позволили лишь временно нейтрализовать социальные конфликты, но не решили проблемы в целом.
1. Соха и молот (Минусинск). - 1919.
2. Партизанское движение в Сибири. - Т. 1. Приенисейский край. - М., Л.:
Госиздат, 1925. - 313 с.
3. Грэвс [У.]. Американская авантюра в Сибири (1918 - 1920) / пер. с англ. А. Ф.
Сперанского и С. С. Соколова, вступит. ст. И. И. Минца. - М.: Гос. воен. изд-во,
1932. - 248 с.
3 а. Померанцева А. В. Борцы пролетарской революции: памяти И. И. Белопольского,
Я. Ф. Дубровинского, Г. С. Вейнбаума [и др.]. – Новосибирск; Красноярск: Обл.
гос. изд-во, 1940. – 44 с.; Воспоминания участников Октябрьской революции в
Минусинском уезде. – Абакан: Хак. кн. изд-во, 1957. – 99 с.; Воспоминания
участников гражданской войны в Минусинском уезде / литер. запись Б. Балтера. –
Абакан: Хак. кн. изд-во, 1957. – 128 с.; Незабываемое. Воспоминания участников
революционных событий в Красноярском крае (1917–1920 гг.). – Красноярск: Кн.
изд-во, 1957. – 224 с.; Этих дней не смолкнет слава. Воспоминания участников
партизанского движения в Красноярском крае. – Красноярск: Кн. изд-во, 1957. –
108 с.; Борьба за власть Советов в Енисейской губернии. – Красноярск:
Красноярский рабочий, 1958. – 262 с.; Документы героической борьбы: сб. док.
мат-в, посвящ. борьбе против иностр. интервенции и внутр. контрреволюции на
территории Енисейской губернии (1918- 1920 гг.). – Красноярск: Кн. изд-во, 1959.
– 560 с.; Борьба за власть Советов в Хакасии (1917 – 1923 гг.). – Абакан: Хак.
кн. изд-во, 1961. – 158 с.; Годы огневые: сборник воспоминаний участников
красноярского большевистского подполья и партизанского движения Енисейской
губернии в борьбе за власть Советов (1918-1920 гг.). – Красноярск: Кн. изд-во,
1962. – 407 с.; За власть Советов на юге Сибири. Воспоминания участников
гражданской войны в Минусинском уезде Енисейской губернии. – Абакан: Хакасское
отд-е Краснояр. кн. изд-ва, 1968. – 119 с.; и др.
4. См., например: Сибирь в период гражданской войны: учеб. пособие. - Кемерово:
Кемер. облИУУ, 1995. - 143 с.
5. Енисейский энциклопедический словарь / гл. ред. Н. И. Дроздов. - Красноярск :
Рус. энцикл., 1998. - 735 с.
6. Мармышев А. В., Елисеенко А. Г. Гражданская война в Енисейской губернии. -
Красноярск: изд-во ООО «Версо», 2008. - 416 с.
6 а. Литвин А. Л. Красный и белый террор в России. 1918-1922 гг. - Казань:
Татар. газ.-журн. изд-во, 1995. - 326 с.
6 б. Литвин А. Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. – М. : Яуза :
ЭКСМО, 2004. – 442 с.
6 в. Голуб П. А. Белый террор в России (1918–1920 гг.). – М.: Изд-во «Патриот»,
2006. – 477 с.
7. Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. -
М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997. - 376 с.
8. Булдаков В. П. Революция, насилие и архаизация массового сознания в
Гражданской войне: провинциальная специфика // Белая гвардия. - 2002. - № 6. -
С. 4-11.
9. Звягин С. П. Правоохранительная политика А. В. Колчака. - Кемерово:
Кузбассвузиздат, 2001. - 350 с.
10. Цветков В. Ж. Репрессивное законодательство белых правительств // Вопросы
истории. - 2007. - № 4. - С. 16-26.
11. Осипов В. В. Красный и белый террор: правовое регулирование: монография. -
Красноярск, 2019. - 157 с.
