Рассказ очевидца
Наша съемочная группа прилетела 19 июня утром из Москвы в Красноярск – но… только лишь для того, чтобы узнать из сообщений в аэропорту: дальше лететь не будем – в Игарке свирепствует буран и наш полет откладывается как минимум на 3 дня. Положение аховое. Что делать? Но в то время в Игарке за бураном зорко следила наш ангел-хранитель Мария Вячеславовна Мишечкина, директор «Музея вечной мерзлоты». Она связалась с главой города Игарки, которая тоже застряла в Красноярске из-за бурана, и попросила ее нам помочь. Елена Прокопьевна Кигене нашла нас в аэропорту и помогла чем могла, прежде всего, транспортом и доставкой в гостиницу Красноярска, который отдален от аэропорта на 25 километров. О нашем приезде Марией Вячеславовной были информированы директор Культурно-исторического центра М.П. Шубский и председатель общества «Мемориал» (Красноярского края) Алексей Бабий. Оба предприняли все усилия, чтобы мы провели время с пользой. Очень близко познакомились с Алексеем Бабием – добряк, душа-человек и настоящий друг, который позаботился о нас. Мы были в краевом музейном комплексе на берегу Енисея, в Дивногорске и на Красноярской ГЭС. На мой вопрос о судьбе красноярской пересылки, в которой я летом 1949 года ожидал отправления вниз по Енисею, Алексей, знаток этого особого прошлого, ответил, что созданная в 1928 г. пересылка была расформирована в 1966 г. За эти годы через нее прошли около 600.000 заключенных. В том числе и я. Одновременно он сообщил мне, что на месте пересылки была воздвигнута в конце 90-х годов мемориальная церковь. Мы решили туда поехать. Это маленькая, тщедушная, но, я сказал бы, даже уютная церковь из красного кирпича с широкой парадной лестницей. К нашему приезду, очень кстати, нам навстречу вышел священник отец Федор. Мы объяснили ему, кто мы такие. И почему я решил снова посетить эти места. Он подробно разъяснил значение Свято-николаевского храма – памятника жертвам репрессий всех времен. Одновременно он пригласил нас в храм, при этом великодушно разрешил внутри фотографировать и снимать кинокамерой, что в русских православных церквях обычно не разрешается.
В заключение он мне подарил икону Николая Чудотворца, которая помогла впоследствии преодолеть все трудности и препятствия, помогла 3 раза безаварийно лететь над льдами Енисея вертолетом и в конце концов благополучно воздухом вернуться в Германию. 22 мая мы на «Антоновке»* летели в Игарку – великолепно! Я сразу обратил внимание в Игарке, что на аэродроме еще были высокие снежные завалы. Елена Прокопьевна взяла нас с собою, в ожидающий вездеход – жуткая штука. Елена Прокопьевна призналась: «Сама в такой машине еду впервые». Но другого способа пересечь предледоходную протоку, разделяющую аэропорт и город, в тот момент не было. Разве что пешком. Но с нашим грузом, техникой киногруппы это было нереально. Вездеход доставил нас по бездорожью через огромные полыньи в город. На пороге нашей маленькой гостиницы нас уже ждала Мария Вячеславовна Мишечкина, такая симпатичная, дружелюбная, что мы полюбили ее с первого момента. Мало того, она превратила весь город в наших друзей, будто мы испокон веков живем тут. Это было, в сущности, самое главное впечатление. Благодаря Марии Вячеславовне меня приняли не как иностранца, а как «своего» человека.
Подробно информировала о нашем пребывании в городе местная газета «Игарские новости», редакцию которой я посетил. Не оставило нас без внимания и местное телевидение, спасибо им за это.
Мы очень скоро полюбили маленькое кафе-бар «Дионис», где вечерами обедали. Хорошая русская кухня (щи, пельмени), очень любезная хозяйка. Захожу как-то туда, а там компания справляет день рождения. Я подхожу и объясняю, что я немец, приехал из Потсдама, что хотел бы немного заснять их компанию. Они мне отвечают, вы можете нам много не объяснять, мы знаем, кто вы такой. Пожалуйста, снимайте, сколько хотите. Так что – хоть в баре, хоть на барахолке или на берегу Енисея – я всюду свой! Один раз сидел в том же кафе рядом с молодым человеком. Оказалось, что он родом из Омска. Я, правда, не из Омска, но сидел там все же 6 лет – словом, земляки. Я ему рассказываю, что у нас трудности с вертолетом, что мы хотели бы заснять ледоход с воздуха. «Нет проблем, я пилот. Приходите завтра в 8.30 на вертолетную площадку, и мы полетим». Да. И мы, действительно, полетели, чудесный пилот. Именно такое отношение было к нам. Не анонимное. А сердечное. Я почувствовал себя в Игарке человеком. И назвал собственный видеофильм «Быть человеком в Игарке».
