Зунделевич Ида Александровна
Ида Александровна Зунделевич (1902, Будслав Виленской (Минской) области -
1980, Рязань) родилась в большой еврейской семье, где кроме неё было еще четверо
детей: Зелман (1898-1955), Дора (1905-1978), Берта (1908-1956), Юдифь
(1913-1960). Училась в церковно-приходской школе, а потом в гимназии в Харькове,
куда семья перебралась с началом Первой мировой войны. По воспоминаниям дочери
Эстер Кравчик, Ида с восторгом встретила революцию 1917 года. В 1936 г, по
материалам личного дела № 8604, проживала в Харькове по адресу ул. Коренковская,
д.39, кв 17 и работала прядильщицей на чулочно-суконной фабрике им. Кутузова ("Кутузовке").
Член КП/б/У с 1925 по 1927 гг, исключена из партии в 1927г. за троцкизм. Сама Ида Зунделевич об отношении к троцкизму напишет впоследствии в заявлении на пересмотр дела : « В 1927г во время дискуссии я примкнула к оппозиции и в связи с этим была исключена из партии. В 1929г.отошла от оппозиции и вновь была принята в партию и работала на фабрике». В это время она знакомится с Эмануилом Кравчиком, который стал её мужем. В 1930-м году у них родился сын Артем. Далее в заявлении на пересмотр дела читаем: « Работала прядильщицей, в 1932году была выбрана в фабком и стала освобождённым работником. В 1934 году прошла чистку, а в марте 1935 года заочно из партии исключена и в 1936г арестована. О своей принадлежности к оппозиции я никогда и нигде не скрывала».
И Ида, и Эммануил были арестованы в 1936 году: он в феврале, а она в сентябре. Артём остался с сестрой Иды - Дорой. Оба они были по решению Особого совещания, без суда приговорены к 5-летнему сроку ИТЛ по статье 58, пункт "б", т.е "контрреволюционная троцкистская деятельность», (КРТД). Эммануила отправили в лагерь в Воркуту, а Иду на Дальний Восток, под Комсомольск-на-Амуре, где ее назначили медсестрой в лагерную больницу, т.к. она была образована и знала латынь, а остальному обучалась на практике.
В 1939 году Иду Зунделевич переправили по этапу в бухту Находка, а оттуда на пароходе "Джурма"в Магадан, а затем - в лагерь Эльген Ягоднинского района Магаданской области, где в 1934—1957 годах располагался один из крупнейших сельскохозяйственных совхозов Дальстроя, на базе которого действовал Эльгенский женский исправительно-трудовой лагерь.
Вначале послали на лесоповал сучкорубом, а потом, когда в Эльгене открылся детский комбинат, назначили медсестой в группу от 0 до 1 года. В этот "детгородок" собирали детей, которые рождались у заключенных женщин по всей Колыме. В летние месяцы Иду Зунделевич отправляли работать на агробазу, где в теплицах выращивали овощи для лагерного начальства. С началом войны всех заключенных в лагере заставили расписаться в продлении срока «до конца войны». «Когда в 1941 году срок закончился, - пишет в Заявлении на реабилитацию от 16.07.56 И.Зунделевич, - мне объявили, что освободят, когда кончится война. Из лагеря меня выпустили в 1946 году. Таким образом, я провела в лагере не 5, а 10 лет…». Муж Иды Зунделевич, Эммануил Кравчик, освободился до начала войны и уехал устраиваться на Урал. Туда же с началом войны эвакуировались из Харькова родные и с ними 11-летний Артём. Ида Александровна освободилась в 1946 году и приехала в пос. Нижняя Баранча Свердловской области, где находилась семья. В октябре 1947 родилась дочь Эстер, а в мае 1949 Иду Зунделевич арестовали снова и без предъявления новых обвинений отправили в Красноярский край.
Сначала она попала на лесозаготовительный участок под названием Ермошка, который находился в 25 км от г.Енисейска. Впоследствии в Воспоминаниях о семье, куда вошли и рассказы Иды Зунделевич, Эстер напишет: «Условия жизни были очень суровыми: в одном бараке - «власовцы», «политические»… Мама вспоминала, как один из китайцев, тоже ссыльный, как-то ушел и не вернулся. Спустя несколько месяцев его нашли повесившимся в тайге. От него остался только скелет - все остальное съела мошка». Ида Александровна мечтала забрать в ссылку маленькую дочь Эстер. И как-то пешком отправилась в Енисейск, в спецкомендатуру, с просьбой перевести ее в город. Вскоре разрешение было получено, и в 1950 году Дора, сестра Иды, привезла трехлетнюю девочку в Енисейск.
