Борис Трифонович Плотников,
Заслуженный работник культуры РФ,
доцент кафедры теории музыки и композиции
Красноярской академии музыки и театра.
Харбин был центром управления КВЖД (Китайской восточной железной дороги), т.е. реальным административным центром в сфере влияния этой российской железной дороги, проведенной на рубеже XIX – ХХ веков через территорию Северной Маньчжурии, глухой отдаленной провинции тогдашнего Китая. И до революции, там, по рассказам старшего поколения, была налажена культурная жизнь.
Ее центром было Железнодорожное собрание, большой клуб, построенный недалеко от Управления КВЖД, в котором собирались в свободное время его служащие. Там был приличный концертный зал с хорошей акустикой, который использовался и для концертов, и для общественных мероприятий и даже для театральных постановок. Нередкими гостями были гастролеры из России.
Русский город разрастался. Особенно после Гражданской войны, когда к старожилам, «построечникам», как называли первостроителей дороги и города, прибывших на рубеже веков, добавилась волна эмигрантов, белых войск под командованием Семенова и просто неорганизованных эмигрантов, бежавших от разрухи, преследований и репрессий. Среди них было немало интеллигенции.
За первые двадцать-тридцать лет существования города выросло его торговое значение, открылось много фирм, принадлежавших русским и зарубежным финансистам. В результате в деловой части города, на Пристани (она так называлась, потому что непосредственно примыкала к пристани на берегу Сунгари) возник другой клуб: Коммерческое собрание. Там тоже был неплохой концертный зал. В котором стоял лучший в городе концертный рояль Бехштейн.
В центре Пристани, на главной, Китайской улице богатый предприниматель Каспе построил комплексное здание: концертный зал, гостиницу, ресторан и малый зал. Большой зал по размеру сопоставим с залом нашего Театра оперы и балета. Он использовался и как кинозал, и как концертный, и как театральный.
По воспоминаниям старшего поколения, среди гастролеров двадцатых годов был молодой С. Лемешев. Еще ребенком я в 1930 или 31 году побывал на концерте известного пианиста, ученика знаменитой А. Есиповой Лео.. Сироты, и ошеломляющее впечатление сохранилось в эмоциональной памяти на долгие годы.
В начале тридцатых годов на гастроли приезжали А. Вертинский и Ф. Шаляпин. На концерты последнего из-за крайней дороговизны билетов могли попасть только самые состоятельные люди. В годы Второй мировой войны на гастроли приезжали видные японские исполнители, чья жизнь до этого протекала в Западной Европе.
В силу возраста, я сознательно соприкоснулся с явлениями культурной жизни Харбина в самом начале сороковых годов – с 1940 до 1945. Поскольку 3 февраля 1946 года я оттуда уехал на работу, а затем и на службу в погранвойсках Камчатского округа, последующие события мне практически не известны.
Главную нагрузку несли на себе местные силы. В городе было две драматических труппы - под руководством Томского и Пановой (имен не помню). Возможно, их поддерживали меценаты, но в целом это были самоокупающиеся предприятия, действовавшие в традициях и по методам дореволюционных провинциальных антерприз. 100-200 тысяч жителей – это небольшой город, по нашим меркам. Естественно, каждый новый спектакль, даже при самом активном внимании публики, при самом большом успехе, едва мог выдержать несколько представлений, в сезон выпускалось столь большое число премьер, что ни о какой глубокой режиссерской и актерской проработке каждого нового спектакля не могло быть и речи. Но театр делал полезное дело. При всех неизбежных недостатках, обе труппы давали харбинцам возможность соприкасаться с мировым классическим драматическим искусством.
В городе было немало квалифицированных музыкантов, выпускников российских столичных консерваторий, и их учеников. Поэтому существовал и симфонический оркестр. Сравнительно небольшой, человек пятьдесят, но он мог исполнять основной классический репертуар: Гайдна, Моцарта, Бетховена, Чайковского.,, Летом он давал бесплатные концерты на открытой эстраде в парке при Железнодорожном собрании. Зимой он проводил серии концертов в залах Железнодорожного и Коммерческого собраний, а также в Модерне.
Благодаря меценату, брату владельца каменноугольных шахт Соломона Скидельского, Семена Скидельского, по рассказам, получившего хорошее гуманитарное образование в Париже, проводились циклы камерных концертов. В городе был струнный квартет, для выступлений которого меценат арендовал малый зал в Модерне. Там довелось послушать много камерной инструментальной музыки в живом исполнении.
В городе функционировала музыкальная школа. Она называлась Первой харбинской высшей музыкальной школой. Ретроспективно сопоставляя ее опыт с нашим, могу сказать, что в ней сочетались детская музыкальная школа и училище. Школа давала профессиональную подготовку. Там преподавались фортепиано, струнные инструменты и вокальное искусство. Наиболее яркие ее ученики выступали с оркестром и давали сольные концерты. Некоторые мои близкие знакомые той поры продолжили профессиональную деятельность за рубежом: Инна Хамабэ – в Сан-Франциско, Ася Шифрин – в Израиле. Ведущий педагог по классу фортепиано Гершгорина получила образование в Болонье, были выпускники российских столичных консерваторий. Более молодые, начав в Харбине, совершенствовались под руководством видных русских музыкантов в Японии. Так, В. Белоусова училась у Л. Сироты в Токио. А. Абаза – там же, но у Леонида Крейцера. Позже она работала в Новосибирской консерватории, а А. Абаза – в Ленинграде. Выпускник ведущего скрипача, концертмейстера симфонического оркестра В.Д. Тразхтенберга Юра Ястремский затем совершенствовался в Токио у известного профессора Могилевского. Насколько мне известно, он потом играл в Иркутском симфоническом оркестре.
