Кто был - не забудет

КТО БЫЛ - НЕ ЗАБУДЕТ

Кто не был, тот будет, кто был - не забудет!” - вот такую надпись увидела на воротах Карагандинского лагеря Клавдия Сергеевна Барская. И действительно - не забыла. Как не забыли другие узники другого лагеря надпись “Каждому свое”...

provol.jpg (47632 bytes) О сталинщине рассказано уже столько, что поразить читателя новой информацией - трудно. Читатель свыкся с мыслью, что пытки у нас не просто БЫЛИ, но были основным методом следствия, что концлагеря были придуманы вовсе не Гитлером, что “щепки”, летевшие во время “рубки леса”, были не щепками, а именно лесом.

Но мы и не собираемся поражать и удивлять. Перестроившийся российский обыватель, который вместо бермудских и филиппинских чудес обсуждает сейчас в курилках любовные подвиги Лаврентия Берии, вряд ли дождется от нас сенсационных разоблачений. Мы будем рассказывать о людях обыкновенных. Не о тех, которые “вышли все из народа”, а о тех, кто из него не выходил. О тех, кто был народом. Они не славились геройскими подвигами или искрометным талантом. Да, стрелочник из Уяра, может быть, не был трезвенником, а слесарь ПВРЗв совершенстве знал не русский литературный, а русский разговорный. Но каждый из них был человеком. Живым человеком, со своими мечтами, может быть, не слишком высокими, со своими представлениями о жизни, может быть, не слишком глубокими, со своими жизненными принципами, бытовыми проблемами, привычками и пристрастиями. А им заменили имена - номерами, их фотографии сожгли перепуганные родственники; их, понимаете ли, СТЕРЛИ с лица земли в самом буквальном смысле. Наша задача - вспомнить каждого. Каким он был, как жил, что любил.

...Свидетельствует Клавдия Сергеевна Барская.

В 1932 году, благодаря ошеломившим весь мир успехам коллективизации, в стране свирепствовал голод. Не обошел он и Уссурийск, где жила тогда 15-летняя Клава со старшей сестрой Анной и двумя младшими братьями, Толей и Митей. Жили они в коммуне. В 1932 году отруби в коммуне считались лакомством, а в основном ели селедку (если, конечно, удавалось ее добыть). Сестра вышла замуж и уехала, а потом коммуна распалась, и Клава осталась с четырьмя детьми на руках (двух мальчиков взяли когда-то в коммуну из детдома, где было еще хуже). И умерли бы все с голода, но удалось пристроить Толю в воинскую часть, а Митю в училище, а сама Клавдия Сергеевне неожиданно вышла замуж. Иван Иванович Шумилов был послан ЦК в числе двух тысяч коммунистов укреплять Дальний Восток, работал в политотделе железной дороги и отвечал за комсомол.

Семейная жизнь длилась немногим более двух лет - в ноябре1937 Ивана Ивановича взяли. Дело в том, что работал он с сыном известного на Дальнем Востоке чекиста Дерибаса. Арестовали Дерибаса - и заодно смели всех, кто имел к нему хоть какое-либо отношение. А через полгода увели и Клавдию Сергеевну. Было три часа ночи, полуторагодовалая дочь спала. “Как же я ее оставлю!” - сказала Клавдия Сергеевна. “А это уже не твоя забота!” - сказали ей. В течение трех лет она не знала о дочери ничего. Только потом, когда позади был Карлаг, уже в Соликамске она узнала, что брат Митя забрал племянницу, и увез в Красноярск, к сестре. Было тогда Мите 15 лет. что это была за дорога, лучше не вспоминать: голод, холера (“от холеры” натирались тройным одеколоном), но - доехали!

Анне Сергеевне, кстати, ее поступок даром не прошел. За то, что приютила племянницу, мужу ее, комиссару Березинской дивизии, “тормознули” движение по службе, не приняли в академию. До этого выбрали делегатом на 18 съезд, но скоренько “перевыбрали”. Советовали:”Сдай ее в детдом” - ”Нет” - “Ну, как знаешь...”.

Но это все будет потом, а пока - 38 год. Всего три дня понадобилось на все формальности - 6 июля Клавдию Сергеевну взяли, а уже девятого с приговором “ЧСИР” (член семьи изменника родины) отправили этапом в Караганду. Наверное, были среди следователей стахановцы, наверное, проводили они и семинары по вопросам повышения производительности труда: все у них было “как у людей”.