Дочь Иды Эстер вспоминает: «Мама рассказывала, что вначале я боялась к ней подойти, и только, когда пошли в баню, узнала ее и больше уже не отходила. Дора уезжала на пароходе, другого пути не было: когда прекращалась навигация, город был фактически отрезан. С этого момента, с отъезда Доры, я себя помню. С ее отъездом была у меня связана песня того времени: "Прощай, любимый город, уходим завтра в море...". И на самом деле, в ней упоминаются и корабль, и прощание».
Дора, Эстер и Ида.
Из Воспоминаний И.Зунделевич: «Енисейск начала 50-х был переполнен ссыльными. Местный гебист (сохранена авторская орфография и пунктуация) как-то сказал : «Я могу открыть у себя филиал Академии Наук".
Работать по специальности могли единицы: врачи, медсестры, ремесленники. Остальные брались за любую работу. Но везде были "свои люди". Далее уже рассказывает Эстер: « На день рождения я получила в подарок огромную куклу, одетую в школьное форменное платье с черным (будничным) и белым (праздничным) передниками, а на Новый год - сверкающих белых лебедей для елки. Это были подарки с кукольной фабрики. Скрипачка Левия, дочь погибшего в 1952 году вместе с другими членами Еврейского Антифашистского Комитета киевского поэта Давида Гофштейна, играла на моем дне рождения танцы и марши для детей. Потом ее "перевели"в Красноярскую филармонию. Енисейский фотограф, тоже ссыльный, меня фотографировал, и какое-то время я красовалась в витрине местной фотографии. И если впоследствии я иногда задумывалась, почему я стала такой "общественной" , хотя росла у мамы одна (ведь брат был намного старше меня, и в детстве я его очень мало знала), то ответ, наверное, в этом братстве ссыльных в те тяжелые годы. Взрослые делали все, чтобы мы, дети ссыльных, не чувствовали их трагедии. Такая жизнь была для нас естественной. Как-то, когда они выясняли расположение какого-то дома, я им подсказала, что он находится рядом с тем зданием, куда мы ходим «на отметку». Действительно, раз в неделю ссыльные отмечались в спецкомендатуре.
Артём и Эстер.
В Енисейске мы жили на улице Сталина, снимали комнату у хозяйки-татарки. Настоящее имя ее не помню, но все называли ее Еленой Михайловной. Наша комната была самой маленькой в доме, но и самой теплой, и примыкала к огромной кухне. Вначале она была даже проходной, но позднее мама стала доплачивать хозяйке, чтобы другие квартиранты, которые жили в доме, ходили через хозяйские апартаменты. Этими другими квартирантами были тоже ссыльные: Василий Викентьевич Катульский, брат известной певицы, и его жена, которая буквально спасла Василия Викентьевича, когда он "доходил"после лагеря от пеллагры.
Обязанностью квартирантов было утром топить печь на кухне, и, когда уже становилось тепло, мама кричала Елене Михайловне: "Вставайте, барыня !". Позднее и в кухне появились квартиранты, молодая татарская пара Ахмет и Шура. В углу за пологом стояла их кровать. Вечером после работы Шура принародно мыла Ахмету ноги в тазике. А когда, видя это, ссыльные начинали его в шутку стыдить, он разводил руками и говорил: "Жа-а-на...".
За городом.
С кухней связано еще несколько воспоминаний: вкус жареной картошки со сладким чаем, покраска пола, когда ходить можно было только по доске, положенной на кирпичи от порога до порога. Но самой замечательной была последняя стадия покраски, когда кухню совсем закрывали, и все пробирались в дом из огорода через наше окно по предварительно подложенным бревнам. При нас в доме провели электричество, а до этого пользовались керосиновой лампой.
У хозяйки было две дочки: старшая Сания, или как все ее звали, Лида, от мужа-татарина, младшая - Тамара, от русского мужа. Причем, младшая явно была любимицей. Видя такую несправедливость, ссыльные всячески опекали и образовывали Лиду, и связь с ней у нас сохранилась на долгие годы после ссылки. Лида так привыкла к своему новому имени, что даже диплом в техникуме ей дали на имя Лидии Владимировны Насыровой. И только когда она распределилась в Омск на номерной завод, обнаружилось расхождение с паспортом, и пришлось доказывать, что это одно и то же лицо.
