Рассказ очевидца
В 1946 г. я закончил Красноярский речной
техникум, практику проходил в качестве 2-го
штурмана на пароходе «Пушкин». Но
поработать не довелось, в самом начале
трудового пути случилось ЧП: была
обнаружена недостача продуктов. Были
осуждены сразу несколько человек, кто был
вором, так и осталось неясно. Но были
осуждены несколько человек, меня осудили на
13 лет. Был направлен в колонию Краслага,
работал 1,5 года на мелькомбинате (за
железнодорожным мостом). Затем перевели в
Ладейские лагеря, что были на правом берегу
реки в Красноярске (улица Глинки, где
строился завод резиновых изделий).
В 1949 г. отправляли молодых заключенных на строительство железной дороги. Везли нас на двух баржах, приспособленных как раз для перевозки людей. Одну позже сожгли в Подтесово. Колёсник «Котовский» тащил нашу баржу, мы сидели в трюмах.
Прибыли в Ермаково на совершенно пустое место. Зона была огорожена проволокой. Кругом болота, заросли, в воздухе - комарьё. Жили сначала в палатках 20 метров, сплошные нары в 2 яруса. Мох нарубили как кирпич, обложили им палатки. По концам - печки, посередине - стол. 200 человек на нарах – 40 см на 1-го человека. Утром волосы примерзали к стенке.
Первую зиму провели в палатках, постепенно строили бараки. Стахановский барак - так мы их называли, там не было сплошных нар.
В лагпункте № 1 было 1,5 тысячи человек, а всего, как говорят, в Ермаковских лагерях до Янова Стана было 350 тысяч заключённых.
Начальником лагеря № 1 был Шерман. Сидели здесь по разным статьям: бытовики, политические, один председатель колхоза сидел за изнасилование, которого не было, другие за убийство. Были в бараке свои «блатные», жил с нами в одном бараке и староста. А охрана в зоне не жила, ее казармы стояли отдельно.
Кормили поначалу в палатках плохо, мало давали даже каши, а позже питание стало хорошим. Были ларьки, нам первое время 100 % зарплаты отдавали, потом 50 %. Но наша зарплата зависела от того, сколько «сунет» наш бригадир десятнику и выше, то есть как «отчитается». После освобождения, кстати, многие уехали со стройки с тысячами (кто смог бумажные аферы провернуть), а я увез 800 рублей.
Зона была обнесена колючей проволокой, поэтому решеток не было на окнах. БУР - барак усиленного режима, для штрафников: за прогулы, не вышел на развод и др. Подъем в 6 утра, в рельсу били утром. Отбой в 22-23 часа.
Одевали: ватные телогрейки, брюки, маска, чтобы лицо не обморозить. Матрац, набитый сеном. Одеяло суконное, серое. Подушки ватные с наволочкой.
Бригадами строили в Ермаково ПГС - поселок гражданского строительства, водонапорные башни, пожарку, больницу, ресторан. Звено, где я работал, было из 5 человек. Строили и школу, большая была, оставил на ней след - свои отметки. А позже строили железнодорожную станцию, перрон, депо.
В газете (местной газете) писали, что всё в Ермаково строят комсомольцы. Мы газеты тоже иногда читали, потому что работали часто рядом с вольнонаемными.
Лагпункты стояли через 3-5 км, рядом с нашим был женский барак. Существовал и детский барак.
Показывали кино, позже сеансы были платные 2-3 раза в неделю. По воскресеньям писали письма, но их никто не запечатывал. Их проверяли. В пересылке вещей никто не ограничивал.
В 1953 году, когда узнали о смерти Сталина, работа пошла медленнее, чувствовалась растерянность, мы стали потихоньку самодельничать: мастерили чемоданы, к ним замки. Многие пили. Вскоре стало известно, что с навигацией начнут всех вывозить. Сначала тех, у кого сроки большие, потом нас - амнистированных. Некоторые дали согласие ехать на Новую Землю строить атомный полигон.
В Ермаково дома стали разбирать и вывозить в Туруханск, Игарку.
Я вместе с партией амнистированных приехал в Красноярск. На «Серго Орджоникидзе» был знакомый капитан, и я ехал в 1-м классе. Так началась жизнь на воле. Снова работал речником - плоты таскали по Ангаре, затем в нефтегазразведке работал, в 1959 г. был снова в Ермаково. Здесь и женился на Анне Александровне Похан, работавшей поваром в столовой. Умерла в 1993 году, остался один. Работаю в детском саду, помогаю, чем могу. Пенсия 4 тысячи рублей*, сейчас на нее много не купишь. Вспоминаю последние годы в Ермаково в лагерях: мы жили лучше, чем сейчас пенсионеры.
Не нужны такие стройки никому. Сколько людей погибло на них. Были у лагерей кладбища. К ноге бирка привязывалась, хоронили из морга. А поверх ничего не писали - кто там захоронен. Но хоронили не всех. Бывало, в лес идем, сколотим брус и тащим на себе. В лесу, когда идешь: то убитый, то застреленный (лежит). Самоохранники были так называемые, из числа зэков, они «шестерок», других неугодных пристреливали, к дереву привязывали. «Шестерки» - те, кто угождал блатным.
Побеги были редкими. Был у нас нарядчик (тот, кто разводит на работы), его фамилия Алимов. Штурманом дальнего плавания был. Хорошо ориентировался. Убежал вместе с блатным. Вернулся блатной один. Где, говорят, второй? Я его съел. За людоедство расстреляли.
На «голубятнях» (вышки) сидели самоохранники. Разные бы¬ли. Как-то один сунул руку в запретку за ковшом с водой - его застрелили. А ему до срока осталось 2-3 месяца...
* Запись сделана 15 февраля 1993 года в Игарке.
В начало Пред.страница След.страница