А.И.Тодорский, военачальник, нач. Военно- Воздушной Академии имени Н.Е.Жуковского
Александр Иванович Тодорский (13.09.1894 г.р.), уроженец с. Деледино
Молоковского р-на Калининской обл.Родился семье священника. Член партии с 1918.
До 1914 учился в Краснохолмском духовном училище, Тверской духовной семинарии, в
Петрограде на высших коммерческих курсах. С 1914 в армии солдатом и офицером 295
Свирского стр. полка, Ориенбаумская школа прапорщиков, 24 сибирский СП, 5
Сибирский армейский корпус, звание капитан. В 1918 демобилизовался. 1918-1919
редактор газеты в г. Весьегонске. С 1919 в РККА командир стрелковой дивизии.
Воевал на Южном и Туркестанском фронтах, на Кавказе. В 1923 воевал в Средней
Азии против басмачей. Одно время был адъютантом б. царского генерала, затем
советского военспеца (в том числе нач. Сев.-Кавказского ВО, возглавлял оборону
Царицына) Слесарева Андрея Евгеньевича. В 1931 после ареста Слесарева (тогда он
был нач. военно-учебного заведения) много о нем хлопотал. Награжден двумя
орденами Красного Знамени (Азербайджанской и Армянской ССР). В 1927 окончил
Военную Академию им. Фрунзе, общевойсковой факультет. В 1933-1934 - нач. Военно-
Воздушной Академии имени Н.Е.Жуковского. 1934-1936 - член Военного Совета НКО
СССР. 1936-1938 нач. Управления военных учебных заведений ВВА.
19 сентября 1938г. арестован, обвинён в участии в военном заговоре и вредительстве. Осуждён 3 мая 1939г. на 15 лет ИТЛ с поражением в правах (5 лет) и конфискацией имущества. На допросах (как пишет Чарушев, основываясь на протоколы допросов) вину сначала не признавал, но, зверски избитый следователями Малышевым и Мозулевским, начал подписывать "признательные" показания. В мае 1939 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР Тодорский осужден на 15 лет. Во время заседания Коллегии вину свою отрицал.
С 1939 г. Отбывал в Ухтижмлаге (ЛП № 7). Решением комиссии Ухтижмлага от 28 апреля 1938 г. этапирован в Озерлаг (ЛП № 01, 02).
Отбыв срок, направлен в ссылку в Красноярский край (прибыл 3 июня 1953 г.). С 1953 по 1955гг отбывал ссылку в г.Енисейске. Работал на разных работах: чернорабочим, слесарем на судоверфи, сторожем, счетоводом, работал на строительстве автовокзала. Много читал, пользовался книгами городской библиотеки и краеведческого музея. Был хорошо знаком со ссыльным хирургом Я. И Бендигом.
О жизни в Енисейске А.Тодорский рассказывает в одном из писем Б.Дьякову:
«Дорогой Борис Александрович!
В Троице-Сергиевой лавре, мне говорили, есть надгробная плита с надписью: «Завидуй! Я уже здесь, а ты еще там». Так и я тебе, узнику штрафного лагпункта, могу сказать: «Завидуй! Я уже здесь».
Можешь представить себе, что, находясь в вечной ссылке, без паспорта, почти у черта на куличках, я чувствую себя действительно хорошо и ничего лучшего не желаю. Воздуха сколько угодно. Советская власть есть, газеты и книжки есть, свой угол, интеллигентская работа и 450 целковых жалованья. А главное и основное — прошли все страхи насчет того, что снова посадят в собачий ящик и — поминай как звали!.. Сейчас определенно устанавливается законие, хотя мы еще ходим в «бывших».
Веришь ли, муторно было освобождаться из лагеря. Искренне жалел: почему в свое время мне припаяли 15 лет, а не 20! К концу моего срока стали возвращаться в лагерь некоторые недавно выпущенные товарищи с новым сроком. Такая планида мне не улыбалась, и я с тревожным сомнением вышел за ворота больницы в начале прошлого июня, вскоре после того, как тебя спровадили на штрафную. Увезли меня в Тайшет, на пересылку.
Там парились дней двадцать. Запирали в бараках на ночь под увесистый замок.