Надо сказать, что татарская община жила очень дружно. Была среди них одна душевнобольная старуха Фатима. Своего дома у нее не было, и она жила у всех по очереди. Бывало, зайдет в нашу комнату, посмотрит на фотографию Темы, моего старшего брата, в форме студента горного института и скажет: "Летчик! Вот приедет и на мне женится !"А когда они на нашей общей кухне на всех варили конину, это было настолько непривычно - лучше было из дома уходить.
С Тамарой мы были ровесницы и, помню, играли зимой на огороде. Снег лежал ровным пластом толщиной в два метра. Мы лопатой вырубали себе "магазин", делали "полки", благо материал был податливый. По возвращении домой я "утопила"в снегу валенок, пришлось производить раскопки.
Летом приезжал старьевщик на телеге, и в обмен на тряпье можно было получить замечательные вещи, вроде розовеньких пластмассовых лебедей. Жаль, что избытка тряпья у нас не было.
Ида Зунделевич с дочерью Эстер и Эсфирь Борисовна Ценципер
Так как у мамы уже были лагерные навыки огородничества, она для Елены Михайловны выращивала помидоры, которые та продавала на пристани во время навигации. С огородом у меня связано главное событие нашей ссыльной жизни. Летом 1953 года мама работала на огороде у Елены Михайловны, и я крутилась около нее, когда пришел кто-то из ссыльных с сообщением, что нас будут освобождать. Старшие обнимались и плакали, а я и вообразить не могла, что это для нас значит.
Хотя папа и помогал, жили трудно. Надо было платить хозяйке за квартиру; кроме
того, квартиранты оплачивали дрова на отопление всего дома в течение долгой и
холодной сибирской зимы. Порой, если перепадало что-то питательное или просто
вкусное, мама только делала вид, что ест, чтобы я не догадывалась, что достается
мне одной.
Кем она только ни работала! Какое-то время мама работала уборщицей в школе, но
это было очень тяжело, перед мытьем надо было ставить "на попа"тяжеленные
деревянные парты. Потом уборщицей на стадионе. Для меня там было раздолье. Как
раз тогда, летом 1952 года, к нам на каникулы приезжал из Свердловска мой брат
Тема. Он подрабатывал судьей на футбольных матчах. Батрачила мама и на огороде у
юриста Шахова, тоже ссыльного. Эту работу я помню по шаховским злым собакам,
которых я боялась. И, если уж речь зашла о животных, с тех пор я боюсь свиней.
Мы зашли к кому-то из ссыльных во двор, и огромная хозяйская свинья за мной
погналась. Мама только успела схватить меня на руки. И последнее: коров для
защиты от мух мазали дегтем. Как-то во время игры на улице я чего-то испугалась
и схватила бедного теленка, привязанного к забору за хвост. С тех пор запах
дегтя у нас так и назывался: "пахнет коровьим хвостом".
Возвращаясь к маминым работам скажу, что стадион и огород были занятиями летними. С другой стороны, попытка отдать меня в детский сад закончилась плачевно, о чем я уже писала. И мама стала стегать одеяла на дому. Из мастерской привезли большую раму, которая в рабочем виде занимала всю нашу комнатку. Вата раскладывалась равномерно на чехол, а потом все чудесным образом выворачивалось, и получалось одеяло. Оставалось только его простегать, но это тоже была целая наука. Мне мама выстегала замечательное "подростковое"одеяло из синего сатина с розочками, которое служило еще долго. Эта работа была относительно постоянной и давала какой-то заработок.»
Среди тех, с кем близко общалась Ида Зунделевич, были ссыльные: Александр Дмитриевич и Александра Васильевна Куликовы, Эсфирь Борисовна Ценципер, Софья Моисеевна Ханкина, Софья Абрамовна Тальми, Григорий Меирович и Анна Григорьевна Эрлихсоны. После освобождения, в 1954 году, Ида Зунделевич с дочерью поехала к сыну Артему, который к тому времени окончил Свердловский горный институт и получил назначение в Челябинский угольный бассейн. В 1957 году Ида Александровна с Эстер с детьми перебралась в Харьков, Артём остался на Урале. Реабилитирована Ида Зунделевич была в 1959 году. В партии не восстанавливалась.
В 1966 году Эстер поступила в Рязанский медицинский институт, и спустя два года Ида с сестрой Дорой перебрались в Рязань. В 1991 году Эстер, похоронив в Рязани Мать и Дору, с мужем и дочерью уехали в Израиль.
Перед отъездом из Енисейска
Проводы из Енисейска. Вторая слева Эстер, дочь Иды Зунделевич.
Дом по адресу ул. Крупской, 45, в котором в ссылке жила Ида Александровна
Зунделевич
Показать на карте