По инициативе журнала «Огонек» во Дворце культуры производственного объединения Московский электроламповый завод с 19 ноября будет проходить НЕДЕЛЯ СОВЕСТИ, посвященная памяти жертв сталинских репрессий
Их были миллионы, лучших сынов Отечества,— партийцев, ученых, земледельцев, военных, рабочих, студентов, врачей, их жен и родственников, вырванных из общества, из жизни,— сгноенных в застенках, на этапах, в средневековом кошмаре лагерей. Их детей, поверженных в горькое, жестокое сиротство. Миллионы честных, талантливых, трудолюбивых людей, которых обрекли на рабство...
Такое не выбросить из истории, не забыть. Неделя совести всем нам должна еще раз напомнить об этом. И тот, кого бедой опалила судьба, и тот, кого пощадила, но равнодушным к справедливости не сделала, не могут не думать о том, чтобы страшное время не повторилось.
Поэтому, наверное, бережно хранят люди скупые свидетельства трагедии: пожелтевшие листки лагерных писем, не изъятые при обыске, случайно уцелевшие фотографии, справки о реабилитации,— то, что смогло уцелеть, пройдя сквозь десятилетия. Их приносят в редакцию, присылают в ДК МЭЛЗ — для Стены памяти. Сотни, тысячи писем, истории разные, но, как одна, похожие. Больше всего поражает, как в нечеловеческих условиях, перед лицом смерти люди смогли сохранить человеческое достоинство, благородство. Можно только догадываться, что делалось в их душе, но на волю, близким слали они добрые, нежные письма.
«Моя славная, моя дорогая Лизок, это письмо я просил отправить тебе только после моей смерти. Милая моя, не отчаивайся, мало ли что приходится в человеческой жизни переживать. У нас хорошие дети, которым еще много нужно хороших советов, и они все это от тебя получат, и у тебя жизнь заполнена для них. Я знаю, моя славная, что смерть моя для тебя большое, большое, тяжелое будет горе, но, милая, мужайся — старайся забыться в работе, в заботе о детях».
Это прощальный привет жене в мае 35-го года из Сыктывкара от Т. В. Морозовского, бывшего начальника одного из отделов Центрального телеграфа. Сын Тихона Владимировича разыскал могилу отца, привел в порядок и зарисовку вместе с этим письмом направил в адрес Недели совести.
Самые светлые, щемящие сердце весточки от матерей, жен «врагов народа» — детям. Вера Федоровна Берсенева писала 23 октября 1943 года под Тайшетом:
«Мои ненаглядные зайчатки, родные мои! Самое большое мое мученье в том , что я далеко от вас и ничего о вас не знаю. По сравнению с этим страданьем все остальные пустяки. Не тревожьтесь обо мне, я здорова и спокойна. Старайтесь сохранить здоровье и бодрость, любите друг друга, заботьтесь друг о друге, помогайте друг другу во всем, тогда можно перенести все трудное. Думаю о вас день и ночь и молюсь только о том, чтобы вы все, мои любимые, были живы и здоровы и не терпели голода и холода.
Я переношу свою жизнь хорошо. Мне почти ничего не нужно. Если сможете, пошлите мне маленькую посылку. Вложите туда прежде всего бумагу, чтобы я могла писать вам, и пару карандашей, иголки и нитки, чтобы починить мои вещи, тряпочки на заплатки и на носовые платки. Если возможно, немного мыла, соли и табаку. Только если это не трудно. Продуктов никаких не думайте посылать, не отрывайте от себя, мне достаточно моего пайка. А бумаги у меня нет, и я больше не могу писать...»
Материнская любовь поднимала женщин над мраком и ужасом, заставляла забыть о голоде, болезнях, унижении и сочинять для сыночка сказку. Такую чудную «Сказку про мишку» в стихах написала и прислала Димочке из лагеря его мама Рената Иосифовна Потокер в сентябре 39-го. В семье сохранился и корешок денежного перевода от 12 декабря с припиской: «Посылаю моему любимому Димочке немного дене г к празднику, побалуйте его. Я теперь стахановка...»
Разные документы приносит почта для Стены памяти. Пенсионерка Нелли Ивановна Макарова из Клина перечислила в фонд Мемориала сто рублей — выходное пособие по реабилитации ее родственника, бывшего латышского стрелка Павла Мартыновича Мельбарда. Эти деньги, как святая реликвия, хранились в семье неистраченными. Жену его постигла участь жен «врагов народа», сын Алик ушел на фронт, погиб девятнадцатилетним, в 42-м. Только через одиннадцать лет, летом 53-го, мать получила в лагере извещение о его смерти. Сохранилось и почти истлевшее письмо Алика матери в лагерь: он уговаривает ее написать Берии о пересмотре дела.
Сколько же было тогда таких писем, оставшихся без ответа...
Вот еще одно свидетельство — копия прошения Василия Афанасьевича Гусынина, профессора Казанского института усовершенствования врачей, от 1 ноября 1939 года:
«Генеральному секретарю ЦK ВКП(б)
Товарищу Сталину Иосифу Виссарионовичу
Глубочайшая вера в правду побуждает меня искать справедливости у Вас ,величайшего гуманиста нашего времени. Не милости прошу я у Вас, а суда правого. Я прошу у Вас защиты и помощи человеку, невинно осужденному тройкой НКВД Татарии в Казани и сосланному в один из отдаленных лагерей в ноябре месяце 1938 года сроком на 10 лет. Этот человек — моя жена... В основу обвинения положено якобы «собственное признание обвиняемой». В чем состояло это признание и какими методами воздействия следственной власти добыто, я не знаю, но правдивость следственного заключения уже потому должна считаться несостоятельной, что жена моя, будучи в тюрьме, обжаловала обвинение на имя Прокурора Союза тов. Вышинского. К с ожалению, жалоба ее, по всей вероятности, не дошла по назначению...»