12. Ратьковский И. С. // Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды
(1917–1920 гг.). - М.: ООО «ТД Алгоритм», 2017. - 464 с.: [сайт]. - URL:
https://militera.org/books/pdf/research/ratkovskiy_is01.pdf (дата обращения: 4.
04. 2023).
12 а. Ратьковский И. С. Белый концлагерь: жизнь заключенного Гражданской войны в
России // Гражданская война в России: жизнь в эпоху социальных экспериментов и
военных испытаний, 1917–1922: мат-лы Междунар. коллоквиума (СПб., 10–13 июня
2019 г.). – СПб.: Нестор-История, 2020. – С. 320 - 327.
13. Ратьковский И. С. Белый террор. Гражданская война в России. 1917–1920 гг. -
СПб.: Питер, 2021. - 496 с.
14. Тепляков А. Г. Белый террор на востоке России в 1918 г.: традиционная
мифология и новый взгляд // Россия в прошлом и настоящем. Внутренняя и внешняя
политика России в XX - начале XXI веков: сб. науч. тр. - Новосибирск: Новосиб.
гос. ун-т экон. и упр-я «НИНХ», 2013. - С. 6-25.
15. Тепляков А. Г. Белый террор в современной историографии: традиционная
мифология против попыток переосмысления // Гражданская война в России: проблемы
выхода, исторические последствия, уроки для современности: сб. науч. тр. / отв.
ред. В. М. Рынков, отв. секр. В. В. Журавлев; Институт истории СО РАН. -
Новосибирск: Параллель, 2022. - С. 58-74.
16. «Была ужасная пора, об ней свежо воспоминанье…»: устные рассказы жительницы
села Степной Баджей Манского района Красноярского края Семенковой Галины
Васильевны / подготовила О. В. Фельде // Siberia Lingua. - 2010. - Вып. 1. - C.
184‒219.
17. Воспоминания участников Гражданской войны в Восточной Сибири 1918–1920 годов
(по материалам ГАНИИО): научное издание / сост. Е. А. Серебряков. - Иркутск:
Изд-во «Оттиск», 2019. - 648 с.
18. Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. Воспоминания,
мемуары. - Красноярск : КАСС, 2021. - 492 с.
18 а. Артамонова Н. Я. Воспоминания участников Гражданской войны на юге
Енисейской губернии как исторический источник (по материалам фондов личного
происхождения ученых Хакасии) // Гражданская война на востоке России: взгляд
сквозь документальное наследие : мат-лы III Всерос. науч.-практ. конф., посвящ.
100-летию восстановления совет. власти в Сибири (Омск, 13–14 нояб. 2019 г.). –
Омск : Изд-во ОмГТУ, 2019. – С. 14-18.
18 а. Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. –
М.: РОССПЭН, 2001. – 613 с.
18 б. Поршнева О. С. Практики насилия в воспоминаниях рабочих - участников
Гражданской войны на Урале // Гражданская война в России: жизнь в эпоху
социальных экспериментов и военных испытаний... – С. 294-306.
18 в. Яров С. В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих
Петрограда в 1917 – 1923 гг. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. – 223 с.
19. Евстифеев В. // Канские хроники. Год девятнадцатый: [сайт]. - URL:
https://proza.ru/2021/11/29/1470 (дата обращения: 4. 04. 2023).
20. Балмасов С. С. Функционирование органов власти антибольшевистских
правительств Сибири 1918-1920 гг. // Белая гвардия. - 2001. - № 5. - С. 3-10.
21. Временное Сибирское правительство (26 мая - 3 ноября 1918 г.): сб. док-в и
мат-в / сост. и науч. ред. В. И. Шишкин. - Новосибирск: ИД «Сова», 2007. - 818
с.
22. Государственный архив Красноярского края (ГА КК). Ф. П-64. Оп. 11. Д. 8.
23. Литвин А. Л. Красный и белый террор в России, 1995. - 326 с.
24. ГАКК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 5.
25. Подробнее см.: Шекшеев А. П. Крестьянский бунт на территории Минусинской
Сибири: хроника и анатомия событий (осень 1918 - весна 1919 гг.) // Крестьянский
протест в Сибири в годы революции и Гражданской войны: коллект. монография,
посвящ. 100-летию Российской революции и Гражданской войны / под ред. И. В.
