вх 1989-09
Здравствуйте Ида Петровна.
Сегодня 24 марта получил ваше письмо благодарю вас за искренность вашего письма. Письмо которое я вам отправил, я его пустил по раиону. Правда большинство не верят что я его написал. а в общем людям оно понравилось. Только страх почемуто их карежит. Одно письмо отправил в город Минск.
Ида Петровна, вы назвали мое письмо поэмой, Вы ошибаетесь, я тожеть так думал в начале, а когда осмыслил то понял что это не поэма. Это молитва написана на которжанском жаргоне, для каторжан и каторжанок, которых я провожал на тот свет, Тридцать пять лет тому назад. Ида Петровна в моих письмах я невижу сикретов. Немного позже я попробую описать наши жестокие приключения, в среде бытовиков. Об уголовниках писать очень сложно. Моя рука не дрогнулабы растрелять процентов тридцать, из уголовного мира. Сам я никогда небыл уголовником, но прошол я сними более тринадцати лет.
В нашей стране идет перестройка. Навозные жучки попрятались в навозные кучи, и большинство комунистов, выглядывает, из заугла, и смотрят чия возьмет, партия Горбачева или партия, Бюрократова. Горбачев, кто он, доктор которому выпал жребий, лечить заражонную не излечимой болезнью партию. И Горбачев достойно выполняет свой долг.
Ида Петровна не забывайте мне писать.
31/III 1989 г. Макогон.
Лист 1.
В. 1953 году. вышел указ об амнистии. М. Макогон. в это время находилса. В. Г. Норильск В 17. лаг отделение, медеплавильного завода. Амисия меня обошла стороной. В этоже время, в политических лагерях вспыхнула забастовка, Обэтом акте нас информировала, лагерная администрация. тоесть, вольнонаемные надзиратели.
Прогуливаясь в нутри зоны, мною была поднята, с земли бумажка. Когда я ее
развернул и прочитал, содержимое, я понял что это листовка, полетических
заключенных, напечатана на машинке. Они просили нас, бытовиков чтобы мы
поддержали бастующих. Я понял свои обязанности. И пошол в барак, подойдя к своим
знакомым ребятам, я дал им прочитать листовку прочитав ее они мне ее вернули,
молча, я молча пошол дальше. И стал показывать другим, мужикам. Но ни один
человек нисказал мне ни слова. Через несколько часов, комне подошол незнакомый
парень, лет на пять старши меня. Он спросил меня, у тебя листовка, я ответил да,
парень мне сказал унечтож ее немедленно, а то тебя унечтожат вместе с листовкой.
Повернулса и ушол. Я достал из кармана листовку, порвал на мелкие кусочьки и
бросил. В этоже время я почувствовал какойто страх, но он быстро прошел. Когда
бастующие стали требовать, и просить наше правительство, чтобы пересмотрели их
дела, а также требовали с, Москвы Ворошилова. Дисцеплина у них была железная.
Макогон.
Лист 2.
Не поддоваясь на уговоры, была данна команда построится по пятеркам, открыли ворота и по команде первая пятерка вышла за ворота, где и были растреляны, несколько пятерок. Так начиналса растрел полит заключенных. Ежедневно открывали ворота растреливали по несколько пятерок, на глазах осталных узников, закрывали ворота и расходились.
В это время мои друзья по лагерю, ходили пододельным конвоем на Купец. На купце было подсобное хозяйство Норильлага. Два барака и свинарник. Мои друзья звали меня на Купец, ухаживать за свиноматками но я от такого удовольствия отказалса. Личьно я в это время, бы пришиблен пыльным мешком. Уголовники шли на волю. Мои друзья тожеть приуныли, оборвалась любовь к свиноматкам. Прошли слухи что в Норильск прибыл, Круглов.
