вх 1989-102
Уважаемый Алексей Андреевич!
Посылаю в Ваш адрес еще описание трагедии одной семьи. Лиля Ивановна Лангинен-Трофимова работает в нашей районной больнице по сей день (прим. Мемориала: Манский район КК). Она как-то поделилась со мной своими былыми переживаниями. И я решила с ее слов написать Вам. Она просит: если есть возможность выяснить где, когда и при каких обстоятельствах погибла их мать. Не знаю удастся это или нет, но я вняв ее просьбе пишу то что она мне поведала. Извените пожалуйста за беспокойство. В Ваш адрес я послала заявление с желанием вступить в члены общества Мемориал. Не знаю получили Вы мое письмо или нет, так как я посла письмо из больницы, а квитанцию мне не вручили. С уважением
Горелова Людмила Андреевна
Этого могло не быть
У Лангинен Ивана Иосифовича и Лангинен Марии было девять детей: восемь дочерей и седьмой по счету сын Роберт. Сам Иван Иосифович был веселого нрава. Иногда у него спрашивали: «Сколько у вас детей?» Он отвечал: «У меня детей нет это все Марины.» Но детей он очень любил и всегда с ними терпеливо говорил не повышая голоса.
Семья Лангинен имела свой дом, земельный участок. Жили в Ленинградской области, Всеволжского р-на, село Клясилево. Старшие дочери Анна, Ида, Лена, были замужем. Когда на семью Лангинен обрушилось горе, которое темными ночами ходило рядом, но их пока обходило стороной. Летом 35 года к ним пришли вооруженные люди и приказали за 24 часа собраться в выселку.
Лангинен решили часть детей оставить у родственников. Алю приютил дядя.
Роберт было спрятался. Его везде искали. Даже вилами протыкали сено. А если бы мальчик подросток был там? Двое других взяв вилы производили «обыск» в сеновале тыча вилами в сено. Хорошо что Роберта там не было. На новое место семья Лангинен приехала в меньшем составе: самая маленькая Лиля была все время рядом, почти держалась за юбку матери. Катя и Лена уже были постарше и кое что смыслили. Например если Лиля просила хлебца – те молчали жалея мать и отца.
Перемена климата очень повлияла на здоровье семьи Ивана Иосифовича.
Из Ленинградской области где климат умеренный. В Ташкентской области стояла неимоверная жара. Их поселили в совхозе Пахтаарал. От голода, жары, притеснений и унижений люди гибли на каждом шагу. Сам глава семьи Лангинен Иван Иосифович не получив работы, живя подачками заболел и умер. В совхозе Пахтаарал Мария Ивановна и ее дети прожили до 37 года. И однажды ей пришла в голову глупая мысль – бежать на Родину. Дочь Люба хрупкая, спокойная девочка была арестована и неизвестно за что получила десять лет заключения. По тем временам это еще был небольшой срок. Родные не знали где находится Люба. Но Люба вернулась после войны. Переписки между ними не было.
И вот Мария Лангинен правдами и неправдами добралась до Ленинграда. Там у нее жили замужние дочери. Но горе старой, изможенной женщины на этом не кончилось. Она не нашла пристанища у своих детей. Не потому что ее дети были бессердечны. Нет. Дочери и зятья жалели свою мать. Покормят, помоют, отмоют, а ночевать нельзя. Искала полиция. Мать это хорошо знала, обиды на своих детей не таила. Лишь темнела Мария Ивановна без ропота уходила. Куда? Дети не знали где обитает их мать? В каких трущебах. Вши настолько одолели Лангинен. Прежде чем переодеть мать трясли на улице трепье. И вши сыпались на землю.