Не успела юная Клава опомниться, как стала государственным преступником. За то, что она была женой своего мужа, дали ей три года (за разбой и грабеж давали столько же). “Счастливая!” - говорили ей: у многих срок куда больше.

Перед отправкой в Караганду этап провели по карцерам - в воспитательных целях. В каменных мешках, лицом вниз, висели мужчины - и кое-кто из жен узнал СВОЕГО. Несколько женщин сошли с ума, и их больше не видели.

Что рассказать вам о Карлаге... Карагандинский лагерь был громадным (величиной с Францию) совхозом-гигантом. Это был прославленный совхоз: совхоз-рекордсмен, совхоз-передовик. Это был необыкновенно рентабельный совхоз, поскольку работали в нем только заключенные, для питания которых годились любые отбросы (безотходное производство!), которым не требовалось обмундирование (Клавдию Сергеевну, например, как взяли в июле в платьице и туфлях, так она и проходила до холодов, а там уж ей собрали - с миру по нитке). Помер ЗК - земли, чтоб закопать, хватит, и опять же - удобрения (безотходное производство-то!). А помрет их много - так на воле “врагов народа” хватает”. Эффективное, в общем, было устройство: не зря Адылов успешно возродил его в наши дни (и дал стране хлопка!), а прочие дальше сезонного привлечения на сельхозработы не пошли - духу не хватило?

В общем, что рассказывать вам о Карлаге. Возьмите любую книгу о рабовладельческих временах - вот вам и карлагские реалии...

Сама Клавдия Сергеевна Карлаг вспоминать не хочет. И вообще никто из “сидевших” не хочет вспоминать лагерь. не только потому, что было холодно и голодно, что был тяжкий труд, смерть и увечья. И на войне было тяжело - но там люди чувствовали себя людьми, активными, действующими. Лагерь же убивал духовно. Вот мы пытаемся забыть, “заспать” трамвайную или магазинную обиду, когда нас “за человека не посчитали”. А лагерь - это система НЕСЧИТАНИЯ человека человеком. Изо дня в день, каждую минуту, каждой мелочью тебе напоминают, что ты - не личность, а ЛАГЕРНАЯ ПЫЛЬ, или, в лучшем случае, - рабочая скотина. В лучшем - потому что от скотины хотя бы ждут какой-то пользы, хотя бы замечают ее существование как отдельной единицы (у лошади, вон той - “звездочка на лбу, а вон та корова - пегая... .

И, когда человек вернулся к нормальной жизни, когда он с трудом восстановил собственное “я”, которое в лагере систематично попирали, когда избавился от привычки ходить “как учили”, то есть - руки за спину, он не хочет вспоминать, хотя и не забыл ничего.

...А вот “вечерние посиделки” Клавдия Сергеевна вспоминает - как ОТДУШИНУ. После 10-12 часового рабочего дня “на плантации” рабыни собирались в бараке и вышивали. Не потому, что заставляли (хотя эта продукция и продавалась потом в ГУМе), и не только потому, что время шло быстрее. Вышивка создавала подобие уюта, напоминала, что они - женщины. Рассказывали о “вольной жизни”, делились женскими секретами, иногда пели, а чаще плакали, вспоминая детей и мужей. Рассказать было что - у многих мужья были знаменитостями.

В1941 году Клавдию Сергеевну этапировали в Соликамск, на строительство целлюзного комбината. (Кстати, в шестидесятые годы на тот же комбинат попала ее дочь - правда, не в качестве ЗК, а на практику после института. Но и не такие совпадения бывали - на Красноярском ЦБК встретились как-то после многолетней разлуки супруги Йоффе: она еще “сидела”, а он уже был “вольным” и к тому же хоть небольшим, но начальником; такое и во времена Спартака представить себе было невозможно).

