Я, БАРЫШЕВА Александра Ивановна, ровесница Октября, пенсионерка. С 1937 года ношу в своем сердце и душе боль и печаль о погибших моих родных, незаконно репрессированных в 1937 году. Отлично помню те страшные годы, когда в ночное время забирали лучших людей, ни в чем не скомпрометировавших себя перед Советской властью. Если у арестованных были ценные вещи, то назавтра же все увозили, конечно», без понятых и описания взятого. Сотрудники НКВД все делили между собой, брали, что кому понравится.
Мой дядя, Барышев Николай Иванович, 1906 года рождения, жил в Томской области, Александровском районе, деревня Мегепучольск. Первым вступил в колхоз. Был честным и трудолюбивым тружеником с кровавыми мозолями на руках. Взят в 1937 году. Осталось двое маленьких детей. В 1940 году умерла его жена, дети беспризорничали, хватили много горя, пока их не разыскали родные. Дядя же отбывал на Колыме, в Магадане. До 1946 года о нем ничего не знали. Сумел он нам передать весточку с добрым человеком. который бросил письмо в почтовый ящик где-то на подъезде к Красноярску. В письме дядя описал свою мученическую жизнь: постоянные страдания, пытки, унижения. Били и пытали так, что, не выдержав истязаний, подписал, наконец. на себя те ложные обвинения.
Голодный, полураздетый, среди вечной мерзлоты и обжигающего холода, он работал так, что стал стахановцем, его фотография была на Доске почета...
Это ли не один из методов сталинского казарменного социализма в его динамике и действии?
В 1952 году при вручении ему паспорта и освобождении он тут же упал и скоропостижно скончался: не выдержало исстрадавшееся сердце, не перенес он той неожиданной радости, когда на освобождение не было никакой надежды.
Наш дедушка, добрый и сердечный человек, честный и неподкупный, Михаил Сергеевич Барышев, был колхозником в деревне Амбары Томской области. Был то-же взят в 1937 году. В те годы арестованных в разных районах везли в город Колпашево. одних здесь расстреливали, многих отправляли в г. Томск и везли в восточные и северные районы страны.
В 1980 году, во время большого весеннего паводка на Оби (а город Колпашево стоит на высоком берегу), бурной, стремительной водой стало подмывать берег, на котором находилось здание городского отделения милиции. Из-за плохого состояния этот дом забросили. В результате сильного напора паводковых вод от берега начали отваливаться целые пласты и глыбы земли... И вскоре обнаружилось, что там когда-то была вырыта очень большая и глубокая яма, из которой один за другим стали выплывать трупы убитых в 1937 году крестьян, одетых в простую мужицкую одежду. Жители города увидели эту жуткую картину и подняли крик... Но их тут же разогнали и не допускали близко к берегу, поставили охрану, военных. Ночью по приказу свыше с разгона разрывали это негласное «кладбище» невинно расстрелянных людей, чтобы быстрее очистить яму от трупов, замести гнусные дела... Яма была очень глубокой, с вечной мерзлотой, поэтому все трупы хорошо сохранились, даже одежда не истлела...
Трупы вылавливали и где-то захоронили, а где — никто не знает. В этой яме лежал и наш дедушка...
Как унять в себе эту незабываемую боль, как все это пережить?
Третьим подвергся репрессиям наш дядя. Типсин Николай Николаевич, врач, 1907 года рождения, работавший в Томской психиатрической больнице. Взят в 1937 году. Сидел в одиночке почти два года. Перенес разные пытки, познал на себе, что такое «каменный мешок», в котором простоял 68 часов...
Принуждали его подписать на себя ложные обвинения, но он их отвергал, за-являя: «Вы можете меня расстрелять, но я этой грязной бумаги не подпишу...». Там он и сложил в уме эти строки: «Усталость, боль пронизывают тело.../ От этой жизни хочется заснуть./ Заснуть так крепко, чтоб уже не смела/ Трудиться моя мысль когда-нибудь./ Уйти в небытие, забыть, что было/ И не страдать уж. больше ни о чем./ Быть может, там судьбы «правило»/ Направит мою тень в счастливый сонм./ В счастливый сонм, что носится в эфире, /Взирая с высоты на подлые дела. /Что так размножились в этом мире, /Как будто правит им сам демон зла...».
А вот его другое стихотворение: «Дико! Странно! /Не хочется верить.../ Представляешь всей жизни тупик. /Все равно нет возврата, засудят. /К этой мысли уж как- то привык,..».
Три раза он был на судебном «процессе». И. наконец, сумел доказать, что все обвинения были ложным наветом...
Выпустили... Вскоре перевели на работу в Московскую психобольницу. С первых дней на фронте. Дошел до Берлина, да еще после войны находился на службе там более 5 лет. Полковник в отставке, имеет награды. Пенсионер.
В семьях наших друзей было взято семь человек, в одной замечательной семье Титюцких из города Томска — сразу четырех сыновей... Остались старая бабушка да малые дети...
От детства и юности сохранились у меня непередаваемые словами жуткие впечатления от горя и страдания людей, живших в те годы в вечном, постоянном страхе...
Этот страх я носила в себе с 1937 года. Когда на улице видела человека в милицейской форме, то меня трясло мелкой дрожью...
В Нарыме до революции были в ссылке Дзержинский, Рыков и другие. Алексей Иванович Рыков жил на квартире у наших родственников. Был он очень добрый человек, его все очень уважали. После установления Советской власти Алексей Иванович вызвал к себе одну из дочерей той семьи (а они крестьяне) и взял ее себе на воспитание. Так наша тетя Луша Родюкова стала жить и учиться в Москве, потом стала работать, а по выходе на пенсию уехала на родину — в Нарым. так как в 1937 году семья Рыковых была репрессирована. Очень сердечные, теплые воспоминания остались у тети Луши о семье Рыковых, она жила у них, как родная.
БОЛИТ СЕРДЦЕ за всех погибших в годы сталинских репрессий. Об этом мой брат написал: «Каков тот список убиенных — /Ему, наверно, нет конца. /Но знаем мы теперь наверняка, /Что истины и правды той /Не поглотит ни годы, ни века!».
Всем им, жертвам страшного произвола и беззакония, надо ставить памятники и обелиски. Это наш нравственный и гражданский долг.
И еще один очень важный вопрос меня волнует как женщину, как мать, как человека, пережившего немало из-за гибели ни в чем не повинных людей. По- моему, тех, кто принимал непосредственное участие в тех кровавых делах по уничтожению наших людей, надо выводить на чистую воду, предавать огласке их имена, а самых ярых палачей привлекать к гражданскому суду. Вскрыть все сталинские злодеяния и его приспешников — это дело всего народа, наш гражданский и патриотический долг.
А. И. БАРЫШЕВА
Красноярский комсомолец 15 ноября 1988 г.