Слушать всё это ужастно, но еще страшнее пережить такое на себе. Самая младшая дочь Лиля, Лилия Ивановна рассказывала всё это говорит: незнаю почему я бежала ни с мамой, а с сестрой Катей. Может потому что у мамы небыло никаких документов. И она боялась за нас. Бежали Лиля и Катя ночью. А ночью еще больше духота и еще больше ощущается страх. И вот вроде все собрались. Вся семья Лангинен, кроме отца на родине. Но у Лили и ее матери нет пристанища. Они даже не могли ночевать вместе в чьем-нибудь подьезде или погребе. Обоих схватят. Лиля иногда оставалась ночевать у сестер, дяди. И если кто у нее спрашивал: «Девочка, где ты живешь?» Она отвечала: «Куда зайду, там мой дом». Оно так и было. в действительности. Прошли четыре тяжелых года и снова, уже на всех людей обрушилось горе: война. Мария Ивановна прожила в Ленинграде всё это время без прописки. Во время войны это стало невозможно. И однажды она была арестована. Когда мать забирали Лиля неотставала, кричала сколько было сил. Но ни у кого не дрогнуло сердце. Девочку выбросили на улицу. Мария Ивановна наоборот: ни сказала ни слова, ни плакала, ни о чем ни просила. Она покорно пошла впереди своих конвоиров. И что она могла сказать? У тех людей небыло сердца в груди. Это были каменные изваяния. Лилия Ивановна по сей день помнит тот вечер. А у Марии Ивановне наверное до смерти стоял образ плачущей дочери и ее крик. Никаких вестей дети от матери не получали. Никто не внял просьбам детей вернуть старушку мать.
Ей в то время шел шестой десяток. Она могла няньчит своих внучат но судьба гнала ее с одного места на другое. Представьте себе свою мать голодную, гонимую, истощенную до предела.
Лилия Ивановна показывает мне фотографии своих родных. На одной их отец. Такой степенный на вид, мужчина средних дет. На другой мать со своими детьми во время гонений. Видимо чувствовала сердцем раз рискнула сфотографироваться с детьми. Чтоб им на память оставить свой образ. Такие изнеможенные лица могут быть лишь у пленных концлагеря. Летом того же сорок первого года, из Ленинграда были эвакуированные. Аля, Лиля, Анна, Елена. Привезли их в наш Красноярский край.
Хильда Лангинен работала в Ленинграде на военном заводе. Бесприрывные бомбежки, тяжёлый труд и пайка в 125 грам были для всех равны. Люди поели собак, кошек, ворон и тех не стало. Однажды придя с работы Хильда взяла хлебные карточки вышла из дома и больше ее никто не видел. Или она умерла в очереди за хлебом, или идя домой упала и не смогла подняться или злой человек у нее отобрал хлеб и карточки. Одному небу известно и оно могло быть свидетелем. Но в ту ночь небо было такое красивое: усыпанное звездами, луна смотрела на землю. Небо молчало. Небо зрило ни одно злодеяние затеянное людьми. Оно тоже не знало покоя ни днем, ни ночью.
Так что для вселенной еще одна жизнь?
Хильда была песчинкой в море для вселенной. Многие года Лиля Ивановна Лангинен и ее сестры, брат не имели связи между собой. Роберт был арестован в 1937 году, а лишь в 53 году поздней осенью приехал к сестрам. Все эти годы от Роберта писем не было. через тридцать лет встретились семь сестер и брат на своей родине. Всеволжском р-не на дороге жизни. С одной стороны дороги мемориальная доска на которой высечены слова Ольги Бергольц: «Дорогой жизни шел к нам хлеб. Дорогой дружбы многих к многим. Еще не знали на земле страшней и радостней дороги.» По другую сторону дороги памятник «Колос». Вот все оставшиеся в живых Лангинен сели под мемориалом прямо на земле и с фотографировались. Когда со снимком было покончено семь сестер и брат посмотрели на дом в котором родились и подумали: «А ведь мы могли-бы такой семьёй работать в своем совхозе. Была бы жива Хильда. Знали бы где могила матери. И отец был бы похоронен рядом с ней.
Лиля Ивановна Лангинен живет в нашем р-не. Она ветеран труда. Еще в войну училась и работала в Манской районой больнице. Училась в вечерней школе. После окончания школы, училась в Уяре в школе медсестер. Лиля Ивановна и сейчас работает медсестрой в районной больнице. Она душевный человек – сестра милосердия. Ее сестры и брат живут в пяти Республиках РСФСР. Никто из них не стал вором, тунеядцем, пьяницей. Ни на кого не таят обиды. Знают – такое было время.
