К 70-летию со дня рождения А.Е.Шварцбурга
Уже
четырнадцать лет его нет рядом с нами. Но, думая о
нем, не могу избавиться от ощущения: откроется
дверь, в редакционную комнату войдет Ананий
Ефимович Шварцбург, пошутит, расскажет анекдот,
положит на стол очередную статью, пригласит на
концерт и уйдет, оставив после себя особую
атмосферу оптимизма, доброты, человечности.
Оптимизма? Многим это покажется невероятным, что
человек, переживший весь кошмар сталинской
эпохи, остался оптимистом и даже чуть-чуть
романтиком. Но это так.
В 1938 году, когда его арестовали, он учился на втором курсе Московской консерватории в классе профессора К.Игумнова. Инкриминировали чудовищное: молодой пианист — японский шпион. Потому что родился и рос в Харбине. Там же в совсем юном возрасте давал первые публичные фортепианные концерты. В тридцатые годы семья возвратилась из Харбина с большими надеждами — дать сыну лучшее консерваторское образование. Надежды эти не сбылись.
После месяцев пыток и избиений Ананий Шварцбург “признался”, что он японский шпион и был осужден с отправкой в колымские лагеря. Он наверняка бы погиб на Колыме, если бы в этих нечеловеческих условиях не попались на его пути добрые, порядочные люди. Именно они дали возможность молодому пианисту играть в клубе. В журнале “Советская музыка” № 5 за 1988 год опубликованы письма выдающегося болгарского философа, музыковеда и музыканта Д.Гачева, который тоже был репрессирован. Они были отправлены с Колымы в Москву жене Дмитрия Гачева, работавшей в Московской консерватории.
“...Кстати,
в наших скитаниях встретил двоих твоих учеников,
Мишу Михеева, кларнетиста... и пианиста
Шварцбурга, который работает в хорошем клубе. У
обоих лучшие воспоминание о тебе как
преподавательнице истории музыки в Московской
консерватории. Особенно меня поразил Шварцбург
из класса профессора Игумнова. Это яркая
индивидуальность, высокоинтеллигентный,
культурный, широкообразованный юноша, с
благородными порывами — полная
противоположность большинству московских
пианистов — тупых и ограниченных самовлюбленных
нарциссов”. И далее: “...прошу очень послать для
моего друга Шварцбурга мне лично следующие ноты:
Глинка “Патетическое трио”, Балакирев
“Исламей”, Шостакович “Полька”, Прокофьев
“Наваждение”, Дебюсси “Детский уголок”,
Бах-Бузони “Чакона...”
Десять лет на Колыме. Затем — освобождение. Отъезд в Грузию для поправки здоровья. Новый арест. Высылка в Красноярский край. В Енисейск. Только в 1954 году Ананий Ефимович становится полноправным гражданином. Наверное, он мог бы вернуться в Москву. Где-то играть. Но продолжать консерваторское образование в 36 лет было поздно. А жить в музыке хотелось. Без нее не мыслилось существования. Что делать? И А.Е.Шварцбург принимает решение: остается в Красноярске. Поступает на работу в Красноярскую филармонию. Солистом. Лектором. Впоследствии — художественным руководителем.
Если бы не репрессии эпохи культа, Ананий Ефимович, быть может, стал бы лауреатом конкурсов, выдающимся советским музыкантом. Увы, судьба распорядилась по-другому. Пианистом с мировым именем Шварцбург не стал. А вот в Красноярске он очень быстро стал и любим, и популярен, и необходим самому широкому кругу любителей музыки.
В нем был заложен бесценный дар просветительства. Сегодня мне как-то трудно даже представить, что один человек, причем отнюдь не богатырского здоровья, мог вести столь обширную деятельность. Он готовил сольные программы. Читал лекции с фортепианными иллюстрациями собственного исполнения. Солировал с симфоническими оркестрами страны, приезжавшими на гастроли в Красноярск. До сих пор помню, как тщательно готовился Ананий Ефимович к тройному концерту Бетховена с Московским симфоническим оркестром под управлением Вероники Дударовой. Отлично помню этот концерт, состоявшийся в дни празднования столетнего юбилея Владимира Ильича Ленина. Шварцбург играл прекрасно. Исполнительскую манеру его всегда отличала высокая культура.
Но этого мало. Как художественный руководитель филармонии А.Е.Шварцбург принимал участие в составлении и реализации обширных планов музыкального лектория. Он встречал и провожал известных музыкантов-гастролеров (большинство из них были его друзьями по консерваторской юности), он присутствовал на их концертах, он ездил вместе с ними по городу и краю. Он успевал все. И делал все на совесть. Как организатор, музыкант, пропагандист. И сейчас, когда наша музыкальная жизнь в краевом центре стала и разносторонней, и более профессиональной, появились симфонический оркестр, оперный театр, расширилась филармония, лично мне в этом обширном музыкальном контексте очень не хватает сероглазого, доброго, открытого людям человека. Настоящего музыканта, который, уверен, органично вписался бы во все то, что делается сегодня в Красноярске для музыки.
В феврале должен состояться благотворительный концерт, посвященный юбилею А.Е.Шварцбурга. Хотелось бы, чтобы краевая филармония сумела организовать его таким образом, чтобы в нем приняли участие музыканты Красноярска, Москвы. Ленинграда, Свердловска, близко знавшие Анания Ефимовича. Чтобы этот концерт стал концертом-памятью поколению, подвергнувшемуся в тридцатые годы тяжким испытаниям. Чтобы средства от него пошли на сооружение памятника невинным жертвам сталинских репрессий. И еще одну надежду лелею: может, наш краеведческий музей выделит хотя бы небольшой уголок, в котором найдет отражение подвижническая культурно-просветительская работа Анания Ефимовича, дела его яркого двадцатилетия в красноярском искусстве.
В. ЕВГРАФОВ
“Красноярский рабочий”, 18.01.89