Барак наш был рядом с запретной зоной, погода была скверная, находясь на
улици, я заметил в дали мимо нашей вахты, шел этап мужиков, Время было четыре
часа. Этап приближалса со стороны города. Дорога покоторой вели этап проходила,
в плотную снашей запретной зоной. За несколько десятков метров, мужики обратили
на меня внимание, и чем ближе они приближались, в моем направлении, тем
отчетлевее я видел их лица и глаза. В этапе находилось не менее ста человек, и
будь я трижды проклят, они все смотрели на меня. Шли они быстрым шагом.
Макогон.
Лист 3.
Плотность пятерок, была сжата до придела. Когда они вонзили свои глаза в мои
меня карежило. Так они проходили мимо меня, не спуская свои призренные глаза.
Дорога заставила их отпустить меня. Только тогда я обратил внемание на конвой. Я
небуду описывать, эту псарню, людей и собак. Я понял этапы жизьни так не водят.
Когда я стал крутить головой, в радиусе своего обяктива, ни одной живой души на
улици не было. А в зоне было пять тысячь человек. Не найдя собеседника, я побрел
в барак, подойдя к мужикам, я сказал что на Купец, погнали этап. Врагов народа.
Некоторые мне говорили, может быть их на Алыкель погнали, на этом разговор был
закончен. На завтра в этоже время, меня ничистая сила сново погнала на улицу. И
сново я встретил и проводил, второй этап, такойже численностью, стакой же
охраной как и вчера. Но меня так больше не карежило. И они мне запомнились
слегка пришиблены. Прийдя в барак я сново расказал ребятам что на Купец погнали
еще один этап мужиков. Для того чтобы описать, третий день моего наблюдения. я
должен плюнуть в рожу нашей партии большивиков. Но так как я слабоват фезически,
то пусть мой плевок останется на бумаге. На третий день, я незнаю какая зараза
меня поставила, на тоже место и втоже время. В моем напрвлении гнали этап.
Макогон.
Лист 4.
На этот раз не мужиков, а женщин. Я смотрел на женщин, они меня невидели, шли они спокойно, и меня не замечали а мне хотелось чтобы они смотрели на меня, мне тогда было 22 года. Оставались считаные шаги, когда строй женщин, одновременно зделали молниностный взгляд в мою сторону, и стакойже энергией отвернулись, зделав малинький наклон головы в низ. Они прошли дальше. А я продолжал смотреть им в след и думать Почему так резко они взглянули на меня. Почему они не потратили долю секунды, намое внемание к ним. Такого взгляда в этапах жизни не бывает. Численность женского этапа, была немного меньше. Канвой был намного слабее. Обдумывая собственные предположение я внушил себе, что женщин погнали на Купец уберать трупов. И в третий раз я незаметил ни одной души на улици. И сново побрел в барак докладывать, своим друзьям. Я говорил ребятам, что на Купец погнали баб уберать трупы. Через два дня мои друзья три человека, под отдельным конвоем пошли на купец. Прошлявшись по зоне до вечера, пришол в свой барак. Подойдя к своим друзьям, я спросил, ну как дела свинопасы, мои друзья посмотрели с призрением на меня, и отвернулись, Один из них повернул голову в мою сторону и сказал там растреливали людей. Я стал требовать чтобы мне обяснили подробно. Макогон.
Лист 5.
Первый вопрос где трупы, они покачали головой. Чем вы там занемались,
Разбирали барак, в котором их растреливали. А свинарник, а свиноматки, ответ,
никаких свиней там нет, свинарник ктото разобрал, братци мои раскажите все что
вы там видели, и запомнили. В потолках были прорезаны дырочки, все стены были
исписаны кровью. Вы запомнили хоть одну надпись, мы запомнили много надписей
указывая пальцем, на одного из своих друзей, скажи что ты запомнил он улыбнулса
и сказал, прощяй адольф милый. Я Макогон заорал на всю секцию. А суки и перед
смертью, Гитлера милым называли Общий смех, не менее полста человек, в том числе
и я. После окончания смеха, я попросил второго друга, что ты запомнил, он
передернулса плечами, и сказал мужики а писали как бабы. Тогда я обратилса к
третьему другу, посмотрел он на меня и говорит, непойму почему они так писали. Я
стал спрашивать какие ниции разные нации, латыши украинци поляки немци много
наций. Я понял что растреливали, отборных агитаторов забостовки. В последнем
бараке, были растреляны женщины Мне это дошло только через тридцать пять лет. В
те годы нам быкам колхозным недоходило. Трупы находятся там, я бывал на Купце в.