Сама Лилия Ивановна Лангинен-Трифонова уже много лет ударник коммунистического труда, активный общественник всяких мероприятий. В нашей районной больнице её уважают. Пользуется авторитетом как в рабочем коллективе так и среди больных.
В гражданскую войну Ян Янович Бирзумиек (прим. Мемориала: автор письма пишет Бирзумниех, фамилия исправлена для верного поиска по базе. Возможное написание фамилии Борзумниек, Березене) служил рядовым солдатом. В то время молодому латышу было немногим более тридцати лет. На родине, в Минусинском округе его ждала жена Анна Яновна и маленькая Мария. В свою деревню Н. Буланка где жила его семья и родители Ян Янович вернулся в 1918 году. В скорости молодые супруги решили отделится от отца и переехать в деревню Григорьевка, того же т.е. Минусинского округа. Имея специальность кожевника, которую он приобрел в г. Ачинске, Бирзумиек занялся любимым ремеслом, т.е. выделкой кож для жителей Григорьевки и близь лежащих деревень. Так как Ян Янович был отличным мастером выделывая хром, шевро и простую кожу, то слава о мастере умельце быстро облетела весь Минусинский округ. По роду работы Ян Янович иногда нанимал рабочих со стороны, так как из зольника один человек кожу не в силах вытащить.
На новом месте Бирзумиек начинал жизнь с нуля. Что мог дать ему отец крестьянин? И только благодаря упорному труду, мастер кожевник начал постепенно обживаться. Строился в течении десяти лет, живя по чужим углам. Построил надворные постройки и дом. Дом вышел на славу и загляденье для всех старожилов Григорьевки. По нашему времени то был обыкновенный дом, но по тем временам строения мастера всем казались роскошью. В 1929году в Минусинском округе началась колективизация. Мария Яновна Бирзумиек вспоминает: я не слышала предлагали отцу вступить в колхоз или нет, но в семье разговоров о колхозе небыло. Может еще в 1929 году мои родители, вступив в колхоз, не перенесли бы столько горя, утрат. Однажды отца вызвали в сельский совет и обявили что наша семья обложена индивидуальным налогом. Первое обложение родители выплатили. Но через три дня преподнесли налог на еще большую сумму т.е. 350 руб. Столько денег Бирзумиек не смог внести несмотря на то что были проданы сипаратор, кошевка и другие вещи.
Тогда Яну Яновичу сказали что будут у него торги т.е. распродавать все имущество. Хорошо помню – говорит Мария Яновна мне – как наполнился дом народом и кто-то обявлял стоимость наших вещей. Цены были смехотворные: за конюшню просили шесть рублей. За такую сумму туалет и то врядли построить. Конюшня была новая, с добротного леса. Один сосед вышел и сказал: «Я беру. С нее дров на целый год хватит. Чего не взять?»
Молодая симентальная корова (прим. Мемориала: симментальская порода коров) пошла за сорок рублей. Коня не помню кто купил, и за сколько – продолжает Мария Яновна. Больше скота у нас не было.
Даже личные вещи, одежду продали за бесценок. Все построики пошли за гроши. С дома пока не выгоняли. Но дни тянулись медленно, как осенняя паутина. Жили в тревоге чего-то ожидая. Подходила Анна Яновна к окну, смотрела на дорогу, деревню и слезы набегали на глаза. В доме стало тихо, как при покойнике. Бирзумиек ездил в Райисполком, говорил что жена больна. Она только начала поправляться после тяжелой болезни. Просил войти в его положение. Анна Яновна пролежала в постеле почти год. Даже воды попить немогла набрать себе. Дочь Мария, ученица 7 класса училась в р-ной школе и домой приходила лишь на выходной и то не каждый раз. Через несколько пошел слух по деревне о яко-бы намечаемой высылке, а позже обявили что к выселке назначили 10 семей из деревни Григорьевка. В этот десяток был включен и Бирзумиек Ян Янович. Ему в вину ставили то что он иногда нанимал на времья человека из своих односельчан. Как было сказано выше один мастер не в силах был выполнять некоторые работы. Это предусматривалось и законом.