Наш центральный объект в Игарке был, конечно, музей вечной мерзлоты, наши «шефы». В первые же дни мы отправились познакомиться и подружиться с замечательными сотрудниками, совершенно уникальным музеем за Полярным кругом. Марию, его директора, мы уже знали. Добавились Светлана, Виктория и Алексей, чудесный коллектив, как говорили раньше, а теперь в Германии говорят «команда», с которой нам доводилось встречаться каждый день по нескольку раз. Мы, конечно, посмотрели все богатство выставленного материала, исторического, этнического, биологического. Перед спуском в холодное подземелье вечной мерзлоты нас угостили горячим чаем с печеньем. Большое впечатление произвели шахты на глубине до 10 метров, прямо в сердцевине вечной мерзлоты. Эти шахты раньше имели научное значение, теперь они целиком к услугам посетителей музея. Старый-престарый лед сохранился и будет дальше рассказывать потомкам об интересной истории нашей планеты. Там бывают и дети. Мы нашли следы деда Мороза и новогодней елки. Для нас особое значение имел, разумеется, отдел с экспонатами о Стройке 503, немного жутко, когда Вальтер живой встречается с Ириной и Вальтером как фигурантами экспозиции, фотографиями, даже нашим семейным байковым одеялом – память о ермаковских лагерях. Я подумал: «Руге не будет – жить будут экспонаты и новые посетители музея».
Внушительным оказалось посещение большого выставочного зала, который волею городских властей, как мы узнали удрученно, планируют закрыть. Какие там редкостные сокровища, редкая живопись, ценные экспонаты, рассказывающие о Севере. И главное, сюда приходят дети – мастерить, заниматься ремеслом. Не обошлось и наше посещение без забав. Мы оказались в гончарной мастерской, которая обслуживает не только любителей, но и местную детвору. Я даже осмелился проявить свои способности на круге – с помощью мастера слепил маленькую чашечку. Похоже на солонку. Сделано лично Вальтером!
В Ермаково меня отправили рекой из Красноярска в 1949 году. Здесь я отбывал последние два года десятилетнего срока «за антисоветскую агитацию». Я был, разумеется, образцовым заключенным, и мне дали зачеты рабочих дней за хорошую работу и за хорошее поведение. Так что я освободился досрочно – вместо 28 июня 1951 года – 30 ноября 1950 года. И стал я в Ермаково «спецпереселенцем» на 25 лет. Поскольку по тем временам это было общепринято, я особенно не горевал, не расстраивался. А наоборот, сделал все, чтобы создать нормальные условия для начинавшейся семейной жизни. К тому времени центральный институт рентгенологии и радиологии в Москве по моему запросу прислал дубликат моего диплома рентген-инженера. Меня тут же устроили на работу в местную «вольную» больницу. Мы жили тогда в палатках, обложенных мохом из близлежащего болота. Вскоре температура ночью в палатках упала до минус 20 градусов. Но днем было тепло, ведь наши железные печки горели постоянно. Летом 1951 года мне дали однокомнатную – с отдельной кухней! – квартиру. Просто роскошно! Да и прочие условия для бывшего заключенного были почти библейские. Вода привозилась, дрова тоже, электроэнергию подавали – и все бесплатно. Завелись друзья и знакомые. Словом, снова образовалась личная, я бы даже сказал в какой-то степени счастливая жизнь. Хотя я был спецпереселенцем, никто не интересовался, куда я иду, что делаю вечерами. Только что каждые две недели ходил на отметку в комендатуру.
Центральной фигурой нашего очень узкого, тесного круга, я бы сказал, сплоченного круга в Ермаково, был Виктор Адольфович Шнейдер – немец только по фамилии, а так всецело русский. Я его знал еще по первому лагпункту, где он кончал срок. Но его не выпустили до особого распоряжения (это могло случиться с любым из нас – срок закончился, а удерживают даже в зоне, это мучило меня потом еще долгие годы в сновидениях в Германии – срок кончается, а меня не выпускают…). Виктора ко мне в лагерную амбулаторию в свое время привел наш грозный нарядчик Серго Ломинадзе. Виктор болел цингой, и я делал ему регулярно внутривенные вливания аскорбиновой кислоты. Так мы познакомились и подружились. Он, невзирая на свое заключение, остался пламенным большевиком-ленинцем, после Октябрьской революции воевал против японцев в дальневосточной партизанской армии.