Теперь мы знаем: дошла, но осталась без внимания. Как и эта — на имя Сталина. И как выбивали такие признания, мы теперь тоже знаем. Маргарита Павловна Петрова из Риги свидетельствует: «Многие десятилетия спустя довелось читать и слышать рассуждения о том, «подписал или не подписал» обвиняемый протокол. Заявляю: после пыток это не имеет значения».
На одной из фотографий, сопровождающей рукопись, прелестное, юное существо с точеным профилем и пышными волосами. Головка повернута, слегка опущены ресницы, у пле-ча роскошная роза. Благополучная красавица, любящая и любимая... Такой была М. П. Петрова в 37-м, когда ее взяли с пятого курса Московского мединститута и швырнули в Бутырскую тюрьму.
«Как задвинули дверью к параше, так и стояла трое суток, пока не свалилась. Заталкивали старых большевичек, уцелевших после царских тюрем и ссылок, и первое, что мы от них слышали: «Теперь я ничего не понимаю». Мы— тоже...»
Это из ее воспоминаний. Вот еще:
«Люди гибли на этапах. Больше мужчины... Разговор двух оперов: «Ну, и что ты с ней делал?» — «А я ее списал на этап...»
Чита. Тюремный дворец. Однажды случилась встреча. Боксы, на дверях глазки, я— в проходе. Вдруг мужской голос: «Я— Григорий Крылевецкий (комбриг авиабригады, соратник мужа М. П. Петровой.— Ред.). Марочка, не волнуйся. Сейчас Павлуше лучше».— «Что с ним? Я ничего не знаю».— «Он в больнице. Избили на допросе. Ключицу сломали». «Гриша, что же это делается?» — «Сами не понимаем. Бьют нас насмерть. Все наши летчики без зубов. Подписывают черт-те что... »
Наконец поняла - меня гонят следом за Павлом»
Павел Марченко—коммунист с 17-го года, военком авиабригады. Репрессирован в 37-м, погиб на Колыме в 47-м.
Михаил Львович Гоберман, профессиональный революционер, вместе с Лениным возвратился в 1917 году из Швейцарии, из эмиграции. Сражался с белогвардейцами, бежал из плена накануне расстрела. Затем был на ответственной партийной работе в Коминтерне. После реабилитации в 56-м записал все, что происходило с ним после ареста.
«Только на первых порах своего заключения я приходил в ужас от жестокости, бессмысленной злобы, издевательств , доходящих до садизма, со стороны прокурорского надзора и всех звеньев МГБ и НКВД. Во время одного из ночных допросов в комнату следователя вваливаются еще три следователя из соседних комнат. После отборной ругани по моему адресу они решили позабавиться и произвести «психическую атаку». Они установили меня лицом к стене и по команде — раз, два, три — инсценировали мой расстрел. Три резких хлопка, и с хохотом: «Что же ты, 6...ь, не падаешь?»— тройка удалилась».
Идут в адрес Недели совести свидетельства той поры, не столь уж от нас далекой. Приходят люди, предлагают помощь в организации Недели. Самой первой, после публикации в «Огоньке» № 29 о выставке проектов Мемориала, пришла в ДК МЭЛЗ Ирина Александровна Орлова. Ее отец в 38—39-х годах — начальник разведывательного управления Наркомата обороны, реабилитирован посмертно. Сказала: «Я буду делать все, что нужно». К ней первой попадают теперь все ваши письма.
А что заставило Диму Юрасова, студента Московского историко-архивного института, уже несколько лет собирать картотеку с именами и сведениями о жертвах репрессий? Сидеть до закрытия в библиотеках, по ночам, чтобы все успеть — днем работать, вечером учиться,— заполнять карточки? Он уже может назвать 131 тысячу узников сталинизма, а почта Недели совести называет все новые имена.
Что побудило Молодежный культурный центр горкома комсомола подмосковного города Химки взять на себя финансовое обеспечение Недели?
Какая была нужда Александру Вадимовичу Вологодскому, сорокалетнему доктору физико-математических наук, сотруднику Института молекулярной генетики, и двум его тридцатилетним друзьям — Виктору Вахнину и Юрию Потоцкому — летом, в отпуск, за свой счет ехать из Москвы на берега Енисея, чтобы пройти по путям недостроенной и забытой железной дороги Салехард — Игарка, которую прокладывали руками «врагов народа»?
Только ради одного— не дать исчезнуть Памяти.
После реабилитации 56-го года лагерь в поселке Ермаково, в ста километрах южнее Игарки, опустел, и строительство прекратили. А жили здесь раньше пятнадцать тысяч невольников. В одном из бараков, где, видно, находилась администрация, кто-то из членов этой экспедиции случайно задел печь. Выпал кирпич, и из отверстия посыпалась картотека с делами узников.
На снимках, которые сделали и принесли А. В. Вологодский и его друзья для показа на Неделе совести,— густо зарешеченные колючей проволокой окна, разваливающиеся бараки с рядами грубо сколоченных нар, чудом сохранившаяся прибитая к ним дощечка с именем: Кобешов Владимир Петрович...
На одном из снимков, можно сказать, символическом, обветшавшая сторожевая вышка, которую старается затянуть, скрыть от глаз плотно обступившая лесная поросль. Но окончательно похоронить ее пока не удается. Верхушка торчит, тянется вверх, нагло себя утверждая.
...Обществу нельзя не очиститься до конца от скверны сталинизма. Потому и воздвигаем Мемориал и проводим Неделю совести.
Ольга НЕМИРОВСКАЯ
Огонёк 1988 г., № 46