Если бы своевременно узнал Ян Янович о надвигающейся опастности, то мог бы опровергнуть все. Но уже небыло времени и сил для оправдания. До этого он ездил в райисполком и излагал суть дела. Исполком отменял решение с/совета о раскулачивании Бирзумиек Ян Яновича.
Но местные власти говорили: «Кого-же тогда раскулачивать? Нам нужно
раскулачить десять семей. А теперь скажут – думал Ян Янович – скажут: кого
высылать? Ведь Ян Янович живет зажиточно». И вот в первых числах марта 1929 года
подогнали для каждой намеченной к выселке семьё подводы, обявив хозяевам
немедленно грузиться вещами. Мебель приказали не брать. К 10 часам утра
нагруженные подводы подъехали к с/совету. Здание с/совета было построенное на
возвышенном месте, которые в Григорьевке называли Казанцевой горкой. Тут-же была
и базарная площадь. С горы хорошо просматривался поселок. И было видно как
спешат на горку односельчане проститься со своими соседями, родственниками.
Приехали люди с других деревень.
Пока в с/совете решался вопрос вывозки ссылаемых, площадь бурлила как река.
Более пол деревни сбежались сюда. Это походило на светопредставление!
К каждой семье сидящей на подводе и готовой тронуться в неведомый путь подходили родные, знакомые, падали на колени и кланялись своим землякам со словами: «Простите нас если кого, когда обидели».
Подходили даже те кто на собрании голосовали за выселку. Подходили, снимали шапки и тихо говорили: «Простите ради Бога». Перед самым выездом хватились: нет Марии, дочери Яна Яновича. Забеспокоились провожающие, а представители власти тем более. Пошли к дому Бирзумиек и… увидели, сидит девочка на скамейке у ворот. Слезы ручьем текут по щекам, а она их не вытирает. Смотрит на свою речку. Один человек осмелился, подошел к ней и дотронулся до плеча промолвив: «Пошли. Все ждут тебя. Девочка вздрогнула поглядела ему в глаза и промолвила: Дайте в последний раз посидеть здесь. И мужчина молча постоял рядом с ней. Затем Мария вытерла слезы, окинула прощальным взглядом подворье, скамейку погладила рукой, посмотрела на речку холмы. Встала молча и пошла бысрым шагом не оглядываясь. Она старалась навсегда запечатьлеть картуну земли своей обетованной. Чем дальше ехали, тем больше подвод присоединялось к обозу – Григорьевцев. В дороге соединились с другими обозами высылаемых и стали именовать вереницу подвод 3им этапом. Так ехали несколько недель. Путь был на Абакан. Дорогой умирали люди, особенно дети и больные старики. Для похорон подводы не останавливали. Трупы скидывали тут-же у обочины чуть притрусив сено снегом. На станции Абакан ссыльных ожидал состав товарных вагонов, в которые приказали сгрузить все вещи, а семьи высылаемых повезли в других вагонах до города Канска. В Канске дали каждой семье лишь по одной подводе. Пошли искать свои вещи, но почти ничего не нашли. Кто был посильнее и посмелее те грузили что попадалось в руки и отезжали. Таким образом семья Яна Яновича осталась почти ни счем.
Из Канска всех привезли в Оно-Чунский р-он. Самого Бирзумиек Яна Яновича направили работать на лесозаготовках в поселок Огневка. Все приехавшие не имели опыта в валке леса и постоянно нарушали технику безопасности. Однажды придя на деляну Ян Янович приступил к работе не зная того что вчера один лесоруб подпилил три сосны которые почему-то не упали. Неумелец скрылся, вернее в тот день отошел пилить в другое место. Бурзумиек с напарником стал валить свое дерево, которое падало прямо на подпиленные сосны. Падая она задело одну сосну, та «свою подругу» и т.д. Повалилось вместо одного дерева четыре. Снег был глубокий. Наст проваливался. Ян Янович не успел отбежать подальше и его задело сучком по голове, выбив несколько зубов, а концом вершины ударило по пояснице. Как потом выяснилось у него отбило почку. Ян Янович был без сознания. Лишь в бараке он пришел в себья. Спасибо товарищам что они его туда доставили.