Его ближайшим другом, можно сказать поверенным и доверенным адъютантом, был Серго Ломинадзе. Они знали друг друга еще с Монголии, где во время войны строилась железная дорога от Улан-Удэ (Бурятмонгольская республика) до Улан-Батора (Монголия). Они были неразлучными, и Серго в Ермаково после окончания срока жил, конечно, у Виктора. Я в то время начал цивилизованную жизнь, завел черного кота Васю и лохматую собаку Бист. После долгого перерыва завелись девушки, что позже помешало мне успешно ухаживать за моей будущей женой Ириной Алферовой. Уже не говоря о том, что у нее тогда было много млеющих претендентов-женихов. Когда мы познакомились уже немного ближе, ее спрашивали: «Ты что, с немцем сошлась?» Но для нее проблема была не в этом. Скорее, вопрос стоял по-другому: быть ли в 1954 году у этого русского немца (как называли меня часто в поселке) одной из бабочек или последней гранд-дамой. На первомайские праздники в нашем довольно благоустроенном клубе-театре был вечер гуляний с танцами. Своим отличным танцеванием я мою Ирину наконец убедил стать моей женой. Вот тогда я и попал в Игарку, так как в Ермаково в то время ЗАГСа не было. Наш комендант капитан Чубенко дал нам путевой лист на свадебное путешествие, специальное разрешение зарегистрироваться в Игарке, потому что Игарка была за пределами 40 спецпереселенческих километров, в пределах которых можно было передвигаться без специальных разрешений. Кстати, мы ехали на теплоходе «Иосиф Сталин».
То было в старой еще, деревянной, Игарке. Мы тогда жили в ленинградской семье ссыльных Блековых. Александр Блеков и был нашим брачным свидетелем. А вот теперь в новой Игарке ЗАГС помещается прямо рядом с гостиницей, где мы разместились! Вот так при встрече заведующая ЗАГСом Валентина Стародубцева вручила мне «Памятный адрес» с прекрасным, эмоциональным стихотворением, которое я читаю и поныне довольно часто. Одновременно они вручили мне дубликат того удостоверения о браке, теперь новой датой выдачи – 23 мая 2006 года. Но и это еще не все. Смотрел запись 52-летней давности и убедился, что Ирина Андреевна Алферова действительно решила впредь носить фамилию Руге. Так в какой-то миг далекое прошлое стало настоящим.
Благодаря великодушному вниманию главы Туруханского района Симоне Григорьевне Юрченко, мы и в самом деле вернулись в прошлое. Она организовала нам вертолетный вылет в Ермаково.
Это было 6 июня утром – сияющее солнце, великолепное зрелище, величественный Енисей уже безо льда, а притоки все еще покрыты ледяным панцирем. Командир экипажа Сергей Стеценко по просьбе сопровождающего нас депутата районного совета Александра Злобина летел над правым берегом Енисея вдоль бывшей трассы «Стройка 503». Видны были насыпь и полотно, где наши братцы 55 лет тому назад старались, зарабатывая на горбушку. Как выяснилось теперь, все было напрасно. Местность сверху производит впечатление какой-то нереальной, лунной, без следов человеческой жизни, за исключением бывшей железной дороги. И в самом деле, природа делает здесь абсолютно все, что ей заблагорассудится. Уже заметно, что тайга оттаивает – виднеются бесконечные болотные поверхности. Кому только вздумалось построить тут железную дорогу?
Наша машина пересекала в западном направлении всю ширину величественной реки. Какая крохотная была бы сейчас моя голова! Это я вспомнил, как переплывал Енисей впервые в 1951 году – не было никакого опыта, я все плохо рассчитал и чуть не утонул. Мне до сих пор непонятно, как я выжил. Но впоследствии я совершенно уверенно пересекал Енисей вплавь, один раз даже уступил натиску своих друзей, мы взяли лодку, чтобы перебраться на тот берег. Там мы хорошо закусили, а затем все вплавь направились назад в Ермаково.