Курышева. - Ишим: Изд-во ИПИ им. П. П. Ершова (филиал) ТюмГУ, 2018. - С. 31-62.
26. Попов Г. Н. Партизаны Заманья: Воспоминания политработника партизанской
армии А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкина. - Красноярск: Кн. изд-во, 1974. - 199
с.
27. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 4.
27 а. Годы огневые: сб. воспоминаний участников краснояр. большев. подполья и
партиз. движения Енисей. губ. в борьбе за власть Советов (1918-1920 гг.). -
Красноярск: Кн. изд-во, 1962. - 407 с.
28. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 14.
29. Государственный архив Новосибирской области (ГА НО). Ф. 5 а. Оп. 1. Д. 297.
30. Власть труда (Минусинск). - 1923.
31. Народный голос (Красноярск). - 1919.
32. Колосов Е. Е. Сибирь при Колчаке. Воспоминания. Материалы. Документы. -
Птрг.: Былое, 1923. - 190 с.
33. Енисейск в записках Михаила Прокопьевича Миндаровского. 1891-1935 гг.: науч.
изд-е / ред.-сост. М. А. Лаптева, Н. В. Поздеева, А. В. Ульверт; вступ. ст. А.
П. Дворецкая, Н. В. Поздеева. - Красноярск: ООО «Изд-во «Поликор», 2019. - 512
с.
34. Шулдяков В. А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917-1920. Кн. 1. - М.:
ЗАО «Центрполиграф», 2004. - 748 с.
35. ГАКК. Ф. П-42. Оп. 6. Д. 427.
36. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 4.
37. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 15.
38. Раков Д. Ф. В застенках Колчака. Голос из Сибири. - Париж, 1920. - 48 с.
38 а. Щетинкин П. Е. Борьба с колчаковщиной. Очерк партизанской борьбы на
Минусинском фронте / под ред., вступ. ст. и доп. В. Д. Вегмана. – Новосибирск:
Сибкрайиздат, 1929. – 98 с.
39. ГА НО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 297.
40. ГА НО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 32.
41. Перевалов М. Таежные партизаны. - М.: Молодая гвардия, 1933. - 71 с.
42. Годы огневые.
43. Свободная Сибирь (Красноярск). - 1919.
44. Шишкин В. И. Власть и население партизанских районов Сибири во время
Гражданской войны // Гражданская война в России: жизнь в эпоху социальных
экспериментов и военных испытаний... – С. 238 – 249.
44. Протоколы допроса адмирала А. В. Колчака чрезвычайной следственной комиссией
в Иркутске 21 января - 7 февраля 1920 г. // Архив русской революции. - № 9-10. -
М., 1991. - С. 177-321.
45. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 5. Д. 531.
46. Эйхе Г. Х. Опрокинутый тыл. - М.: Воен. изд-во Мин-ва обороны СССР, 1966. -
384 с.
47. ГАКК. Ф. П-42. Оп. 10. Д. 101.
48. Балмасов С. С. Отряды особого назначения и борьба против партизанского
движения в Сибири колчаковских правительственных структур // Белая гвардия. -
2002. - № 6. - С. 72-76.
49. Иванов Г. М. Тасеевская республика. 1918-1920 гг. - Красноярск: Кн. изд-во,
1969. - 100 с.
50. Яковенко В. Г. Записки партизана / Предисл. Ю. В. Журова. - Красноярск: Кн.
изд-во, 1988. - 157 с.
51. ГА КК. Ф. П-64. Оп. 11. Д. 762.
52. Енисейский вестник (Красноярск). - 1919.
53. Журов Ю. В. Енисейское крестьянство в годы гражданской войны. - Красноярск,
1972. - 250 с.
54. Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920 / отв. ред. В. И. Шишкин. -
М.: Междунар. фонд «Демократия»: Новый хронограф, 2003. - 669 с.
