23 февраля 1938 года в Бородинском
зерносовхозе Рыбинского района состоялось
знаменательное событие – пуск
электростанции. Героем дня, несомненно, был
Егор Федорович Богданов, который построил
здание электростанции и сумел запустить
динамо-машину, с которой не справился
механик. Первая лампочка Ильича зажглась в
клубе, где по случаю двойного праздника
состоялся торжественный концерт.
А в это время в конторе отделения терпеливо ждали своего часа сотрудники НКВД. Около полуночи, когда люди разошлись по домам, Егор Федорович был арестован. Сын его, Освальд Егорович, вспоминает:
«Несмотря на прошествие стольких лет, у меня перед глазами стоит картина нашего свидания. Горит керосиновая лампа, за столом сидят трое арестованных, мой отец сидит с края. По бокам и сзади стоят и сидят энкэвэдэшники в темно-синих шинелях. Мама, плача, передает сверток и деньги. Один из энкэвэдэшников разворачивает сверток и ножом разрезает на мелкие кусочки сало и хлеб и затем только отдает отцу. Отец только и успел сказать: „Не волнуйтесь, я ни в чем не виноват, завтра буду дома“. Даже попрощаться по человечески не дали. На запросы и вопросы о судьбе отца — глухая стена молчания. Были арестованы и его старшие братья — Трофим Федорович, Алексей Федорович и племянник Антон Иванович.
В 1956 году получили справку о реабилитации и свидетельство о смерти отца, в котором указано, что он умер 24 декабря 1942 года. Причина смерти — склероз сосудов головного мозга, место смерти — РСФСР. Только в 1989 году мы узнали, что он расстрелян 24 июля 1938 года в
г. Канске, и вместе с ним расстреляны братья и племянник. Сто пятьдесят (150) дней без смены белья, не бритые, голодные, думая о нас. Кто скажет, за что? За что такое испытание человеку труда?».
Ответим сыну: ни за что. Просто 31 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) дало Красноярскому краю дополнительный лимит – 1500 человек по первой категории и 500 человек по второй. В переводе с людоедского это означает следующее: еще 1500 человек разрешили расстрелять, а 500 человек отправить в лагеря.
План надо было выполнять, его и выполнили. Над обвинением долго думать не пришлось: Егор Федорович, как и многие односельчане, в Сибирь попал еще в 1901 г. из Псковской губернии – тогда многие эстонцы переезжали в Сибирь, на неосвоенные земли. Освоились, обустроили хутора. В Кабрицком сельском обществе, Рыбинской волости, их было ни много ни мало – 140!
В начале тридцатых, во время коллективизации, хутора ликвидировали, владельцы разъехались кто куда – кто по своей воле, а кто иначе. Богданов остался. После нескольких лет мытарств устроился в Бородинском зерносовхозе.
Так что с ним все было ясно: бывший кулак, эстонец, а значит — националист. Вместе с ним арестовали еще несколько человек с типично эстонскими фамилиями: Михаил Семенович Тимофеев, Семен Кузьмич Иванов, Михаил Иванович Иванов, Карл Григорьевич Богданов. Это и была националистическая эстонская организация, которая в самом центре Сибири разжигала конфликты между русскими и эстонцами, разлагала трудовую дисциплину и сеяла ненависть к Советской власти среди рабочих.
Следователь Максимов поленился даже придумать конкретные факты и преступления. В деле фигурируют в основном намерения («намеревались сорвать посевную»). И так сойдет.
И сошло. «Националисты» были расстреляны, план по лимиту выполнен. Скрипели перья в кабинетах, стучали пишущие машинки – в Управлении НКВД по Красноярскому краю писали отчет о проделанной работе. Кто-то получил повышение по службе, кто-то награды. А жизнь и смерть Егора Федоровича Богданова была всего лишь статистической единицей в этих отчетах.
Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Том 1 (А-Б)