Пока я предавался нахлынувшим воспоминаниям, на левом берегу появились первые развалившиеся строения, бараки, склады. Под нами было то самое Ермаково, такое родное и такое неузнаваемое. Командир поискал удобное для посадки место и мастерски посадил машину на уже пробивавшуюся молодую траву. Ожидаемого нами снега не оказалось. Резиновые сапоги оказались ни к чему. Все кинулись ко мне с просьбой показать, где что было, а я по правде сказать, сориентироваться не смог. Среди выросшей тайги было совершенно невозможно определить улицы и строения нашего бывшего гордого поселка. Но некоторый трепет я все же пережил. Нашли дом каркасно-засыпного типа – временное гражданское строительство – в таком доме мы с Ириной жили последние месяцы перед отъездом из Ермаково. Вспомнилось, как тогда за короткое время моя холостяцкая анархия превратилась в уютный, обитаемый «салон»: скатерть, рукоделие, подушки совершенно изменили помещение. Я из бродяги превратился в султана. Я разъяснил ребятам, где стоял мой рижский радиоприемник ВЭФ, полученный через Новосибирский посылторг к началу навигации 1952 года. Это была отличная радиотехническая аппаратура. Смастерив нужную антенну в виде метелочки, я скоро слышал весь мир – Цейлон, Нью-Йорк, Дели, Сидней, Токио, Радио Браззавиль из Африки, Анкару, лондонское Би-Би-Си, Радио Франции, и конечно, немцев. Важные известия, которые из Новосибирска приходили с опозданием, и порой довольно туманные, я получал и через другие источники. Например, о столкновениях в Берлине 17 июня 1953 года я слышал репортаж и даже пулеметные очереди благодаря корреспонденту Би-Би-Си из Лондона. Чтобы у читателя не возникли недоразумения, я совершенно не желал победы повстанцев в Берлине, а наоборот, был очень удручен таким поворотом дел. Этого же мнения придерживался весь клан вокруг Виктора – с образованием ГДР у нас появились какие-то надежды на изменения.
Конечно, я в Ермаково не нашел теперь ту жалкую хижину, которую мы все вместе построили осенью 1951 г. где-то между 1-м лагпунктом и женским лагпунктом (несколько южнее). Мы строили из местных материалов: это лес, глина, мох. Домик был скорее похож на блиндаж, нежели на жилье. Уже было холодно, к Виктору приехала его жена Зина со своей дочерью и совместным (сотворенным в Монголии) сыном Вовой. Вова рос под ежечасным надзором Виктора под девизом: «Не бойся никогда и никого». Вышло нечто среднее между пиратом, уркой и партизаном. Интересно, что с ним стало? Ему сейчас около 56-57 лет.
Истинное значение хибарки было таким: Сталин еще был жив, требовалось
сохранить конспиративный характер неких «красных масонов» или
большевиков-староверов, наших встреч. Здесь было единственное место во всей
округе, где можно было безо всякого стеснения говорить, что думается, что
нагорело на душе. Виктор делал все, чтобы восстановить тот дух свободного обмена
мнениями, как было принято среди большевиков еще после Октябрьской революции.
Основой основ такого обмена было то, чтобы среди нас не притаились секретные
сотрудники (сексоты), информаторы спецотдела МВД в Ермаково. Кто бы ни пытался
примыкать к нам – это был основной критерий. Мы проверяли человека основательно.
И как видно, за все время мы сумели избавиться от таких «друзей». Здесь ночами
«контрреволюционеры» - при чае, хорошей закуске и русской кухне конечно, и не
одной бутылке спиртного – обсуждали такие принципиальные вопросы, как судьба
социализма в Советском Союзе и мире. Уже тогда зародилась мысль, что нас
постигло время перерождения социализма Сталиным, что именно он уже в конце 20-х
годов предал революцию. Это было кощунственно и опасно, но как оказалось позже,
в этом было много правды.
Между прочим, мы в своем кругу осмелились также сомневаться в целесообразности
строительства № 503, в необходимости этой железной дороги. Единственное, чем она
была хороша – она обеспечила наше вполне терпимое существование. Если не считать
довольно скромные жилищные условия, особенно у Виктора, Зины и Серго, то жилось
нам как пережившим срок, да и войну, не голодно. Ермаково стало своего рода
столицей стройки, управление было под боком. И снабжение очень сносное. За 20
дней после смерти Сталина (это от нас тогда скрывалось) даже самые близкие
«соратники» поняли, что дорога не нужна, но все это хранилось в обстановке
крайней секретности. Годы вскрыли многое. Запреты пали, дельцы даже придумали
делать бизнес на поте и крови зеков, из их последнего стона делать звонкую
монету, на некоторое время даже развернулся лагерный туризм. Но дело не дало
нужной прибыли.
