Эти размышления Володи - письмо Sibyll Saya, зарубежному члену Красноярского общества Мемориал. Письмо публикуется с любезного разрешения Sibyll Saya (Deutschland) .
Я ещё давно собирался прокомментировать статью про «весси и русси», но всё никак не получалось. Этот Хмельницкий поднял вопрос очень интересный и, возможно, довольно важный, но очень непростой.
Во-первых, он явно ошибочно считает, будто «национальности придумал Сталин». Советский режим вообще не смог бы устоять, если бы большевики не устроили демонстративный (хотя и мнимый) «демонтаж империи». Простой пример: до 1937 г. в Ачинском педучилище было… латышское отделение. А в Канске – эстонское. Уже в 20-х годах в СССР существовало ходячее выражение «нацмен», - на самом деле это было сокращение от выражения «национальное меньшинство». А сколько составов руководства пришлось Москве сменить в Казани и Уфе, пока удалось подавить стремление (коммунистической же верхушки! – но, видимо, также и достаточно широких масс) к преобразованию Татарстана и Башкирии в союзные (а не автономные) республики! Называлось это «борьба с буржуазным национализмом». А что в конце 20-х и в начале 30-х годов творилось в Украине, когда коммунисты или истребили, или бросили в концлагеря весь цвет украинской (в огромном большинстве – вполне лояльно настроенной к большевистскому режиму) творческой интеллигенции.
Этносы – естественные составные части, на которые исторически поделено всё человечество. Но их как бы не было (они не проявлялись в явном виде), пока не было человечества как осознающей себя целостности. Возможно, что это что-то вроде диалектики. Это один из уровней гомеостаза, и пока этнос не чувствует угрозы своему существованию, он может и не проявляться как этнос. Почему Гумилёв был так убеждён в ключевом значении этносов? Он насмотрелся на их функционирование в лагере, за колючкой, под прессом карательной системы.
Чем определяется этническая принадлежность? В конечном счёте, я полагаю, - самосознанием. Но бывает, что этого самосознания нет. Вот из моей практики: приходит человек, родом из такой-то деревни, скажем, Большемуртинского района. Я спрашиваю: Ваша семья русская, или белорусская, или польская? Человек задумывается, потом говорит: «в паспорте у меня написано русский», потом ещё подумает и говорит, что отец и мать приехали в Сибирь из Минской области, так что, наверно, белорусы? Тогда я спрашиваю, православные они или католики, и т.п. С языком в (поздне)советских условиях всё настолько сложно, что отличительная черта сибирского поляка – полное отсутствие представления о польском языке. Когда в Красноярск кто-то приезжает из Польши и начинает удивляться, как это я так хорошо говорю по-польски, я объясняю очень просто: «я же не поляк!».
Во всяком случае, с уверенностью можно сказать одно: мерить современными европейскими мерками советскую, да и постсоветскую, этническую ситуацию и психологию явно неадекватно. Она сформирована совсем другими условиями и факторами. Если на протяжении полувека родители старались скрыть от детей их этническую принадлежность, что тут ещё скажешь? И вообще, формальный подход здесь уместен в ограниченной степени и, наверное, только в пределах правовой сферы, а социальная политика к ней, наверно, не сводится? Простишь ли за совсем банальный, зато предельно наглядный пример: конечно, с правовой точки зрения Аки – немец, но он же от этого не перестаёт быть японцем!
С другой стороны, австрийцы считают себя именно австрийцами, хотя по языку и культуре разница между Австрией и Баварией явно меньше, чем между югом и севером Германии. Почему? А вот – исторически сложилось.
Я не берусь судить, к какому этносу следует отнести российских (точнее говоря, российско-украинских) немцев. Я знаю одно: украинские немцы отличаются от поволжских очень заметно. Я бы сказал, что они больше похожи на украинцев, чем сами (средние) украинцы. Наверное, их правильнее всего было бы считать субэтносами. А есть ещё питерские немцы, омские и алтайские – это вторичные переселенцы. Я склонен считать, что российско-украинских немцев как единый этнос (народ, нацию?) создала общая историческая судьба: террор и депортации 30-50 годов. Но решающим здесь является их собственное мнение, а где оно?
В конце статьи Хмельницкий выражает недоумение, и вполне оправданное, насчёт «контингентных» иммигрантов (и поведения некоторых из них). Но чем от них отличаются те из «репатриантов», которые требуют особого обхождения на основании того, что они значатся немцами? Всё тот же совок, даже не говоря о том, что и российско-украинские немцы – тоже не все поголовно беззаветные борцы против коммунизма. Впрочем, это наверно не тот случай, когда было бы уместно затевать люстрацию.
19 ноября 2000 г.