УЧАСТНИЦЕЙ этого «мероприятия» Вера Львовна стала совершенно случайно. Как говорится, бес попутал. А то зачем бы ей, пожилому человеку, искать приключений на , свою голову?
Шла мимо Дворца культуры, в глаза бросилось объявление: такого-то числа, в такое-то время состоится диспут по известному роману известного автора. Почему не заскочить?
Честно говоря, ей сразу пришлась не по вкусу, слишком просторная, плохо освещенная и плохо прогретая комната с задвинутой в угол елкой. Огни на елке были погашены. Тускло, словно сквозь целлофан, мерцали еще не снятые игрушки.
Диспут уже мчал на всех парах по каким-то новым, ненакатанным рельсам. На небольшом возвышении, подыгрывая себе на гитаре, пел бард, молодой, интересный, совершенно лысый. Рыжеватая бородка туго, будто капроновый чулок, обтягивала его щеки, и весь он тонкий, звонкий, в облегающем свитере, среди холодного полумрака казался представителем иных миров.
Вера Львовна давно заметила: нынешним бардам вечно чего-то не хватает. Не таланта, так голоса, не голоса, так эмоций. Этому не доставало слуха. Порой аккомпанемент и баритон (очень красивый, между прочим!) разлетались по совершенно разным орбитам. Однако ни публику, ни исполнителя это, как видно, не смущало. Притерпевшись, Вера Львовна тоже, было, успокоилась, но стоило ей вникнуть в смысл песни — сердце екнуло от дурного предчувствия: господи боже мой! Что позволяет. себе этот косметянин?! Гласность гласностью, но все-таки соображать тоже надо!
Начавшееся обсуждение не внесло уюта в ее внутренний дискомфорт. Почему-то пришел на память посмертно реабилитированный дядя Вася. Тоже высказался однажды. И где он теперь?
В войну, когда Вера Львовна — вступила в комсомольский возраст, она честно перебрала в своей анкете всех родственников. Прочитав её откровения, мать сказала:
— Дядю Васю вычеркни. Велика родня — теткин муж! Они вон где жили, а мы вон где... Они в деревне, мы в городе. Что ты о нем знаешь? Да и никто толком ничего не знает... «Враг народа»... Дура! Может он и не по пятьдесят восьмой вовсе. Нашла великого деятеля! Только что крестиком не подписывался...
Верочка тогда хорошо-прехорошо подумала и последовала материнскому совету. Сведения о дяде Васе были у нее действительно скудные. Прежде всего на память приходила частушка:
Милый Вася, я снялася
В белой кофте под ремень,
Не в которой я желала,
А в которой ты велел...
На всех гулянках исполняла ее тетя Зина, выкаблучиваясь перед мужем. Певала и после, в редкие наезды в город. Сядут с матерью за стол, пропустят по рюмочке ради встречи.. Конечно, звучала эта припевка уже грустно, со слезой.
Еще знала Верочка, что в грамоте дядя Вася был не очень силен, а по характеру задирист и криклив. Работал в колхозе конюхом, любил лошадей. Выпив, заводил с ними «разговоры», уверяя, будто его буланые и чалые «усе, как есть, понимають» и не в пример людям — «не брехливые». Однажды, крепко под хмельком «толкнул речугу» у колоды, куда привел на водопой своих гривастых. Колода располагалась близ колодца, где всегда хватает народу. Кто-то донес. Свел под шумок личные счеты с .колхозным конюхом...
Вера Львовна отвлеклась от воспоминаний, попеняла себе: чего притащилась? И еще угораздило сесть под елкой (этакий трусишка зайка серенький!). Мало того, что ветки ограничивали обзор. Стоило пошевелиться — с них за шиворот сыпались пересохшие колючие иголки. Вытянув тоненькую, по-черепашьи морщинистую шейку, она все же оглядела зал. В основном молодежь. Всякая. Есть и очень зеленая, а есть и не так чтобы уж молодая. Но как ни прикидывай, а в жизни большинства из собравшихся пожалуй не было дядь Васей, и мудрость пословиц: «Ешь пирог с грибами да держи язык за зубами» или «Промолчишь, как в саду пересидишь» — таким неведома. А зря. Быть того не может, чтобы диспут проходил на самотеке, без всякого контроля! Кто-то должен присутствовать, таинственный инкогнито с определенным заданием. Недаром же старается вон та разбитная в ультрамодном балахоне, вызывая на откровенность: — Кто еще выскажется? «Ах, не надо бы высказываться, ой, не надо бы!» — мысленно заклинает Вера Львовна, но ее телепатические волны ни до кого не доходят.
Озирается по сторонам. Что это за обесцвеченная увешанная фотоаппаратами пигалица? Щелкает, щелкает, сверкает вспышками. Кого увековечивает? Подумаешь, «событие»! Обсуждение в общем-то посредственного, наспех написанного романа, в котором самое впечатляющее — имя автора! Пленку что ли девать некуда? Или вон тот? Не старый, а усы пышные. Приклеены. что ли? Сейчас-то на плечах цивильный пиджачишко, а кто поручится, что дома не висит на спинке стула милицейский китель?..
К тому времени, когда вновь заколотился об аккомпанемент голос барда и полилась самодеятельная песня, бог знает на какой мотив и о чем, Вера Львовна совсем затосковала о своих одиноких вечерах в уютной, хотя и коммунальной квартирке: о крахмальных простынях и жиденьком, зато горячем ча ечке по утрам. О том, за что заплачено тошным однообразием конторской жизни и чего не без помощи этой оголтелой молодежи можно. вмиг лишиться...
Она поднялась и направилась к выходу. Хотела уйти незаметно. Незаметно не получилось. Скрипнул стул. Сорвался с елки и вдребезги разбился стеклянный шар. Оглушительно захлопнуло сквозняком дверь.
ДОМА, наглоталась снотворного, однако поняла: все равно не уснет. Села к столу и обо всем написала, что видела и слышала, покаянную исповедь. Ни в какое МВД она, конечно, с этим листком не побежит, но...
Пусть лежит под клеенкой. На всякий пожарный. Есть-пить не просит.
Нина АНГАРСКАЯ