1952 году. там было большое количеств пустых котлованов. На этом прикратил свое
существование Купец.
Макогон.
Мое письмо не для живых.
Я презираю власть советов.
Я презираю партию большивиков.
За то что жизнь мою вы искалечили,
За то что по Норильску гоняли босиком.
За то что вы людей стреляли тайно.
А нас гоняли затерать следы.
За то что вы призренные шакалы.
Не пощядили женской седены.
Когда в Норильске на Купец вы на растрел их повели.
Я видел как у вас глаза блистели предчувствуя кровавый пир.
С какой жестокостью вы так сроднились
Не думая о том что жизень заставит вспомнить, о былом.
И в тюрьмы нас бросали смело, не вникая, в дело.
И пытки сверх фашисткие изобрели
Чтоб никогда мы несмогли познать любви.
Мое письмо не для живых,
Мое письмо для мертвых.
Они наверно также думали тогда. Очем я думаю сегодня.
Меня гоняли на растрел, а вот не растреляли.
Полачь пожертвовал, своим рублем,
лиш потому что тот палачь, задумался над нами.
И он привел нас в тихий дом где не один скончался,
Пройдя все пытки в том дому я снова, жив остался.
Тот офицерский круг, где практику, свою нам передали,
те керзовые сапоги, вомне сидят как память.
(Палачь) О сколько вас я пострелял и счету сам не знаю,
Я сам червонец отпахал. Теперь я мучаюся с вами.
За вас не платят ни гроша, и показал на дулю.
Мы знали власть советов не глупа,
и деньги за живых не платит,
В те годы такса правительством была дана,
За каждый труп, полста рублей, Ц.К. их награждало.
И всеже я его благодарю, и не зато что он свинец не тратил,
За то что руку правою мне спас, когда закован был я кондолами.
В пятьдесят третем году, я был в побеге. Нарильлага и почемуто вспомнил я онем.
6/III 1989 год. Макогон. В. А.
Я получал вашу газету, за. 1988 г. Непомню в каком номере, есть такая статья, в Норильске на Купце, будут строить Геологический комплекс. Хотелось бы знать будут строители, подсчитывать сколько там, закопано черепов, мужских, и женских. Растреляных после смерти Сталина. Пусть строители знают, что фундамент они будут закладывать на костях врагов народа. В газете Известия за 19. сентября. 1988 г. есть статья, Памяти узников Норильлага. Хотелось бы знать, в каком месте будут ставить памятник.
13/I 1989 г. Макогон. ВА.
Копия этого письма направлена мною в редакцию. Красноярский рабочий. в
строительный отдел.
Макогон
Я незнаю адреса всесоюзного радио. Они просили написать, кто знает,
захоронение Норильских Катаржан. Мне известно, только одно. Купец. Там было
большое количество, пустых котлованов. Там был свинарник, Там было два барака, В
которых их растреливали. Для этого акта, в потолках были прорезаны дырочки. Два
дня на Купец вели мужиков, на третий день, туда были брошены женщины, я очень
внемательно смотрел им в глаза. Они смотрели на меня. Глаза уних были злые. Я
незнал что проважаю на тот свет. Женщины, Кровавыми палцами, на стенах, писали
прощяльные слова. Большинство было латышек.
Через несколько дней, бараки нами были унечтожены.
3/I 1989 год. Макогон. В.А.
Копия этого письма мною направлена в редакцию. Известия. Макогон.
