30 октября в календаре отмечен как День памяти жертв политических репрессий. День памяти о тех, кто невинно пострадал, погиб, принял мучения в угоду политическим амбициям, культу личности и мифической идее мировой революции. К сожалению, в нашем обществе все еще не пришли к единой оценке тоталитарного режима, не пришли к общему мнению о деятельности наших вождей.
Репрессии советской власти против своего народа начались сразу же после захвата власти большевиками в 1917 году и продолжались все годы ее существования. Захватив власть, большевики говорили, что эта та самая власть, которая нужна народу, так почему же эта власть вела войну с собственным народом, для которого она и была создана?
Я хочу рассказать о трагической судьбе одного человека, о нелегкой доле, выпавшей семье после его ареста и расстрела.
13 ноября печально знаменитого 1937 года в таежной деревушке Николаевка сотрудниками Большемуртинского РО НКВД был арестован мой дед, Станислав Станиславович Черня. Он был одним из миллионов винтиков в большой и безжалостной машине построения социализма в отдельно взятой стране. Он был одной из тысяч «щепок», которые летят, когда лес рубят.
Его судьба похожа на судьбы тысяч людей, перемолотых в жерновах сталинского террора. Так в чем же его вина, в чем он провинился перед народной властью, за что заслужил столь суровое наказание? А вся вина его состояла в том, что по национальности он был поляк.
Предшествовал аресту и расправе над дедом целый ряд событий, которые происходили в то время в стране.
На состоявшемся Пленуме ЦК ВКП(б) с 23 февраля по 5 марта 1937 года с основным докладом выступил И. В. Сталин, который повторил свой вывод об обострении классовой борьбы. В этом докладе Сталин перед НКВД СССР поставил задачу на уничтожение «врагов народа». Советской власти уже почти 20 лет, а враги у нее все не кончаются, наоборот, их становится все больше и больше! Товарищу Сталину тяжело в такой обстановке строить государство рабочих и крестьян! Ведь это же проще простого – свое неумение, свои промахи и ошибки сваливать на чьи-нибудь происки!
2 июля 1937 года вышло постановление Политбюро «Об антисоветских элементах». В решении Политбюро говорилось, что «нужно взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников, с тем чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД».
30 числа того же месяца и года во исполнение решения Политбюро нарком НКВД Ежов издает оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Операция объявлялась на всей территории Советского Союза, определялись контингенты, подлежащие репрессии, их количество, порядок ведения следствия, порядок приведения приговоров в исполнение и, конечно же, отчетность.
К осени 1937 года репрессивный аппарат в стране был запущен и работал на полную мощность. НКВД стало безжалостным оружием в руках Сталина по уничтожению своих политических оппонентов. Но большинство так называемых врагов народа к дележу власти не имело никакого отношения, ни в какой оппозиции не состояло и не было виновно в том, что им предъявляли органы безопасности, это большинство погибло, пострадало безвинно.
Поляки составляли одну из самых многочисленных национальных групп репрессированных в годы Большого террора в СССР. 11 августа 1937 года нарком НКВД Ежов издает оперативный приказ № 00485 «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ» (ПОВ – Польская организация войсковая. – Прим. авт.). Маховик репрессий завращался с новой силой, «врагами народа» становились лица польской национальности. Приказывалось в трехмесячный срок (впоследствии срок переносился вплоть до 1 августа 1938 года), начиная с 20 августа 1937 года, провести широкомасштабную операцию, направленную к полной ликвидации местных организаций ПОВ. Сверху в региональные УНКВД спускались планы, и никого не интересовало, есть ли польские диверсионно -шпионские группы на самом деле или нет. А если нет, то должны быть, иначе просмотрели, проморгали, а за это можно и самим пострадать, значит, нужно найти агентов польской разведки и обезвредить.
Согласно приказу все арестованные разбивались на две категории:
а) первая категория, подлежащая расстрелу, к которой относятся все шпионские,
диверсионные, вредительские и повстанческие кадры польской разведки;
б) вторая категория – менее активные из них, подлежащие заключению в тюрьмы и
лагеря сроком от 5 до 10 лет.
Деревня Николаевка затерялась в таежной глуши Большемуртинского района. Находилась в стороне от Енисейского тракта за деревней Межово. Возникла в конце XIX века, когда шло массовое переселение крестьян с окраинных земель Российской империи в Сибирь за лучшей долей. Проживали в ней преимущественно выходцы из Витебской, Гродненской, Виленской губерний империи, где национальное большинство составляли поляки и белорусы. В Николаевке, как и везде, был колхоз, назывался «Красный таежник».