Шли дни. Больной метался в жару и был между жизнью и смертью. Даже мочился с
кровью. Никакой медицинской помощи ему не оказывали так как в поселке не было
мед работника. Три месяца провалялся Ян Янович между жизнью и смертью. Даже
ногами немог пошевелить. Над его кроватью к потолку забили скобу и привязали
полотенце, держась за которое перебирая руками Ян Янович пробовал подниматься.
Так тренируясь он лишь через год начал помаленьку передвигаться, а затем пошел
на легкие работы. Проработав в Чунской тайге полтора года, Бирзумниех сдружился
со многими и завербовался в Забайкалье. Через некоторое время семям
завербованных разрешили выехать в г. Черемхово, Иркутской области на совместную
жизнь со своими родными. Тогда Мария и ее мать Анна Яковлевна Бирзумниех с
большим трудом выбрались из тайги с попутной подводой. Яна Яновича в Черемхово
еще небыло. Он приехал к семье лишь через несколько месяцев. Чувсвуя себя плохо
пришлось идти на легкие работы. Средств к существованию небыло. В последнее
время Яна Яновича назначили сторожем магазина. Более легкой работы небыло. Жизнь
постепенно налаживалась. Свыклись с постоянной нуждой. Но началась новая беда –
повальные аресты, в основном мужчин. Ян Янович успокаивал жену как мог: «ну куда
они возьмут меня, зачем им инвалид?»
И все-же опасения Анны Яновны были не напрасны. 18 мая 1938 года ее муж не
вернулся с работы. Опять стояла она у окна, как перед выселкой на родине и
ждала: не появится ли ее Ян на дороге?
Напрасно ждала его жена, напрасно дочь смотрела вдоль улицы. Сердце вещун трепетало в груди и вроде шептало: «Не жди. Он исчез для вас навсегда.»
Больше Анна Яновна не видела своего мужа. Разве только во сне мелькнет его силуэт и вдруг исчезнет не дав ей хорошо рассмотреть дорогие черты. Здоровье женщины ухудшалось с каждым днем. После смерти Сталина, примерно в 1957 году Мария Яновна написала в Москву прокурору СССР. С просьбой сообщить семье о судьбе ее отца Бирзумиек Яна Яновича. Обяснить ей в чем его вина, чем он заслужил такое тяжкое наказание? В чем он провинился перед своим государством? На сколько лет осужден, где отбывал наказание. Если же нет его в живых то сообщить где отбывал наказание и от чего умер. Где похоронен?
Лишь в 1958 году на имя Анны Яновны Бирзумиек пришел пакет в котором были
документы: справка о посмертной реабилитации, двух месячный заработок и
свидетельство о смерти Бирзумиек Яна Яновича, которые прилагаю ниже.
Не долго после этого прожила Анна Яновна. Весть о том что мужа нет в живых,
мысль о том что он уже никогда не войдет в дом и не скажет: «Вы меня ждали? Вот
и я», убила ее. Деньги конечно получили, но жене и дочери казалось что они
пахнут кровью. За какие деньги можно вернуть самого дорогого человека, забыть
притеснения, лишения? Какой мерой можно измерить пролитые слезы и какая им цена?
Бирзумиек Мария Яновна живет в с. Нарва Манского р-на Красноярского края. Она хочет узнать, если это возможно всю правду о своем отце. Конечно это очень трудно, знает Мария Ивановна, через столько лет установить все.
Когда пришло горе в их дом? – думает Мария Яновна – Наверное в тот день когда отец и мать сидели на подводе поджидая дочь, а Мария сидела у ворот на скамейке плача. Ей очень не хотелось покидать родной дом, скамейку, поселок. «Дайте посидеть мне немного здесь в последний раз» - вспоминает пожилая женщина и слезы снова текут по ее увядшим щекам.
18/IV-1989г. с. Нарва Горелова Людмила Андреевна.
Прилагаю копию справки о реабелитации Бирзуняк Яна Яновича и свидетельство о его
смерти.
