Разумеется, в поисках врагов народа УНКВД по Красноярскому краю не мог пройти мимо ПВРЗ. Крупное предприятие, сложное и ответственное производство. Не могли там не засесть троцкисты и вредители. Да и для террористов лучшего места не найдешь. В результате большое и разветвленное «Дело ПВРЗ» было, конечно, создано. Однако оно еще ждет своего исследователя, а сегодня мы хотим рассказать лишь об одной судьбе. Точнее, о двух, но очень связанных.
Это самые обычные люди, не знаменитости. Она — домохозяйка, он — бывший начальник ремонтно-строительного цеха ПВРЗ, а на момент ареста — начальник строительного цеха «Красмашстроя». Взяли его в апреле 1937, до решения Политбюро об упрощенном ведении следствия, поэтому на первых порах следствие идет неспешно: собираются экспертизы, изымаются акты и объяснительные. Дело, в общем, обыкновенное: на ПВРЗ ряд объектов выполнен некачественно, в том числе и в путевом хозяйстве. Были случаи схода с рельсов на территории ПВРЗ и другие происшествия. Собственно говоря, еще в августе 1936 года Агафонов был с работы снят и с завода уволен — за развал работы по путевому хозяйству и ремонту корпусов завода.
Сейчас трудно судить — справедливо или несправедливо его уволили. Но даже если бы Михаил Александрович и впрямь был в чем-то виноват, то наказание для него могло быть административным, в крайнем случае уголовным. Следователю же УГБ УНКВД КК И.С. Пучкову дело требовалось непременно политическое. И потому из М.А. Агафонова выбивались соответствующие показания. Через полтора месяца тот признал, что вся затея реконструкции ПВРЗ была вредительской: реконструкция велась без плана и проекта, котлованы то вырывались, то закапывались, бетонные полы взрывались и клались деревянные, и так далее, и так далее. Еще через месяц Агафонов «сознается», что все это делал именно он, по заданию антисоветской троцкистской диверсионно-вредительской организации, руководителем которой был директор ПВРЗ Николаев. Никого не смутил тот факт, что именно Николаев год тому назад с треском уволил Агафонова с завода: если бы тот и впрямь успешно занимался вредительством, то зачем выгонять столь полезного члена организации? Что это за организация такая?
А «организация», конечно же, была разветвленной и многопрофильной. Возглавлял ее не кто иной, как первый секретарь крайкома ВКП(б) Акулинушкин. В деле есть «показания» директора завода Николаева о том, как Акулинушкин вызывал его к себе в кабинет с целью вербовки, давал вредительские установки, требовал активизации террористической деятельности. «Замешаны» были и другие краевые руководители. Анекдотически звучит, но, видимо, является отголоском какого-то реального случая история, сохранившаяся в показаниях Николаева: «В 1936 г. Голюдов (секретарь крайкома) с инструкторами крайкома Юрченко и Хониным привезли на завод группу коммунистов с предприятий города, раздали им молотки и под предлогом проверки доброкачественности связей и анкерных болтов заставили их — людей, не знающих паровоза, стучать по связям и болтам молотками. В результате одиннадцать отремонтированных паровозов пришлось ремонтировать. Рабочие были возмущены». Звучит неправдоподобно для нынешнего уха, но человек, хоть немного захвативший жизни при социализме, вспомнит не один и не два таких случая, когда людей заставляли заниматься глупой и даже вредной работой, и не из сознательного вредительства, а наоборот, в попытках проявить усердие и бежать впереди паровоза. Все это было бы смешно, да только никто не уцелел, все были расстреляны — и Акулинушкин, и Голюдов, и Николаев, и Агафонов. Агафонов, кстати, на суде все отрицал, но суд его слушать не стал. Десять минут отпустили на решение вопроса о жизни человека: в 14.10 заседание открыто, в 14.20 закрыто. В этот же день он был расстрелян.
Наша история на этом, однако, не заканчивается. Потому что НКВД всегда стремился довести дело до конца и антисоветчину истреблял с корнем. 15 июля 1937 года расстреляли Михаила Александровича, а 3 ноября того же года арестовали его жену, Лидию Алексеевну. Дело ее было простое: знала о контрреволюционной деятельности мужа, но не донесла. Даже не надо собирать доказательств — все ясно и так. Всего в деле Лидии Алексеевны 23 страницы, включая всякие необходимые по делопроизводству бумаги. Особенно трогают душу два документа — справка о том, что дети Агафоновых увезены к родителям мужа (чуяло материнское сердце!) и потому не могут быть помещены в спецдетдом согласно предписанию, — и опись скудного имущества, вывезенного на склад горфо.
Единственный допрос, на котором ей задали всего несколько вопросов, в том числе:
«—Что послужило причиной несвоевременной сигнализации органам власти о контрреволюционной работе своего бывшего мужа?
—<...> скрыла благодаря моей супружеской связи с ним и общей политической неграмотности».
На допросе мужа постоянно называли бывшим. При том, что судьба его была Лидии Алексеевне неизвестна. Но теперь, кажется, ясность наступила.
12 ноября 1937 г. следственное производство было закончено. Удивительно, но ее не расстреляли тут же, и еще год она сидела в тюрьме, ожидая суда. Видимо, где-то машина дала сбой, и о ней забыли. А 10 декабря 1938 г. дело было прекращено — и это было двойное везение, потому что те ЧСИР (члены семей изменников Родины), кого успели осудить, отсидели от звонка до звонка свою десятку. Лидия же Алексеевна 11 декабря, не веря своему счастью, освободилась, нашла детей — и даже имущество в горфо ей, судя по справке, вернули.
Такая вот обычная история обычных людей того времени...
Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Том 1 (А-Б)