День 13 ноября 1937 года был субботой. Несколько дней назад колхозники со всей Станислав Станиславович Черня страной отметили двадцатую годовщину пролетарской революции. Ничто не предвещало беды. Моя бабушка вспоминала: «Станислав вечером пришел с работы, сходил в баню, одел, как положено, все чистое. После ужина уже собирались ложиться спать, как залаяла собака во дворе. В дом вошли двое в форме, предъявили ордер на арест Станислава. Делали обыск, искали оружие и какие-то листовки, хотя что-либо спрятать в доме было особо негде. Сын был постарше, смотрел на все это присмиревшим взглядом, а две девочки, напугавшись происходящего, плакали. Мужа вывели из дома в ночь, не разрешив взять с собой ничего из одежды и продуктов. Сказали, что завтра вернется. В ту же ночь в деревне забрали и других мужиков. По деревне стоял женский плач. Лаяли всполошившиеся собаки. Ночь всех арестованных продержали в сельсовете, а утром повезли в Большую Мурту. Больше я своего мужа не видела, и ничего о нем не было известно до 1958 года, когда мы узнали, что всех забранных тогда николаевских мужиков расстреляли, а сейчас оправдали, и они ни в чем не виновные».
Станислав Станиславович Черня
Станислав Станиславович Черня родился 17 марта 1908 года в деревне Николаевка. Происходил из крестьян-середняков. В семье было шесть детей. До революции семья имела двух лошадей, корову, двух овец, две десятины посевной земли. Закончил одну группу сельской школы. На момент ареста состоял в колхозе, рядовой колхозник. В партии не состоял. Служил в Красной армии в 1932 году, рядовой. Когда его забрали в тюрьму, дома осталась семья: мать, жена, трое детей.
В ту ночь в Николаевке, Лакино, Предивинске были арестованы 18 человек, все польской национальности. Следствие велось быстрыми темпами, допросы следовали один за другим.
Из протокола допроса обвиняемого Черни Станислава Станиславовича:
Вопрос: Будучи враждебно настроенным к политике партии и соввласти, вы являлись членом контрреволюционной шпионско-повстанческой организации. Дайте показания.
Ответ: Виновным себя в этом не признаю, членом контрреволюционной организации не являлся.
Вопрос: Вы говорите неправду. Следствием установлено, что по заданию руководителя контрреволюционной организации… вы систематически проводили антисоветскую агитацию. Дайте показания.
Ответ: Заданий от… я никаких не получал. Антисоветской агитацией не занимался.
Вопрос: Одновременно с проведением антисоветской деятельности вы систематически проводили подрывную вредительскую деятельность в колхозе.
Ответ: Никакой подрывной деятельностью в колхозе я не занимался.
Для следователей НКВД уже все было решено, осталось соблюсти формальности, и
это много времени не заняло. Арест произошел 13 ноября, а уже 25 ноября помощник
начальника УНКВД Красноярского края и прокурор края утвердили обвинительное
заключение в отношении арестованных. Как следовало из обвинительного заключения,
большемуртинские чекисты вскрыли и ликвидировали контрреволюционную
шпионско-повстанческую организацию среди поляков и польских перебежчиков,
ставящую своей задачей свержение советской власти вооруженным путем. Найдены
были и руководитель организации, и простые ее члены. Руководитель организации
был связан с ксендзом Церпенто, проживавшим в Красноярске, настоятелем
римско-католического костела и администратором костелов в Сибири, который в свою
очередь являлся резидентом польской разведки в Сибири. Иероним Церпенто уже
отбывает наказание, осужден в 1936 году. Но его снова арестовывают 20 ноября
1937 года по делу «Сибирского центра ПОВ». Руководство НКВД на местах выполняло
директиву ГУГБ НКВД СССР о масштабной деятельности разведотдела польского
Генштаба в СССР. Видимость того, что польская разведка опутала своими сетями всю
страну, была создана.
(И. И. Церпенто реабилитирован 29.01.1993 ГУ по надзору за исполнением
законов в вооруженных силах Генпрокуратуры РФ и 22.11.1989 прокуратурой КК.)
Моего деда обвиняли в том, что он являлся участником контрреволюционной шпионско-повстанческой организации, завербованный еще в 1930 году. По заданию руководителя организации проводил антисоветскую агитацию, направленную на срыв хлебозакупа в 1936 году, проводил подрывную вредительскую работу в колхозе, пытаясь настроить колхозников против колхоза. По его вине как кладовщика сгнило в 1936 году 70 центнеров хлеба, были приведены в негодность семена пшеницы. А чем же занимался дед с 1930 года, как вредил все эти годы новому колхозному строю, ведь вскрылось его вредительство только в 1937 году? Следствие на этот вопрос не ответило. Да просто не было никакого вредительства, и чекистам больше нечего было ему предъявить, кроме мифической организации. Хотя дед свою вину в предъявленных обвинениях не признал, следствие закончилось и обвинительное заключение направлено на утверждение.
После следствия, когда вина каждого была доказана (проще говоря, дело было сфальсифицировано), арестованных перевели из Большой Мурты в Красноярск, в тюрьму, дожидаться расстрела. Мы никогда не узнаем, о чем думали обреченные, вспоминали ли свою жизнь, родных и близких или свои прегрешения перед властью, если были. Но думается, что каждый думал о том, что скоро все прояснится и его, невиновного, отпустят домой.