55. Подлинные протоколы допросов адмирала А. В. Колчака и А. В. Тимиревой / С.
В. Дроков // Отечественные архивы. - 1994. - № 6. - С. 21-58.
56. ГА КК. Ф. Р-49. Оп. 1. Д. 527.
57. Политическая история. Россия - СССР - Российская Федерация / ред. С. В.
Кулешев. - М.: Терра, 1996. - Т. 2. - 1370 с.
58. Стожко Д. К. Гражданская война как политический феномен (к 100-летию начала
гражданской войны в России) // Век глобализации. - 2018. - № 4 (28). - С.
125-136.
59. Мартынов Н. А. Красное коммунистическое антиправительственное движение
против власти Верховного правителя адмирала Колчака в Енисейской губернии,
начавшееся в ноябре 1918 года // Русская Атлантида. - № 38. - Челябинск, 2010. -
С. 4-15.
Террор и праздник совместимы - Зиновьев
Власть труда. 1922. 7 ноября. - Молчанов Н. Члены комитета П. Меженин, Сысонов, И. Сачков, Я. Новогрешнов задержались в Красноярске для передачи связи с ячейками товарищам, прибывшим из Томска, Иркутска и Новониколаевска. 6 ноября все они были арестованы. Чехи не допрашивали и не пытали. Арестованы 40 человек, В т.ч. Новогрешнов, Меженин, Итыгин Э., Фридман, Сысонов и др. Представители общественных организаций, профсоюзов и гор. самоуправления послали на имя министра внутренних дел телеграмму с протестом против пыток и ходатайством не применять к членам подпол. организации смертной казни. Дело из военно-полевого суда передали в прифронтовой суд, пустили свидетелей и защиту. Защитники не просили даже оплаты. Предлагали услуги в качестве свидетелей председатель губернской Военно-следственной комиссии и прокурор прифронтового суда Третьяков, бывший командир моего полка Кодинец. На 16 декабря открытое судебное разбирательство. Но в тот день отправлялся на Минусинский фронт казачий полк. Он взбунтовался и обстрелял свой штаб. Это послужило сигналом к бегству властей. Погибли Меженин П., бывший бухгалтер Красноярского правления общества "Самодеятельность", Степанов Д.Ф., организатор ячейки Красноярского затона, Косяков А.
Власть труда. 1922. 9 ноября. - Молчанов Н. (продолжение). - 7 ноября его на
допрос. Прапорщик Насонов, агенты Черкашин, Игнатович били. Затем допрашивали
Рудов, Пикулевич, эсер и прапорщик Голов, начальник контрразведки, прапор
Насонов.
Второй нелегальный комитет создан в декабре 1918 года - Фр. Лейман, А. Гун, И.
Кристовская, Н. Молчанов, А. Байков и Ив. Верещагин. При перевозке оружия был
совершен набег колчаковцев, трое подпольщиков скрылись, один был убит, один
ранен. Раненого подвергли пыткам, и он выдал членов организации. Роль
провокатора Самозванова проявилась незадолго перед провалом комитета,
продержался он до середины мая 1919 года. Третий нелегальный комитет - Молчанов
Николай, Меженин Петр, Сачков Иван, Новогрешнов Яков, Литвина Любовь.