В 2005 г. я был в Штатах, в Бостоне. Надо же, читаю там русскоязычную газету «В новом свете» и своим глазам не верю! Под заглавием «Так исчезают паровозы» - фотография, а ниже описывается, как в Ермаково украли два 40-тонных паровоза! Понятно, что приехав в Игарку, мы интересовались, как такое могло случиться? И выяснилось, что все в порядке, что ничего не украли. Но в результате вступления Игарки в Туруханский район Игарка потеряла некоторые права или просто перестали считаться с нею. А права на охранную зону защиты всего строительства 503 как исторически ценной у Игарки были. Новое туруханское начальство решило на свой риск вывезти специальной командой «легально» 2 паровоза ОВ с территории Ермаково поближе к Туруханску. Чтобы потом отреставрировать паровозы и поставить их в музее. Ну, слава богу, нашлась пропажа у дедушки в штанах!
Когда в 50-е годы лед уходил с Енисея, мы ходили на берег купаться. Довольно рано, иногда еще виднелись льдины на противоположном берегу, а вода была 6-8 градусов. Но у нас выбора не было, иначе сезон получился бы слишком коротким. Прыгали с дебаркадера, с нижнего. А смельчаки и с самой верхней палубы. Наши ребята Серго и Франц в конце концов прыгали сверху. Виктор не был спортивным типом, зато, стоя на дебаркадере, хорошо умел подстрекать. В поселке я жил с краю, напротив клуба-театра. Так что постоянно участвовал в разных мероприятиях и спектаклях, так как там были первоклассные постановки с первоклассными ленинградскими, московскими, одесскими актерами, певцами и режиссерами. Кудесником театра был художник Зеленков из ленинградского театра оперы и балета им. Кирова (Мариинки) – впоследствии он влюбился в одну вольнонаемную, а незадолго до конца срока неожиданно для всех повесился. Справа рядом с клубом был так называемый парткабинет, которым руководил капитан МВД. Итак, я беспартийный спецпереселенец, посещал регулярно этот парткабинет, и капитан принимал меня дружелюбно. Кабинет имел большую и единственную в поселке библиотеку – для меня находка. Мы даже обменивались с капитаном (фамилию, к сожалению, не помню) информацией о прочитанном, так как среди взятых мною книг было много на политические темы. Например, о Розе Люксембург. Когда в январе 1953 года сообщили об аресте кремлевских врачей, он был потрясен, и мы стали еще ближе друг к другу – он был евреем. Между прочим, так случилось и с другими евреями из начальства, с этого момента они поняли, видимо, как легко стать «нашими коллегами»**.
Тогда я сильно увлекся фотографией. Фотопринадлежности можно было заказать через тот же Новосибирский посылторг – сказочное учреждение, где можно было заказать независимо от общественного положения (лишь бы ты жил на Крайнем Севере) любые предметы: от одежды, табуретки до разных инструментов, радиоприемников и полного набора фотооборудования. Но где научиться фотографировать? Помог МВД. К счастью, направили в наш поселок ссыльного профессионального фотографа с женой Машей, и желающие взялись за камеру. Вскоре начальство из КВЧ (культурно-воспитательная часть) заметило нашу активность и пригласило в клуб, чтобы организовать кружок фотографии, а там было недалеко и до своей фотовыставки в кулуарах клуба.
Много позже, в 2002 году, я отобрал из этих фотографий 35 экземпляров и устроил блестящую фотовыставку в университете Nanterre No 10 в Париже. Так эта учеба в Ермаково окупилась во много раз. По сей день эта страсть к фотографии осталась. Вернувшись в 1958 г. в ГДР, я даже начал профессиональное обучение фотоискусству в киностудии ДЕФА, где я работал в течение 18 лет до пенсии.