Утвержденные списки вернулись из Москвы, и осталось ждать только дня исполнения приговора. Как гласит выписка из акта в уголовном деле: «Решение Народного комиссара Внутренних дел Генерального комиссара Государственной безопасности тов. Ежова и Прокурора Союза ССР тов. Вышинского от 21.12.1937 г. о расстреле Черня Станислава Станиславовича приведено в исполнение 9.01.1938 года в 23 часа».
Приговоры приводились в исполнение по ночам. Ночь всегда выбирается злодеями для свершения ими своих черных дел. Где производились казни безвинных людей, где их место упокоения точно неизвестно. При строительстве заводов КрАЗ и КраМЗ в 60-х годах при планировке территорий, рытье котлованов под цеха и корпуса были вскрыты десятки захоронений, в которых были обнаружены останки сотен человек. Эти места сразу же оцепляла милиция, приезжали какие-то гражданские лица, останки грузили в машины и вывозили неизвестно куда. Массовые захоронения человеческих останков также были обнаружены в районе старого аэропорта. Но завесу тайны по местам захоронений по-прежнему не удается открыть.
Моя бабушка, Матильда Селиверстовна, вспоминая дальнейшую после ареста деда жизнь, всегда плакала, видать, глубоко в ней сидело то, что пришлось пережить. «В то время в деревне люди жили бедно, практически голодно. После того как забрали мужа, жизнь нашей семьи изменилась к худшему. В основном односельчане относились к нам с сочувствием, без злорадства и ненависти, но были так называемые активисты, которые постоянно издевались над семьями арестованных, всячески унижали их. Работу в колхозе можно было получить с трудом, ее не давали, а без работы не начислят трудодней, соответственно, не получишь и зерно, которое выдавали на каждый заработанный трудодень. Для работы в своем хозяйстве невозможно было получить в колхозе лошадь, и приходилось сено, дрова из леса доставлять на себе. Когда после болезни умерла младшая дочь и я пришла в колхозную контору просить помощи в похоронах, просила дать доски на гроб и помочь его сделать, то мне в грубой форме отказали. Пришлось нам со старенькой мамой самим делать гроб, взяв доски из забора. Сами же выкопали могилку и на руках отнесли гробик с телом дочери на кладбище и похоронили. На всю жизнь я запомнила равнодушие людей к чужому горю. Жилось очень трудно. Отношение немного поменялось, когда летом 1938 года в Николаевке арестовали еще человек десять мужиков. Горя в деревне стало больше, и люди уже иначе стали относиться друг к другу. Правда, тех мужиков выпустили в 39-м, домой живые пришли».
В то время дети в деревне с ранних лет начинали работать. Когда забрали деда, моему отцу было 8 лет, и пришлось ему рано начинать трудовую жизнь, по мере своих детских сил зарабатывать кусок хлеба. Став старше, уже во время войны, выполнял в колхозе самую тяжелую работу: косил вручную сено, стоговал его, работал прицепщиком на тракторе. И все время своим трудом приходилось доказывать окружающим, что его отец никакой не враг народа, доказывать трудом право жить в этом обществе с теми, у кого нет клейма «сын врага народа». Уже после реабилитации, после XX съезда партии, в жизни наступили перемены, он мог вступить в партию, вести общественнополезную работу на благо Родины.
30 апреля 1958 года Военный трибунал Сибирского военного округа рассмотрел протест на постановление Комиссии НКВД и прокурора СССР от 21 декабря 1937 года, на основании которого подвергнуты расстрелу 18 жителей Большемуртинского района, которые обвинялись в том, что, являясь участниками контрреволюционной организации, занимались подрывной деятельностью по месту своей работы. Военный трибунал установил, что положенные в основу обвинения доказательства несостоятельны, и установлены новые обстоятельства, свидетельствующие об их невиновности. Трибунал отменил постановление Комиссии НКВД и прокурора СССР от 21 декабря 1937 года и прекратил дело за отсутствием состава преступления.
Так мой дед был реабилитирован, было восстановлено его честное имя. Но в душе все равно остается горький осадок. Какие такие тайны могли быть в глухой таежной деревне, чтобы заинтересовать польскую разведку? Как можно было свергнуть власть вооруженным путем, не имея оружия?
Погибли мужики в расцвете лет, которые могли принести пользу своей стране, ведь Великая Отечественная война была не за горами. Мой дед служил в армии, прошел военную подготовку, мог бы служить даже в Польской дивизии имени Костюшко, в ней воевали несколько николаевцев, может, он стал бы Героем Советского Союза, но вместо этого – девять грамм от своей власти и запятнанное на годы имя.
Александр ЧЕРНЯ,
Красноярск
Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Том 10 (А-Я)