С. 285. - Уцелевшие от провала второго комитета Вадим Лавров (студент Володя) и Молчанов Николай приступили к созданию третьего комитета. В его состав вошли: Петр Меженин, Иван Герасимов, Иван Сачков, Николай Молчанов, Яков Новогрешнов и Вадим Лавров. Впоследствии Лавров вышел из состава по конспиративным соображениям, вместо него введена Любовь Литвина С. 287. - В последних числах октября многие члены комитета стали наблюдать за собой слежку. Милиция стала требовать домовые книги, где проживали подпольщики. Приступили к срочной ликвидации всего того, что могло повредить нелегальной работе. Люба Литвина, Вадим Лавров, Петр Рухлов и ряд других товарищей были срочно переброшены в другие города. подпольщики терпеливо ожидали себе замену, оставаясь в Красноярске. начальник местной охраны подполковник Рудов (у управляющего Енисейской губернией П. С. Троицкого была собственная контрразведка, во главе которой и стоял Рудов, бывший жандармский офицер, применявший на допросах пытки. — Т. К.). С. 288. - Рудов, начальник контрразведки эсер Пикулевич, прапорщики Головко и Насонов, двое следователей и несколько экзекутов. Из вопросов понял, что арест связан с разгромом отряда Копылова. Гудов торжественно зачитал письмо Молчанова на имя Копылова, ознакомив всю свору с директивой комитета о взрыве железнодорожных мостов. Все это сопровождалось рукоприкладством Рудова. По окончании читки приступили к истязанию. Повалили на пол, на голову накинули полушубок, снятый с арестованного, сели на руки и ноги, стали бить шомполами, по два, по три — они были связаны, чтоб не гнулись. В чувство приводили холодной водой и каким-то остропахнущим раствором. Так длилось почти до утра. А дальше отправили в чешскую контрразведку. В чешской контрразведке Молчанова не пытали, так как это совпало с объявлением известного меморандума чехов о невмешательстве в русские дела С. 289. - В тюрьме из местной газеты узнали, что представители общественности и органов самоуправления обратились с письмом на имя министра Пепеляева не применять к подпольщикам казни, «так как это может вызвать нежелательные настроения в известных слоях». Дело из чрезвычайного полевого суда было передано в прифронтовой суд. Срок его с 12 декабря был перенесен на 16-е. Срок этот оказался неудачным для колчаковцев. В этот день должен был отправиться на фронт против Кравченко и Щетинкина местный казачий полк, но он не подчинился приказу и обстрелял свой штаб. Тюремные камеры пополнились казаками. Суд над членами комитета отложили, а образовавшийся Комитет общественной безопасности, под давлением рабочих-железнодорожников, освободил из тюрьмы подпольщиков.
Первый подпольный комитет в Красноярске продержался с июля по 10 ноября 1918 г.;
второй — с декабря 1918 г. по май 1919 г.; третий — с ноября 1919 г. по начало
января 1920 г.
Комарова, Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. Воспоминания, мемуары /
Т. С. Комарова. — Красноярск : КАСС, 2021. — 492 с.
С. 357. - Иванов А. Т. - В декабре 1918 г. или летом 1919 г. полковник барон Фассини-Комосси, командовавший Итальянским экспедиционным корпусом домогался до заключенной З. Е. Гущик. Вместе с Я. Пекарж отдана на растерзание казакам и расстреляна. В изнасиловании Зины и убийстве ее участвовали казачьи офицеры (16 чел.), сидевшие в Минусинской тюрьме в 1918 г., арестованные в Таштыпе у атамана Сотникова. Гущик была расстреляна 17 сентября 1919 г.
Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч Колчака. М.: Вече, 2015. 317 с.
https://royallib.com/read/kirmel_nikolay/karayushchiy_mech_admirala_kolchaka.html#0
Красноярское управление МВД располагало сведениями о том, что 10 ноября 1918 г.
под руководством Короткова в Николаевской слободе был совершен арест десятерых
человек, в том числе членов I подпольного большевистского комитета. Согласно
показаниям большевика с 1903 г. и подпольщика А.И. Гуна, Коротков лично
расстрелял одного из них. Реагируя на это обвинение, подследственный указал на
ошибку, свойственную его современникам и перешедшую к историкам: все они
возлагали вину за разгром большевистского подполья на белые правоохранительные
органы в целом. Он объяснил, что его ликвидацией занимались контрразведка,
государственная охрана и следственная комиссия при окружном суде, деятельность
же находившейся под его руководством милиции ограничивалась арестами, опознанием
и доставкой подпольщиков начальнику военного района. Согласно показаниям
Короткова, задержание членов подпольного комитета проходило с ведома начальников
первого и четвертого отделений милиции, а якобы расстрелянный им подпольщик
оказался убитым конвоем при попытке к бегству (Архив Управления ФСБ по
Красноярскому краю. Д. 021087. Л. 56, 65, 66, 95, 99, 108, 171).
