Недавно в Красноярске побывала Полина Дмитриевна Черкасова-Москвитина – жена, друг и соавтор нашего известного земляка, писателя Алексея Тимофеевича Черкасова. «Без твоего мужества в трудные годы, твоего истинного творческого участия, – писал А. Черкасов, посвящая П. Москвитиной роман «Хмель», – когда мы вместе работали, переживали горечи неудач и счастливые минуты восторга, без такого творческого союза, друг мой, я никогда бы не смог написать «Сказаний о людях тайги».
Книги сибирских писателей становятся всё популярней среди читателей. Их издание далеко уже не удовлетворяет потребность. На «чёрном» рынке, например, роман «Конь рыжий» стоит сорок рублей, «Хмель» – восемьдесят-девяносто. Произведения авторов давно перешагнули границы страны, чего так и не смог сделать при жизни Алексей Черкасов. Они изданы в Югославии, ГДР, Бразилии… И только сейчас, по прошествии более пятнадцати лет со дня смерти Алексея Тимофеевича, мы узнаем доселе неизвестные, трагические страницы книги жизни и творчества оставшихся преданными друг другу, высокоодарённых людей.
В конце ноября П. Д. Черкасова-Москвитина, несмотря на свою занятость – встречи с друзьями, писателями, издателями, партийными работниками, выступления по радио и телевидению, поделилась своими воспоминаниями и размышлениями.
-- Полина Дмитриевна, почему в трилогии «Хмель», «Конь Рыжий», «Чёрный тополь» вы являетесь «официальным» соавтором только двух последних книг, в то время как работа проходила над всеми «Сказаниями о людях тайги»?
-- Я страшно хотела, чтобы Алексей Тимофеевич реабилитировал себя на деле.
-- Он был репрессирован?
-- Трижды. 1937 год – отец расстрелян, вся семья арестована. У Алексея находят томик стихов турецкого поэта и фабрикуют на него обвинение – турецкий шпион. Год и восемь месяцев вместе с остальными заключёнными строил он Волго-Донской канал, пока дело вернулось с доследования. Второй арест последовал в 1942 году. Алексей Тимофеевич работал в то время в редакции и отказался подписаться под статьёй, в которой говорилось о послевоенной жизни страны. «Люди не поймут, – сказал он, – и подумают, что война закончилась». На следующий день его выгоняют с работы, а через десять дней арестовывают. Травля не прекращалась и после того, как я его вытащила из «дурдома», куда его засадили во время заключения. 1947 год – снова арест по доносу ныне именитых писателей.
-- Как же вы познакомились с Алексеем Тимофеевичем?
-- В сорок третьем я работала в комитете госбезопасности. Работы хватало – заключённых было много. Небольшие письма просматривали мои подруги, письма побольше подбрасывали мне, читала я быстрее, знала даже иностранные языки. И вот однажды в мои руки попал толстый свёрток с вложенным внутри лиловым подснежником. Страницы письма к матери (я даже адрес её запомнила: Минусинск, Подсинская, 41), полные любви, отчаяния, тягостных раздумий, стихи тронули меня до слёз. Человек, писавший из психиатрической больницы, очень просил… бумаги. Мы с подругой Люсей Гомоновой взяли хлеба, махорки, бумаги и пошли в больницу – первый раз не пустили, но когда удалось пройти во второй, увидели тощего, обессилевшего человека лет пятидесяти (а ему в то время не было и тридцати). Началась борьба за освобождение. С помощью родных, которые не одобряли моего поступка, я связалась с прокуратурой. Не отказалась, как настаивало руководство, от своего письма прокурору Абрамову. Алексея Тимофеевича освободили, а меня выгнали из КГБ «по несоответствию занимаемой должности». Находиться более в Красноярске было нельзя – Алексею не вернули ни паспорт, ни диплом агронома, к тому же здоровье его было основательно подорвано. Решаем ехать под Минусинск, где в то время были большие поселения старообрядцев и небольшая пасека – у моих родителей.
