Сельхозотдел ЦК ВКП(б)
Верховному прокурору СССР
Наркому Внутренних дел СССР
Красноярскому Краевому Комитету ВКП(б)
от следственно-заключенного
Агеева Николая Андреевича
по ст.58 7-10-11, содержащегося
в Ачинской тюрьме Красноярского края
Заявление
16 октября 1937 г. я арестован Ужурским РОНКВД Красноярского края. Со дня ареста до 6/XII-37 г., т.е. 51 день я сидел без допроса и предъявления мне обвинения. В это время следствие вело допросы арестованных вместе со мною работников Андроновской МТС (8 чел.), обвиняя их во вредительстве, которое, якобы, проводили по моему заданию и обвиняя их к тому же еще в принадлежности к кулачеству. Но фактов вредительства и принадлежности этих людей к кулачеству не было установлено. В силу этих данных моих «однодельцев» через месяц с лишним, а именно 24/IX освобождают из-под стражи. Люди эти возвращаются работать в Андроновскую МТС и работают до настоящего времени. Меня же в этот день (24/IX-37 г.) из общей камеры КПЗ перевели в одиночную камеру, не отапливаемую, с выбитыми в раме стеклами. В этой камере в период, когда на улице стояли 40о морозы, в летней одежде меня держали 6 дней, в результате чего я простыл и заболел, а больного меня берут на допросы и, не давая мне ни минуты отдыха, пищи, курева и сна, нанося беспрерывные оскорбления, обещая арестовать мою жену, два раза нанесли мне побои. Все эти меры психического и физического воздействия применялись ко мне с 1/XII по 6/XII, путем их начальник РОНКВД Григорьев (ныне арестованный – враг народа) добивался от меня подписания написанного им заранее протокола, написанного ни по моим показаниям, а по его собственной фантазии. В этом протоколе говорится, что я состою членом организации правых, завербован в нее бывшим секретарем Ужурского Райкома Цалюком Д.Н. в октябре 1936 г. и проводил вредительство в МТС, направленное на развал МТС и колхозов.
В силу всех мер - применяемых ко мне физического и психического изнурения меня довели до такого состояния, что я вынужден был подписать этот вымышленный Григорьевым протокол допроса. Этот протокол я подписал еще и потому, что считал подобные меры допроса, проводимые Григорьевым, перегибом, в лучшем случае – перегибщиком-карьеристом, если не прямым пособником Ягоды и считал, что через суд и вышестоящие органы следствия я смогу добиться беспристрастного разбора моего дела и разоблачения Григорьева. При первой возможности я написал жалобу на имя прокурора СССР и Краевого прокурора. В этих жалобах я писал: а) о недопустимых методах допроса, проводимых в Ужуре Григорьевым; б) отказывался от подписанного мною протокола допроса в результате насилий, учиненных надо мною. Сразу после подписания протокола допроса я подписал протокол об окончании следствия и 14/XII был этапирован в Ачинскую тюрьму. В этом протоколе допроса указано, что, якобы, мне было известно о Цалюке и принадлежности к к-р организации Зав. Райзо Журова, директоров остальных двух МТС района. Этот пункт говорит за то, что Григорьев, а вместе с ним (в то время вновь назначенные на работу в Ужур, а ныне арестованные как враги народа) секретарь Р.К. партии Сапаров и председатель Рика Волегов хотели создать липовое дело по обвинению во вредительстве целой группы районных работников, к котором примыкал, якобы, и я.
Так было закончено и мое следствие. Но в силу того, что Сапаров был изгнан из Ужурской парторганизации в феврале как карьерист, перестраховщик, а Волегов 19/I-39 г. был арестован за вредительскую работу, проводимую им в том районе, где он работал до Ужура, этот план создания районной группы вредителей рухнул. Люди, перечисленные в моем протоколе допроса как члены к-р организации, не были ни арестованы, ни исключены из партии. Группа, к которой я «примыкал» по плану Григорьева рухнула, и я снова остался одиночкой.