Исключительная возможность фотографировать представилась в 2006 году 25 мая на школьном празднике «Последний звонок» в школе № 1 г. Игарки. Совершенно удивительное сочетание прошлого с настоящим, время шло вперед и в то же время остановилось. Начиная от нарядов – школьники берегли для этого, ими же подготовленного, праздника свои старые школьные формы, которые теперь уже не носят – строгие темные платья и белые накрахмаленные фартуки. Девочки берегли белые бантики, у всех были широкие наплечные красные ленты с надписями «выпускник». Такие же ленты были у директора, завуча с соответствующими надписями «директор», «завуч». Было много народа, в основном, женщины. Казалось, здесь дела вершит исключительно женский пол: преподаватели, мамы-активистки, сестры. Как-то очень человечно директор школы Любовь Александровна Евдокименко прочитала «приказ», а все выпускники стояли по-военному в положении «смирно» и слушали. Директор говорила коротко, призвала молодых быть честными, трудолюбивыми, тогда мол, мы, преподаватели, не даром жили и трудились. Нужные, хорошо продуманные умные слова. У меня аж навернулись слезы от такого искреннего оптимизма у преподавателей и выпускников. Эти честные, преданные, прямые глаза, эти радостные лица – и это несмотря на то, что тут же в городе видны развалины огромного лесопильного комбината и морского порта, некогда – гордости и источника благосостояния всех жителей города. Я еще очень хорошо помню заокеанские английские, финские, канадские красавцы-пароходы на рейде. Я с болью спрашивал себя: «Какое наследие оставило наше поколение этой цветущей, жаждущей деятельности молодежи?» Очень подчеркивалось, что «мы – игарчане, и гордимся этим». Да, эта молодежь не мечтает о паразитарной жизни. Одна девочка выразилась так: «Мне не страшны никакие трудности, я готова преодолеть любые преграды. Я буду учиться на юриста, на адвоката и буду зарабатывать хорошие деньги. Тогда я куплю родителям хорошую квартиру». Вот как говорит благодарная молодежь далеко от Москвы.
Из советского патриотизма возник какой-то пламенный местный патриотизм, который наложил свой отпечаток на все происходящее. В этом духе прошла раздача почетных грамот и грамот за особые успехи, оказывается, некоторые выпускники успели выполнить исследовательские проекты, например, с музеем вечной мерзлоты. Это опять приятно напомнило о не таком уж далеком прошлом. Здесь царил дух человечности, порядочности, уважения к старшим, особенно к преподавателям. Ребята пели от души. С увлечением. Тексты отчасти были ими же сочинены. Такого, конечно, в больших городах – в том числе и в Германии – не увидишь, там все стало анонимным и «топ-модернистским». А старому человеку нравятся сохранившиеся ценности старины.
Даже ледоход в июне 2006 г., встреченный при маленьком пикнике с Марией и Викторией, вернул воспоминания тех далеких лет, когда я сутками лежал на своей шубе на берегу в Ермаково и наблюдал за грандиозным движением льдов. Хотя я тогда был невольником, притом на 25 лет, но, в сущности, не горевал, не грустил, даже не строил себе иллюзий о возвращении в Россию (о каком-либо возвращении в Германию и речи быть не могло!), о возможности встречи с братом, который потерялся во время войны. Что будет со мною, особой роли для меня не играло. Я был здесь в Ермаково материально обеспечен, да и духовно тоже, имел друзей, каких сыскать трудно – это в такой ситуации очень ценно.
Ледоход – это нечто неповторимое. Это как Ниагара, только на неделю. Эти огромные глыбы напоминают второпях отступающую армию после поражения. Эти мощные льды приближают нас к бренности нашего бытия. Ты вдруг видишь воочию, что в жизни все преходяще. И куда они спешат? – спрашиваешь невольно. К гибели. К растворению в Ледовитом океане, к исчезновению с этого света. Невольно появляется сдержанное торжество: ведь пока я еще существую, радуюсь живой компании моих новых друзей, радуюсь яркой погоде и тому, что она даст хорошие, удачные фотоснимки...
Когда я, вернувшись домой, смотрю с друзьями мои игарские фильмы, я снова счастлив. Счастлив, как в начале июня в Игарке.
Потсдам, 31 октября 2006 г.
* так Вальтер именует самолёт АН-24.
** это действительно имело место. Многие бывшие ермаковские политзаключённые
отмечали, что евреев на разных должностях действительно было на удивление немало
в суровых условиях Стройки 503 – они, видимо, не без причины и не без
предчувствий предусмотрительно уже с 1947-48 гг. старались уехать из столицы и
центрального региона на дальние стройки в разном качестве (работников
руководящих и незначительных, порой не очень престижных и заметных должностей),
лишь бы с глаз долой от всевидящего ока…
Игарка, 1954 г.
Ирина и Вальтер после ЗАГСа прогуливаются по городу.
Вальтер Руге и Ирина Алферова-Руге. Потсдам, 1995 г.
В. Руге с потомками ссыльных немцев.
В. Руге в Доме ремёсел музея.
Вальтер в Ермаково спустя полвека.
В начало Пред.страница След.страница