-- Недаром кержаки-старообрядцы считают «Хмель» «своей» книгой.
-- Общение с этими людьми дало богатый материал для романа. Черкасов садится за восстановление погибшего «Ледяного покрова», который читал ещё Горький. Но фактически была написана другая, новая, переосмысленная книга – «Хмель». Через год у нас родился ребёнок, а в сорок седьмом на теплоходе «Академик Павлов», где капитаном плавал Михаил Демьянович Селиванов, мы снова возвращаемся в Красноярск.
Алексей и Полина Черкасовы по воспоминаниям (ныне директора музея пароходства) М. Д. Селиванова, с его разрешения всё время от Минусинска до Красноярска находились в рубке. Когда проезжали родину Черкасова – село Потапово (сейчас оно на дне Красноярского водохранилища), Алексей погрустнел, начал рассказывать о детстве, односельчанах, чьи имена хорошо помнил. Вторая случайная встреча Селиванова и Черкасовых переросла в крепкую дружбу. Как дражайшие реликвии бережёт бывший капитан написанные крупным размашистым почерком на успевших уже пожелтеть листах бумаги письма А. Черкасова.
«29 июля 1969 года.
…Приятно и радостно сознавать, что в Сибири, в нашем родном Красноярске есть у
нас истинные друзья – Ваша семья!
…Тот рейс остался у меня не только в памяти и сердце, но и в моих записках, которые, если бог даст здоровья, думаю осуществить в своём будущем романе. Как он сложится, этот роман, я ещё твёрдо не знаю, но главная фигура романа – капитан Селиванов. На будущий год, если мне удастся, я специально приеду к Вам, чтобы сплавать ещё в один рейс на Север – подмолодить впечатления, чтобы начать потом работу над романом. В капитане Селиванове (у меня в романе – Селижанов) я вижу фигуру незаурядную, с беспокойным характером, человека, который не терпит бесхозяйственности, анархии, рутины и умеет сплачивать вокруг себя разных и всяких людей, не боится ни чёрта, ни бога – сам себе бог…»
-- Судя по рассказам речников, вас с ними связывают давние узы дружбы.
-- Я бы сказала больше – речфлот породил Черкасова и Москвитину. Когда было трудно, все эти люди мне помогали, в страшных условиях подставляли плечо.
«…Ваши чудесные ребята, Михаил Демьянович, оказали такую неоценимую помощь моей жене, Полине Дмитриевне, во время погрузки, что я прошу Вас, передайте им мою особенную, искреннюю благодарность!
Контейнеры пришли в Симферополь через 12 дней – всё в полном порядке, как будто на руках перенесено: ни царапинки, ни урона!.. И это всё зависело от аккуратной загрузки их Вашими ребятами…».
-- Всё же что заставило вашу семью покинуть Красноярск в 1969 году?
-- Нездоровые отношения, сложившиеся между Черкасовым и красноярскими писателями и издателями. Вдобавок у Алексея открылось кровохарканье, и мы понадеялись на перемену климата физического и нравственного.
-- Встретили нас в Симферополе прекрасно, но застой духа царил повсеместно – в глаза говорят хорошо, а делают наоборот. Гонорар за переиздание книг становился всё меньше, средства начали оскудевать. Парализованным продиктовал Алексей Тимофеевич роман «День начинается на востоке».
Когда он умер и вторые сутки лежал в квартире, я всё ещё обивала пороги по
поводу аванса на книгу – не было денег даже на похороны. Прокурор просьбу
отклонил, а когда уходила, своему коллеге сказал, что не в писателе дело – не
надо нам второго Солженицына с тремя судимостями. (Но ведь его же полностью
реабилитировали!).
