вх 1989-047
09.03.1989
Уважаемый Алексей Андреевич, здравствуйте
Получила от Вас письмо, очень благодарна Вам за внимание и предложение вступить в общество «Мемориал». На моё письмо с рассказами-былями Вы долго не отвечали и я уже из больницы где нахожусь на лечении, послала в адрес Ирины Лусниковой два рассказа-быль с просьбой передать их Вам, для «Мемориала». В этом же письме посылаю заявление о просьбе принять меня в члены общества «Мемориал». В любой день или час улучшения я стараюсь провести не напрасно.
С искренним уважением Горелова
Напишу отрывок из своей жизни. Пока папа жил с нами, то меня в школу возили на кошевке. Быстрый рысак за пол часа перекрывал ростояние в 18 километров. Я ехала улыбаясь, радуясь жизни. Комки снега из-под копыт лошади били мне в лицо ослепляя. Мне было тепло и весело. Козлинная дока, в которую меня закутала мама согревала. Отца не стало и 18 километров каждую субботу, мне двенадцатилетней девчонке приходилось преодолевать своими ногами. Но это было интересно. Кувыркаясь в снегу, шутили. Обратную дорогу мы шли молча, неся на себе пропитание на неделю немного картошки, кружок мороженного молока, капусты, а у кого было то и сала. Жить стало голодно, но учёба скрашивала серые дни. Оценки отлично и хорошо были для нас десертом.
Весной началась распутица. Началось страшно непривычное: по грязи чуть ли не до колен иду в школу. На ногах брезентовые туфли. Холодное месиво снега с глиной сковывает ноги. Вот наконец пройден путь в три километра от квартиры до школы. Но в таком неприглядном виде не зайдёшь даже в школьный коридор. Иду к речке Баджего, который протекает недалеко от школы. Раззуваюсь, становлюсь босыми ногами на прибрежный лёд, мою туфли, ноги, стираю чулки и всё влажное одеваю на ноги. Тогда мы учились во вторую смену, к концу дня обувь и чулки высыхают на мне. Но нужно опять проторить три километра непролазной грязи. Это всё стало настолько обычным что я перестала придавать значение таким «мелочам». По приходу на квартиру помогала по мелочам своей хозяйке и шла играть в прядки, в лапту. Для дома у меня были папины туфли 42 размер. Я же тогда носила 33 раз. Чтоб ботинки не спадали с ног навертывала портянки, а ботинки шнурком привязывала к ноге. Бегу, слетит с ноги ботинок и шлёпает меня по пяткам. После игры шли отдыхать на штабеля леса вдоль реки. В начале мая у меня на правой голени появилась незаживающая рана – язва. Нога отекла, раскраснелась рана кровоточила и гноилась. Спасибо участковому Орешенскому фельдшеру Бронову Сергею Ивановичу. Он сжалился надо мной и давал мне постоянно какую-то мазь. Денег у меня не было, а Сергей Иванович их с меня и не спрашивал. Это было когда я училась в пятом классе Орешенской Н.С.Ш. В шестом и седьмом классах я училась усиленно. Или внимательно слушала уроки или память у меня была хорошая, но все предметы мне давались легко. Меня приняли в пионеры, а в седьмом классе избрали председателем пионерского отряда. Прошла зима. Весна несла свои радости и огорчения, о которых я ещё не подразумевала. Мы, пионеры, собирались в лесу, жгли костёр, читали книги, рассказывали стихи и были, мечтали о будущем. О том что я дочь «врага» народа мне никто не надпоминал. И вот.. уже накануне экзаменов нам семиклассникам предложили подать заявление в кружок «Ворошиловского стрелка». Помню как я была рада! Ещё бы, нас научат стрелять. И если вдруг над нашей Родиной повиснет опастность я пойду защищать свою школу, свой дом, лес, костёр, который жгли по вечерам, у которого прочитали столько книг. Настал день. Мы, пионеры седьмого класса собрались в школьном зале. На сцене стол покрыт красным полотном. На душе радостно. За столом стоит Радченко (кто он был? парторг или просто член партии – незнаю.) Он берёт первое заявление. В зале тишина. Мы почти не дышим. А Радченко прочитав моё заявление, заговорил металлическим голосом: «Вот заявление Соколовской Люси, она просит принять её в кружок Ворошиловского стрелка. Можем ли мы товарищи обучать владеть оружием детей врагов народа? Не повернут ли они его против нас когда над Родиной повиснет угроза?» В зале все молчат, а слова «оратора» больно бьют меня по лицу, пронзают сердце. Я не могла поверить своим ушам. О чём он? Причём какие-то враги и я девочка четырнадцати лет? В зале всё ещё стояла гробовая тишина. Или товарищи по школе и учителя не хотели огорчить меня, или были огорошены не меньше меня. Не помню как я встала со своего места и вышла во двор школы. Помню как я пошпешно шла в лес. Зашла подальше, легла на прошлогоднюю траву и долго молча смотрела в небо. Всё было как вчера, но что-то надломилось во мне. В голове и сердце пульсируя бился один вопрос: «за что? Чем провенилась я перед людьми? Что поручат – делала прилежно, училась не хуже других. Сердце плакало, стонало, но впервые я плакала без слёз. На утро придя в школу я первым делом постучала в кабинет директора. Нашла взглядом пионервожатую я ей сказала: «Совсем мало времени осталось до экзаменов. Мне необходимо основательно подготовиться, а поэтому я снимаю, вернее прошу снять с меня обязанность председателя пионерского отряда. В учительской были все преподаватели. Они с сожалением и жалостью смотрели на меня и все молчали. Им то понятен был мой отказ, моё горе. Но… тогда все боялись. Проговорив эти слова я вышла за дверь кабинета. Весь день прошёл как в бреду. Кто что у меня спрашивал, что говорилось на уроке было вроде вне меня. Такое унижение, обиду какие я пережила в прошлый вечер, испытывала впервые. Мне казалось что солнце перестало согревать своими лучами меня. Птицы в роще замолчали. Цветы потеряли запах. Я не знала как жить дальше? Но это было только начало – не последнее незаслуженное горе, не последняя пощечина. До сего дня у меня боль в сердце и краска заливает лицо как вспомню слова Радченко. Что он хотел ими сказать. Ведь в тот вечер в школьном зале большая половина из нас были дети «врагов» народа. Через год началась война. И мы дети репрессированных подали заявление в военкомат с просьбой отправить нас на фронт, но по возврасту и что одна считалась «кормильцем» семьи меня не взяли. Сам Радченко был на броне и пороху не понюхал, а его дочь, наша одноклассница о фронте и речей не заводила. Так кто из нас был более предан своей Родине, своему народу? У меня и по сей день нет ничего дороже своей земли, своих людей. Я очень люблю Родину. Люблю жизнь. Как дальше сложилась моя судьба на тернистом пути напишу в следующем письме. Может что и не так. Но высших академий мне пройти не довелось.
Соколовская-Горелова Людмила Андреевна