В конечном итоге, экспроприации, осуществляемые уголовниками, вывели оперативников на подпольный большевистский комитет, подвергшийся тут же разгрому (Волков, 2001. С. 148; Эйхе, 1966. С. 219; Штырбул, 1996. С. 43–44).
Борьбу с государственными преступлениями вели органы разведки и контрразведки,
местами — политической полиции (государственной охраны), а также органы
внутренних дел. Активная борьба с подпольем началась в конце осени 1918 г.
Причиной тому послужил приход к власти адмирала А.В. Колчака, установившего
военную диктатуру, а также активизация большевистского подполья
В ходе реорганизации были проведены разграничения функций управлений и отделов
штаба ВГК. Так, КРО из управления 1-го генерал-квартирмейстера передали в
управление 2-го генерал-квартирмейстера, а 29 ноября 1918 г. на его базе
сформировали центральное отделение военного контроля (ЦОВК), которое вошло в
состав разведывательного отдела. Приказом начальника штаба Верховного
главнокомандующего от 1 февраля 1919 г. начала создаваться вертикаль
контрразведывательных органов во главе с отделом контрразведки и военного
контроля (ОКРВК) управления генерал-квартирмейстера штаба ВГК, учрежденного
вместо ЦОВК. 26 февраля 1919 г. в Главном штабе Военного министерства был
учрежден осведомительный отдел. В марте 1919 г. начали создаваться
военно-окружные штабы, а вместе с ними сеть контрразведывательных отделений и
пунктов. Так, в зоне ответственности Иркутского военного округа КРП были
организованы в Ачинске, Красноярске, Енисейске, Канске-Енисейском, Минусинске. 7
марта Верховный правитель утвердил постановление Совета министров об учреждении
при Департаменте милиции МВД «Особого отдела государственной охраны» и
соответствующих управлений на местах.
Идея формирования политического розыска циркулировала в правящих кругах белой
Сибири еще зимой 1918–1919 гг. 17 июня 1919 г. «Положение о государственной
охране» было утверждено Советом министров. С весны по осень 1919 г. на
территории Енисейской губернии действовали губернское, 4 уездных (Ачинское,
Енисейское, Канское и Минусинское) и 1 отдельный пункт (Красноярский). В
процессе оставления Урала Уфимское отделение было переведено в Енисейскую
губернию, где на его базе было развернуто местное губернское управление
госохраны. Начальником местной госохраны был назначен бывший начальник Уфимского
управления подполковник Н.Н. Рудов. В мае - июне 1919 г. состоялись новые
реорганизации. 25 июня 1919 г. была объявлена новая структура центральных
органов военного управления. Вопросы контрразведки и военного контроля, а также
цензуры, печати, осведомления и пропаганды возлагались на управление 2-го
генерал-квартирмейстера при ВГК, которое было сформировано к 9 июля 1919 г.
При создании органов безопасности на фронте и в тылу колчаковские власти руководствовались нормативно-правовой базой дореволюционного периода и Временного правительства, что обрекало контрразведку военного ведомства и государственную охрану МВД на соперничество и конкуренцию. Но в периоды социальных катаклизмов пришлось заново создавать свои органы безопасности. Комплектование штатов их руководителей на востоке страны осуществлялось путем приема бывших жандармов, но нижестоящие должности занимали случайные люди.
[Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч Колчака. – М.: Вече, 2015. – 317 с. [сайт]. - URL: https://royallib.com/read/kirmel_nikolay/karayushchiy_mech_admirala_kolchaka.ht ml#0 (дата обращения: 6.05.2023)]..
Командир одного из реквизиционно-карательных отрядов, действовавший в том же
Канском уезде, предупреждал население: "Подати, если не внесены, немедленно
внести... При малейшем сопротивлении со стороны сел и деревень я буду беспощадно
громить дома артиллерией" 99 При захвате восставшего Минусинска каратели
арестовали до 1200 человек, почти все они были расстреляны.
Раков Несмотря на протесты союзников, было расстреляно 49 заложников в одной
только Красноярской тюрьме. Наряду с большевиками расстрел