Только с помощью адвоката мне удалось за соавторство добиться персональной
пенсии в сто рублей. Решением Красноярского крайисполкома дали специальные
талоны на бесплатный проезд в Красноярск и обратно. Правда, на Украине эти
талоны проштамповать отказываются – приходится посылать их в Красноярск, чтобы
уже здесь через друзей взять билеты.
Из письма П. Д. Черкасовой-Москвитиной М. Д. Селиванову 30 января 1987 года:
«…Вам посчастливилось прожить на одном месте, а земля родная и под старость питает своими силами. Другое дело – моя судьба. Я на неё не жалуюсь, премного ей благодарна, но бывают такие кризисы духа, упадки, что и не знаешь, как из них живой выбраться. В один из таких кризисов я и послала Вам свою рукопись, боясь, что умру внезапно, а тут всё растащат. Сейчас этот кризис духа вроде бы миновал. Я на всё смотрю спокойно. Долг свой перед памятью А. Т., перед литературой и перед обществом я по мере своих сил выполняла и выполняю. Но мне очень больно и обидно, что ровным счётом ничего больше не могу сделать, даже для таких друзей, как Вы. Я не могу Вам прислать ни одной книги – у меня их попросту нет. Хотя в Москве только (в 1986 году) вышел трёхтомник: «Хмель», «Конь Рыжий», «Чёрный тополь». Я ездила туда, писала. Всё напрасно. Я не член СП, вот они меня и унижают. Когда был жив А. Т., мы брали по 300 штук. А теперь мне не дают. Красноярцы… присылали, но зато биографию они «зарезали». Он сказал на смертном одре» «Напиши эту книгу в первую очередь!.. Пиши правду, только правду – по документам…». Я это выполнила, чтобы только разорвать ложь, которую десятилетиями поливали нам на голову! Прав был Евтушенко, когда предостерегал от… потомков Сталина. Всё мы вынесли, и вот теперь только бы жить да радоваться. Но как радоваться, когда даже книг собственных нету, и голоса нету, и сил, а денег – кот наплакал. Лишний раз не поедешь на родную сторонку. Одно утешение – казённая квартира. Да к пенсии 20 рублей прибавили. Теперь 120 рублей получаю…».
-- Как сейчас обстоят дела с изданием биографии Алексея Черкасова, которую вы написали?
-- Пятнадцать лет в рукописи – никто не берёт. Предлагала журналам. В «Молодой гвардии» отказались, в «Огоньке» сказали, что больше печатного листа (я разрешала сокращать). Надеюсь на помощь в родном городе. Кроме того, у меня собран колоссальный архив писем, дневников, рукописей. Наберётся целый том, если его издать, стихов, которые Алексей Черкасов писал на протяжении всей жизни.
-- Интересно, книга о Селижанове написана?
-- «Была ли у старика луна?» осталась незавершённой. Не дописал Алексей книгу о капитане, но его характером, который под стать одному лишь Енисею, наделил главного героя своих произведений – народ сибирский.
Не забыты остались капитаны на страницах писем Черкасова: «…конечно, помню капитанов: Чекизова – беспокойный, особенно когда он «навеселе», земляка из Балахты – Данцера, Киреева (особенно по стихотворению Михаила Демьяновича, когда Киреев в «лаптях»), и сухопутных речников – Климкина (обещалкина), степенного Кольцова, и многих, кого я помню и знаю, – а вся ваша бассейновая семья енисейских капитанов – это просто чудо!.. …Передавайте мой сердечный привет всей вашей команде «Чехова» и капитанам – Данцеру, Кирееву, Чекизову, сухопутникам – Кузьменко, Кольцову и Климкину…».
-- Полина Дмитриевна, не подумываете ли вернуться в Красноярск?
-- Хочу переехать и перевезти прах мужа на родную землю.
Вот как порой приходится возвращаться на родину писателям, чьи жизнь и
творчество – постоянная борьба за возвращение людей к правде, добру,
справедливости.
В. Гринив.
Речник Енисея, № 51, 24.12.1988.