В Соликамске Клавдия Сергеевна сначала работала на подаче леса и распиловке, но потом ей раздробило палец, и ее перевели в бухгалтерию. Начальник, Петр Андреевич, помог разыскать сестру, а потом и перебраться в Красноярск. Оценим его поступок по достоинству - по тем временам это было подвигом. Мы вообще будем рассказывать о тех людях, которые в те годы помогали репрессированным (а это было ой как опасно!): брали на работу, несмотря на “Волчий билет”, прикрывали от гонений, ободряли, поддерживали деньгами, дровами... Это было (без всякой натяжки) - Сопротивление. эти люди не готовили заговоры, не рассредотачивались по “пятеркам”, не печатали листовки и не взрывали машины с чинами из НКВД. Но они-то и вели борьбу против сталинщины - мужественной добротой. Сталинщина разъединяла - они объединяли. Сталинщина озлобляла - они смягчали. Сталинщина принижала - они помогали подняться. Они не дали людям потерять веру в людей - и эта вера сохранилась, как золотой фонд.

В 1942 году Клавдия Сергеевна вырвалась в Красноярск. Дочь держалась за подол Анны Сергеевны, а на “тетю” смотрела настороженно. Много чего было потом - и ловля бревен на Енисее, по горло в воде, и издевательства на работе (любителей “тыкнуть” в глаза судимостью не хватало), но главное - дочь была рядом. Правда, и ей досталось - не приняли в пионеры, в комсомол, пытались “завербовать” в “стукачи”: или работай на нас, или на тебя тоже дело заведем. Саму Клавдию Сергеевну тоже в покое не оставили: и в Карлаге, и в Красноярске (в 1959 году) делались ей подобные “предложения”. Уже умер Сталин, уже расстреляли Берию, уже прошел 20 съезд, а машина - работала.

В 1956 году (Клавдия Сергеевна уже работала в крайпотребсоюзе) ей вдруг позвонили из КГБ и приказали явиться. От улицы Кирова до улицы Дзержинского она шла 40 минут - ноги подгибались. Полковник допросил ее по всей форме : фамилия, имя, отчество, статья, место заключения.

“Ну, все” - думала Клавдия Сергеевна. ”Все с начала. Хоть бы уж дочь не трогали...”

Полковник помолчал, посмаковал, насладился произведенным эффектом, а потом не без сожаления молвил: “Тут на Вас бумага пришла” и бросил на стол справку о реабилитации.

Конечно, малоприятное это было занятие для полковника. Уходили в прошлое громкие дела и напряженная работа, когда после ночных допросов мастера топора сходились в бильярдной и, с приятным ощущением поработавших людей, лениво переговаривались: “Ну, как товар?” - “Да так, сыроват пока!” - “Дозреет!” - “Дозреет, куда денется! Ну, что, разбиваем?”. А теперь перед “товаром” - кланяйся...

Времена менялись - но не изменились до конца. Скоро ветры стали дуть в обратную сторону, и полковник без работы не остался. Во всяком случае, какие-нибудь полковники консультировали того же Адылова при постройке “овощехранилища”. Так что надпись “Кто не был, тот будет, кто был - не забудет!” - не устарела. Кто был - это о Клавдии Сергеевне и о миллионах ее “понедельников”. Кто будет - это о нас. Это мы все там будем, если будем безгласны и единогласны. Если позволим еще одному параноику вскарабкаться на самую макушку.

...Ну вот, а Клавдия Сергеевна Барская сейчас на пенсии. Ей семьдесят два, она невысока, подвижна, а глаза у нее усталые. Казалось бы, все хорошо - получила в свое время квартиру в центре, дочь живет рядом - через дорогу, есть внуки и правнуки, и дома чисто и уютно. Но обида - осталась. В начале пятидесятых, например, награждали за хорошую работу, а ей было “не положено”. Крайпотребсоюз представил документы, а крайсполком “завернул”. Конечно, исполком формально прав: по положению, звание это присваивается проработавшим 20 лет и продолжающим работать. Но разве человек, проработавший тридцать с лишним лет, да несколько лет в Карлаге - не ветеран? И очень трудно убедить Клавдию Сергеевну в том, что отказ не связан с ее прошлым. Обида осталась. И ощущение, что она - “изгой”, осталось.

Мы вообще должны добиться того, чтобы бывшие репрессированные были приравнены в правах с ветеранами войны. Смерть одинаково махала своей косой и на фронте, и в лагере. Бесправный и бесплатный труд заключенных дал не меньший вклад в оборону страны, чем труд ратный.

Они пока еще живы, но их здоровье осталось в лагерях. Они живут среди нас, но мы их не замечаем. Они скоро уйдут - так давайте успеем помочь им хоть в чем-нибудь.

/Документы/Публикации 1980-е