Нигде не встречал в литературе о разжалованных, пониженных в звании офицерах. Некоторых я знал. Были отдельные уволенные из внутренних войск за побои заключённых, за другие правонарушения, но нигде не было о разжалованных. Полагаю, что их «сослали» на Север за иное.
О «дяде Васе» (полковнике В.А. Барабанове), написано достаточно хвалебных
слов. Кстати, его полный послужной список весьма интересен. Барабанов никогда не
был репрессированным – всего лишь 6 месяцев КПЗ да выговор за пьянство. На 31-м
ОЛП (30 км от Ермаково на юго-запад, в сторону Салехарда) командовал капитан
Кузнецов – безобидный суматошный служака, я на него даже не сержусь за ШИЗО. Был
снят за пьянство. А вообще был переведен на Север за побег в том лагере, где он
командовал раньше. Кузнецова сменил многодетный толстячок капитан Винокурский,
администратор был никакой, создавалось впечатление, что он прячется на севере. А
вот его заместитель, «старшина» (!!! – разжалованный офицер?) Смирнов, был умён,
культурен, опрятен, молод и был уважителен и добр к заключённым, довольно мягок
в общении. Эрудирован, с большим чувством юмора. Со мною говорил при посторонних
на «вы», а в личном общении на «ты». На нём держались все лагерные дела, это
колоссальные объёмы: отсыпка, строительство моста, огромная ферма (я возил туда
костыли), множество других забот. Он, несомненно, был понижен в звании, его
многое отличало от грубых, одичавших майоров (я их называл - «таёжные») - всегда
в подпитии, всегда неопрятных.
И ещё одного из числа «разжалованных» я встретил позже в Дудинке –
оперуполномоченный Цветков, старший лейтенант: умом светились глаза, дома была
этажерка с книгами. У кого из северных офицеров были книги? Он явно был
разжалован.
Он, «старшина» Смирнов и им подобные, в отличие от остальных, уважительно относились к политическим заключенным, говорили (например, со мною) на «ты». Видимо, были разжалованы за правонарушения не уголовного толка, а скорее, политического, к примеру, за слишком доброжелательное отношение к «врагам народа», за то, что им не хватало жёсткости и «бдительности». Большего я знать о них ничего не мог.
Начальнику спецчасти 31-го ЛП Баранову я благодарен за пропуск (хотя
фактически я на него не имел права).
Подполковник Сидельников (зам. Барабанова) закрыл мне пропуск за то, что на
железнодорожном переезде у меня «сполз» с саней электродвигатель весом 200 кг,
хотя возможную аварию я предотвратил, неприятных последствий не было (не считая
нескольких минут задержки для подполковника Сидельникова). Потом подполковник
пропуск всё же открыл – я и мой труд были нужнее.
Помню их многих, начиная от туповатых служак в вечном звании капитана до умных, интеллигентных людей, которые не зверствовали и явно стыдились своих погон с голубым кантом МВД.
Еврейские элементы. Я никогда не был националистом. Дважды меня называли в лагере жидом, и я за это бил, а был я сильным. Меня поражало обилие офицеров из числа евреев на Стройке. Офицерский состав в Игарке и Ермаково был известен всем. После отъезда Барабанова начальником Стройки был назначен Боровицкий, его заместителем – майор Цфас (он мне, кстати, подписал благодарности). На 31-м лагпункте был Винокурский. В Дудинке начальником огромного лагеря был капитан Котляр, стопроцентный еврей, начальником 2-го лагеря был Саракурс (ему было лет 60, красивый, седой, пожилой еврей, относился уважительно ко мне, назначил меня заведующим баней). После Саракурса принял лагерь Н.Г. Арчиков, который родился в Дудинке (когда лагерь разогнали, Арчиков стал начальником Дудинского грузового порта).
Я мог бы на эту тему рассказать и больше, но разных мелочей, имён, обрывков воспоминаний слишком много, и в них я менее уверен, боюсь быть неточным, ведь в лагере я, естественно, не писал никаких дневников. Полагаюсь только на свою память. У меня была тяжёлая жизнь после освобождения, много работал физически, прошло немало времени, прежде чем стал писать научные труды. Лишь когда вышел на пенсию, нахлынули воспоминания, стал записывать по памяти, но многие даты, имена и эпизоды, особенно неяркие, уже подёрнулись туманной дымкой.