В городе жили хорошие певцы. С.Л. Шеманский, как мне рассказывали старшие, практически учился пению в какой-то итальянской оперной труппе. Он был хорошим тенором. Его партнершами были драматическое сопрано Ердякова и лирико-колоратурное сопрано Ачаир-Добротворская. Бас Саяпин и баритон Борисевич заключали «обойму» исполнителей главных партий. Это позволяло проводить в Харбине оперные спектакли. Как и драматические, они выдерживали несколько представлений, пока публика их посещала, и уходили в небытье.
Первый оперный спектакль мне довелось посетить в раннем детстве – «Жизнь за царя» Глинки. В начале сороковых годов благодаря финансовой поддержке С. Скидельского и других меценатов были поставлены «Евгений Онегин», «Пиковая дама» Чайковского, «Травиата» Верди , «Фауст» Гуно, «Паяцы» Леонковалло, «Сказки Гофмана» Тома. Костюмы были «подбором», т.е. и личных и коллективных фондов отбиралось то, что больше подходит для данной оперы. Для постановок привлекался симфонический оркестр. Хор был сборным. Благо в каждом из 19 православных храмов был хор. Причем были просто великолепные хоры, как, скажем в кафедральном соборе. Их руководители начинали свой путь кто в Придворной певческой капелле, кто в Синодальном училище. Кроме обычных богослужений, лучшие хоры давали концерты. Вспоминается, что силами церковных хорорв и симфонического оркестра была исполнена оратория Гайдна «Семь слов Спасителя на кресте». В некоторых торжественных случаях на богослужениях кафедрального собора исполнялись литургии Чайковского, Гречанинова, и об этом факте общественность оповещалась заранее.
В лютеранской кирхе был орган. И там периодически проводились концерты органной музыки. Естественно, это был Бах и другие классики-органисты эпохи Барокко. Говорят, у этого органа были ограниченные возможности, и многие великие шедевры на нем невозможно было сыграть. Но и то, что звучало, доставляло большое удовольствие.
Большой популярностью пользовался театр оперетты. Там ставился классический «венский» репертуар. Иногда силами балетной части труппы ставились балетные спектакли.
Профессиональным было и «легкое» музыкальное искусство. Был эстрадный оркестр Пулкрабека, джаз Кожевникова и другие коллективы.
Были и свои, местные композиторы. Писал, например, музыку преподаватель теоретических предметов музыкальной школы Терехов. Николай Николаевич Иваницкий был самым профессиональным среди них. Имея за плечами добротную российскую композиторскую школу, он писал в разных жанрах. Он изучал азиатскую музыку. Бывал в Сиаме (Тайланде) и других странах тихоокеанского региона. В годы войны, когда японские власти объявили закрытый конкурс на сочинение симфонического произведения, посвященного созданию «Великой Азиатской сферы сопроцветания», к удивлению жюри, первое место заняла его симфония. Она симфония была построена на темах азиатских народов – китайских, японских, тайских и других. Когда публично вскрывались конверты с именами композиторов-победителей, то председатель жюри озадачился: «Никораи Иваницуки! Рóся дзин!». Т.е. Николай Иваницкий! Русский!»
В начале сороковых годов сложилось несколько «литературно-художественных кружков», в которых встречалась интеллектуальная молодежь, где обсуждались литературные произведения, события культурной жизни. В некоторых контрабандой знакомились с советским искусством, запретным, трудно доступным.
В Харбине работала группа профессиональных художников, живописцев. Проводились выставки. Ведущее положение среди них принадлежало Степанову (имя забыл). Его сын и ученик Сергей Степанов после репатриации в СССР работал в Дивногорске, участвовал в выставках.
Было радиовещание на русском языке. И в числе передач важное место занимали музыкальные и художественные. Музыкальные передачи, главным образом, состояли из трансляции грамзаписей классической музыки.
И это все – на фоне оголтелой казенной антисоветской пропаганды, на коллективные мероприятия которой студентов и школьников водили строем в обязательном порядке. Главным оратором был создатель и глава фашистского союза К.В. Родзаевский, одетый в черную гимнастерку, кожаную портупею, со свастикой и двуглавым орлом на рукаве, с бородой a’la Николай Второй, с темпераментом и жестикуляцией под Гитлера. Хотя к культурной жизни это и не относилось, но создавало контрастный фон для восприятия хорошего искусства и художественной литературы.
К сожалению, память не сохранила многих имен, а потому в этом материале сплошь и рядом фигурируют только фамилии.
Примечание редактора.
02 марта 2008 г. Борис Трифонович Плотников после непродолжительной тяжелой
болезни скончался на 85 г. жизни.
Борис Трифонович оставил о себе светлую память у множества своих учеников и у
всех людей, с которыми когда-либо общался.
ККИМК. Информационный вестник № 10. Методический семинар для исследователей, работающих по теме «Политические репрессии в СССР». Октябрь 2007. Красноярск 2008