Встала перед глазами эта же пересылка сорок девятого года, когда меня по этапу гнали в Сибирь из Ухты. Кажется, я тебе еще в этом не исповедовался?.. Водили нас, помню, за зону, в воинскую часть. Я попал на самую, что называется, работу «не бей лежачего»: на поделку из проволоки кровельных гвоздей. Одна в этой штуке идея: тюкай по проволоке — и «никаких гвоздей», летят под станок, как оглашенные!
Потешным было тогда назначение меня гвоздоделом. Молодой лейтенантик принял нашу рабочую бригаду. Скомандовал «смирно», потом — «вольно», потом стал вызывать по специальностям: плотников, слесарей, столяров, маляров и тому подобных. Удивительная вещь: все нашлись! Люди стали по местам, кроме меня, грешного. Вообще я не раз в лагере жалел, что фактически был в жизни белоручкой и никакой толковой физической работы до лагеря делать не научился.
— А ты что уши развесил? — крикнул лейтенант.
— Жду своей специальности,— отозвался я.
— А какая она?
— Комкор Рабоче-Крестьянской Красной Армии!
— Бывший? — быстро нашелся лейтенант, но залился краской.
— Как видите!
— Гвозди сумеете рубить?
— Попробую...
В течение дня мимо моего станка прошли, наверное, добрые полсотни офицеров, с любопытством глазевших на живого комкора-работягу!
К чему это вспомнил? А вот к чему. Из Тайшета меня перевезли в Красноярскую пересыльную тюрьму. Оттуда, когда уже срок освобождения вступил в законную силу, снарядили два грузовика таких же, как и я, ссыльных и доставили на третьи сутки в Енисейскую тайгу, на строительство городка для инвалидов. Здесь, перед лицом строительной комиссии, произошла такая же сцена, как тогда в Тайшете с лейтенантом, с той лишь разницей, что, оставшись в одиночестве не у дел, я получил должность, о которой не мечтал и в самых сладких снах за последние долгие годы: стал секретарем-машинисткой с испытательным сроком в две недели.
В Енисейской тайге какая ни на есть, а была воля. Не позволялось только переступать границы района. А сейчас наше стройуправление в самом Енисейске, в трехстах километрах от Красноярска. Строим гараж и гостиницу. Тут мне совсем хорошо. Хотя в городе я уже не мог быть машинисткой по причинам госбезопасности (а вдруг буду печатать прокламации?) и меня заменила совсем непорочная женщина, однако я остался в конторе низовым работником бухгалтерии, как обладающий четким почерком, для переписки отчетов. Главное же здесь для меня — богатейшая старинная библиотека и краеведческий музей со старыми книгами. Местные люди сочувственно относятся ко мне, всячески рады утолить мою духовную жажду.
Огромная у меня радость: нашлась дочь Лада! Она в Москве, вышла замуж. По ее настоянию я возбудил ходатайство о реабилитации, но в феврале этого года получил обычный стандартный отказ. Так уж бывает, что за радостью приходит печаль.
Приуныл ли я? Нет! Нынче въехал в гущу жизни. Нахожусь среди обыкновенных людей,
думающих иногда об «как бы выпить хоть стопку водки». Прости за такую философию,
но неплохо быть и алчущим, когда не сыплется тебе в рот сама манна, а ее надо
заработать. И лучше всего быть в вожделении, а не в пресыщении. Идешь вот по
Енисейску и смотришь на здешних красивых, сильных женщин, сам моложе
становишься, на чайную-закусочную, на витрину магазина — проглотишь слюну и
шагаешь дальше. Ничего, товарищ! Мы еще поживем, повоюем!.. Привет всем
плавающим, путешествующим, недугующим, страждущим, плененным и мя помнящим!
Никто, как бог, а Магомет пророк его!
Твой Тодорский».
11 апреля 1955 года Тодорский был вызван в Красноярск, где ему вручили справку о реабилитации, после чего он сразу вылетел в Москву. А. И. Тодорский является автором одного из первых списков репрессированных военачальников.
Ул. Рабоче-Крестьянская, 86. Здание автовокзала, в строительстве которого Тодорский принимал участие:
Показать на карте