Только 22/III-38 г., получив обвинительное заключение, я из него узнал, что являюсь членом к-р организации, которая существовала, якобы, в селе Солгоне (25 км от МТС, где я работал), в состав которой входят председатель с/совета Любовецкий П.К., медфельдшер Кардович В.М. и учитель Бакулин Д.К., т.е. люди, которых на воле я знал только по фамилиям и никогда не был связан с ними не только по к-р работе, но не был с ними близко знаком. При допросе меня совсем не спрашивали об этих людях и в протокол, который я подписал в силу принуждения, они не были включены. Это значит, что меня приклеили к ним после того, как распалась группа из райработников, и меня некуда было девать. Несмотря на противоречия обвинительного заключения и протокола допроса, обвинительное заключение было утверждено в Крайсуде и 12-13/Y-38 г. спецколлегия Красноярского суда под председательством Белозерова судят меня в группе Любовецкого, Кардовича и Бакулина. Я просил суд принять от меня письменное заявление о методах допросов, заставивших меня подписать ложный протокол допроса – суд отказал. Я просил приобщить к делу ряд документов, опровергающих предъявляемые мне обвинения во вредительстве, якобы, проводимые мною в МТС, суд – отказал.
Суд предъявил мне обвинение:
1. Сев руками зерновых культур в колхозах МТС в 1936 г., якобы, проводимого по моей директиве, хотя в суде были документы, говорящие о том, что директором МТС я был назначен только в ноябре 1936 г., а весной я директором не был и, следовательно, давать директивы колхозам как сеять я не мог. И, безусловно, не давал.
2. Что, работая в МТС, я окружил себя кулаками, через которых проводил в МТС
вредительство – это обвинение предъявлено мне о тех мнимых кулаках, которые в
октябре 1937 г. арестовывались и сидели вместе со мной больше месяца, но после
освобождены и до настоящего времени работают в МТС.
3. Что, якобы, я сознательно в целях срыва работы тракторов не завозил в МТС
тракторные плуги, которых вместо нужных 71 шт. имелось 45 шт. На самом же деле в
МТС имелось в 1937 г. и имеется 74 плуга. Это легко было установить приложением
к делу документа, но суд это не сделал.
4. В июне месяце 1937 г. в тракторном отряде № 10 бригадиром отряда Лосевым были на некоторое время выведены из строя 4 трактора СТЗ (на шейках коленчатых валов набили эллипс). Лосев за это мною был снят с работы, и я оформил материал на него и передал райпрокурору, прося Лосева привлечь к уголовной ответственности. Лосев к ответственности привлечен не был, а материал, переданный мной на него райпрокурору, был предъявлен мне на суде как, якобы, поломка этих тракторов произведена мною.
5. Что я был участником к-р сборищ, проводимых на квартире у Кардовича, хотя на суде я и Кардович категорически отрицали существование такового факта. На основании этих вымышленных, ни на чем обоснованных обвинениях, легко могущих быть опровергнутыми приложением к делу документов, в которых суд мне отказал, я был осужден. Суд, разбираясь с делом пристрастно, приговорил меня к высшей мере наказания – расстрелу. Любовицкого к 20 годам заключения, Кардовича и Бакулина – к 10 годам заключения каждого. Через 43 дня, которые я просидел в камере смертников, мне сообщили, что Верховный суд РСФСР приговор отменил и дело направлено на переследствие.
31/YII-38 г. я из Ачинской тюрьмы был привезен в Ужур на допросы, но допросов мне не вели до 29/YIII, только 29/YIII я был вызван, где новый начальник НКВД предъявил мне протокол допроса Волегива, который показывает, что он слышал от Цалюка о том, что я и Любовецкий состояли в к-р организации. Мне предъявили постановление о содержании меня снова в тюрьму по той же статье и пунктам. 31/YIII он же вынес постановление о прекращении дела и освобождении из-под стражи Кардовича и Бакулина, т.к. обвинения, предъявленные им, ничем не подтверждались. Этот факт свидетельствует о том, что новое руководство Ужурским НКВД, зная какими методами Григорьев вел следствие, безусловно не верит тем протоколам допроса, которые подписывались в силу принуждения. Кардовича Григорьев вынудил подписать протокол, в котором значится, что тот завербовал Любовецкого в к-р организацию, занимался агитацией и проводил у себя на квартире сборища к-р организации.
Несмотря на то, что переследствием было установлена вся нелепость созданного дела, неправильность предъявленных обвинений, мне не дали при ознакомлении с делом ознакомиться с постановлением Верховного суда РСФСР по отмене приговора, и вынесли постановление об окончании следствия по той же статье и пунктам. Если следствие хоть дутыми, ничем не обоснованными материалами оформляет предъявленные мне в обвинении пункты 7 и 11 58 ст., то совершенно неизвестно на каком основании мне предъявлен пункт 10 58 ст. Когда я спросил следователя, на каком основании мне предъявили пункт 10, то он ответил: «Вас будут судить в группе с Любовицким, а у него есть пункт 10». Трудно что-либо смешное придумать, но это факт – так обосновываются предъявленные мне обвинения.
Меня обвиняют в тяжелейших государственных преступлениях, во вредительстве, направленном на развал МТС и колхозов путем чего, якобы, я хотел нанести экономический ущерб советскому строю. Но обвиняя меня во вредительстве, следствие ни 1-й раз и ни 2-й не могло найти на меня ни одного свидетеля из работников МТС, из руководства колхозов или колхозников, которые бы разоблачили меня в моих преступлениях. Это свидетельствует о том, что я не проводил никакого вредительства и материал на обвинения меня построен следователем по его фантазии и абсолютно не имеет никакого основания.
В силу этого Кардовича и Бакулина освободили из-под стражи – следствие не прекратило дело в отношении меня, распустив 3-ю группу, к которой меня примазывали. За 11 месяцев моего заключения после суда мне предъявили новые материалы, которыми, якобы, я уличаюсь как член к-р организации, хотя протокол Волегова, предъявленный мне, легко опровергается тем фактом, что Волегов в нем указывает что членами к-р организации являются Сапаров, он Волегов, Стома, я, Любовицкий и др. А 28/IX-37 г., когда на бюро Ужурского райкома по инициативе Волегова стоял вопрос о моем исключении из партии, на бюро присутствовали только члены бюро Сапаров, Волегов и Стома, т.е. по протоколу Волегова все члены к-р организации. Отсюда напрашивается вывод – если бы я действительно принадлежал к к-р организации, был связан с Волеговым и Сапаровым по к-р работе, то они не могли бы ставить вопрос о моем исключении из партии, т.к. постановка так вопроса неизбежно привела бы к разоблачению Волегова и Сапарова. Вопрос ими об исключении меня из партии был поставлен потому, что я не был связан по к-р работе ни с Волеговым, ни с Сапаровым и никогда не занимался вредительством, а исключая меня из партии Волегов и Сапаров хотели зарекомендовать себя в бдительности, сохранить себя в партии с тем, чтобы продолжать свою гнусную работу. Кроме протокола Волегова мне предъявлен акт ревизии МТС датированный 28/X-37 г., но ранее мне в обвинении не предъявлялся. По этому акту мне предъявлено обвинение перерасходовании фонда зарплаты МТС за 1937 г. на 29 тыс.руб. и административных хоз. расходов 14 тыс.руб. Этот акт ревизии я категорически отрицаю. И он опровергается рядом документов, находящихся в МТС, но их следователь не потребовал, не проверил.
Прошло полгода после того, как было закончено 2-й раз следствие и полтора года, как я сижу в заключении. 15/II-39 г. меня снова вызывают на допрос и тут предъявляют показания свидетеля Лопатина Григория, который «изобличает» меня как вредителя. Странно только одно, что следствие через полтора года дает мне свидетеля Лопатина, которого я в июне 1937 г. уволил из МТС за то, что он работал участковым механиком МТС и ремонтируя трактор в отряде колхоза им.Ворошилова, отремонтировал его вредительски, а именно поставил лопнувшую головку блока и в задний мост заложил гаечный ключ. Лопатин был уволен мной, и материал на него я передал райпрокурору, прося привлечь его к ответственности. Лопатин не был привлечен и неизвестно где обитал это время и вот сейчас он является свидетелем против меня. При такой постановке дела следствия я потерял всякую надежду в том, что в Ужурском НКВД когда-нибудь беспристрастно разберутся с моим делом, нет никакой уверенности, что пройдет еще полгода и мне снова не найдут свидетеля и не предъявят новые обвинения, как это сделано сейчас.
Я прошу вмещаться вас в мое дело и ускорить его прекращение и освободить меня из-под стражи, т.к. я совершенно ни в чем не виноват, никогда не идеологически, ни организационно я не был связан ни с какой к-р организацией.
Никогда не занимался вредительством и совершенно невинно сижу полтора года в тюрьме и ничего не видать когда будет конец всей этой лжи, клевете, воздвигнутой на меня врагами Волеговым, Григорьевым, Сапаровым с целью того, чтобы зарекомендовать себя в бдительности и остаться в партии для продолжения своей вражеской работы.
К сему Агеев.
КЦХИДНИ?